МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ  ЗОЩЕНКО

СЕМЕЙНОЕ  СЧАСТЬЕ

На днях зашёл я к своему знакомому, к Егорову. Он табельщиком на заводе служит.

Прихожу.

Сидит хозяин довольный такой за столом, газету читает. Жена рядом шьёт что-то.

Увидел меня хозяин, обрадовался.

— А, говорит, заходи, дружище, заходи... Поздравляй нас...

— С чем же вас поздравлять, Митрофан Семёныч? — спросил я.

— А как же, говорит, с новой жизнью, с новыми переменами, с новыми семейными устоями.

— Не могу догадаться,— сказал я.— Уж не с прибавлением ли семейства?

— Нету,— засмеялся Егоров.— Не то. Не попал в цель... Да ты супругу лично спроси. Это её больше касается... Гляди, какая она счастливая сидит и шьёт... Словно фея... Пущай она сама тебе скажет про своё семейное счастье.

Я посмотрел на супругу Митрофана Семёныча. А та улыбнулась этак криво и говорит:

— Ах да, говорит, мы теперь, знаете ли, на кухне бросили стряпать... Без плиты обходимся. В столовую ходим.

— Да-с! — воскликнул довольный хозяин.— Баста! Новую жизнь начали. В болото всё — плиту, кастрюли, лоханки... Пущай и баба свободу узнает... Такой же она человек, как и я.

Хозяин долго говорил о несомненных выгодах общественного питания, потом стал смеяться.

— И во всём, представьте себе, выгода и польза от этой перемены. Скажем, гости пришли. Ну, сидят, ждут. Прислушиваются — не подают ли на стол. А ты им, чертям, объявляешь между прочим, дескать, а мы, извините, в столовке питаемся. Хотите — идите, не хотите — не надо,— за волосы вас не потащим.

Хозяин захохотал и взглянул на свою жену.

— Да,— повторил он,— полная во всём выгода. Время теперь, скажем. Сколько теперь этого самого свободного времени остаётся! Уйма... Бывало, придёт супруга с работы — мечется, хватается, плиту разжигает... Одних спичек сколько изведёт... А тут пришла, и делать ей, дуре, нечего. Шей хоть целый день. Пользуйся свободой.

— Это верно,— подтвердил я,— кухня много отнимает времени.

— Ещё бы! — с новым восторгом воскликнул хозяин.— Тут, по крайней мере, пришла с работы и шей, кончила шить — постирай. Стирать нечего — чулки вязать можешь... А то ещё можно заказы брать на шитьё, потому времени свободного хоть отбавляй.

Хозяин помолчал, потом задумчиво продолжал:

— А в самом деле. Не брать ли тебе, Мотя, заказов? Шитьё, скажем... Рубашки там, куртки, толстовки...

— Да что ж,— сказала жена,— отчего же не брать? Можно брать...

Хозяин, видимо, огорчился таким равнодушным ответом.

— «Можно, можно»,— передразнил он жену.— Ты, Мотя, всегда недовольна. Другая бы прыгала и скакала, что её раскрепостили, а ты надуешься, как мышь на крупу, и молчишь... Ведь небось довольна, что не приходится на кухне торчать? Ну отвечай же гостю!

— Отчего же... Конечно,— уныло согласилась жена.

— Ещё бы не довольна! Бывало, целый день ты торчала у плиты... Дым, чад, пар, жар, перегар... Фу... Ну шей, шей, Мотя. Пользуйся свободным временем. Надо же и тебе пожить.

Я посмотрел на хозяина. Он говорил серьёзно.

— Послушайте,— сказал я,— а ведь хрен редьки не слаще...

— Что-с? — удивился Митрофан Семёныч.

— Я говорю: хрен редьки не слаще. То кухня, то шитьё... А может быть, жене вашей газеты почитать охота? Может быть, ей и шить-то не хочется?

— Ну уж вы того,— обиделся хозяин.— Как же ей не шить, когда она баба.

Я встал, попрощался с хозяином и вышел. А когда уходил, то слышал, как хозяин сказал жене:

— Недоволен, чёрт. Обедать ему не дали, так и скулит, желчь свою на людей пущает... А хочешь обедать — иди в столовку, нечего по гостям трепаться... Ну шей, Мотя, шей, не поднимай зря голову.

1924