МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ  ЗОЩЕНКО

РАССКАЗ  ПЕВЦА

Искусство падает, уважаемые товарищи! Вот что.

Главная причина в публике. Публика пошла ужасно какая неинтересная и требовательная. И неизвестно, что ей нужно. Неизвестно, какой мотив доходит до её сердца. Вот что.

Я, уважаемые товарищи, много пел. Может, Фёдор Иванович Шаляпин столько не пел. Пел я, вообще, и на улицах, и по дворам ходил. А что теперешней публике нужно — так и не знаю.

Давеча со мной такой случай произошёл. Пришёл я во двор. На Гончарной улице. Дом большой. А кто в нём живёт — неизвестно по нынешним временам.

Спрашиваю дворника:

— Ответь, говорю, любезный кум, какой тут жилец живёт?

— Жилец разный. Есть, говорит, и мелкий буржуй. Свободная профессия тоже имеется. Но всё больше из рабочей среды: мелкие кустари и фабричные.

«Ладно, думаю. Кустарь, думаю, завсегда на «Кари глазки» отзывается. Спою «Кари глазки».

Спел. Верчу головой по этажам — чисто. Окна закрыты, и никто песней не интересуется.

«Так, думаю. Может, думаю, в этом доме рабочие преобладают. Спою им «Славное море, священный Байкал».

Спел. Чисто. Никого и ничего.

«Фу ты, думаю, дьявол! Неужели, думаю, в рабочей среде такой сдвиг произошёл в сторону мелкой буржуазии? Если, думаю, сдвиг, то надо петь чего-нибудь про любовь и про ласточек. Потому буржуй и свободная профессия предпочитают такие тонкие мотивы».

Спел про ласточек — опять ничего. Хоть бы кто копейку скинул.

Тут я, уважаемые товарищи, вышел из терпения и начал петь всё, что знаю. И рабочие песни, и чисто босяцкие, и немецкие, и про революцию, и даже «Интернационал» спел.

Гляжу, кто-то бумажную копейку скинул.

До чего обидно стало — сказать нельзя. Голос, думаю, с голосовыми связками дороже стоит.

«Но стоп, думаю. Не уступлю. Знаю, чего вам требуется. Недаром два часа пел. Может, думаю, в этом доме, наверно, религиозный дурман. Нате!»

Начал петь «Господи помилуй» — глас восьмой.

Дотянул до середины — слышу, окно кто-то открывает.

«Так, думаю, клюнуло. Открываются».

Окно, между тем, открылось, и хлесь кто-то в меня супом.

Обомлел я, уважаемые товарищи. Стою совершенно прямой и морковку с рукава счищаю. И гляжу, какая-то гражданка без платка в этаже хохочет.

— Чего, говорит, панихиды тут распущаешь?

— Тс, говорю, гражданочка, за какое самое с этажа обливаетесь? В чём, говорю, вопрос и ответ? Какие же, говорю, песни петь, ежели весь репертуар вообще спет, а вам не нравится?

А она говорит:

— Да нет, говорит, многие песни ваши хороши и нам нравятся, но только квартирные жильцы насчёт голоса обижаются. Козлетон ваш им не нравится.

«Здравствуйте, думаю. Голос уж в этом доме им не нравится. Какие, думаю, пошли современные требования».

Стряхнул с рукава морковку и пошёл.

Вообще искусство падает.

1924