МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ  ЗОЩЕНКО

УЗЕЛ

Воровство, милые мои,— это цельная и огромная наука.

В наше время, сами понимаете, ничего не сопрёшь так вот, здорово живёшь. В наше время громадная фантазия требуется.

Главная причина — публика очень осторожная стала. Публика такая, что завсегда стоит на страже своих интересов. Одним словом, вот как бережёт своё имущество! Пуще глаза!

— Глаз, говорят, завсегда по страхкарточке восстановить можно. Имущество же никоим образом при нашей бедности не вернёшь.

И это действительно верно.

По этой причине вор нынче пошёл очень башковитый, с особенным умозрением и с выдающейся фантазией. Иначе ему с таким народом не прокормиться.

Да вот, для примеру, нынче осенью опутали одну знакомую мою — бабку Анисью Петрову. И ведь какую бабку опутали! Эта бабка сама очень просто может любого опутать. И вот подите же — упёрли у ней узел, можно сказать, прямо из-под сижу.

А уперли, конечно, с фантазией и замыслом. А сидит бабка на вокзале. Во Пскове. На собственном узле. Ожидает поезда. А поезд в двенадцать часов ночи ходит.

Вот бабка с утра пораньше и припёрлась на вокзал. Села на собственный узел. И сидит. И нипочём не сходит. Потому пугается сходить. «Не замели бы, полагает, узел».

Сидит и сидит бабка. Тут же на узле и шамает и водицу пьёт — подают ей Христа ради прохожие. А по остальным мелким делишкам — ну, мало ли — помыться или побриться — не идёт бабка, терпит. Потому узел у ней очень огромный, ни в какую дверь вместе с ней не влазит по причине размеров. А оставить, я говорю, боязно.

Так вот сидит бабка и дремлет.

«Со мной, думает, вместях узел не сопрут. Не таковская я старуха. Сплю я довольно чутко — проснусь».

Начала дремать наша божья старушка. Только слышит сквозь дремоту, будто кто-то её коленом пихает в морду. Раз, потом другой раз, потом третий раз.

«Ишь ты, как задевают! — думает старуха.— Неаккуратно как народ ходит».

Протёрла бабка свои очи, хрюкнула и вдруг видит, будто какой-то посторонний мужчина проходит мимо неё и вынимает из кармана платок. Вынимает он платок и с платком вместе нечаянно вываливает на пол зелёную трёшку.

То есть ужас как обрадовалась бабка. Плюхнулась, конечное дело, вслед за трёшкой, придавила её ногой, после наклонилась незаметно — будто Господу Богу молится и просит его подать поскорей поезд. А сама, конечное дело, трёшку в лапу и обратно к своему добру.

Тут, конечно, грустновато рассказывать, но когда обернулась бабка, то узла своего не нашла. А трёшка, между прочим, оказалась грубо фальшивая. И была она кинута на предмет того, чтобы бабка сошла бы со своего узла.

Эту трёшку с трудом бабка продала за полтора целковых.

1926