АРТУР КОНАН ДОЙЛ

 ДЬЯВОЛОВА НОГА

     Пополняя время от времени  записи  о  моем  старом  друге, мистере   Шерлоке  Холмсе,  новыми  удивительными  событиями  и  интересными  воспоминаниями,  я  то  и   дело   сталкивался   с трудностями, вызванными его собственным отношением к гласности. Этому  угрюмому  скептику  претили шумные похвалы окружающих, и после  блестящего  раскрытия  очередной  тайны   он   от   души развлекался,   уступив  свои  лавры  какому-нибудь  служаке  из Скотленд-Ярда, и с  язвительной  усмешкой  слушал  громкий  хор поздравлений  не  по  адресу. Подобное поведение моего друга, а вовсе не отсутствие интересного материала и привело к тому, что за последние годы мне редко удавалось публиковать новые записи.

Дело в том, что  участие  в  некоторых  его  приключениях  было честью, всегда требующей от меня благоразумия и сдержанности.

     Представьте  же  мое  изумление, когда в прошлый вторник я получил телеграмму от Холмса (он никогда не посылал писем, если можно было  обойтись  телеграммой).  Она  гласила:  "Почему  не написать  о Корнуэльском ужасе - самом необычном случае в моей практике". Я решительно не понимал,  что  воскресило  в  памяти Холмса   это   событие   или   какая   причуда   побудила   его телеграфировать мне, однако, опасаясь, как бы он не  передумал, я тут же разыскал записи с точными подробностями происшествия и спешу представить читателям мой рассказ.

     Весной   1897  года  железное  здоровье  Холмса  несколько пошатнулось от тяжелой, напряженной работы, тем более, что  сам он  совершенно  не щадил себя. В марте месяце доктор Мур Эгер с Харли-стрит,  который  познакомился   с   Холмсом   при   самых драматических  обстоятельствах,  о  чем я расскажу как-нибудь в другой  раз,  категорически  заявил,  что  знаменитому   сыщику необходимо  временно  оставить  всякую  работу  и  как  следует отдохнуть,  если  он  не  хочет  окончательно  подорвать   свое здоровье.  Холмс отнесся к этому равнодушно, ибо умственная его деятельность совершенно не зависела от  физического  состояния, но  когда  врач пригрозил, что Холмс вообще не сможет работать, это убедило его наконец сменить обстановку. И вот ранней весной того года мы с ним поселились в загородном  домике  близ  бухты Полду на крайней оконечности Корнуэльского полуострова.

     Этот  своеобразный  край  как  нельзя лучше соответствовал угрюмому настроению моего пациента.  Из  окон  нашего  беленого домика,  высоко  стоящего  на  зеленом  мысе,  открывалось  все зловещие   полукружие   залива   Маунтс-Бей,    известного    с незапамятных  времен  как  смертельная  ловушка для парусников: скольких  моряков  настигла  смерть  на  его  черных  скалах  и подводных рифах. При северном ветре залив выглядел безмятежным, укрытым  от бурь и манил к себе гонимые штормом суда, обещая им покой и защиту.  Но  внезапно  с  юго-запада  с  ревом  налетал ураган,  судно  срывалось  с якоря, и у подветренного берега, в пене бурунов, начиналась борьба  не  на  жизнь,  а  на  смерть.

Опытные моряки держались подальше от этого проклятого места. Суша  в  окрестностях  нашего  дома  производила  такое же безотрадное  впечатление,  как  и  море.  Кругом   расстилалась болотистая  равнина,  унылая,  безлюдная,  и  лишь  по одиноким колокольням  можно  было  угадать,  где   находятся   старинные деревушки.  Всюду  виднелись  следы какого-то древнего племени, которое давно вымерло и напоминало о себе  только  причудливыми каменными  памятниками,  разбросанными  там  и  сям  могильными курганами и любопытными земляными укреплениями, воскрешающими в памяти   доисторические   битвы.    Колдовские    чары    этого таинственного   места,   зловещие   призраки   забытых   племен подействовали на воображение моего друга, и он подолгу гулял по торфяным    болотам,     предаваясь     размышлениям.     Холмс заинтересовался  также  древним корнуэльским языком и, если мне не изменяет память, предполагал, что он сродни халдейскому и  в значительной мере заимствован у финикийских купцов, приезжавших сюда  за оловом. Он выписал кучу книг по филологии и засел было за  развитие  своей  теории,  как  вдруг,  к  моему   глубокому сожалению  и его нескрываемому восторгу, мы оказались втянутыми в тайну - более сложную, более захватывающую и уж, конечно,  в сто  раз  более загадочную, чем любая из тех, что заставили нас покинуть Лондон. Наша скромная жизнь,  мирный,  здоровый  отдых были  грубо  нарушены,  и  нас  закружило в водовороте событий, которые потрясли не только Корнуэлл, но и всю западную  Англию.

Многие  читатели  помнят, наверное, о "Корнуэльском ужасе", как это тогда называлось, хотя должен вам сказать,  что  лондонская пресса  располагала  весьма  неполными  данными.  И вот теперь, через тринадцать лет, настало время сообщить вам все  подлинные подробности этого непостижимого происшествия.

     Я  уже говорил, что редкие церковные колоколенки указывали на деревни, разбросанные в этой части  Корнуэлла.  Ближайшей  к нам    оказалась   деревушка   Тридэнник-Уоллес,   где   домики сотни-другой жителей лепились вокруг древней  замшелой  церкви. Священник    этого    прихода,   мистер   Раундхэй,   увлекался археологией; на этой почве Холмс и познакомился с ним. Это  был радушный  толстяк  средних  лет, неплохо знавший здешние места.

Как-то он пригласил нас к себе  на  чашку  чая,  и  у  него  мы встретились  с  мистером Мортимером Тридженнисом, состоятельным человеком, который увеличивал скудные доходы священника, снимая несколько комнат в его большом,  бестолково  построенном  доме.

Одинокий  священник  был доволен этим, хотя имел мало общего со своим жильцом, худощавым брюнетом в очках, до того сутулым, что с первого взгляда казался горбуном. Помню, что за время  нашего недолгого   визита   священник   произвел  на  нас  впечатление неутомимого  говоруна,  зато  жилец  его  был   до   странности необщителен,  печален,  задумчив;  он сидел, уставившись в одну точку, занятый, видимо, собственными мыслями.

     И вот во вторник, шестнадцатого марта, когда мы докуривали после завтрака, готовясь к обычной прогулке на торфяные болота, в нашу маленькую гостиную ворвались два этих человека.

     - Мистер Холмс, - задыхаясь,  проговорил  священник,  - этой  ночью  произошла  ужасная  трагедия?  Просто  неслыханно! Наверное, само Провидение привело вас  сюда  как  раз  вовремя, потому что если кто-нибудь в Англии и может помочь, то это вы!

     Я  бросил  не  слишком  дружелюбный  взгляд на назойливого священника, но Холмс вынул изо рта трубку и  насторожился,  как старый гончий пес, услышавший зов охотника. Он знаком предложил им  сесть,  и  наш взбудораженный посетитель со своим спутником уселись на диван.  Мистер  Мортимер  Тридженнис  больше  владел собой,  но судорожное подергивание его худых рук и лихорадочный блеск темных глаз  показывали,  что  он  взволнован  ничуть  не меньше.

     - Кто  будет  рассказывать,  я  или  вы?  -  спросил  он священника.

     - Я не знаю, что у вас случилось, - сказал Холмс, -  но раз   уж,   судя  по  всему,  открытие  сделали  вы,  то  вы  и рассказывайте: ведь священник узнал об этом уже от вас.

     Я взглянул на одетого наспех священника и его  аккуратного соседа  и  в душе позабавился тому изумлению, которое вызвал на их лицах простой логический вывод Холмса.

     - Позвольте  мне  сказать  несколько   слов,   -   начал священник,  -  и  тогда  вы  сами  решите,  выслушать  ли  вам подробности  от  мистера  Тридженниса  или   лучше   немедленно поспешить к месту этого загадочного происшествия. Случилось вот что:  вчера вечером наш друг был в гостях у своих братьев Оуэна и Джорджа и сестры Брэнды в  их  доме  в  Тридэнник-Уорта,  что неподалеку от древнего каменного креста на торфяных болотах. Он ушел от них в начале одиннадцатого, до этого они играли в карты в  столовой, все были здоровы, и прекрасном настроении. Сегодня утром, еще до завтрака, наш друг - он всегда встает очень рано - пошел прогуляться в направлении дома своих родственников,  и тут  его  нагнал  шарабан доктора Ричардса: оказалось, что того срочно вызвали  в  Тридэнник-Уорта.  Конечно,  мистер  Мортимер Тридженнис  поехал  вместе с ним. Приехав, они обнаружили нечто невероятное. Сестра и братья сидели вокруг стола точно в тех же позах, как он их оставил, перед ними еще лежали карты, но свечи догорели до самых розеток. Сестра лежала в кресле мертвая, а  с двух   сторон   от   нее  сидели  братья:  они  кричали,  пели, хохотали... разум покинул их. У  всех  троих  -  и  у  мертвой женщины  и у помешавшихся мужчин - на лицах застыл невыразимый страх, гримаса ужаса, на которую жутко  смотреть.  Нет  никаких признаков,  что в доме были посторонние, если не считать миссис Портер, их старой кухарки и экономки, которая сообщила, что всю ночь крепко спала и ничего не слыхала. Ничего не украдено,  все в  полном  порядке, и совершенно непонятно, чего они испугались настолько, что женщина лишилась жизни, а мужчины  -  рассудка.

Вот  вкратце  и  все,  мистер  Холмс,  и  если  вы поможете нам разобраться во всем этом, вы сделаете великое дело.

     Я еще надеялся уговорить моего друга вернуться  к  отдыху, составлявшему  цель  нашей  поездки, но стоило мне взглянуть на его сосредоточенное лицо и нахмуренные брови, как  стало  ясно, что  надеяться не на что. Холмс молчал, поглощенный необычайной драмой, ворвавшейся в нашу тихую жизнь.

     - Я  займусь  этим  делом,  -  сказал  он  наконец.   - Насколько  я  понимаю, случай исключительный. Сами вы там были, мистер Раундхэй?

     - Нет, мистер  Холмс.  Как  только  я  узнал  от  мистера Тридженниса об этом несчастье, мы тут же поспешили к вам, чтобы посоветоваться.

     - Далеко ли дом, где разыгралась эта ужасная трагедия?

     - Около мили отсюда.

     - Значит,  отправимся вместе. Но сначала, мистер Мортимер Тридженнис, я хочу задать вам несколько вопросов.

     За все это время тот не произнес ни звука, но  я  заметил, что  внутренне  он  встревожен  куда  больше,  чем  суетливый и разговорчивый  священник.  Лицо  его  побледнело,   исказилось, беспокойный  взгляд  не  отрывался  от  Холмса,  а  худые  руки сжимались и разжимались. Когда священник  рассказывал  об  этом страшном  происшествии,  побелевшие губы Тридженниса дрожали, и казалось, что  в  его  темных  глазах  отражается  эта  ужасная картина.

     - Спрашивайте обо всем, что сочтете нужным, мистер Холмс, - с готовностью сказал он. - Тяжело говорить об этом, но я не скрою от вас ничего.

     - Расскажите мне о вчерашнем вечере.

     - Так  вот,  мистер  Холмс, как уже говорил священник, мы вместе поужинали, а потом старший брат Джордж предложил сыграть в вист. Мы сели за карты около девяти. В четверть одиннадцатого я собрался домой. Они сидели за столом, здоровые и веселые.

     - Кто закрыл за вами дверь?

     - Миссис Портер уже легла, и меня никто  не  провожал.  Я сам  захлопнул  за  собой  входную  дверь.  Окно  в  комнате, у которого они сидели, было закрыто, но шторы не спущены. Сегодня утром и дверь и окно оказались в том же виде, что  и  вчера,  и нет  причины думать, что в дом забрался чужой. И все-таки страх помутил рассудок моих братьев, страх убил Брэнду... если  б  вы видели,  как  она  лежала,  свесившись через ручку кресла... До самой смерти не забыть мне этой комнаты.

     - То, что вы рассказываете, просто неслыханно, -  сказал Холмс.   -   Но,  насколько  я  понимаю,  у  вас  нет  никаких предположений о причине происшедшего?

     - Это  дьявольщина,   мистер   Холмс,   дьявольщина!   - воскликнул Мортимер Тридженнис. - Это нечистая сила! В комнату проникает  что-то  ужасное,  и  люди  лишаются  рассудка. Разве человек способен на такое?

     - Ну, если человеку такое  не  под  силу,  то,  боюсь,  и разгадка окажется мне не под силу, - заметил Холмс. - Однако, прежде  чем  принять  вашу  версию,  мы  должны испробовать все реальные причины. Что касается вас, мистер Тридженнис,  то  вы, как  я  понял, в чем-то не ладили со своими родными, - ведь вы жили врозь, верно?

     - Да, так оно и было, мистер  Холмс,  хотя  это  -  дело прошлое.  Видите ли, нашей семье принадлежали оловянные рудники в  Редруте,  но  потом  мы  продали  их  Компании  и,   получив возможность  жить  безбедно,  уехали  оттуда. Не скрою, что при дележе денег мы поссорились и разошлись на некоторое время,  но что было, то прошло, и мы снова стали лучшими друзьями.

     - Однако   вернемся  к  событиям  вчерашнего  вечера.  Не припомните  ли  вы  что-нибудь,  что  могло  бы  хоть  косвенно натолкнуть   нас  на  разгадку  этой  трагедии?  Подумайте  как следует, мистер Тридженнис, любой намек мне поможет.

     - Нет, сэр, ничего не могу припомнить.

     - Ваши родные были в обычном настроении?

     - Да, в очень хорошем.

     - Не были  они  нервными  людьми?  Не  бывало  ли  у  них предчувствия приближающейся опасности?

     - Нет, никогда.

     - Больше вы ничем не можете помочь мне?

     Мортимер Тридженнис напряг память.

     - Вот  что  я вспомнил, - сказал он наконец. - Когда мы играли в карты, я сидел спиной  к  окну,  а  брат  Джордж,  мой партнер, - лицом. И вдруг я заметил, что он пристально смотрит через  мое  плечо,  и  я  тоже обернулся и посмотрел. Окно было закрыто, но шторы еще  не  спущены,  и  я  разглядел  кусты  на лужайке;  мне показалось, что в них что-то шевелится. Я даже не понял, человек это или животное. Но  подумал,  что  там  кто-то есть.  Когда  я спросил брата, куда он смотрит, он ответил, что ему тоже что-то показалось. Вот, собственно, и все.

     - И вы не поинтересовались, что это?

     - Нет, я тут же забыл об этом.

     - Когда вы уходили, у вас не было дурного предчувствия?

     - Ни малейшего.

     - Мне не совсем ясно,  как  вы  узнали  новости  в  такой ранний час.

     - Я обычно встаю рано и до завтрака гуляю. Только я вышел сегодня  утром, как меня нагнал шарабан доктора. Он сказал, что старая миссис Портер прислала за ним мальчишку и спешно требует его туда. Я вскочил в шарабан,  и  мы  поехали.  Там  мы  сразу бросились  в  эту  жуткую  комнату.  Свечи  и камин погасли уже давно, и они до самого рассвета были в темноте. Доктор  сказал, что  Брэнда  умерла  по крайней мере шесть часов назад. Никаких следов насилия. Она лежала в кресле, перевесившись через ручку, и на лице ее застыло это самое выражение ужаса. Джордж  и  Оуэн на   разные   голоса  распевали  песни  и  бормотали,  как  два каких-нибудь орангутанга. О, это было ужасно! Я еле выдержал, а  доктор побелел как полотно.  Ему  стало  дурно,  и  он  упал  в кресло, - хорошо еще, что нам не пришлось за ним ухаживать.

     - Поразительно...  просто  поразительно, - сказал Холмс, вставая, и взялся  за  шляпу.  -  По-моему,  лучше,  не  теряя времени,  отправиться в Тридэнник-Уорта. Должен признаться, что редко мне встречалось дело, которое на первый  взгляд  казалось бы столь необычайным.

     В  то утро наши розыски продвинулись мало. Зато в самом же начале произошел случай, который оказал на меня самое  гнетущее действие.  Мы  шли  к  месту  происшествия по узкой, извилистой проселочной дороге.  Увидев  тарахтящую  навстречу  карету,  мы сошли  на обочину, чтобы пропустить ее. Когда она поравнялась с нами, за поднятым стеклом  метнулось  оскаленное,  перекошенное лицо  с  вытаращенными  глазами.  Эти  остановившиеся  глаза  и скрежещущие зубы промелькнули мимо нас, как кошмарное видение.

     - Братья!   -   весь   побелев,   воскликнул    Мортимер Тридженнис. - Их увозят в Хелстон!

     В  ужасе  мы  смотрели вслед черной карете, громыхающей по дороге, потом снова направились к дому, где их  постигла  такая странная судьба.

     Это   был  просторный,  светлый  дом,  скорее  вилла,  чем коттедж, с большим садом, где благодаря  мягкому  корнуэльскому климату  уже  благоухали  весенние цветы. В этот сад и выходило окно гостиной,  куда,  по  утверждению  Мортимера  Тридженниса, проник  злой  дух  и  принес  столько  несчастий хозяевам дома.

Прежде, чем подняться на крыльцо, Холмс  медленно  и  задумчиво прошелся по дорожке и между клумбами. Я помню, он был так занят своими  мыслями,  что споткнулся о лейку, и она опрокинулась на садовую дорожку, облив нам ноги. В доме нас  встретила  пожилая экономка, миссис Портер, которая вела здесь хозяйство с помощью молоденькой служанки. Она с готовностью отвечала на все вопросы Холмса.  Нет,  она  ничего  не  слышала  ночью.  Да,  хозяева в последнее время были в прекрасном настроении:  никогда  она  не видела,  чтоб  они  были такие веселые и довольные. Она упала в обморок от ужаса, когда зашла утром в комнату и увидела  их  за столом.   Опомнившись,  она  распахнула  окно,  чтобы  впустить утренний воздух, бросилась  на  дорогу,  окликнула  фермерского мальчишку  и послала его за доктором. Если мы хотим посмотреть, то хозяйка лежит в своей спальне. Четверо здоровенных санитаров еле справились с братьями, усаживая их в карету. А она  сама  и до  завтра  не  останется  в  этом  доме,  немедленно  уедет  в Сент-Айвс к своим родным.

     Мы поднялись наверх и осмотрели  тело  Брэнды  Тридженнис.

Даже  сейчас  всякий  сказал  бы,  что  в  молодости  она  была красавицей. И после смерти  она  была  прекрасна,  хотя  тонкие черты  ее  смуглого  лица хранили печать ужаса - последнего ее ощущения при жизни. Из спальни мы спустились  в  гостиную,  где произошла  эта  невероятная драма. В камине еще лежала зола. На столе стояли  четыре  оплывшие,  догоревшие  свечи  и  валялись карты.  Стулья  были отодвинуты к стенам, к остальным предметам никто не прикасался.  Холмс  легкими,  быстрыми  шагами  обошел комнату;  он садился на стулья, двигал их и расставлял так, как они стояли накануне.  Он  прикидывал,  насколько  виден  сад  с разных  мест.  Он осмотрел пол, потолок, камин; но ни разу я не заметил ни внезапного блеска  в  его  глазах,  ни  сжатых  губ, которые подсказали бы мне, что в мозгу его мелькнула догадка.

     - Зачем топили камин? - спросил он вдруг. - Даже весной топят в такой небольшой комнате?

     Мортимер  Тридженнис  пояснил,  что вечером было холодно и сыро. Поэтому, когда он пришел, затопили камин.

     - Что вы собираетесь  делать  дальше,  мистер  Холмс?  - спросил он.

     Улыбнувшись, мой друг положил руку мне на плечо.

     - Знаете,  Уотсон, пожалуй, мне снова придется взяться за трубку и снова вызвать ваши справедливые упреки, - сказал  он.

- С  вашего  разрешения,  господа, мы вернемся домой, ибо я не рассчитываю найти  здесь  что-то  новое.  Я  проанализирую  все известные  факты,  мистер  Тридженнис,  и  если  мне что-нибудь придет в голову, немедленно извещу вас  и  священника.  А  пока позвольте пожелать вам всего доброго.

1 2 3