Чертов беспроволочный телеграф! Алекс уже не был одним из действующих лиц в зале суда, но его имя все еще служило обильной пищей для сплетен.
– Очень редко, – соврал он.
– Я упомянула о твоем романе с «Джонни Уокером» только потому, что беспокоюсь о тебе.
– В таком случае ты здесь единственная, кто беспокоится. – Услышав в собственном голосе что-то похожее на жалость к себе. Алекс немного ослабил броню, и выражение его лица смягчилось. – Я благодарен тебе за заботу, Линда. Я знаю, что немного повредился в уме, когда на меня свалилось все это дерьмо, но сейчас я в порядке. Честно. Так что можешь безжалостно опровергать все сплетни, которые обо мне услышишь.
Помощница шерифа скептически посмотрела на него, но решила оставить неприятную тему.
– И что же привело тебя сюда сегодня?
– Просто пытаюсь нащупать идею для новой книги. Предстоящий процесс над Рейесом может оказаться полезным.
Глаза Линды подозрительно сузились.
– Есть какая-нибудь причина, по которой из всех судебных процессов ты выбрал именно дело Рейеса?
Алекс уже несколько месяцев пристально следил за этим увлекательным процессом.
– В нем есть все составляющие захватывающего романа, – объяснил он. – Незаконная любовная связь. Религиозный подтекст. Любовники застигнуты врасплох разъяренным мужем. Орудие возмездия – бейсбольная бита – намного драматичнее, чем пуля в субботнем детективе. Кровь и мозги на обоях. Мертвое тело, отправленное в морг.
– Тело было не совсем мертвым.
– Но ведь мозг умер, – возразил он.
– Такова точка зрения медиков, но не юристов, – напомнила Линда.
– Адвокат Рейеса утверждает, что его подзащитный в действительности не убивал свою жертву, поскольку сердце было сохранено живым для последующего употребления.
– Употребления, – презрительно повторила она. – Эти чертовы доктора говорят так, как будто речь идет о каком-нибудь ватном тампоне, а не о человеческом сердце.
Алекс кивнул.
– Так или иначе, этот процесс растревожил целое осиное гнездо адвокатов, – продолжила Линда. Если труп на самом деле не был трупом, когда они взяли у него сердце для последующего употребления, действительно ли Рейес виновен в убийстве?
– К счастью, ни мне, ни тебе этого решать не придется, – сказал Алекс. – Это дело присяжных.
– А если бы ты был одним из них, как бы ты решил?
– Не знаю, я ведь еще не выслушал всех свидетелей. Но очень хотел бы это сделать. Ты знаешь, в каком зале будет проходить процесс?
– Знаю. – Она ухмыльнулась, обнажив несколько золотых зубов. – А что я за это буду иметь?
Любой служащий суда мог бы назвать ему номер интересующего его зала, но Алекс решил подыграть ей.
– Пару-другую кружек пива после того, как закончишь работу.
Линда улыбнулась.
– Я-то больше рассчитывала на обед у меня дома. А потом… Кто знает…
– Правда? И что же это?
– Бифштекс с картофелем и секс. Не обязательно в этой последовательности. Признайся, Алекс, мой мальчик, это лучшее предложение, которое ты сегодня получил.
Он засмеялся, не принимая ее слова всерьез и зная, что она на это вовсе и не рассчитывала.
– Прости, Линда. Сегодня не могу. Занят.
– Я, конечно, не королева красоты, но моя внешность обманчива. Я знаю толк в мужской анатомии. Могу заставить тебя плакать от благодарности. Клянусь. Ты просто не знаешь, от чего отказываешься.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – с серьезным видом проговорил он. – У тебя бездна сексапильности, Линда. Я давно это знал.
Ее улыбка стала шире.
– Это чистейшее вранье, но ты всегда умел ловко врать. Иногда я даже верю тебе. Поэтому я думаю, как писатель ты будешь иметь успех. У тебя просто талант заставлять других верить в то, что ты им рассказываешь. – Она легонько толкнула его локтем. – Пошли, красавчик, я провожу тебя в зал заседаний. Они скоро начнут выбирать присяжных. Постарайся не нарушать общественный порядок, ладно? Если ты напьешься и начнешь дебоширить, и тебя выкинут из зала, я не хочу нести за тебя ответственность.
– Обещаю вести себя наилучшим образом. – Он нарисовал около сердца воображаемый крест. Помощница шерифа фыркнула:
– Ну вот, как я и говорила, чистейшее вранье.
Процесс над Полем Рейесом по обвинению в убийстве вызвал большой интерес и любопытство широкой публики. Каждый день Алексу приходилось приезжать в суд все раньше и раньше, чтобы успеть занять место. Большинство мест в зале было занято друзьями и родственниками Рейеса.
Прокурор делал основной упор на показания первых полицейских, прибывших на место преступления. Он не скупился на кровавые детали. Когда присяжным предъявили глянцевые фотографии, те содрогнулись от ужаса и отвращения.
Адвокат организовал целую фалангу друзей и коллег Рейеса по работе, включая даже священника, и все они свидетельствовали о его незлобивом характере. Только измена любимой жены могла толкнуть его на такой акт насилия.
Суд выслушал показания санитаров, вызванных на место преступления самим Рейесом. Те заявили, что, когда они прибыли, у жертвы прощупывался пульс. Врач пункта «скорой помощи» установил, что деятельность мозга прекратилась, и поддерживал жизнь сердца и легких с помощью специальной аппаратуры, пока не было получено разрешение на использование органов и тканей для донорских целей. Хирург, проводивший соответствующую процедуру, свидетельствовал, что в момент изъятия сердце еще билось.
Эти показания вызвали в зале настоящий фурор. Судья стучал по столу молотком. Помощник прокурора округа старался согнать с лица озабоченность, но ему это плохо удавалось. По мнению Алекса, прокурору надо было предъявить обвинение не в преднамеренном, а в неумышленном убийстве. Преднамеренное убийство подразумевает умысел, который в данном случае нельзя было доказать. Но самым плохим в деле Рейеса было то, что человек, переживший его нападение, не мог давать показания.
Несмотря на эти неудачи, окружной прокурор произнес блестящую речь, в которой суммировал все показания и настоятельно просил присяжных признать подсудимого виновным. Умерла жертва в момент удара или не умерла, Поль Рейсе нес ответственность за смерть человека и потому должен был быть осужден.
Адвокату ничего не оставалось, как снова и снова напоминать членам суда присяжных, что, когда жертва действительно умерла, Поль Рейсе находился уже в тюрьме.
Дело было передано на рассмотрение присяжных после трех дней заслушивания свидетельских показаний. Четыре часа и восемнадцать минут спустя было объявлено, что присяжные пришли к соглашению относительно приговора, и Алекс одним из первых вернулся в зал заседаний.
Он пытался угадать настроение присяжных по мере того, как они занимали свои места, но по их непроницаемым лицам ему ничего не удалось прочитать.
Когда обвиняемому велели встать, в зале воцарилась тишина.
Невиновен.
Колени Рейеса подогнулись, но торжествующий адвокат поддержал его, чтобы он не упал. Родственники и друзья ринулись обнимать его. Судья поблагодарил присяжных и отпустил их.
Репортеры жаждали получить интервью, но адвокат Рейеса не обращал на них внимания и подталкивал своего подзащитного по центральному проходу в направлении выхода. Когда Рейес поравнялся с тем рядом, где сидел Алекс, он, должно быть, почувствовал на себе его пристальный взгляд.
Рейес внезапно остановился, повернул голову, и на какое-то мгновение их взгляды встретились.
Глава 6
Май 1991 г.
Есть. Спать. Дышать. Эти жизнеобеспечивающие действия теперь стали чисто механическими. Зачем утруждать себя? Жизнь больше не имела смысла.
Утешения не было – ни в религии, ни в медитации, ни в работе, ни в изматывающих физических упражнениях, ни в приступах ярости. Все было испробовано, чтобы притупить щемящую боль потери. И все равно она не утихала.
Спокойствие было недостижимо. Каждый вздох был отягощен печалью. Мир уменьшился до крошечного круга, где царило предельное страдание. Очень немногие побуждения проникали сквозь оболочку скорби. Человеку, настолько глубоко погрязшему в пучине горя, мир казался одноцветным, полностью лишенным звука и запаха. Скорбь была настолько сильна, что парализовывала.
Эта безвременная смерть была несправедливой и приводила в бешенство.
Почему это случилось именно с ними? Никогда еще двое людей не любили друг друга так сильно. Их любовь, нежная и чистая, должна была бы длиться годами, а потом продолжаться после смерти. Разговаривая об этом, они клялись друг другу в вечной любви.
Теперь их любовь больше не могла быть бессмертной, потому что сосуд, в котором она жила, был изъят и передан кому-то другому.
Этот посмертный вандализм внушал отвращение. Сначала отнять жизнь, а затем лишить самого смысла существования, той обители, где хранился этот милый дух.
И теперь это бесконечно любимое сердце продолжало стучать в груди какого-то незнакомого человека.
Стоны наполнили эхом небольшую комнату. «Я больше ни дня не смогу это вынести. Не смогу».
Несмотря на то что возлюбленное тело покоилось на кладбище, сердце продолжало жить. Сердце продолжало жить. Эта всепоглощающая мысль не давала покоя и сковывала сознание, от нее некуда было деться.
Скальпель хирурга действовал быстро и уверенно. Как ни больно было это сознавать, содеянного уже не исправить. Сердце продолжало жить, в то время как душа оказалась несправедливо осуждена на вечную ущербность и неполноту. Дух обречен бесконечно и тщетно искать свой дом, в то время как все еще бьющееся сердце будет продолжать смеяться над святостью смерти. Если не… Но ведь был выход!
Стенания внезапно прекратились. Дыхание стало частым и прерывистым от волнения. В лабиринтах мозга вдруг вспыхнули и беспорядочным вихрем закружились мысли.
Идея зародилась, стала обретать форму, дробиться на детали и разрастаться, как только что оплодотворенная яйцеклетка. Окончательно родившись, она, словно ребенок, разыгралась в сознании, отупевшем от отчаяния за все эти долгие месяцы.
Наконец-то обозначился путь, с помощью которого можно было достичь освобождения от этих нестерпимых мучений. Да, только один путь. Одно решение, которое быстро выросло из крошечной, как одноклеточный организм, идеи и внезапно обрело законченность. Оно превратилось в слова, сказанные шепотом и очень отчетливо, с благоговением ученика, которому открылось Божественное предназначение:
– Да. Конечно, конечно. Я найду это дорогое для меня сердце. А когда найду, с любовью и состраданием, дабы соединить наши души и дать нам мир, я остановлю его.
Глава 7
10 октября 1991 г.
Кэт Дэлани легко, словно яркая бабочка, двигалась по танцевальному залу, переходя от одной группы приглашенных к другой и весело болтая. Всех, с кем она беседовала, поражали ее живость и энтузиазм.
– Она просто великолепна.
Доктор Дин Спайсер, с гордостью наблюдавший за Кэт со стороны, обернулся к человеку, произнесшему этот комплимент. Дин сопровождал Кэт на бесчисленное множество приемов и знал большинство ее коллег по работе. Однако этот высокий господин с незаурядной внешностью не был ему знаком.
– Да, она способна удивить, – ответил он, чтобы поддержать разговор.
– Меня зовут Билл Уэбстер. – Дин также представился, и они обменялись рукопожатиями. – А вы, вероятно, тот самый кардиолог, который лечил мисс Дэлани.
– Начинал, – подтвердил Дин, довольный, что его имя пользовалось известностью. – До того, как наши деловые отношения перешли в личные.
Уэбстер понимающе улыбнулся, затем вновь посмотрел на Кэт.
– Она очаровательная молодая женщина. Дину хотелось знать, кто такой Уэбстер и почему он оказался в числе приглашенных на этот устроенный телекомпанией торжественный прием в честь годовщины сделанной Кэт операции по пересадке сердца.
Здесь присутствовали сотрудники принадлежащих телекомпании станций, спонсоры и рекламодатели, представители средств массовой информации, актеры и их агенты, а также те, кто вложил в «Переходы» капитал и был лично заинтересован в успехе сериала.
Желая что-нибудь разузнать об Уэбстере, Дин поинтересовался:
– Как вы узнали мое имя?
– Вы недооцениваете свою известность, доктор Спайсер. Вы почти столь же знамениты, как и ваша приятельница.
– Журналы для любителей киносплетен, – догадался Дин, делая вид, что любит держаться в тени. Ему льстило внимание широкой публики к нему как к человеку, «играющему заметную роль в жизни Кэт Дэлани», как недавно выразился репортер голливудской светской хроники.
– Газетная популярность не умаляет вашей известности как кардиолога, – польстил ему Уэбстер.
– Благодарю. – Дин немного помолчал. – Хотел бы я, чтобы у всех моих пациентов все проходило столь же удачно, как у Кэт. Ее выздоровление – настоящее чудо.
– Вы удивлены?
– Вовсе нет. Именно этого я от нее и ждал. Она не только исключительная пациентка, но и необыкновенная личность. Как только Кэт пережила первые трудные недели после операции, она твердо вознамерилась дожить до глубокой старости. И она доживет. Ее лучшее качество – оптимизм. Она – гордость всего трансплантационного проекта нашей клиники.
– Насколько я понимаю, мисс Дэлани горячая сторонница пересадки органов.
– Кэт знает, что такое ждать, когда появится донорский орган, и часто навещает таких пациентов. Когда они падают духом, она убеждает их не оставлять надежды. Они считают ее ангелом. – Дин коротко засмеялся, затем с мягкой улыбкой продолжил:
– Они не знают ее так, как я. У нее бурный темперамент, свойственный всем рыжеволосым.
– Несмотря на ее характер, вы явно являетесь ее поклонником.
– Самым ревностным. Откровенно говоря, мы собираемся в скором времени пожениться.
Это было не совсем верно. Он собирался жениться на Кэт. Она же всячески уклонялась от прямого ответа. Дин уже много раз предлагал ей переехать к нему в особняк в Беверли-Хиллз, но она продолжала жить в своем пляжном домике в Малибу, утверждая, что океан оказывает на нее терапевтическое воздействие, необходимое для ее духовного и физического здоровья. «Я черпаю силы от одного его вида». Она также утверждала, что для хорошего самочувствия ей необходима независимость.
Рассуждения о независимости были явной отговоркой, чтобы не выходить за него замуж. Дин вовсе не собирался после свадьбы привязать ее к кухонной плите. Собственно говоря, он даже хотел, чтобы Кэт продолжала свою карьеру. Последнее, чего он желал, это видеть в ней образцовую домашнюю хозяйку.
Они встречались часто. Призраки прошлых связей не тревожили ни того, ни другого. Когда Кэт полностью поправилась, он с восторгом обнаружил, что в сексуальном отношении они вполне подходят друг другу. Каждый из них имел собственные денежные средства, поэтому нельзя было сослаться на разницу в доходах. Дин не видел ни одной веской причины, по которой Кэт упорно отказывалась принимать его предложение.
До сих пор он терпеливо уступал ее желаниям, но теперь, когда сделанную ей трансплантацию можно было с полным основанием считать успешной, а ее прежний статус телезвезды и главной героини «Переходов» восстановленным, Дин намеревался приложить еще большие усилия и добиться положительного ответа.
Он решил не сдаваться, пока Кэт Далани полностью не станет принадлежать ему.
– В таком случае вас следует поздравить, – сказал Билл Уэбстер, поднимая свой бокал с шампанским.
В ответ Дин улыбнулся и легонько чокнулся с ним бокалом.
Вполуха слушая разглагольствования сотрудника рекламного агентства о своей невероятной храбрости – он никогда раньше даже не притрагивался ни к кому с пересаженным сердцем, – Кэт смотрела через его плечо на Дина и человека, с которым он разговаривал вот уже несколько минут.
Она не узнавала его, и в ней проснулось любопытство.
– Огромное спасибо за те визитные карточки со словами поддержки, что вы прислали мне в больницу после операции. – Стараясь действовать как можно незаметнее, она осторожно вытащила свою руку из тисков специалиста по рекламе. – А сейчас прошу извинить меня. Я только что заметила здесь приятеля, с которым давно не виделась.
С легкостью дипломата обмениваясь фразами то с одним, то с другим из приглашенных, Кэт быстро пробиралась сквозь толпу. Несколько человек пытались втянуть ее в разговор, но она останавливалась ровно на столько, сколько требовалось, чтобы обменяться любезностями и ответить на поздравления и комплименты.
Из-за того, что Кэт очень плохо выглядела на протяжении нескольких долгих месяцев перед трансплантацией, она считала вполне оправданной свою гордость за то, как фантастически хороша она была в этот вечер. Ее волосы сохранили природный блеск и сочный рыжий цвет, несмотря на то что стероиды, которые ей пришлось принимать сразу после операции, сделали их чуть-чуть темнее. Для сегодняшних торжеств она собрала волосы в пучок, уложив их с нарочитой небрежностью.
Красота ее глаз – «цвета голубого лазерного луча», как почти всегда писала о них пресса, – была особенно заметна благодаря искусному макияжу. Никогда еще ее кожа не излучала такого здорового блеска, и она воспользовалась этим, надев обтягивающее фигуру мини-платье с блестками, оставлявшее открытыми руки и спину.
Конечно, спереди у платья был высокий ворот, застегивавшийся на спине. Кэт не хотела, чтобы была видна ее «молния» – вертикальный рубец, шедший от шеи до нижнего края грудины. Каждая деталь в ее гардеробе выбиралась так, чтобы скрыть его. Дин убеждал ее, что рубец едва заметен и с каждым днем становится все бледнее, но она считала, что он все еще ясно различим.
Кэт понимала, что рубец был небольшой платой за ее новое сердце. Связанное с ним чувство неловкости, несомненно, осталось у нее с детства, когда ее частенько задевали необдуманные или жестокие замечания одноклассников. В те годы ее болезнь, как и сейчас пересадка сердца, вызывала любопытство окружающих. Она никогда не стремилась возбудить к себе жалость, поэтому сейчас хорошенько спрятала свой рубец от посторонних глаз.
Хотя сегодня Кэт чувствовала себя великолепно, она не принимала свое самочувствие на веру. Воспоминания о ее болезни еще слишком свежи. Она была благодарна судьбе за возможность жить и работать. Ее возвращение к роли Лоры Мэдисон и все связанные с этим физические нагрузки не вызвали проблем со здоровьем. Теперь, спустя год после трансплантации, она чувствовала себя как никогда хорошо.
Лукаво улыбаясь, Кэт подкралась к Дину со спины и обняла его обеими руками за талию.
– Почему это двое самых привлекательных мужчин в зале монополизировали друг друга и лишили нас своего общества?
Глядя на нее сверху вниз, Дин улыбнулся.
– Спасибо.
– Я тоже благодарю, – вступил в разговор его собеседник. – Этот комплимент особенно приятен, поскольку исходит от царицы бала.
Кэт сделала шутливый реверанс, затем улыбнулась и протянула незнакомцу руку.
– Я Кэт Дэлани.
– Билл Уэбстер.
– Из?..
– Сан-Антонио, штат Техас.
– Ах, WWSA! Вы тот самый Уэбстер. – Кэт повернулась к Дину и сказала театральным шепотом:
– Важная шишка. Владелец и главный исполнительный директор. Словом, относись к нему с должным почтением. Уэбстер засмеялся, чтобы скрыть смущение. Имя Билла Уэбстера было известным и уважаемым всеми, кто имел дело с телевидением. На вид ему было лет сорок пять. Тронутые сединой виски лишь добавляли ему привлекательности, а на загорелом лице читалась зрелость, но не старость. Кэт мгновенно прониклась к нему симпатией.
– Вы ведь не коренной техасец, не так ли? – спросила она. – Или вы умеете так хорошо скрывать свой акцент?
– У вас отличный слух.
– А какие у меня ноги! – подмигнула Кэт. Уэбстер снова засмеялся.
– Вообще-то я родом со Среднего Запада. Но в Техасе прожил почти пятнадцать лет. Он стал моим домом.
– Спасибо, что оторвались от своих дел, чтобы присутствовать на этом вечере, – искренне поблагодарила Кэт.
– Я ни за что не пропустил бы его. – Уэбстер кивнул в сторону Дина. – Доктор Спайсер и я беседовали о вашем замечательном выздоровлении.
– Это всецело его заслуга, – улыбаясь Дину, заверила Кэт. – Он и другие врачи и медсестры, участвующие в трансплантационном проекте, делали всю работу. Я была всего лишь статисткой.
Дин обвил рукой ее тонкую талию и с гордостью сказал:
– Она была идеальной пациенткой, сначала для меня, а потом для доктора Шолдена, который стал ее лечащим врачом после того, как наши отношения перешли в ту стадию, когда медицинские соображения могли бы быть затуманены соображениями личного порядка. Как видите, все кончилось хорошо.