МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ ЗОЩЕНКО

ЛИМОНАД

Я, конечно, человек непьющий. Ежели другой раз и выпью, то мало — так, приличия ради или славную компанию поддержать.

Больше как две бутылки мне враз нипочём не употребить. Здоровье не дозволяет. Один раз, помню, в день своего бывшего ангела, я четверть выкушал.

Но это было в молодые, крепкие годы, когда сердце отчаянно в груди билось, и в голове мелькали разные мысли.

А теперь старею.

Знакомый ветеринарный фельдшер, товарищ Птицын, давеча осматривал меня и даже, знаете, испугался. Задрожал.

— У вас,— говорит,— полная девальвация. Где,— говорит,— печень, где мочевой пузырь, распознать,— говорит,— нет никакой возможности. Очень,— говорит,— вы сносились.

Хотел я этого фельдшера побить, но после остыл к нему.

«Дай,— думаю,— сперва к хорошему врачу схожу, удостоверюсь».

Врач никакой девальвации не нашёл.

— Органы,— говорит,— у вас довольно в аккуратном виде. И пузырь,— говорит,— вполне порядочный и не протекает. Что касается сердца — очень ещё отличное, даже,— говорит,— шире, чем надо. Но,— говорит,— пить вы перестаньте, иначе очень просто смерть может приключиться.

А помирать, конечно, мне неохота. Я жить люблю. Я человек ещё молодой. Мне только-только в начале нэпа сорок три года стукнуло. Можно сказать, в полном расцвете сил и здоровья. И сердце в груди широкое. И пузырь, главное, не протекает. С таким пузырём жить да радоваться. «Надо,— думаю,— в самом деле пить бросить». Взял и бросил.

Не пью и не пью. Час не пью, два не пью. В пять часов вечера пошёл, конечно, обедать в столовую.

Покушал суп. Начал варёное мясо кушать — охота выпить. «Заместо,— думаю,— острых напитков попрошу чего-нибудь помягче — нарзану или же лимонаду». Зову.

— Эй,— говорю,— который тут мне порции подавал, неси мне, куриная твоя голова, лимонаду.

Приносят, конечно, мне лимонаду на интеллигентном подносе. В графине. Наливаю в стопку.

Пью я эту стопку, чувствую: кажись, водка. Налил ещё. Ей-богу, водка. Что за чёрт! Налил остатки — самая настоящая водка.

— Неси,— кричу,— ещё!

«Вот,— думаю,— попёрло-то!»

Приносят ещё.

Попробовал ещё. Никакого сомнения не осталось — самая натуральная.

После, когда деньги заплатил, замечание всё-таки сделал.

— Я,— говорю,— лимонаду просил, а ты чего носишь, куриная твоя голова?

Тот говорит:

— Так что это у нас завсегда лимонадом зовётся. Вполне законное слово. Ещё с прежних времён... А натурального лимонаду, извиняюсь, не держим — потребителя нету.

— Неси,— говорю,— ещё последнюю.

Так и не бросил. А желание было горячее. Только вот обстоятельства помешали. Как говорится — жизнь диктует свои законы. Надо подчиняться.

1925