МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ  ЗОЩЕНКО

РОДНЫЕ  ЛЮДИ

Этот разговор я записал дословно. И пусть читатель плюнет мне в глаза, если я хоть что-нибудь преувеличил. Я ничего не преувеличил. Всё в аккурат так и было. Разговор произошёл в тюрьме. В приёмной комнате. Мать пришла на свидание к сыну.

Встреча была сердечная. Мамаша радостно плакала.

Сын тоже посапывал носом.

После первых слёз и горячих поцелуев мать и сын уселись на скамейку рядышком.

— Ну так,— сказал сын.— Пришла, значит.

— Пришла, Васенька,— сказала мать.

— Так,— повторил сын.

Он с любопытством посмотрел на серую казённую стену, потом на дверь, на печку и наконец перевёл взгляд на свои сандалии.

— Так,— в третий раз сказал сын и вздохнул...

Мать тоже вздохнула и, перебирая пальцами бахромки байкового своего платка, посмотрела по сторонам.

— Ну вот,— сказал сын и шумно высморкался.

Оба после этого сидели молча минуты три.

Наконец сын сказал:

— А свиданье, мамаша, нынче сильно ограничили. Двадцать минут, говорят, даётся на свиданье.

— Мало это, Васенька,— укоризненно сказала мать.

— Да уж, конечно, немного,— сказал сын.

— Я так думаю, Васенька, что нам очень даже мало — двадцать минут-то. Не поговорить с родным человеком, ничего такого...

Мать покачала головой и добавила:

— Ну уж я пойду, Васенька.

— Ну иди, мамаша.

Оба оживлённо встали, вздохнули и поцеловались.

Сын сказал:

— Ну так. Ладно. Заходи, мамаша... Да чего я ещё хотел сказать? Да, плита-то в кухне всё ещё дымит, мамаша?

— Плита-то? Дымит, Васенька. Обязательно дымит. Давеча всю квартиру дымом заразило.

— Ну так... Иди, мамаша.

Мать и сын полюбовались друг другом и разошлись.

1926