МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ  ЗОЩЕНКО

ПАСХАЛЬНЫЙ  СЛУЧАЙ

Вот, братцы мои, и праздник на носу — пасха православная.

Которые верующие, те, что бараны, потащат свои куличи святить. Пущай тащат! Я не потащу. Будет. Мне, братцы, в прошлую пасху на кулич ногой наступили!

Главное, что я замешкался и опоздал к началу. Прихожу к церковной ограде, а столы уже заняты. Я прошу православных граждан потесниться, а они не хотят. Ругаются.

— Опоздал,— говорят,— чёрт такой, так и станови свой кулич на землю. Нечего тут тискаться и пихаться — куличи посроняешь.

Ну, делать нечего, поставил свой кулич на землю. Которые опоздали, все наземь ставили.

И только поставил, звоны и перезвоны начались.

И вижу, сам батя с кисточкой прётся.

Макнёт кисточку в ведро и брызжет вокруг. Кому в рожу, кому в кулич — не разбирается.

А позади бати отец дьякон благородно выступает с блюдцем, собирает пожертвования.

— Не скупись,— говорит,— православная публика! Клади монету посередь блюдца.

Проходят они мимо меня, а отец дьякон зазевался на своё блюдо и — хлоп ножищей в мою тарелку.

У меня аж дух захватило.

— Ты что ж,— говорю,— длинногривый, на кулич-то наступаешь?.. В пасхальную ночь...

— Извините,— говорит,— нечаянно.

Я говорю:

— Мне с твоего извинения не шубу шить. Пущай мне теперь полную стоимость заплатят. Клади, говорю, отец дьякон, деньги на кон!

Прервали шествие. Батя с кисточкой заявился.

— Это,— говорит,— кому тут на кулич наступили?

— Мне,— говорю,— наступили. Дьякон, говорю, сукин кот, наступил.

Батя говорит:

— Я, говорит, сейчас кулич этот кисточкой покроплю. Можно будет его кушать. Всё-таки духовная особа наступила...

— Нету,— говорю,— батя. Хотя всё ведерко на его выливай, не согласен. Прошу деньги обратно.

Ну, пря поднялась. Кто за меня, кто против меня.

Звонарь Вавилыч с колокольни высовывается, спрашивает:

— Звонить, что ли, или пока перестать?

Я говорю:

— Обожди, Вавилыч, звонить. А то под звон они меня тут совсем объегорят.

А поп ходит вокруг меня, что больной, и руками разводит.

А дьякон, длинногривый дьявол, прислонился к забору и щепочкой мой кулич с сапога счищает.

После выдают мне небольшую сумму с блюда и просят уйти, потому, дескать, мешаю им криками.

Ну, вышел я за ограду, покричал оттеда на отца дьякона, посрамил его, а после пошёл.

А теперь куличи жру такие, несвячёные.

Вкус тот же, а неприятностей куда как меньше.

1926