Он сразу же подошел к холодильнику и заглянул внутрь.

– У тебя нечего есть.

– Здесь тебе не кафе, и тебя никто не приглашал.

Лэнси все-таки нашел кусок копченой колбасы. На хо­лодильнике лежал батон белого хлеба. Он отогнал кошку, отломил кусок, положил сверху колбасу. Ничего, и это сойдет.

Его мать не произнесла ни слова до тех пор, пока сериал не прервался рекламой.

– Что ты опять затеял, Лэнси?

– А почему ты думаешь, что я что-то затеял? Кейт Фишер фыркнула и зажгла сигарету.

– Ты взлетишь на воздух, если не перестанешь курить рядом с кислородным баллоном. Надеюсь, меня не будет рядом в этот момент.

– Сделай-ка и мне сандвич.

Лэнси сделал бутерброд и протянул матери.

– Ты появляешься только тогда, когда у тебя неприят­ности. Что ты натворил на этот раз?

– Ничего. Хозяин делает ремонт в моей квартире. Мне нужно где-то переждать несколько дней.

– Я думала, ты с девчонкой. Почему ты один?

– Мы расстались.

– Понятно. Она узнала, что ты уголовник?

– Я больше не уголовник, а достойный гражданин.

– А я царица Савская, – ответила мать. Она дышала со свистом.

– Я расплатился по моим счетам, мама, неужели ты не видишь?

Лэнси опустил руки по швам и выпрямился. Кейт Фишер оглядела сына с ног до головы.

– Я вижу новую одежду, но человек под ней остался прежним.

– Нет, я изменился.

– Ты до сих пор снимаешься в грязных фильмах?

– Это было домашнее видео, мама. И я снялся всего в двух, чтобы сделать одолжение моему другу.

Тот друг расплачивался с ним кокаином. Лэнси нюхал столько, что потом без стеснения раздевался и трахался перед камерой. Но когда Лэнси принялся обхаживать акт­рису не только в кадре, но и за кадром, ревнивый режиссер стал жаловаться на размеры его «хозяйства». Средние раз­меры в этом бизнесе никого не устраивали. Как ему потом сказали, в этом не было ничего личного.

Разумеется, Лэнси принял это близко к сердцу. Они ра­зошлись с режиссером, правда, только после того, как Лэнси до крови избил его, заставив умолять, чтобы «причиндалы» режиссера остались в целости и сохранности.

Но это было очень давно. Теперь Лэнси не употреблял сильных наркотиков. Он не снимался в порнографических видеофильмах. Он стал лучше во многих смыслах.

Только его мать так не думала.

– Ты точно как твой отец, – объявила она, звучно жуя сандвич. – Он вечно вертелся как уж на сковородке, и ты такой же скользкий. Ты даже говоришь как-то неестест­венно. Откуда у тебя вдруг взялся этот модный выговор?

– Я работаю на радиостанции и слушаю, как говорят дикторы. Я научился у них некоторым оборотам.

– Обороты, мать вашу. Я тебе никогда не верила.

Кейт снова уткнулась в телевизор. Лэнси прошел по уз­кому коридору, переступил через кошачье дерьмо и про­тиснулся в узенькую комнату, где он спал между отсидка­ми или в то время, когда ему требовалось ненадолго скрыть­ся. Это было его последнее убежище.

Лэнси знал, что всякий раз после его ухода мать обыски­вает комнату, поэтому, когда он достал из-под кровати пластиковый пакет, он мог предположить, что увидит. Вернее, чего не увидит.

Но наличные, бумажки по сотне долларов, лежали не­тронутыми в железной коробке, куда он их убирал. Поло­вина по праву принадлежала его бывшему партнеру Арни, который теперь отбывал наказание за другое преступле­ние. Когда Арни выйдет на свободу, то станет искать Мар-ти Бентона и свою часть добычи. Но об этом Лэнси поду­мает, когда придет время.

Сумма значительно уменьшилась с тех пор, как он спря­тал деньги здесь. Он взял достаточно, чтобы купить новый автомобиль и одежду. Он снял квартиру… Вернее, две. Он вложил деньги в компьютер, который теперь лежал в ба­гажнике его машины.

Мать станет выговаривать ему за то, что он швыряет деньги на ветер. Зачем этакое баловство, как компьютер, если она до сих пор смотрит черно-белый телевизор? Кейт Фишер не понимала простой истины: чтобы преуспеть на любом поприще, легальном или нелегальном, у человека должен быть компьютер. Лэнси отлично научился с ним управляться. Чтобы избежать нытья старой ведьмы, он пронесет свое электронное сокровище в дом, когда она заснет, а к Интернету станет подключаться через свой сото­вый.

Лэнси пересчитал наличные, сунул несколько купюр в карман, а остальное снова спрятал в тайнике под крова­тью. Это был неприкосновенный запас Лэнси Рэя Фише­ра, и ему не доставляло радости то обстоятельство, что в заначку пришлось залезть. Хотя ситуация и в самом деле была критической.

Когда Лэнси отсидел последний срок и его выпустили из тюрьмы, он нашел отличную работу, но был слишком глуп, чтобы оценить это. Он совершил идиотский поступок: обокрал компанию. Сам Лэнси не считал это воровством, но его начальник придерживался именно такого мнения.

Если бы он попросил разрешения приобрести списан­ное оборудование по остаточной цене, босс наверняка бы только обрадовался и с радостью согласился на это. Но Лэнси не попросил. Он действовал по принципу: «Хватай, что плохо лежит». Как-то вечером перед уходом с работы он вынес старое оборудование, полагая, что никто не заме­тит пропажи.

Но кто-то заметил. Лэнси Рэй Фишер, всего лишь уго­ловник, недавно выпущенный на свободу, сразу же попал под подозрение. Когда его обвинили, Лэнси во всем при­знался и попросил дать ему еще один шанс. Напрасно. Его уволили, и он избежал суда только потому, что вернул все, что взял.

Это его многому научило. Лэнси решил никогда больше не говорить правду при приеме на работу. Поэтому, когда Марвин Паттерсон нанимался уборщиком на радиостан­цию, на вопрос о судимости он ответил «нет».

Если не считать необходимости убирать сортиры за всеми этими людьми, работа ему нравилась. Когда Лэнси получил ее, он был уверен, что судьба или крестная мать – фея заставили его украсть оборудование на старом месте работы. Если бы он этого не сделал, то никогда бы не попал на радиостанцию.

Работа уборщика не только успокоила наблюдающего за его поведением офицера. Благодаря этому скромному за­работку Лэнси не приходилось трясти заначку. И потом, что важнее всего, должность позволяла ему каждый вечер быть рядом с Пэрис Гибсон.

Но теперь Лэнси Фишер не мог туда вернуться, как не мог вернуться на старую квартиру, выписать чек и снять деньги в банке. Это был бы верный способ обнаружить себя, а ему этого совсем не хотелось.

Как только копы позвонили ему и предупредили, что за­едут, чтобы задать несколько вопросов о странных звонках на программу Пэрис Гибсон, Лэнси понял, что запахло жа­реным. Он снова стал бывшим уголовником и повел себя соответственно. Лэнси схватил сотовый, компьютер, кое-что из одежды и сбежал.

По дороге он собирался заглянуть в свою вторую квар­тиру, настоящую дыру, которую он снимал на другое имя. То, что могло показаться ненужной роскошью, оказалось очень удобным.

Но когда Лэнси подъезжал к дому, он увидел на парков­ке через дорогу полицейскую машину. Он проехал мимо, не останавливаясь. Он сказал себе, что это просто совпаде­ние, что, если бы копы ждали именно его, они бы не поста­вили машину так, чтобы ее было видно издалека. Но рис­ковать Лэнси не стал.

Он уничтожил фальшивые документы на имя Марвина Паттерсона и стал Фрэнком Шоу. Он поменял номера на машине, поставив те, которые он украл несколько месяцев назад.

Пусть что угодно говорят о реабилитации бывших за­ключенных, ни один коп, ни один судья, ни один обыкно­венный законопослушный гражданин не удостоит бывше­го преступника доверием. Можно клясться на Библии, что вы изменились, вам все равно никто не поверит. Вы може­те умолять дать вам возможность показать себя с лучшей стороны. Вы можете пообещать стать достойным членом общества, это все не имеет значения. Никто не даст вам второго шанса. Ни закон, ни общество, ни женщины.

Особенно женщины. Они могут заниматься с вами сек­сом, вытворять в постели что угодно, но, если речь пойдет об уголовном прошлом, все. Они сразу становятся слиш­ком разборчивыми. Они тут же вас бросают. Ну скажите, разве это справедливо?

Только не для Лэнси. Но как бы там ни было – таковы правила игры. Лэнси попытался измениться, чтобы стать таким, как все. Он стал лучше одеваться, обращался с жен­щинами как джентльмен и старался говорить правильно.

Но пока его усилия не увенчались заметным успехом. У него были многообещающие перспективы, но отношения с женщинами не складывались. Казалось, только дамы ви­дели на нем незримое клеймо.

Лэнси Рэю Фишеру никак не удавалось заставить их по­любить себя и добиться их уважения. Его собственная мать презирала его и не любила.

 

22

– Мы понимаем, что это неожиданное приглашение, но надеемся, что ты поужинаешь с нами.

Пэрис перевела взгляд с Дина на Гэвина. За прошедшие семь лет мальчик стал высоким, гибким и красивым. Его волосы немного потемнели, черты лица определились, но она все равно сразу бы его узнала.

– Ты мне, конечно, не поверишь, и это звучит баналь­но, но я просто потрясена, что ты такой взрослый. – Пэ­рис взяла руку Мэллоя-младшего в свои ладони. – Я так рада снова видеть тебя, Гэвин.

Со смешанным чувством неловкости и смущения он пробормотал:

– Я тоже рад видеть вас, мисс Гибсон.

– В девятилетнем возрасте ты мог называть меня мисс Гибсон, но теперь, когда ты меня так называешь, я кажусь себе столетней старухой. Пожалуйста, говори мне «ты» и называй меня Пэрис. Договорились?

– Договорились.

– Так как насчет ужина? – снова спросил Дин.

– Я уже начала кое-что готовить.

Он выжидательно поднял бровь и посмотрел на нее так, что ей ничего не оставалось, как предложить им остаться.

– Там хватит на всех, если вы с Гэвином не возражаете поужинать у меня.

– Это будет приятное разнообразие. – Дин подтолкнул Гэвина через порог. – И чем ты нас будешь кормить?

– Ты вынудил меня поделиться с вами моим ужином, а теперь еще и привередничаешь?

– Я согласен на все, кроме ливера и брюквы.

– Я готовлю спагетти со свиной вырезкой и овощами. Никакой брюквы.

– У меня уже слюнки потекли. Чем мы можем помочь?

– Ну… – Пэрис вдруг растерялась. Она так давно не принимала гостей, что уже забыла, как это делается. – Мы могли бы что-нибудь выпить.

– Звучит неплохо.

– Есть бутылка вина… – Пэрис махнула рукой в сторо­ну кухни.

– Тогда веди нас, – шутливо-напыщенно произнес Дин. В кухне она вручила ему бутылку «Шардоне» и штопор, пока сама наливала для Гэвина кока-колу со льдом. Дину показалось, что он у себя дома. Пэрис и Гэвин чувствовали себя более неловко.

– В гостиной есть CD-плеер, – сказала она Гэвину, – только едва ли у меня найдется музыка, которая будет тебе по вкусу.

– Мне нравится то, что ты выбираешь для своей про­граммы. Я иногда ее слушаю.

Довольная этим, Пэрис объяснила, где стоит плеер. Как только Гэвин вышел и уже не мог ее слышать, она спросила:

– Как думаешь, сказать что-нибудь о его ужасном синя­ке или лучше промолчать?

– Ничего не говори.

Трудно было не заметить огромный синяк и припух­лость под левым глазом Гэвина. Разумеется, Пэрис инте­ресовало, где парень обзавелся таким страшным на вид ук­рашением. Но Дин явно не хотел говорить об этом, так что Пэрис сменила тему разговора. Она поинтересовалась, как прошел разговор Кертиса и Гэвина.

– Кертис сказал, что Гэвин говорил ему то же самое, что и мне. Они с Джейни поссорились, и мой сын провел оста­ток вечера с приятелями. Больше он девушку не видел.

– Кертис ему верит?

– Наш детектив отвечает уклончиво. Кертис не задер­жал Гэвина, и это хорошо. И потом, у Валентино голос зре­лого мужчины. Не думаю, что Гэвин сумел бы так разгова­ривать, даже если бы попытался. Да и где бы Гэвин стал держать заложницу? Ему бы пришлось убить ее в первый же вечер. Господи! Ты только послушай, что я говорю.

Дин вцепился в край стола и уставился на бутылку вина.

– Гэвин не имеет никакого отношения к исчезновению Джейни. Я просто знаю это, Дин, – сказала Пэрис.

– Я тоже не считаю его виновным. Но я бы никогда не догадался и обо всем остальном. Несколько обескуражива­ющим – и это еще мягко сказано – стало для меня осо­знание того, что мой сын ведет тайную жизнь.

– В некоторой степени это свойственно всем подрост­кам, не так ли?

– Полагаю, что так, но я очень облегчил сыну задачу. Я ис­кренне хотел, чтобы ему понравилось жить в моем доме, поэтому ослабил дисциплину. Не то чтобы я не обращал на него внимания, но я был недостаточно строгим и требова­тельным, а следовало бы. Гэвин этим воспользовался. – Дин повернулся к Пэрис. – Я долго учился психологии и должен был заметить, что меня обманывают, правда?

В этот момент из гостиной донесся голос Гэвина:

– Род Стюарт подойдет?

– Вполне, – откликнулась Пэрис, а потом обратилась к Дину: – Перестань так мучить себя. Долг ребенка испыты­вать терпение родителей и обманывать их при случае. А что касается правил дисциплины, то книги очень отличаются от реальной жизни.

– Но почему так трудно жить правильно? Пэрис негромко рассмеялась:

– Если бы все было так просто, если бы поведение всех детей укладывалось в одну-единственную схему, то сколь­ко бы так называемых экспертов остались бы без работы. Что бы они обсуждали на различных ток-шоу? Ты только подумай о хаосе, я даже не говорю об экономическом кри­зисе, который бы создали послушные, хорошо воспитан­ные дети.

Добившись того, что Дин улыбнулся, Пэрис стала се­рьезной.

– Я не говорю, что тебе не о чем волноваться, Дин. Но подумай о том, что все произошедшее пошло только на пользу вашим отношениям. Гэвин мог скатиться на самое дно, а теперь с ним все будет хорошо.

Дин налил вино в два высоких бокала и протянул один ей.

– Мы можем на это надеяться. – Мэллой улыбнулся, и они чокнулись.

Отпив глоток, Пэрис посмотрела на него поверх своего бокала.

– Знаешь ли, Гэвин унаследовал это от тебя.

– Что именно?

– Он не первый искусный манипулятор в семье Мэллой.

– Неужели?

– Очень предусмотрительно с твоей стороны было по­явиться вместе с ним у меня на пороге после того, как я уже отклонила твое приглашение поужинать вместе.

– Но ведь это сработало, верно?

– Как психолог, как бы ты назвал мужчину, который использует собственного ребенка, чтобы добиться от жен­щины согласия вместе поужинать?

– Жалкой личностью, – усмехнулся Дин.

– А как насчет работы на два фронта? Улыбка Дина увяла.

– Ты имеешь в виду Лизу.

– Ты рассказал ей о своих планах на сегодняшний вечер?

– Я сказал, что должен провести время с Гэвином.

– Но обо мне ты не упоминал? – уточнила Пэрис. –Нет.

– Судя по всему, у этой женщины есть права на твое свободное время.

– Они у нее были, ты не ошиблась, – произнес Дин.

– Эксклюзивные права? –Да.

– И как давно?

– Пару лет.

Это оказалось неприятным сюрпризом для Пэрис.

– Вот как. Когда я знала тебя в Хьюстоне, твои романы не длились дольше пары недель.

– Потому что я не мог получить ту женщину, которую хотел.

– Мы говорим не об этом, Дин.

– Черта с два, как раз об этом.

– Мы говорим о тебе и Лизе. Два года отношений пред­полагают…

– Не то, что ты думаешь.

– А что думает Лиза? – спросила Пэрис, внимательно глядя на него.

– Папа? – Гэвин остановился на пороге и нерешитель­но прервал их. Он протягивал Дину сотовый телефон. – Он звонит.

– Спасибо, – поблагодарил тот, взял аппарат и посмот­рел на номер звонившего. – Гэвин, помоги Пэрис.

Прежде чем ответить, Дин вышел из кухни, оставив Пэрис гадать, не Лиза ли ему позвонила.

– Ну так чем тебе помочь? – спросил Гэвин.

– Накроешь на стол?

– Да, конечно. Мама всегда просила меня делать имен­но это.

Пэрис улыбнулась парню:

– Я помню, что всякий раз, когда мы с Джеком прихо­дили к Дину в дом, то это было твоей обязанностью.

– Да, вот, насчет Джека… У меня не было случая ска­зать, что я, в общем, ну, сожалею, что он это… умер.

– Спасибо, Гэвин.

– Он мне нравился, такой крутой.

– Джек в самом деле таким был. – Пэрис постаралась придать голосу жизнерадостность и спросила: – Как ты думаешь, мы поедим на кухне или лучше в столовой?

– Мне больше нравится на кухне.

– Отлично. – Пэрис показала ему, где лежат скатерть, салфетки и столовые приборы, а сама стала жарить овощи и кусочки свинины. – Ты с удовольствием пойдешь в школу осенью? – спросила она.

– Ага. То есть я хочу сказать, наверное. Думаю, будет не слишком здорово. Я ведь никого не знаю.

– Понимаю. Мой папа был военным. – Пэрис налила воды в кастрюлю. – Мы все время переезжали. Я трижды меняла школу в младших классах и дважды в средних. К счастью, мой отец вышел в отставку, так что, когда я училась в старших классах, мы уже жили на одном месте. Но я помню, как тяжело быть новенькой.

– От этого просто тошнит.

– Ты быстро привыкнешь. Как-то в разгар сезона тебе пришлось переходить из одной футбольной команды в другую. Ты был «пиратом», а стал…

– «Кугуаром». Ты действительно об этом помнишь?

– Очень хорошо. Твоему тренеру пришлось уйти.

– Ему надо было переехать в Огайо или еще куда-то.

– Поэтому мальчиков из вашей команды поделили между двумя другими. Ты был совсем этому не рад, но ока­залось, что все только к лучшему. «Кугуарам» требовался полузащитник, и ты отлично подошел. Команда стала тог­да чемпионом штата.

– Только города, – смущенно поправил Гэвин.

– Если послушать твоего папу, то вы выиграли кубок кубков. Мы с Джеком несколько недель только и слышали от него: «Гэвин сделал то, Гэвин сделал это, если бы вы вчера видели Гэвина». Он нас просто с ума сводил, так он тобой гордился.

– В одной из игр я допустил ошибку, и нам забили гол.

– Я была на той игре.

– Вот почему я чувствовал себя так плохо. Папа пригла­сил вас всех посмотреть на меня. Я уверен, что он был готов убить меня, настолько он был смущен.

Пэрис повернулась к нему, оставив на минуту сковородку.

– Дин тогда очень тобой гордился, Гэвин.

– Он гордился тем, что я облажался?

– В следующем тайме ты забил гол и сравнял счет.

– Думаю, это немного улучшило всем настроение.

– Глупости, конечно, улучшило, и болельщикам, и тво­им товарищам по команде. Когда Джек ткнул твоего отца в спину и сказал, что ты реабилитировался, Дин ответил, что ты реабилитировал себя тем, что снова вернулся в игру. Он был куда больше горд тем, что ты не сдался, чем тем, что ты забил гол.

назад<<< 1  . . .  38 >>>далее