АЛЕКСАНДР СТЕПАНОВИЧ ГРИН

ИГРУШКА

             1

     В   один   из   прекрасных  осенних  дней,   полных   светлой  холодной  задумчивости,  неяркого сияния солнца и желтых, бесшумно падающих листьев, я гулял в городском саду. Аллеи были пусты, пахло прелью, земляной сыростью; в багрянце  листвы   светилось  чистое  голубое  небо.   Это   был   старинный провинциальный сад, изрезанный вдоль и поперек неправильными тропинками; сад с оврагами, густо поросшими крапивой; с кирпичами, мостиками и полусгнившими ротондами.  Огромные столетние липы  и  березы почти  закрывали небо;  в  их влажной сочной тени было так хорошо прилечь, наблюдая маленьких красногрудых снегирей, прыгавших по земле.

     Я  шел,  помахивая  тросточкой,  вполне  довольный  настоящей  минутой, тишиной и легкими послеобеденными мыслями.  Повернув с аллеи на узкую кривую тропинку, я заметил двух мальчуганов, присевших на корточки в густой высокой траве, и подошел к ним совсем близко.

     Сейчас трудно припомнить,  почему это  так  вышло.  Я  человек довольно замкнутый и  неохотно сталкивающийся с  кем бы  то ни было,  даже с  детьми; возможно, что меня привлекло сосредоточенное молчание маленьких незнакомцев, изредка прерываемое тихими напряженными возгласами.

     Оба так погрузились в свое занятие,  что я,  незамеченный,  очутился от них  не  далее  десяти шагов  и  притаился за  деревом.  Мальчики продолжали возиться,  устраивая что-то свое, понятное им и никому более. Вытянув шею, я разглядел обоих.  Один, постарше, лет, вероятно, двенадцати, круглоголовый и низенький, выглядел сильным, задорным крепышом, румяный и загорелый. Другой, тоненький,  высокий,  с  бледным,  истощенным лицом  и  оттопыренными ушами,

производил более  симпатичное впечатление;  природа как  будто пожалела его, наградив парой  чудных выразительных глаз.  Одеты  были  оба  они  в  летние гимназические блузы и  белые форменные фуражки.  Крапива и лопухи мешали мне хорошенько рассмотреть странное сооружение,  возведенное мальчиками.  Я  был уверен,  что эта незаконченная постройка превратится со временем в уродливую

глыбу  земли и  палок под  громким именем "Крепости Меткой Руки" или  "Форта Бизонов" - забава, которой увлекался и я в те блаженные времена, когда длина моих брюк не превышала еще одного аршина.

     Пока  я  гадал,  старший  мальчик согнулся,  стругая что-то  перочинным ножом, и я увидел два невысоких кола, торчавших из земли очень близко друг к другу.   Верхние   концы   их   соединялись  короткой,   прибитой   гвоздями перекладиной.  Тут же  сзади бледного мальчугана валялась грязная скомканная тряпка.

     Круглоголовый сунул руку за пазуху и сказал:

     - Думал - потерял. А она здесь.

     Он вытащил что-то зажатое в  кулак и показал приятелю.  Потом бросил на землю.  Это  была бечевка,  смотанная клубком.  А  я  услышал в  этот момент тоненькие неопределенные звуки, выходившие, казалось, из-под земли.

     Гимназистик кончил  строгать и  встал.  В  руках  у  него  был  толстый заостренный кусок дерева. Он воткнул его в землю между вертикально торчащими кольями,  взял  бечевку и  крепко,  аккуратно завязал один  ее  конец вокруг только что воткнутого колышка.  Другой конец спустил через перекладину,  и я увидел...  петлю.  Младший,  упираясь руками в согнутые колени,  внимательно следил  за   работой,   старательно  помогая  товарищу  бровями  и   языком,

точь-в-точь как на уроке чистописания.

     - Готово,  Синицын!  -  сказал крепыш и,  быстро оглянувшись,  прибавил торжественным, сухим голосом: - Ведите преступника!

II

     И  тут я сделался свидетелем неожиданной отвратительной сцены.  Грязная тряпка  оказалась мешком.  Синицын встряхнул его,  и  на  траву,  беспомощно расставляя крошечные дрожащие лапы,  вывалился слепой котенок.  Он  шатался, тыкался головой в траву и жалобно, тонко скулил, дрожа всем тельцем.

     - Ревет! - сказал Синицын, любопытно следя за его движениями. - Смотри, Буланов, - на тебя пополз!..

     - Он думает,  что мы его оправдаем, - сердито отозвался Буланов, хватая котенка поперек туловища.  -  Знаешь,  Синицын,  ведь все  преступники перед смертью притворяются, что они не виноваты. Чего орешь? У-у!

     Я  вышел  из-за  прикрытия.  Мое  появление смутило  маленьких палачей; Буланов вздрогнул и уронил котенка в траву; Синицын испуганно расширил глаза и  вдруг часто замигал,  подтягивая ремешок блузы.  Я  приветливо улыбнулся, говоря:

     - Чего переполошились, ребята? Валяйте, валяйте! Интересно!

     Оба молчали,  переглядываясь,  и  по  сердитым вытянутым лицам их  было видно, как глубоко я ненавистен им в эту минуту. Но уходить я не собирался и продолжал:

     - Экие вы трусишки, а? Что это у вас? Качели?

     Буланов вдруг  неожиданно и  громко  прыснул,  побагровев,  как  вишня.

Сравнение с качелями,  очевидно, показалось ему забавным. Синицын откашлялся и протянул тоскливым, умоляющим голосом:

     - Это...  это...  видите ли...  вот...  виселица. Мы хотели поиграть...

вот... а...

     Он умолк, захлебнувшись волнением, но Буланов поддержал его.

     - Так,  ничего,  -  равнодушно процедил  он,  рассматривая носки  своих сапог. - Играем. А вам что?

     - Да ничего, хотел посмотреть.

     - Вы,  может быть,  драться думаете?  -  продолжал Буланов, недоверчиво

отходя в сторону. - Так не нарывайтесь, у меня рогатка в кармане.

     - Ах,  Буланов,  -  укоризненно сказал я, - совсем я не хочу драться. А вот зачем вы хотели котенка повесить?

     - А вам что?  - торопливо заговорил Синицын. - Вам-то не все равно? Все одно, его утопить хотели... и еще троих... Я у кухарки выпросил... Вот...

     - Ему все равно! - подхватил Буланов.

     - Так ведь вы не умеете, - заметил я, - тут нужно знать дело.

     Мальчики переглянулись.

     - Умеем! - тихо сказал Буланов.

     - Ну, как же?

     - Как?  А  вот  как,  -  снова заговорил Синицын,  и  его  бледное лицо мечтательно вспыхнуло, - а вот как: ставят его под виселицу... А стоит он на стуле... Потом палач петлю наденет и...

     - Врешь!  -  горячо перебил Буланов.  - Вот и врешь! Сперва еще балахон наденут... совсем... с головой... Ну? Не так, что ли?

     - Балахон? Да, - покорно повторил Синицын. - А потом - раз! Стул из-под него вышибут - и вся недолга.

     - Это кто же тебе рассказал?

     - Кто? Вот он, - Синицын указал на Буланова. - А ему дядя рассказывал.

     - И он весь бывает синий,  -  заявил Буланов,  наматывая бечевку вокруг

пальца.

     - Котенка оставьте, - сказал я. - Жалко. Бросьте эту затею!

     Дети  молчали.   Мое   заявление,   по-видимому,   не   было  для   них неожиданностью,  они предчувствовали его и  не обманулись моей смиренностью.

Наконец, сердясь и краснея, Буланов сказал:

     - Людей можно, а котят - нет?..

     - И людей нельзя.

     - Дядя говорит -  можно,  -  возразил мальчик,  окинув меня критическим взглядом, и прибавил:

     - Он умнее вас. Он за границей был.

     Возражения  становились  бесполезными.   Авторитет  дяди   окончательно уничтожал меня в глазах моих противников. И как уверять их, что не он, дядя, умнее,  а  я?..  Я  ударил ногой миниатюрную виселицу,  и  она  рассыпалась.

Гимназистики,  оторопев,  пустились бежать со  всех ног,  бросив на произвол судьбы котенка,  мешок и  неиспользованную бечевку.  Зверек пищал и  ползал, путаясь в высокой траве.

     Я обратил их в бегство,  но был ли я победителем?  Нет,  потому что они остались при своем ясном и логическом убеждении:

     - Если можно людей, то кошек - тем более...

     Быть может,  впоследствии,  когда жизнь ярко и  выпукло развернет перед ними свою подкладку,  Синицын и  Буланов преисполнятся сочувствия к кошкам и начнут  тщательно воспитывать откормленных сибирских котов,  но  теперь  как отказаться от  нового романтического удовольствия,  приближающего их детские души  к  непонятному  волнующему  трагизму  современности,  захватывающему и интересному, как роман из индийской жизни? "Там" - вешают... И мы...

     Впечатления детства... Какова их судьба?

_________________________