ФЕЛИКС ДАВЫДОВИЧ КРИВИН

 

 

ПРЕДНАМЕРЕННОЕ УБИЙСТВО

 

   До меня доносились отдельные фразы: "Как  звали  пострадавшего?"  -  "У него было много  имен".  -  "Возраст?"  -  "Около  семидесяти".  -  "И  вы считаете, что это преднамеренное убийство?"

   Молчание. Потом я услышал: "Введите обвиняемого!"

   И меня ввели.

   Зал был переполнен, пустовала только одна скамья. Пришлось мне сесть на нее.

   - Ваша профессия?

   - Литератор.

   - Странно. Такая гуманная профессия... Вы знакомы с обвинением, которое вам предъявляют?

   - Видите ли... - По профессиональной привычке я  начал  издалека.  -  Я никогда не любил детективного жанра... Ко всем этим убийствам  у  меня  не лежит душа...

   - Но вы обвиняетесь в убийстве!

   - Это для меня загадка. Я ничего такого не совершал... Я даже не  видел этого человека.

   Судья грустно покачал головой:

   -  Вы  были  незнакомы,  но  прекрасно  осведомлены   друг   о   друге. Пострадавший относился к вам с уважением, я бы даже сказал -  с  доверием. Не исключено, что имели место и встречи.    Тут адвокат представил справку, что его подсудимый все  время  проводит за письменным столом, что он большой домосед  и  редко  выходит  из  дому. Свидетели защиты не замедлили это подтвердить.

   - Вам знакома эта вещь? - и судья протянул мне вещь, очень знакомую.  - Это ваша вещь?

   Вещь была моя.

   - Можете вы утверждать, что эта вещь попала к вам случайно, по  ошибке, по недосмотру или недоразумению, из вторых рук, по вине третьих лиц и  так далее?

   Этого я не мог утверждать.

   -  Можете  ли   вы   отрицать   в   данном   случае   преднамеренность, предумышленность, заранее и  тщательно  обдуманный  замысел,  приведший  к столь печальным последствиям?

   Я не мог этого отрицать.

   И тогда встал обвинитель.

   - Следствием установлено, - сказал он, - что обвиняемый убил  человека. Не грубо, не примитивно, но очень тонко,  коварно,  обдуманно.  Обвиняемый написал рассказ. Рассказ вроде бы  юмористический,  но  в  нем  ничего  ни смешного, ни поучительного нет, и  читать  его  -  пустая  трата  времени. Правда, времени он занимает немного, не более десяти минут,  но  напечатан он таким тиражом, что в общей сложности отнял у  читателей  семьдесят  лет жизни.

   - Чьей жизни? - спросил адвокат.

   - Жизни нескольких миллионов читателей.

   - Но как же вы утверждаете, что обвиняемый убил человека?

   - Семьдесят лет - это жизнь одного человека. И эта  жизнь  была  отнята обвиняемым, израсходована целиком на чтение того, что  не  стоило  чтения.

Семьдесят лет! Вот и получается,  что  обвиняемый  убил  семидесятилетнего человека.

   - В семьдесят лет можно умереть и своей смертью, -  сказал  адвокат.  - Если так рассуждать, то писатель А., который пишет не рассказы, а повести, убивает сразу по пятьдесят человек, а романист Б. -  сразу  по  сто  и  по двести. В их руках  литература  -  оружие  массового  уничтожения,  а  мой подзащитный написал всего лишь маленький десятиминутный рассказ...

   Судья дал справку:  дело  обвиняемых  А.  и  Б.  будет  рассмотрено  на ближайших заседаниях.

   Потом слово предоставили мне, и я сказал:

   - Граждане судьи! Граждане обвинители, свидетели и просто  читатели!  Я написал  рассказ.  Средний  рассказ,  ни  плохой,  ни   хороший.   Правда, юмористический. Но не смешной. Я  не  вкладывал  в  него  какую-то  особую мысль, не заботился об особой  художественной  форме.  Я  написал  средний рассказ,  какие  ежедневно  пишутся  сотнями.  Но  ведь  я  не  знал,  что литература может быть оружием массового уничтожения. Я не думал, что когда человек убивает время, время убивает его... Простите меня, граждане судьи!

   Суд удалился на совещание.

 

   1967