МИХАИЛ ЗОЩЕНКО

ЗАСЫПАЛИСЬ

Станция Тимохино. Минуты две стоит поезд на этой станции. Ерундовая вообще станция. Вроде полустанок. А глядите, какие там дела творятся. На ткацкой фабрике.

Стала пропадать там пряжа.

Месяц пропадает. И два пропадает. И год пропадает. И пять лет пропадает... Наконец на шестой год рабочие взбеленились.

— Что ж это,— говорят,— пряжа пропадает, а мы глазами мигаем и собрание не собираем. Надо бы собрание собрать: выяснить — как, чего и почему.

Собрались. Начали.

Все кроют последними словами воров. И этак их, и так, и перетак.

По очереди каждый гражданин выходит к помосту и кроет.

Старший мастер Кадушкин едва не прослезился.

— Братцы! — говорит.— Пора по зубам стукнуть мошенников. До каких пор будем терпеть и страдать?!

После старшего мастера вышел ткач Егоров, Василий Иванович.

— Братцы,— говорит, — не время выносить резолюции. Иначе как экстренными мерами и высшим наказанием не проймёшь разбойников. Пора сплотиться и соединиться. Потому — такая чудная пряжа пропадает — жалко же. Была бы дрянь пряжа — разве плакали бы?! А то такая пряжа, что носки я три года не снимая ношу — и ни дырочки.

Тут с места встаёт старший мастер Кадушкин.

— Ха! — говорит,— носки. Носок, говорит, вроде как сапогом защищён. Чего ему делается! Я вот, говорит, свитер с этой пряжи два года ношу, и всё он как новенький. А ты, чудак, с носком лезешь.

Тут ещё один ткач встаёт с места.

— Свитер,— говорит,— это тоже не разговор, товарищи. Свитер, говорит, это вроде как костюм. Чего ему делается. Я, говорит, перчатки шесть лет ношу, и хоть бы хны. И ещё десять лет носить буду, если их не сопрут. А сопрут, так вор, бродяга, наносится... И дети, говорит, все у меня перчатки носят с этой пряжи. И родственники. И не нахвалятся.

Тут начали с места подтверждать: дескать, пряжа действительно выдающаяся, к чему спорить. И не лучше ли, заместо спора, перейти к делу и выискать способ переловить мошенников.

Были приняты энергичные меры: дежурства, засады и обыски. Однако воров не нашли.

И только на днях автор прочёл в газете, что семь человек с этой фабрики всё-таки засыпались. Среди засыпавшихся были все знакомые имена: старший мастер Кадушкин, Василий Иванович Егоров и другие.

А приговорили их... Тьфу, чёрт! Мне-то что — к чему их приговорили? Недоставало адрес ихний ещё сообщить. Тьфу, чёрт, а ведь сообщил — станция Тимохино.

Ах, читатель, до чего заедает общественное настроение.

1925