Но она ни за что не доставит ему подобного удовольствия. Расправив плечи, Кэт откинула назад волосы и сдержанно проговорила;
– Послушай, Алекс. Я, наверное, догадываюсь, что ты собираешься мне сказать, поэтому давай скажу все это за тебя, ладно? В ту ночь я была в расстроенных чувствах, и мне нужна была чья-то жилетка, чтобы поплакаться. Мы взрослые люди. И занимались безопасным сексом. Оказалось, что в сексуальном отношении мы… подходим друг другу. – Кэт сделала паузу, чтобы набрать побольше воздуха. Она чувствовала, что находится на грани истерики, и ненавидела себя за слабость. – Но ты не хочешь, чтобы наши отношения продолжались. Не хочешь себя связывать. Не хочешь осложнять себе жизнь. Что ж, это понятно, это современно. Я тоже не хочу осложнять себе жизнь. – Кэт сняла серьги и сбросила с уставших ног туфли, надеясь, что эти простые повседневные действия сделают ее показное спокойствие более убедительным. – Поэтому ты можешь стереть с лица это выражение, как будто тебя сейчас вырвет прямо на мой ковер восточной работы. Я не собираюсь топать ногами и чего-либо требовать от тебя. У меня нет папаши, которой может заставить тебя жениться, приставив между лопаток револьвер. Я не собираюсь ни перерезать себе вены, ни убивать твоего любимого кролика, ни бросаться на тебя с кухонным ножом. Наша связь не станет для тебя роковой. – Ей удалось выжать из себя холодную, напряженную и неискренную улыбку. – Так что расслабься, ладно?
– Сядь, Кэт.
– Зачем? Разве я что-то упустила в твоем тщательно отрепетированном монологе?
– Сядь, пожалуйста.
Бросив серьги на стоявший в холле столик, Кэт прошла в гостиную, включила настольную лампу и, сложив по-турецки ноги, примостилась в углу дивана. Взяв в руки небольшую диванную подушку, она прижала ее к груди, как ребенок прижимает к себе плюшевого медвежонка, нуждаясь в защите и душевном спокойствии.
Алекс сел на пуфик перед диваном, расставил колени и уставился на пол между своих ног. У него был вид узника, из окна своей камеры наблюдающего, как для него строят гильотину.
Уперев локти в колени, он коснулся большими пальцами внутренних уголков глаз и застыл в этой позе на несколько мгновений. Затем опустил руки и взглянул на Кэт.
– Мне захотелось переспать с тобой в тот самый момент, когда я увидел тебя, – без предисловий заявил он.
Кэт мысленно подвергла это его заявление всестороннему анализу. На первый взгляд оно звучало очень романтично, но первому впечатлению нельзя было доверять.
– – Видимо, мне должно быть очень лестно это слышать. Но я жду, когда упадет топор палача. В чем же дело, Алекс? Разве я оказалась хуже, чем ты думал? Я не оправдала твоих надежд?
– Не говори глупостей.
Он вскочил на ноги и стал ходить по комнате. Снова плохой признак. Мужчины ходят по комнате только тогда, когда готовятся объявить нечто неприятное.
Алекс резко остановился и повернулся к ней.
– Здесь накопилось столько мусора. – Он постучал пальцем по виску. – Столько дерьма осело еще до того, как я уволился из полиции Хьюстона.
– Я уже знаю, что ты пил.
– Это было следствием, а не причиной. Я до сих пор не во всем разобрался. Я пытаюсь, но было бы несправедливо…
– Пожалуйста, не переходи на стандартные ничего не значащие фразы о несправедливости, – воскликнула Кэт. – Давай сразу к делу!
– Хорошо. В конечном итоге все сводится к тому, что сейчас я не могу позволить себе какие-либо долговременные взаимоотношения с кем бы то ни было. Я считаю, что ты должна это знать, прежде чем мы с тобой зайдем слишком далеко.
Несколько мгновений Кэт продолжала сидеть, как сидела, вжавшись в спинку дивана и прижав к себе подушку. Затем, отбросив ее в сторону, она рывком вскочила с места и, глухо стуча пятками по полу, быстро прошествовала мимо него в холл. Дойдя до двери, она широко ее распахнула, намекая, чтобы он ушел.
Алекс вздохнул и запустил руки в волосы.
– Ты сердишься.
– Не правда. Чтобы сердиться, надо хоть немного переживать.
– Тогда почему ты хочешь, чтобы я ушел?
– Потому, что в этом доме не хватит места для меня, тебя и твоего гигантского это. Вы оба должны уйти. Сейчас же.
– Закрой дверь.
Кэт сделала то, что он просил.
– Как ты смеешь предполагать, что меня это расстроит?! Как ты смеешь считать, что проведенная с тобой ночь значит для меня больше, чем для тебя?! Что дало тебе право утверждать, что я рассчитывала на «какие-либо долговременные взаимоотношения» с тобой?!
– Я никогда не говорил…
– Господи, да по части самомнения ты можешь давать уроки голливудским любовникам. Никогда не встречала человека, более поглощенного самим собой, чем ты. Держи свою незаконченную книгу под замком, как будто это национальное достояние, – с издевкой проговорила она. – Если бы твой член умел увеличиваться до размеров твоего самомнения, это действительно было бы нечто особенное.
– Очень смешно.
– Вовсе не смешно. Очень грустно. Теряя терпение. Алекс перебил ее:
– Я просто не хотел, чтобы ты ждала от меня чего-то, что я не могу дать.
– В таком случае ты уже добился этого, потому что я совсем ничего от тебя не жду, даже меньше, чем ничего. У нас был роман на одну ночь. Наши железы внутренней секреции прекрасно отреагировали друг на друга. Вот и все.
– Собачья чушь, – с жаром возразил Алекс.
– Ты снял с себя напряжение. Я – с себя.
– И не один раз.
Последнее замечание привело Кэт в ярость.
– Каждый из нас получил от другого то, что хотел. Вот и весь сказ.
– Ты несешь заведомую чушь и знаешь это так же, как и я! – прокричал Алекс. – Если бы все это ничего не значило, я не стоял бы здесь, пытаясь объяснить тебе свои проблемы, а ты не кипела бы от негодования.
– Обычно ты ведь просто спишь с женщиной и уходишь восвояси не прощаясь, не так ли?
– Да.
Кэт нарочито часто захлопала ресницами, приложив обе руки к сердцу.
– О, мистер Пирс, для меня такая честь, что вы обо мне побеспокоились. Такая честь. – Она умышленно растягивала гласные, пародируя какую-нибудь южную красотку.
– Кэт, прекрати, пожалуйста.
– Алекс, иди к черту!
Он не знал, как ее убедить, и от бессилия мог только испепелять ее взглядом и беззвучно ругаться. Немного собравшись с силами, он вновь заговорил:
– Мы сейчас не выясняли бы отношения, если бы… если бы…
– Перестань заикаться и говори прямо. С дипломатией ты немного опоздал. Если бы что?
Алекс подошел к ней ближе, еще ближе, пока не навис над ней всем телом. Понизив голос до сладострастного шепота, он проговорил:
– Если бы наша ночь не была столь фантрахнутостично хороша.
Сердце Кэт уже и так сильно колотилось от гнева, а от этих слов и их интонации оно еще и затрепетало от проснувшегося желания. Ей одновременно хотелось и нежно к нему прильнуть, и выцарапать ему глаза.
– У тебя действительно неадекватно высокое представление о собственной персоне, не так ли? – спросила Кэт, отодвигаясь от него как можно дальше. Отойдя на безопасное расстояние, она снова повернулась к нему. – Ты что думаешь, от твоих пошлостей я сразу сомлею? Кем ты себя возомнил, одним из героев твоих грязных книжонок?
Алекс стукнул себя кулаком по ладони.
– Господи Иисусе, видимо, Арни был не прав.
– Твой литературный агент? А он-то здесь при чем?
– Он посоветовал мне все честно рассказать, выложить на стол все свои карты. Он считал, что это лучший способ решить проблему.
– Ты разговаривал со своим агентом о том, как «решить» проблему со мной?! – Голос Кэт поднялся до визгливой ноты, в нем смешались ярость и недоумение. – Так вот, мистер Пирс, вы можете считать свою «проблему» решенной. Я даже произнесу за вас вашу прощальную речь.
Выставив вперед указательный палец и целясь им в грудь Алексу, Кэт четко выговаривала каждое слово:
– Не звони мне. Не приходи ко мне в дом. Не пытайся меня увидеть или связаться со мной. Ты самодовольный глупец. Ты не стоишь и десятой доли того, что о себе воображаешь. Я не желаю больше тебя видеть. – Она глубоко вздохнула перед тем, как сделать последний выпад:
– Ты меня понял, сукин ты сын?
Глава 29
Было время прилива, но Кэт сидела довольно далеко от пенящейся воды. Подбородком она уперлась в согнутые колени, обхватив руками стройные ноги. Глаза ее были устремлены на горизонт, за которым уже село солнце, устроив предварительно целый спектакль – битву света и тени. Небо все еще светилось багрянцем, притом, постепенно уступавшим место синим и фиолетовым оттенкам.
Почувствовав чье-то присутствие, Кэт обернулась и была невероятно удивлена, увидев подходящего к ней Дина. Он опустился на песок рядом с ней.
– Как ты узнал что я здесь?
– Сегодня днем я звонил тебе в офис в Сан-Антонио. Твой помощник объяснил мне, что ты взяла отпуск на несколько дней и улетела в Малибу. Ты что, собиралась приехать и уехать, даже ничего мне не сказав?
– Да, – призналась она. – Мы расстались не самыми добрыми друзьями.
У него был опечаленный вид.
– Собственно говоря, я звонил тебе сегодня, чтобы извиниться. В ту ночь у тебя дома я вел себя как круглый идиот.
– Дело прошлое. Забудь об этом.
Кэт не смотрела в его сторону, но почувствовала, что он разглядывает ее профиль. Дин немного помолчал, затем сказал:
– Прости, что я так говорю, но ты выглядишь хуже, чем раньше. Говоря откровенно, краше в гроб кладут.
– Ну, спасибо за комплимент.
– Что он с тобой сделал?
– Кто? – Услышав в ответ молчание, Кэт обернулась к нему. Он явно обиделся на нее за то, что она притворялась непонятливой. Она вновь перевела взгляд на волны. – Я переспала с ним.
– Об этом я догадался. Так в чем же дело? У него где-то есть другая женщина?
– Говорит, что нет. Да я и сама не замечала ничего подобного.
– У него темное прошлое?
– Да, он назвал это «мусором», но не объяснил, что имеет в виду. Думаю, это что-то, связанное с его уходом в отставку из полиции. Одним словом, он ухаживал за мной, чтобы я стала его любовницей. Ему нужен только секс для удовольствия.
– И после этого тебя все еще тянет к нему? Правдолюбка Кэт всегда говорила правду, как бы жестока она ни была, даже по отношению к ее чувству собственного достоинства.
– Я солгала бы, если бы сказала, что нет.
– Понятно. – Дин решил сделать следующий шаг. – Ты в него влюблена?
У нее вырвался крик, как будто ей укололи палец, и она уткнулась лбом в колени.
Дин продолжал:
– Я расцениваю твою реакцию как утвердительный ответ. А он знает?
– О Господи, конечно, нет. Я думаю, что неплохо разыграла прощальную сцену. Я хорошенько перемыла ему косточки и выгнала из своего дома. Я даже угрожала, что разобью об него спою любимую вазу, если он сейчас же не уйдет. Сомневаюсь, что на него подействовала угроза применить силу, но, как бы то ни было, он все-таки ушел.
Подняв голову, Кэт уставилась вдаль, на волны, настолько погруженная в свои невеселые мысли, что даже не замечала, как по щекам у нее текут слезы.
– Прости меня, Дин. Для тебя это, должно быть, очень тяжело. Спасибо, что выслушал меня.
Он дотронулся до уголка ее губ, где нашла себе пристанище одна из слезинок.
– Этот человек дурак уже потому, что не ценит тебя, не знает, как ему повезло, что ты обратила на него внимание. Что ему еще нужно?
– Вряд ли Алекс вообще знает, чего хочет. Он не находит себе места, все что-то ищет.
– Или от чего-то бежит.
– Может быть, и так. А возможно, это просто врожденный эгоизм.
Но, как только она произнесла эти слова вслух, Кэт почувствовала, что не согласна с ними. В ту их ночь Алекс был нежным и страстным любовником, столь же внимательным к ее желаниям, как и к своим.
Или она обманывала себя, чтобы вконец не утратить гордость? Не исключено. Алекс прекрасно умел очаровывать и обезоруживать всех, с кем имел дело. Конечно, ему не составляло труда взять от женщины все, что нужно, внушив ей при этом, что взамен она получила от него самую большую нежность и заботу, на которую только могла рассчитывать.
Упершись в песок пятками и рассматривая носки своих кроссовок, Кэт вспомнила то мгновение, когда она впервые увидела Алекса. Наверное, внутри ее мгновенно произошла очень мощная химическая реакция, вызвав какое-то сильное ощущение, прежде ей незнакомое.
Даже сейчас, подумав об этом, Кэт почувствовала дрожь.
– Давай пойдем в дом, – предложила она. – Становится холодно.
Сидя на кухне возле бара и потягивая кофе, Дин высказал интуитивную догадку:
– Тебя тревожит нечто большее, чем проблемы, связанные с этим автором криминальных романов.
– Я никогда не умела от тебя ничего скрывать.
– Ты умеешь играть убедительно для других, но я всегда вижу, когда у тебя тяжело на душе. Что-то было не так еще в тот вечер, когда я приехал в Сан-Антонио. Ты это отрицала, но я понял, что ты врешь. Когда ты мне все расскажешь, Кэт?
Она вынула из кармана свитера три конверта и перекинула их ему через стойку бара.
– Прочти, тебе это может показаться интересным. Дин с любопытством взглянул на нее, затем вскрыл конверты и вытряс из них содержимое. Прочтя каждую из заметок по несколько раз, он вновь поднял на нее глаза, в которых сквозило недоумение.
– Они пришли на твой домашний адрес?
– Первое и второе письма пришли с интервалом в пару недель. Третье я получила в тот день, когда уезжала. Дин принялся изучать конверты.
– По ним ничего нельзя сказать.
– Кроме того, что на них приклеена марка Сан-Антонио.
– Три человека с пересаженным сердцем из трех разных частей страны. Три смерти от несчастного случая, произошедшие при весьма необычных обстоятельствах. Одна упала прямо на стеклянную дверь, другой утонул в собственном автомобиле, третий погиб от неосторожного обращения с цепной пилой. О Господи!
– Прямо как в каком-нибудь фильме Брайана де Пальмы, верно? Чтобы у зрителей мороз по коже прошел.
Дин с явным презрением бросил вырезки на стойку бара.
– Их прислал какой-нибудь псих с извращенным чувством юмора.
– Да, возможно, так и есть.
– И твоем голосе не слышно уверенности.
– А я и не уверена.
– Я тоже, – признался Дин. – Ты показывала их кому-нибудь еще?
– Джеффу. Первые два. Он не знает, что есть еще и третье.
– Ну и что он сказал?
– Примерно то же, что и ты: какой-нибудь ненормальный решил подшутить надо мной. Он посоветовал мне не волноваться и тут же добавил, что, если я получу еще, мне, видимо, следует обратиться в полицию.
– Ты обратилась?
– Нет, все время откладываю, все надеюсь, что найдется какое-нибудь объяснение.
– Кэт, я уверен, что эти вырезки не стоят того, чтобы из-за них тревожиться. Но всегда есть угроза, что тот сумасшедший, который додумался посылать анонимные послания по почте, способен и на что-нибудь похуже.
– Я это понимаю. – Заметки не только испугали ее, они возродили сомнения и колебания, которые она похоронила в себе много лет назад. – Дин, – произнесла Кэт с сомнением в голосе, – ты знал меня до моей трансплантации, возможно, знал даже лучше, чем кто-либо другой. Ты был рядом со мной каждую минуту до операции. Ты был со мной, когда у меня случались удачи и когда я погружалась в самые глубины отчаяния. Точно также ты знал меня после того, как мне пересадили сердце. Ты буквально изучил мой организм вдоль и поперек. Если кто-нибудь может претендовать на самое полное знание обо мне как о человеке, то это, конечно же, ты.
– Да, разумеется, но к чему ты все это говоришь?
– Я стала другой? – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Меня интересует, изменилась ли я после трансплантации?
– Да. До нее ты умирала – теперь ты жива и здорова, – Я не это имею в виду.
– Я знаю, что ты имеешь в виду, – произнес Дин столь же нетерпеливым тоном. – Ты хочешь знать, изменилась ли ты как личность после того, как у тебя появилось новое сердце. Что влечет за собой неизбежный вопрос: возможно ли, что черты характера донора переходят к реципиенту вместе с пересаженным сердцем. Я прав?
Кэт кивнула.
Дин вздохнул.
– Ты же не собираешься всерьез придавать значение всему этому вздору?
– Ты считаешь это вздором?
– Естественно. Господи Боже мой, Кэт! Где твой здравый смысл?
– Но ведь случаются в жизни такие вещи, для которых еще не найдено научно-логическое объяснение.
– Но не в данном случае, – упрямо настаивал Дин. – Ты умная и образованная женщина, к тому же ты знаешь о строении человеческого тела больше иных студентов. Сердце – это насос, одна из механических деталей организма. Когда она выходит из строя, ее можно починить или заменить. Я видел бесчисленное количество человеческих сердец, которые вскрывали во время хирургических операций. И ни в одном из них я не нашел маленьких отверстий, где прячутся наши страхи и заветные мечты, наши пристрастия, любовь и ненависть. Принято считать, что сердце – хранилище эмоций и чувств. Что ж, об этом написано немало превосходных стихов, но, с точки зрения клинической медицины, это абсолютная чушь. Вместе с тем, если эти газетные вырезки настолько расстроили тебя, что ты хочешь найти семью своего донора, я сделаю все, чтобы тебе помочь.
– Я же ясно сказала, что не хочу ничего знать о семье моего донора, – напомнила ему Кэт.
Дин не знал о том, что накануне своей операции она услышала нечто, что могло пролить свет на происхождение ее донорского сердца. Кэт от души хотела бы, чтобы даже эта крошечная деталь не была ей известна. Но она не выходила у нее из головы, как камешек, попавший в ботинок и не дающий забыть о своем существовании. В последнее время ее постоянная тревога только усилилась.
– Хотя, возможно, мне следует пересмотреть это решение, – неохотно призналась Кэт. Дин встал и крепко ее обнял.
– Я уверен, что все эти три несчастных случая не более чем совпадение. Кто-то воспользовался этим и решил сыграть с тобой злую шутку.
– Я тоже так считала, когда получила первое послание. Даже второе меня не насторожило. Но затем я получила третье. И только тогда заметила одну деталь, одно маленькое обстоятельство, которое прежде от меня ускользало. Ты, видимо, тоже не обратил на него внимания. Хотя я не могу понять, как мы могли его проглядеть.
Дин отстранил ее от себя.
– Что же это за обстоятельство?
– Дин, взгляни на даты. Каждый из этих несчастных случаев произошел в годовщину того дня, когда жертве была сделана пересадка сердца. И, – медленно и спокойно добавила Кэт, – она также является годовщиной моей трансплантации.