МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ  ЗОЩЕНКО

СЕРДЦА  ТРЁХ

Позвольте рассказать о нижеследующем забавном факте.

Один ленинградский инженер очень любил свою жену. То есть, вообще говоря, он относился к ней довольно равнодушно, но когда она его бросила, он почувствовал к ней пылкую любовь. Это иной раз бывает у мужчин.

Она же не очень его любила. И, находясь в этом году на одном из южных курортов черноморского побережья, устроила там весьма легкомысленный роман с одним художником.

Муж, случайно узнав об этом, пришёл в негодование. И когда она вернулась домой, он, вместо того чтобы расстаться с ней или примириться, стал терзать её сценами ревности и изо дня в день оскорблял её грубыми и колкими замечаниями о курортных знакомствах и так далее.

Она нигде не служила, тем не менее она решила от него уйти.

И в один прекрасный день, когда муж ушёл на работу, она, не желая объяснений и драм, взяла чемодан со своим гардеробом и ушла к своей подруге, чтобы у неё временно пожить до приискания службы и комнаты.

И в тот же день она повидалась со своим художником и рассказала ему, что с ней.

Но мастер кисти и резца, узнав, что она ушла от мужа, встретил её крайне холодно, если не сказать больше. И даже имел нахальство заявить, что на юге бывают одни чувства, а на севере другие и что на курорте в пять раз всё бывает интересней, чем при нормальной обстановке.

Они не поссорились, но попрощались в высшей степени холодно.

Между тем муж, узнав, что она ушла из дому с чемоданом, пришёл в огорчение. Только теперь он понял, как пламенно её любит.

Он обегал всех её родных и заходил во все дома, где она, по его мнению, могла находиться, но нигде её не нашёл.

Его бурное отчаяние сменилось меланхолией, и он даже хотел повеситься, о чём заявил в частной беседе ответственному съемщику по своей квартире.

Председатель жакта, озабоченный судьбой этого квартиранта, поспешил навестить его, чтобы предостеречь от пагубного шага.

Он так сказал ему:

— В соревновании на лучшее, образцовое жилище наш дом выходит на первое место в районе. И нам было бы крайне досадно, если бы вы со своей стороны что-нибудь сейчас допустили. И если у вас есть хоть какая-нибудь общественная жилка, то вы уж как-нибудь обойдитесь без этого.

Видя, что гражданский призыв ни с какой стороны не тронул инженера, председатель так ему сказал:

— Вы живёте, замкнувшись в своём душном мире, и через это ваши страдания очень велики. Вас перевоспитывать — так это надо запастись терпением. Если хотите, я в дальнейшем займусь с вами. Но пока я вам дам хороший совет: напечатайте объявление в газете: дескать (как в таких случаях пишется), люблю и помню, вернись, я твой, ты моя и так далее. Она это прочтёт и непременно явится, поскольку сердце женщины не может устоять против печати.

Этот совет нашёл живейший отклик в измученной душе инженера, и он действительно среди отрезов драпа и велосипедов поместил своё объявление: «Маруся, вернись, я всё прощу».

К этой классической фразе он ещё добавил несколько вольных строк о своих страданиях, но эти строчки вымарали ему в конторе, поскольку уж очень, знаете ли, получалось как-то сугубо жалостливо и вносило дисгармонию в общий стиль объявлений.

За это объявление инженер заплатил тридцать пять рублей. Но, когда он заплатил деньги, он обратил внимание на дату и пришёл в ужас, узнав, что его объявление появится только через пятнадцать дней.

Он стал горячиться и объяснять, что он не велосипед продаёт и что он не может так долго ждать. И они из уважения к его горю сбавили ему четыре дня, назначив объявление на 1 августа.

Между тем на другой день после сдачи объявления его жена явилась в жакт, чтобы выписаться. И там он имел счастье с ней увидеться и объясниться.

Он так ей сказал в присутствии домоуправления:

— Семь лет я крепился и ни за что не хотел прописывать вашу преподобную мамашу в нашей проходной комнате, но если теперь вы вернётесь, я её, пожалуй, так и быть — пропишу.

Она дала согласие вернуться, но хотела, чтобы он прописал также её брата. Но он упёрся на своём и согласился принять на свою площадь только её мамашу, которая буквально через несколько часов туда и переехала.

Два или три дня у них шло всё очень хорошо. Но потом жена имела неосторожность встретиться со своим портретистом.

Тот, узнав, что она вернулась к мужу, проявил к ней исключительную нежность и отзывчивость. И сказал ей, что его чувства снова вспыхнули, как на юге, и что он теперь опять будет мучиться и страдать, что она всё время находится с мужем, а не с ним.

Весь вечер они провели вместе и были очень счастливы и довольны.

Муж, беспокоясь, что её так долго нет, вышел к воротам поторопить события. И тут, у ворот, он впервые увидел живописца, который под руку вёл его жену.

Тут у них начались семейные драмы, ещё более тяжёлые и шумные, чем раньше, поскольку её мама, даром что ей было шестьдесят пять лет, принимала теперь в них самое деятельное участие.

Тогда молодая женщина снова ушла от мужа и, находясь под впечатлением пылких слов художника, явилась к нему, чтобы у него, если он хочет, остаться.

Но портретист не проявил к этому горячего желания, сказав, что он человек непостоянный, что сегодня ему кажется одно, завтра — другое, и что одно дело — любовь, а другое дело — брак, и что он хотел бы не менее пол-года обдумать этот шаг, прежде чем на что-нибудь определённое решиться.

Тогда она поссорилась с художником и осталась жить у подруги, которая вскоре и устроила её на службу в психиатрической лечебнице.

Между тем её муж, погоревав несколько дней, неожиданно утешился, случайно встретив подругу своего детства.

У них и раньше что-то намечалось, но теперь, находясь в одиночестве, он почувствовал к ней большую склонность и предложил ей поселиться у него.

И она была этому рада, поскольку она только недавно прибыла из Ростова и ещё, как говорится, тут не осмотрелась в смысле помещения.

В общем, ровно через одиннадцать дней вышло злосчастное объявление. Сам муж позабыв о нём, не принял во внимание этот день. Но его жена, томясь у подруги, как раз натолкнулась на этот призыв и была очень поражена и обрадована.

«Всё-таки,— подумала она,— он меня исключительно любит. В каждой строчке я вижу невыразимое страдание. И я вернусь к нему, поскольку художник большой нахал, и я сама виновата, что так легкомысленно отнеслась к курортному знакомству».

Не будем нервировать читателей дальнейшим описанием. Скажем только, что появление жены с газетой в руках было равносильно разорвавшейся бомбе.

Муж, лепеча и перебегая от одной женщины к другой, не мог дать сколько-нибудь удовлетворительных объяснений.

Жена с презрением сказала, что если бы не это объявление, она и не переступила бы порога этого мещанского жилища. Подруга из Ростова, заплакав, сказала, что она вовсе не желает склеивать его разбитое сердце своим присутствием и что если он дал такое исключительно сильное объявление с публичным описанием своих чувств, то он, во всяком случае, должен был бы подождать какого-нибудь результата.

В общем, обе женщины, дружески обнявшись, ушли от инженера, с тем чтобы к нему не возвращаться.

Председатель жакта, узнав от инженера о новой тревоге в доме, так ему сказал:

— Всем хорош наш дом. И вышел на первое место. И ремонт своевременно произведён. И среди жильцов полное единодушие по всем основным вопросам. И только вы вносите чепуху и бестолочь в мирное течение нашей жизни. Идите домой и поступайте теперь как хотите. Вас перевоспитывать — так это надо сначала с ума сойти.

Оставшись в квартире вместе с её мамашей, инженер впал в бурное отчаяние, и неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы вечером не вернулась к нему его подруга из Ростова. Тем самым она показала, что её сердце не столь ожесточилось, как у жены.

Правда, на другой день к нему хотела вернуться также и жена, но, узнав от своей мамаши, что землячка из Ростова опередила её, осталась у подруги.

Она вскоре втянулась в работу в своей психиатрической лечебнице и недавно вышла замуж за тамошнего психиатра. И сейчас она очень довольна и счастлива.

Художник, узнав о её счастье, горячо поздравлял её с новой жизнью и, нежно вздыхая, попросил разрешения почаще у неё бывать.

В общем, сердца трёх после столь сильных передряг вполне утихомирились.

Четвёртое же сердце — художника,— надо полагать вовсе не участвовало во всей нашей правдивой истории о печальных последствиях курортных романов.

Что касается объявлений, то медлительность этого дела то есть никак не отвечает требованиям жизни. Тут надо по крайней мере в шесть раз скорее.

1937