АСАДОВ ЭДУАРД АРКАДЬЕВИЧ

ДОМОВОЙ

Былому конец! Электронный век!

Век плазмы и атомных вездеходов!

Давно, нефтяных устрашась разводов,

Русалки уплыли из шумных рек.

Зачем теперь мифы и чудеса?!

Кругом телевизоры, пылесосы.

И вот домовые, лишившись спроса,

По слухам, ушли из домов в леса.

А город строился, обновлялся:

Все печи - долой и старьё - долой!

И вот наконец у трубы остался

Последний в городе домовой.

Средь старых ящиков и картонок,

Кудлатый, с бородкою на плече,

Сидел он, кроха, на кирпиче

И плакал тихонечко, как котёнок.

Потом прощально провёл черту,

Медленно встал и полез на крышу.

Уселся верхом на коньке, повыше,

И с грустью уставился в темноту.

Вздохнул обиженно и сердито

И тут увидел моё окно,

Которое было освещено,

А форточка настежь была открыта.

Пускай всего ему не суметь,

Но в кое-каких он силён науках.

И в форточку комнатную влететь

Ему это - плёвая, в общем, штука!

И вот, умостясь на моём столе,

Спросил он, сквозь космы тараща глазки:

- Ты веришь, поэт, в чудеса и сказки?

- Ещё бы! На то я и на земле!

- Ну то-то, спасибо хоть есть поэты.

А то ведь и слова не услыхать.

Грохочут моторы, ревут ракеты,

Того и гляди, что от техники этой

И сам, как машина, начнёшь рычать!

Не жизнь, а бездомная ерунда:

Ни поволшебничать, ни приютиться,

С горя даже нельзя удавиться,

Мы же - бессмертные. Вот беда!

- Простите, - сказал я, - чем так вот маяться,

Нельзя ли на отдых? Ведь вы уж дед!

- Э, милый! Кто с этим сейчас считается?!

У нас на пенсию полагается

Не раньше, чем после трёх тысяч лет.

Где вечно сидел домовой? В тепле.

А тут вот изволь наниматься лешим,

Чтоб выть, словно филин, в пустом дупле

Да ведьм непотребностью всякой тешить.

То мокни всю ночь на сучке в грозу,

То прыгай в мороз под еловой шапкой.

- И, крякнув, он бурой мохнатой лапкой

Сурово смахнул со щеки слезу.

- Ведь я бы сгодился ещё... Гляди.

А жить хоть за шкафом могу, хоть в валенке.

- И был он такой огорчённо-маленький,

Что просто душа занялась в груди.

- Да, да! - закричал я. - Я вас прошу!

И будьте хранителем ярких красок.

Да я же без вас ни волшебных сказок,

Ни песен душевных не напишу!

Он важно сказал, просияв: - Идёт! -

Затем, бородою взмахнув, как шарфом,

Взлетел и исчез, растворясь, за шкафом,

И всё! И теперь у меня живёт!

_