РЭЙ  БРЭДБЕРИ

ВЕЛЬД¹

    [¹Название диких степей Южной Африки.]

– Джорджи, пожалуйста, посмотри детскую комнату.

– А что с ней?

– Не знаю.

– Так в чем же дело?

– Ни в чем, просто мне хочется, чтобы ты ее посмотрел, или пригласи психиатра, пусть он посмотрит.

– Причем здесь психиатр?

– Ты отлично знаешь, причем. – Стоя посреди кухни, она глядела на плиту, которая, деловито жужжа, сама готовила ужин на четверых. – Понимаешь, детская изменилась, она совсем не такая, как прежде.

– Ладно, давай посмотрим.

Они прошли по коридору своего звуконепроницаемого дома типа «Все для счастья», который стал им в тридцать тысяч долларов (с полной обстановкой), – дома, который их одевал, кормил, холил, укачивал, пел и играл им. Когда до детской оставалось пять шагов, что‑то щелкнуло, и в ней зажегся свет. И в коридоре, пока они шли, один за другим плавно, автоматически загорались и гасли светильники.

– Ну, – сказал Джордж Хедли.

Они стояли на крытом камышовой циновкой полу детской комнаты. Сто сорок четыре квадратных метра, высота – десять метров; она одна стоила пятнадцать тысяч. «Дети должны получать все самое лучшее», – заявил тогда Джордж.

Тишина. Пусто, как на лесной прогалине в знойный полдень. Гладкие двухмерные стены. Но на глазах у Джорджа и Лидии Хедли они, мягко жужжа, стали таять, словно уходя в прозрачную даль, и появился африканский вельд – трехмерный, в красках, как настоящий, вплоть до мельчайшего камешка и травинки. Потолок над ними превратился в далекое небо с жарким желтым солнцем.

Джордж Хедли ощутил, как на лбу у него проступает пот.

– Лучше уйдем от солнца,– предложил он,– уж больно естественное. И вообще, я ничего такого не вижу, все как будто в порядке.

– Подожди минуточку, сейчас увидишь, – сказала жена.

В этот миг скрытые одорофоны, вступив в действие, направили волну запахов на двоих людей, стоящих среди опаленного солнцем вельда. Густой, сушащий ноздри запах жухлой травы, запах близкого водоема, едкий, резкий запах животных, запах пыли, которая клубилась в раскаленном воздухе облачком красного перца. А вот и звуки: далекий топот антилопьих копыт по упругому дерну, шуршащая поступь крадущихся хищников.

В небе проплыл силуэт, по обращенному вверх потному лицу Джорджа Хедли скользнула тень.

– Мерзкие твари, – услышал он голос жены.

– Стервятники…

– Смотри‑ка, львы, вон там, вдали, вон, вон! Пошли на водопой. Видишь, они там что‑то ели.

– Какое‑нибудь животное. – Джордж Хедли защитил воспаленные глаза ладонью от слепящего солнца. – Зебру… или жирафенка…

– Ты уверен? – Ее голос звучал как‑то странно.

– Теперь‑то уверенным быть нельзя, поздно, – шутливо ответил он. – Я вижу только обглоданные кости да стервятников, которые подбирают ошметки.

– Ты не слышал крика? – спросила она.

– Нет.

– Так с минуту назад?

– Ничего не слышал.

Львы медленно приближались. И Джордж Хедли – в который раз – восхитился гением конструктора, создавшего эту комнату. Чудо совершенства – за абсурдно низкую цену. Всем бы домовладельцам такие! Конечно, иногда они отталкивают своей клинической продуманностью, даже пугают, вызывают неприятное чувство, но чаще всего служат источником забавы не только для вашего сына или дочери, но и для вас самих, когда вы захотите развлечься короткой прогулкой в другую страну, сменить обстановку. Как сейчас, например!

Вот они, львы, в пятнадцати футах, такие правдоподобные – да‑да, такие до ужаса, до безумия правдоподобные, что ты чувствуешь, как твою кожу щекочет жесткий синтетический мех, а от запаха разгоряченных шкур у тебя во рту вкус пыльной обивки, их желтизна отсвечивает в твоих глазах желтизной гобелена… Желтый цвет львиной шкуры и жухлой травы, шумное львиное дыхание в тихий полуденный час, запах мяса из открытых, влажных от слюны пастей.

Львы остановились, глядя жуткими желто‑зелеными глазами на Джорджа и Лидию Хедли.

– Берегись! – вскричала Лидия.

Львы ринулись на них.

Лидия стремительно бросилась к двери, Джордж непроизвольно побежал следом. И вот они в коридоре, дверь захлопнута, он смеется, она плачет, и каждый озадачен реакцией другого.

– Джордж!

– Лидия! Моя бедная, дорогая, милая Лидия!

– Они чуть не схватили нас!

– Стены, Лидия, светящиеся стены, только и всего, не забывай. Конечно, я не спорю, они выглядят очень правдоподобно – Африка в вашей гостиной! – но все это лишь повышенного воздействия цветной объемный фильм и психозапись, проектируемые на стеклянный экран, одорофоны и стереозвук. Вот, возьми мой платок.

– Мне страшно. – Она подошла и всем телом прильнула к нему, тихо плача. – Ты видел? Ты почувствовал? Это чересчур правдоподобно.

– Послушай, Лидия…

– Скажи Венди и Питеру, чтобы они больше не читали про Африку.

– Конечно… конечно. – Он погладил ее волосы.

– Обещаешь?

– Разумеется.

– И запри детскую комнату на несколько дней, пока я не справлюсь с нервами.

– Ты ведь знаешь, как трудно с Питером. Месяц назад я наказал его, запер детскую комнату на несколько часов – что было! Да и Венди тоже… Детская для них – все.

– Ее нужно запереть, и никаких поблажек.

– Ладно.– Он неохотно запер тяжелую дверь. – Ты переутомилась, тебе нужно отдохнуть.

– Не знаю… Не знаю. – Она высморкалась и села в кресло, которое тотчас тихо закачалось. – Возможно, у меня слишком мало дела. Возможно, остается слишком много времени для размышлений. Почему бы нам на несколько дней не запереть весь дом, не уехать куда‑нибудь?

– Ты хочешь сказать, что готова сама жарить мне яичницу?

– Да. – Она кивнула.

– И штопать мои носки?

– Да. – Порывистый кивок; глаза полны слез.

– И заниматься уборкой?

– Да, да… Конечно!

– А я‑то думал, мы для того и купили этот дом, чтобы ничего не делать самим?

– Вот именно. Я здесь вроде ни к чему. Дом – и жена, и мама, и горничная. Разве я могу состязаться с африканским вельдом? Разве могу искупать и отмыть детей так быстро и чисто, как это делает автоматическая ванна? Не могу. И не во мне одной дело, а и в тебе тоже. В последнее время ты стал ужасно нервным.

– Наверно, слишком много курю.

– У тебя такой вид, словно и ты не знаешь, куда себя деть в этом доме. Куришь немного больше обычного каждое утро, выпиваешь немного больше обычного по вечерам и принимаешь на ночь снотворное чуть больше обычного. Ты тоже начинаешь чувствовать себя ненужным.

– Я?.. – Он помолчал, пытаясь заглянуть в собственную душу и понять, что там происходит.

– О, Джорджи! – Она поглядела мимо него на дверь детской комнаты. – Эти львы… Они ведь не могут выйти оттуда?

Он тоже посмотрел на дверь – она вздрогнула, словно от удара изнутри.

– Разумеется, нет, – ответил он.

Они ужинали одни. Венди и Питер отправились на специальный стереокарнавал в другом конце города и сообщили домой по видеофону, что вернутся поздно, не надо их ждать. Озабоченный Джордж Хедли смотрел, как стол‑автомат исторгает из своих механических недр горячие блюда.

– Мы забыли кетчуп, – сказал он.

– Простите, – произнес тонкий голосок внутри стола, и появился кетчуп.

«Детская… – подумал Джордж Хедли. – Что ж, детям и впрямь не вредно некоторое время пожить без нее. Во всем нужна мера. А они, это совершенно ясно, слишком уж увлекаются Африкой». Это солнце… Он до сих пор чувствовал на шее его лучи – словно прикосновение горячей лапы. А эти львы. И запах крови. Удивительно, как точно детская улавливает телепатическую эманацию психики детей и воплощает любое их пожелание. Стоит им подумать о львах – пожалуйста, вот они. Представят себе зебр – вот зебры. И солнце. И жирафы. И смерть.

Вот именно. Он механически жевал пищу, которую ему приготовил стол. Мысли о смерти. Венди и Питер слишком молоды для таких мыслей. А впрочем, разве дело в возрасте? Задолго до того, как ты понял, что такое смерть, ты уже желаешь смерти кому‑нибудь. В два года ты стреляешь в людей из пугача…

Но это… Жаркий безбрежный африканский вельд… Ужасная смерть в когтях у льва… Снова и снова смерть.

– Ты куда?

Он не ответил ей. Поглощенный своими мыслями, он шел, провожаемый волной света, к детской. Он приложил ухо к двери. Откуда‑то донесся львиный рык.

Он отпер дверь и распахнул ее. В тот же миг его слуха коснулся далекий крик. Снова рычанье львов… Тишина.

Он вошел в Африку. Сколько раз за последний год он, открыв дверь, встречал Алису в стране чудес, или фальшивую черепаху, или Аладдина с его волшебной лампой, или Джека Тыквенную Голову из страны Оз, или доктора Дулитла, или корову, которая прыгала через луну, очень похожую на настоящую, – всех этих чудесных обитателей воображаемого мира. Сколько раз видел он летящего в небе Пегаса, или розовые фонтаны фейерверка, или слышал ангельское пение. А теперь перед ним желтая раскаленная Африка, огромная печь, которая пышет убийством. Может быть, Лидия права. Может, и впрямь надо на время расстаться с фантазией, которая стала чересчур реальной для десятилетних детей. Разумеется, очень полезно упражнять воображение человека, но если пылкая детская фантазия чрезмерно увлекается каким‑то одним мотивом?.. Кажется, весь последний месяц он слышал львиный рык, чувствовал даже у себя в кабинете резкий запах хищников, да по занятости не обращал внимания…

Джордж Хедли стоял один в степях Африки. Львы, оторвавшись от своей трапезы, смотрели на него. Полная иллюзия настоящих зверей – если бы не открытая дверь, через которую он видел в дальнем конце коридора, будто портрет в рамке, рассеянно ужинающую жену.

– Уходите, – сказал он львам. Они послушались.

Он отлично знал устройство комнаты. Достаточно послать мысленный приказ, и он будет исполнен.

– Пусть появится Аладдин с его лампой, – рявкнул он.

По‑прежнему вельд, и все те же львы…

– Ну, комната, действуй! Мне нужен Аладдин. Никакого впечатления. Львы что‑то грызли, тряся косматыми гривами.

– Аладдин!

Он вернулся в столовую.

– Проклятая комната, – сказал он, – поломалась. Не слушается.

– Или…

– Или что?

– Или не может послушаться,– ответила Лидия.– Потому что дети уже столько дней думают про Африку, львов и убийства, что комната застряла на одной комбинации.

– Возможно.

– Или же Питер заставил ее застрять.

– Заставил?

– Открыл механизм и что‑нибудь подстроил.

– Питер не разбирается в механизме.

– Для десятилетнего парня он совсем не глуп. Коэффициент его интеллекта…

– И все‑таки…

– Хелло, мам! Хелло, пап!

Супруги Хедли обернулись. Венди и Питер вошли в прихожую: щеки – мятный леденец, глаза – ярко‑голубые шарики, от джемперов так и веет озоном, в котором они купались, летя в вертолете.

– Вы как раз успели к ужину, – сказали родители вместе.

– Мы наелись земляничного мороженого и сосисок,– ответили дети, отмахиваясь руками. – Но мы посидим с вами за столом.

– Вот‑вот, подойдите‑ка сюда, расскажите про детскую, – позвал их Джордж Хедли.

Брат и сестра удивленно посмотрели на него, потом друг на друга.

– Детскую?

– Про Африку и все прочее, – продолжал отец с наигранным добродушием.

– Не понимаю, – сказал Питер.

– Ваша мать и я только что совершили путешествие по Африке: Том Свифт и его Электрический Лев, – усмехнулся Джордж Хедли.

– Никакой Африки в детской нет, – невинным голосом возразил Питер.

– Брось, Питер, мы‑то знаем.

– Я не помню никакой Африки. – Питер повернулся к Венди. – А ты?

– Нет.

– А ну, сбегай, проверь и скажи нам.

Она повиновалась брату.

– Венди, вернись! – Позвал Джордж Хедли, но она уже ушла. Свет провожал ее, словно рой светлячков. Он слишком поздно сообразил, что забыл запереть детскую.

– Венди посмотрит и расскажет нам, – сказал Питер.

– Что мне рассказывать, когда я сам видел.

– Я уверен, отец, ты ошибся.

– Я не ошибся, пойдем‑ка. Но Венди вернулась.

– Никакой Африки нет, – доложила она, запыхавшись.

– Сейчас проверим, – ответил Джордж Хедли.

Они все вместе пошли по коридору и отворили дверь в детскую.

Чудесный зеленый лес, чудесная река, пурпурная гора, ласкающее слух пение, а в листве– очаровательная таинственная Рима, на длинных распущенных волосах которой, словно ожившие цветы, трепетали многоцветные бабочки. Ни африканского вельда, ни львов. Только Рима, поющая так восхитительно, что невольно на глазах выступают слезы.

Джордж Хедли внимательно осмотрел новую картину.

– Ступайте спать, – велел он детям.

Они открыли рты.

– Вы слышали?

Они отправились в пневматический отсек и взлетели, словно сухие листья, вверх по шахте в свои спальни.

Джордж Хедли пересек звенящую птичьими голосами полянку и что‑то подобрал в углу, поблизости от того места, где стояли львы. Потом медленно возвратился к жене.

– Что это у тебя в руке?

– Мой старый бумажник, – ответил он и протянул его ей.

От бумажника пахло жухлой травой и львами. На нем были капли слюны, и следы зубов, и с обеих сторон пятна крови.

Он затворил дверь детской и надежно ее запер. В полночь Джордж все еще не спал, и он знал, что жена тоже не спит.

– Так ты думаешь, Венди ее переключила? – спросила она наконец в темноте.

– Конечно.

– Превратила вельд в лес и на место львов вызвала Риму?

– Да.

– Но зачем?

– Не знаю. Но пока я не выясню, комната будет заперта.

– Как туда попал твой бумажник?

– Не знаю, – ответил он, – ничего не знаю, только одно: я уже жалею, что мы купили детям эту комнату. И без того они нервные, а тут еще такая комната…

– Ее назначение в том и состоит, чтобы помочь избавиться от своих неврозов.

– Ой, так ли это… – Он посмотрел в потолок.

– Мы давали детям все, что они просили. А в награду что получаем – непослушание, секреты от родителей…

– Кто это сказал: «Дети – ковер, иногда на них надо наступать»… Мы ни разу не поднимали на них руку. Скажем честно – они стали несносны. Уходят и приходят, когда им вздумается, с нами обращаются так, словно мы – их отпрыски. Мы их портим, они нас.

– Они переменились с тех самых пор – помнишь, месяца два‑три назад? – когда ты запретил им лететь на ракете в Нью‑Йорк.

– Я им объяснил, что они еще малы для такого путешествия.

– Объяснил, а я вижу, как они с того дня стали хуже к нам относиться.

– Я вот что сделаю: завтра приглашу Дэвида Макклина и попрошу его взглянуть на эту Африку.

– Но ведь Африки нет, теперь там сказочная страна и Рима.

– Сдается мне, к тому времени снова будет Африка. Мгновением позже он услышал крики.

Один… другой… Двое кричали внизу. Затем – рычание львов.

– Венди и Питер не спят, – сказала ему жена. Он слушал с колотящимся сердцем.

– Да, – отозвался он. – Они проникли в детскую комнату.

– Эти крики… они мне что‑то напоминают.

– В самом деле?

– Да, мне страшно.

И как ни трудились кровати, они еще целый час не могли укачать супругов Хедли. В ночном воздухе пахло кошками.

– Отец, – сказал Питер.

– Да?

1 2