АСАДОВ ЭДУАРД АРКАДЬЕВИЧ

ЯШКА

Учебно-егерский пункт в Мытищах,

В еловой роще, не виден глазу.

И всё же долго его не ищут.

Едва лишь спросишь - покажут сразу.

Ещё бы! Ведь там не тихие пташки,

Тут место весёлое, даже слишком.

Здесь травят собак на косматого мишку

И на лису - глазастого Яшку.

Их кормят и держат отнюдь не зря,

На них тренируют охотничьих псов,

Они, как здесь острят егеря, -

«Учебные шкуры» для их зубов!

Ночь для Яшки всего дороже:

В сарае тихо, покой и жизнь...

Он может вздремнуть, подкрепиться может,

Он знает, что ночью не потревожат,

А солнце встанет - тогда держись!

Егерь лапищей Яшку сгребёт

И вынесет на заре из сарая,

Туда, где толпа возбуждённо ждёт

И рвутся собаки, визжа и лая.

Брошенный в нору, Яшка сжимается.

Слыша, как рядом, у двух ракит,

Лайки, рыча, на медведя кидаются,

А он, сопя, от них отбивается

И только цепью своей гремит.

И всё же, всё же ему, косолапому,

Полегче. Ведь - силища... Отмахнётся...

Яшка в глину упёрся лапами

И весь подобрался: сейчас начнётся.

И впрямь: уж галдят, окружая нору,

Мужчины и дамы в плащах и шляпах,

Дети при мамах, дети при папах,

А с ними, лисий учуя запах,

Фоксы и таксы - рычащей сворой.

Лихие «охотники» и «охотницы»,

Ружья-то в руках не державшие даже,

О пёсьем дипломе сейчас заботятся,

Орут и азартно зонтами машут.

Интеллигентные вроде люди!

Ну где же облик ваш человечий?

- Поставят «четвёрку», - слышатся речи,

Если пёс лису покалечит.

- А если задушит, «пятёрка» будет!

Двадцать собак и хозяев двадцать

Рвутся в азарте и дышат тяжко.

И все они, все они - двадцать и двадцать -

На одного небольшого Яшку!

Собаки? Собаки не виноваты!

Здесь люди... А впрочем, какие люди?!

И Яшка стоит, как стоят солдаты,

Он знает: пощады не жди. Не будет!

Одна за другой вползают собаки,

Одна за другой, одна за другой...

И Яшка катается с ними в драке,

Израненный, вновь встречает атаки

И бьётся отчаянно, как герой!

А сверху, через стеклянную крышу, -

Десятки пылающих лиц и глаз,

Как в Древнем Риме, страстями дышат:

- Грызи, Меркурий! Смелее! Фас!

Ну, кажется, всё... Доконали вроде!..

И тут звенящий мальчиший крик:

- Не смейте! Хватит! Назад, уроды! -

И хохот: - Видать, сробел ученик!

Егерь Яшкину шею потрогал,

Смыл кровь... - Вроде дышит ещё - молодец!

Предшественник твой протянул немного.

Ты дольше послужишь. Живуч, стервец!

День помутневший в овраг сползает.

Небо зажглось светляками ночными,

Они надо всеми равно сияют,

Над добрыми душами и над злыми...

Лишь, может, чуть ласковей смотрят туда,

Где в старом сарае, при егерском доме,

Маленький Яшка спит на соломе,

Весь в шрамах от носа и до хвоста.

Ночь для Яшки всего дороже:

Он может двигаться, есть, дремать,

Он знает, что ночью не потревожат,

А утро придёт, не прийти не может,

Но лучше про утро не вспоминать!

Всё будет снова - и лай и топот,

И деться некуда - стой! Дерись!

Пока однажды под свист и гогот

Не оборвётся Яшкина жизнь.

Сейчас он дремлет, глуша тоску...

Он - зверь. А звери не просят пощады...

Я знаю: браниться нельзя, не надо,

Но тут, хоть режьте меня, не могу!

И тем, кто забыл гуманность людей,

Кричу я, исполненный острой горечи:

- Довольно калечить души детей!

Не смейте мучить животных, сволочи!

1968