МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ  ЗОЩЕНКО

УЧИТЕЛЬ

Учитель второй ступени Иван Семёнович Трупиков одёрнул куцый свой пиджачок, кашлянул в руку и робкими шагами вошёл в класс.

— Вы опять опоздали? — строго спросил дежурный ученик.

Иван Семёнович сконфузился и, почтительно здороваясь с классом, тихо сказал:

— Это трамвай, знаете ли... Это я на трамвай не попал... Прямо беда с этим видом передвижения...

— Отговорочки! — усмехнулся дежурный.

Учитель робко присел на кончик стула и зажмурил глаза. Странные воспоминания теснились в его уме.

Вот он, учитель истории, входит в класс, и все ученики почтительно встают. А он, Иван Семёнович, крепким строгим шагом идёт, бывало, к кафедре, открывает журнал и... необыкновенная тишина водворялась тогда в классе.

И тогда он, учитель, строго смотрел в журнал, потом на учеников, потом опять в журнал и называл фамилию.

— Семёнов Николай.

Учитель вздрогнул, открыл глаза и тихо сказал:

— Товарищ Семёнов...

— Чего надо? — спросил ученик, рассматривая альбом с марками.

— Ничего-с,— сказал учитель.— Это я так. Не придавайте значения.

— Чего так?

— Ничего-с... Это я хотел узнать — здесь ли молодой товарищ Семёнов...

— Здесь! — сказал Семёнов, разглядывая на свет какую-то марку.

Учитель прошёлся по классу.

— Извиняюсь, молодые товарищи,— сказал он,— на сегодня вам задано... то есть я хотел сказать... предложено прочитать — реформы бывшего Александра I. Так, может быть, извиняюсь, кто-нибудь расскажет мне о реформах бывшего Александра I?.. Я, поверьте, молодые товарищи, с презрением говорю об императорах.

В классе засмеялись.

— Это я так,— сказал учитель.— Это я волнуюсь, молодые товарищи. Не истолковывайте превратно моих слов. Я не настаиваю. Я даже рад, если вы не хотите рассказывать... Я волнуюсь, молодые товарищи...

— Да помолчи ты хоть минуту! — раздался чей-то голос.— Трещит, как сорока.

— Молчу... Молчу...— сказал учитель.— Я только тихонько. Я тихонько только хочу спросить у молодого товарища Семечкина: какие он извлёк политические новости из газеты «Правда»?

Семечкин отложил газету в сторону и сказал:

— Это что? Газету, по-вашему, убрать? Да я, чёрт возьми...

— Ничего-с, ничего-с... Ей-богу, ничего... То есть я про Бога ничего такого не сказал. Не истолковывайте превратно.

Учитель в волнении заходил по классу.

— Да не мелькай ты перед глазами! — сказал кто-то.— Встань к доске.

Учитель встал к доске и, сморкаясь в полотенце, тихонько захныкал.

1922