— Дорогая моя, — заговорил он с нежностью, — обещаю тебе, после сегодняшнего вечера ты больше никогда не будешь проводить сеансы.
Он почувствовал, как она вздрогнула.
— Сегодня, — прошептала она. — Ах да… Я забыла про мадам Экс.
Рауль взглянул на часы:
— Она придет с минуты на минуту, но, может быть, Симона, если тебе нездоровится…
Казалось, Симона едва его слушает, следя за ходом своих мыслей.
— Она странная женщина, Рауль, очень странная женщина. Ты знаешь, она вызывает у меня такое ощущение… почти ужас.
— Симона!
В его голосе был упрек, она сразу почувствовала.
— Да, да, Рауль, я знаю, ты как все французы. Для тебя любая мать — это святое, и с моей стороны нехорошо так говорить, когда она убивается из-за потери своего ребенка. Но мне трудно объяснить тебе, она такая огромная и страшная, и ее руки — ты когда-нибудь обращал внимание на ее руки, Рауль? Большие сильные руки, такие же сильные, как у мужчины. О!
По ее телу пробежала дрожь, и она закрыла глаза. Рауль убрал свои руки и проговорил почти холодно:
— Никак не могу понять тебя, Симона. По-моему, ты, женщина, не должна была бы испытывать ничего, кроме симпатии, к другой женщине, матери, недавно потерявшей своего единственного ребенка.
Симона сделала нетерпеливый жест.
— О, именно этого ты не можешь понять, мой друг! Никто не может помочь в этом. В первый же момент, как я ее увидела, я почувствовала…
Она взмахнула руками.
— Страх! Вспомни, сколько времени прошло, прежде чем я согласилась проводить для нее сеансы. Я чувствовала, что она принесет мне несчастье.
Рауль пожал плечами.
— А между тем она тебе принесла прямо противоположное, — проговорил он сухо. — Все сеансы прошли с успехом. Дух маленькой Амелии сразу же смог руководить тобой, и материализация была просто потрясающей. Профессору Роше следовало бы присутствовать на последнем сеансе.
— Материализации… — произнесла Симона, понизив голос. — Скажи мне, Рауль, — ведь ты знаешь, что я ничего не сознаю, пока нахожусь в трансе, — материализации на самом деле так поразительны?
Он восторженно кивнул.
— В начале нескольких сеансов фигура ребенка представала в виде туманной дымки, — пояснил он, — но во время последнего сеанса…
— Да?
Он старался говорить очень мягко.
— Симона, ребенок, который стоял перед нами, был по-настоящему живым, из плоти и крови. Я даже прикоснулся к девочке, но, видимо, это прикосновение причинило тебе боль, и я не позволил мадам Экс поступить так же. Я боялся, что она потеряет самоконтроль и в результате причинит тебе вред.
Симона опять повернулась к окну.
— Я была страшно измотана, когда пробудилась, — прошептала она. — Рауль, ты уверен, действительно уверен, что все это правильно? Ты знаешь, что добрая старая Элиза думает, будто я общаюсь с дьяволом?
Она натянуто засмеялась.
— Ты знаешь, что я думаю, — проговорил Рауль серьезно. — Прикосновение к неизведанному всегда таит опасность, но это благородное дело, ибо движет науку. В мире всегда были мученики науки, пионеры, приносившие жертву на ее алтарь во имя того, чтобы другие могли не страшась следовать по их стопам. Те десять лет, что ты работала для науки, стоили тебе ужасного нервного напряжения. Ты выполнила свою миссию, и отныне ты свободна, чтобы быть счастливой.
Она нежно ему улыбнулась, спокойствие вернулось к ней. И тут же бросила быстрый взгляд на часы.
— Мадам Экс опаздывает, — прошептала она. — Может, она не придет.
— Думаю, она будет, — возразил Рауль. — Твои часы, Симона, немного спешат.
Симона двинулась по комнате, там и сям поправляя безделушки.
— Интересно, кто она, эта мадам Экс? — проговорила она. — Откуда она появилась, кто ее родные? Странно, но мы ничего о ней не знаем.
Рауль пожал плечами.
— Большинство людей, приходящих к медиуму, стараются по возможности не давать о себе сведений, — заметил он. — Из элементарной предосторожности.
— Должно быть, так, — согласилась равнодушно Симона.
Небольшая китайская ваза, которую она держала, выскользнула из ее рук и разбилась вдребезги на каминных изразцах. Симона резко повернулась к Раулю.
— Ты видишь, — пробормотала она, — я не хотела этого. Рауль, ты не сочтешь меня малодушной, если я скажу мадам Экс, что не в состоянии проводить сегодня сеанс?
Его изумленно-обиженный взгляд заставил ее покраснеть.
— Ты же обещала, Симона… — начал он мягко.
Она прислонилась к стене.
— Мне бы не хотелось делать это. Мне бы очень не хотелось.
И опять его ласково-укоризненный взгляд заставил ее болезненно поморщиться.
— Ты же понимаешь, Симона, я прошу тебя не из-за денег, хотя тебе должно быть ясно, сколь огромные деньги предложила эта женщина за последний сеанс, невероятно огромные.
Она резко его перебила:
— Есть вещи, которые значат больше денег.
— Конечно же так, — согласился он с нежностью. — Я ведь именно об этом и говорю. Подумай: эта женщина — мать, мать, лишившаяся единственного ребенка. Если ты не больна на самом деле, если это всего лишь твоя прихоть — ты можешь отказать богатой женщине в капризе, но можешь ли ты отказать матери в последнем взгляде на своего ребенка?
Женщина-медиум в отчаянии вскинула руки перед собой.
— О, как ты терзаешь меня, — прошептала она. — И в то же время ты прав. Я исполню твою волю. Но я теперь поняла, что внушает мне ужас: это слово «мать».
— Симона!
— Существуют некие первобытные элементарные силы, Рауль. Многие из них были разрушены цивилизацией, но материнство осталось. Животные, люди — все едино. Любовь матери к ребенку не сравнима ни с чем в мире. Она не знает ни закона, ни жалости, она готова на любые поступки и сметает все на своем пути.
Она остановилась, слегка запыхавшись, и повернулась к нему с быстрой обезоруживающей улыбкой.
— Я глупая сегодня, Рауль. Я знаю.
Он взял ее за руку.
— Приляг на несколько минут, — попросил он настоятельно. — Отдохни до ее прихода.
— Хорошо, — улыбнулась ему Симона и вышла из комнаты.
Рауль оставался еще некоторое время в раздумье, затем шагнул к двери, открыл ее и прошел через небольшой холл. Он вошел в комнату на противоположной стороне холла. Комната, в которой проходили сеансы, очень походила на ту, которую он только что оставил, только в одном ее конце находился альков, где стояло большое кресло. Элиза занималась подготовкой комнаты. Она придвинула ближе к алькову два стула и маленький круглый стол. На столе лежал бубен и рог, несколько листов бумаги и карандаши.
— Последний раз, — бормотала Элиза с мрачным удовлетворением, — Ах, мосье, как мне хочется, чтобы с этим было покончено.
Раздался пронзительный звук электрического звонка.
— Это она, эта баба, — продолжала старая служанка. — Почему бы ей не пойти в церковь, и не помолиться смиренно за душу ее малышки, и не зажечь свечу нашей Благословенной Богоматери? Разве наш славный Господь не ведает, что для нас лучше?
— Отвори дверь, Элиза, — приказал Рауль.
Она бросила на него недовольный взгляд, но подчинилась. Через пару минут Элиза вернулась, вводя посетительницу.
— Я доложу моей хозяйке, что вы пришли, мадам.
Рауль пошел навстречу, чтобы пожать руку мадам Экс. Слова Симоны всплыли в его памяти: «Такая огромная и страшная».
Она была крупной женщиной, и тяжелое черное французское траурное одеяние, казалось, подчеркивало это. Она заговорила низким голосом:
— Боюсь, я немного опоздала, мсье.
— Всего на несколько минут, — улыбнулся Рауль. — Мадам Симона прилегла отдохнуть. К сожалению, она не очень хорошо себя чувствует, очень нервничает и переутомлена.
Ее рука, которую она только было хотела отнять, вдруг как тисками сжала его руку.
— Но она проведет сеанс? — требовательно спросила она.
— О да, мадам.
Мадам Экс облегченно вздохнула и опустилась на стул, обронив одну из своих черных вуалей.
— Ах, мсье, — тихо проговорила она, — вы не представляете, вы не можете понять то чудо, ту радость, которую приносят мне эти сеансы! Моя малышка! Моя Амелия! Видеть ее, слышать ее, даже, быть может, протянуть руку и коснуться ее.
Рауль заговорил быстро и твердо:
— Мадам Экс — как бы вам объяснить? — вы ни в коем случае не должны делать ничего, кроме того, что я вам укажу. Иначе ждет величайшая опасность.
— Опасность ждет меня?
— Нет, мадам, — сказал Рауль, — опасность подстерегает медиума. Вы должны понять, что происходящий феномен находит определенное научное истолкование. Приведу простой пример, не прибегая к специальным терминам. Дух, чтобы проявить себя, должен воспользоваться физическим телом медиума. Вы видели газообразное облачко, выходящее из губ медиума. Затем оно конденсируется и приобретает очертания физического тела того, чей дух вызывают. Но эта внешняя оболочка, по нашему убеждению, на самом деле является неотъемлемой частью субстанции медиума. Мы надеемся доказать это в самом ближайшем будущем после тщательного исследования феномена, и здесь перед нами огромная трудность — это опасность и боль, которую испытывает медиум при прикосновении к видимому нами феномену. Если грубо схватить полученное после материализации тело, тем самым можно вызвать смерть медиума.
Мадам Экс слушала его с неослабным вниманием.
— Это очень интересно, мсье. Скажите, пожалуйста, а не наступит ли время, когда материализации станут настолько совершенными, что смогут отделиться от своей родительницы, то есть от медиума?
— Это слишком фантастическое предположение, мадам.
Она настаивала:
— Но, на самом деле, неужели такое невозможно?
— Сегодня абсолютно невозможно.
— Но, может быть, в будущем?
Приход Симоны освободил его от необходимости отвечать. Она выглядела вялой и бледной, но видно было, что она овладела собой. Симона подошла к мадам Экс и пожала ей руку, и Рауль заметил, что в это мгновение по ее телу пробежала дрожь.
— Я с сожалением услышала, мадам, что вы нездоровы, — сказала мадам Экс.
— Ничего, — ответила Симона довольно резко. — Начнем?
Она прошла в альков и села в кресло. Внезапно Рауль ощутил, как его захлестывает волна страха.