Она особенно подчеркнула слова «так же». Тане показалось, что она начинает понимать…
– Он болен серьезно, подо «также» ему еще далеко, – расчетливо выделяя каждое слово, произнесла девушка. – А вы бы как хотели?
– Я? Я ничего не хочу. Ладно, Таня. Что ходить вокруг да около? – она запнулась на секунду и с трудом вымолвила: – Я хочу, чтобы Андрей никогда никому обо мне не рассказывал. Никогда и никому. Вы, правда, не знаете, зачем я его нанимала?
Таня усмехнулась:
– Я же с ним не знакома, вы забыли? Асам Андрей, насколько я знаю, парень молчаливый. К тому же он получил с вас деньги? Значит, он будет молчать.
– Я не уверена, – тоскливо ответила та. – Я специально не заплатила ему всю сумму, чтобы он пока молчал. И вот являетесь вы… Теперь вас двое, и что мне делать?
– Ну, конечно, проще всего нас обоих убить, – любезно посоветовала девушка. – Но, может, все же помилуете меня? Я молодая, у меня вся жизнь впереди.
Женщина отмолчалась. Она приоткрыла дверцу со своей стороны и закурила, выпуская дым на улицу. Так они сидели минуты две. И хотя Надежда Владимировна по-прежнему молчала, Тане казалось, что она начинает ее понимать. Все лучше и лучше.
– Вы можете на него повлиять? – неожиданно спросила женщина.
– Смотря как, – Таня чуть заметно улыбнулась. – Если я попрошу его молчать, он на меня обидится. У нас, знаете, не такие уж хорошие отношения.
– Если вы сделаете так, что он никому обо мне не расскажет, я хорошо вам заплачу. – Клиентка по-прежнему не смотрела на нее. Казалось, она полностью поглощена созерцанием улицы и своей сигареты.
– Вы хотя бы намекните, я не понимаю… – Таня нагнулась к ее уху и что-то шепнула – будто выдохнула какое-то слово.
Та вздрогнула, но не обернулась.
– Вы этого хотите? – тихо и серьезно спросила Таня.
– Нет! – Надежда Владимировна схватилась за ручку дверцы и захлопнула ее. – Ничего я не хочу. А вы сумасшедшая. И черт с вами.
Машина двинулась в обратный путь. Таня больше не приставала с расспросами. Она сидела, сжав сумку, и размышляла. И только, когда перед ними показалась неоновая вывеска ночного бистро, девушка оживилась. Она вкрадчиво произнесла:
– Ну, а сколько бы вы дали, если он не будет болтать? Я спрашиваю просто для интереса.
– Еще две тысячи, – отрывисто ответила та.
– Хорошо, – Таня прикусила губу и нахмурилась. – В таком случае, давайте задаток. Тысяча меня устроит. А вторую половину – когда все будет готово.
Та ничего не сказала.
– Не верите? Хорошо, можно и пятьсот в качестве задатка, – легко согласилась Таня. – Вы, я вижу, женщина честная. Ну, так когда вы приготовите деньги?
– Могу завтра, – с усилием выдавила Надежда Владимировна.
– Хорошо. Тогда я позвоню вам завтра. – Таня открыла дверцу и вылезла, с наслаждением вдыхая влажный ночной воздух. – Глядите-ка, шел дождь! А мы с вами и не заметили.
Белая «Ока» сорвалась с места и умчалась по направлению к центру. А девушка неторопливо пошла к своей «Шкоде». Усевшись за руль, она тихонько рассмеялась. «Ну вот, пожалуйста! Сразу два дела! – Она вытащила из сумки банку колы и с наслаждением напилась. – Нет, мужики все-таки дураки. Олег не связывался с этой бабой. Андрей что-то для нее сделал, да видно, мало. А ей просто-напросто нужно, чтобы его убрали. И хочется, и колется, и совесть ей не велит… Ничего, теперь она будет платить, платить и платить! Кто в первый раз человека заказывает – всегда нервничает!»
Домой она вернулась во втором часу ночи. Подъезжая к дому, она внимательно разглядела все машины, припаркованные во дворе. Но машины Шимелевича среди них не было. «Если и приезжал, то уже убрался, идиот!» Таня выбрала местечко для своей машины, поставила ее и вытащила с заднего сиденья пакет с архивом. Любовно прижимая к груди тяжелые бумаги, она поднялась на пятый этаж. По пути ей никто не встретился, и девушка окончательно успокоилась. Едва войдя в квартиру, она бросилась к телефону и прослушала сообщения на автоответчике. Налила в чашку холодной воды, бросила туда ложку растворимого кофе и примостилась на краешке стола, рядом с телефоном.
– Это Виктор, – голос откашлялся и извиняющимся тоном произнес: – Я присмотрел одну неплохую квартиру, но без тебя не решаюсь снять… Может, ты тоже посмотришь? Позвони мне завтра на работу, хорошо? Целую, пока.
– Ну и дурак! – прокомментировала она, отхлебнув горький кофе. – Сам решить не может, надо же! Тебе что, там жить?! А это еще кто?
– Маша… – Женский голос звучал просительно. – Может быть, ты к нам заедешь? У нас такое несчастье, Лена попала в тюрьму из-за Толи… Ты понимаешь меня? Я звонила тебе весь день, а тебя все нет. Пожалуйста, позвони в любое время.
– Евгения Ивановна! – Девушка поставила чашку в сторону. Она ждала продолжения, но женщина больше ничего не сказала. Было еще одно сообщение – звонил отец. Его густой, низкий голос был похож на гудение шмеля. Девушка выслушала его просьбу позвонить и отключила автоответчик. «И что он ко мне пристает? – Ее передернуло, когда она проглотила последние капли холодного кофе. – «Маша, позвони, приезжай к нам на обед…» Вот клянусь, опять нашел мне жениха. Да подавился бы он своим женихом! И неужели трудно сделать мне приятное и не называть этим именем?!,»
Свое имя она ненавидела с детства. С тех самых пор, как ее наряжали в леденцово-розовые платьица с оборками, навешивали на ее жесткие кудри пышные банты и водили по воскресеньям к многочисленным бабушкам. Бабушки усаживали единственную внучку за стол и до тошноты закармливали ее жирным мясом и приторными сладостями. У них нельзя было допроситься простой воды из-под крана – это было запрещено. Маше давали компот, иона сидела в углу с чашкой – мрачная, потемневшая от обиды, со слипшимися от сластей губами. От бантиков, завязанных слишком туго, к вечеру начинала болеть голова. От сладостей болел живот. От собственного имени она приходила в бешенство. Оно тоже казалось ей каким-то сладким. Бабушки страшно расстраивались, когда узнавали, что Машенька представляется всем, как Таня. Отец только хохотал. Он пытался выспросить, откуда дочка взяла это имя, почему она все время врет.
– Тебе бы только наоборот сделать! – говорил он. – Скоро спать поперек постели будешь!
Как-то, когда он слишком долго к ней приставал, девочка схватила со стола вилку и вонзила зубья ему в бедро. Она помнила страшный крик, который подняли бабушки, белые от злости глаза отца… Сперва он избил дочь и только потом дал себя перевязать. Бабушки плакали по углам и решали вопрос – обращаться к врачу или все обойдется? Мать потащила ее на прием к невропатологу. Тот прописал бром, молоко, десятичасовой сон ночью, обязательный сон днем, прогулки и ванны. От всех этих процедур в доме начался ад. Девочка отвоевывала одну позицию за другой. Ненавистное молоко лужами стояло на полу, и у матери не было времени его вытереть. Весь запас брома девочка спустила в унитаз, на который ее усадили перед принятием ванны. Она могла без предупреждения ударить человека, неожиданно приблизившегося сзади. По ночам ее душили кошмары. Она просыпалась в поту, со стиснутыми зубами и долго задыхалась, глядя в потолок.
Эндокринолог сообщил, что многие беды происходят оттого, что девочка слишком быстро растет. Это звучало совершенно неубедительно – Машенька даже не была самой высокой в своем третьем классе. Отец принял решение – девочку на полгода забрали из школы и увезли в Ереван, к родственникам. Он надеялся, что на ребенка подействует перемена обстановки. Но ереванские родственники вернули Машеньку уже через полтора месяца. На них произвела особенное впечатление одна сцена, которая разыгралась на глазах у всего двора.
Машеньке разрешили выйти погулять с собакой. Собака – вполне мирная болонка, выскочила на лестницу без поводка. Машенька побежала за ней. Едва оказавшись во дворе, собака бросилась к яблоням, растущим у забора. Она рычала, бесилась и была сама на себя непохожа. Очевидцы рассказывали следующее. Под яблонями в отчаянии металась кошка. На земле лежали новорожденные, голые и слепые котята. Кошка, как видно, рожала впервые и по неопытности выбрала слишком открытое место. Она пыталась отогнать собаку, но была слишком слаба после родов, и у нее хватало сил только разевать розовый рот и сипеть, отмахиваясь лапой.
– Взять, Жулька, взять!
Детский крик пронзил двор, из многих окон высунулись головы. То, что они увидели под яблонями, надолго осталось в памяти соседей. Жулька с упоением поедала беззащитных котят, а Машенька била ногами роженицу, отгоняя ее все дальше и дальше. Кошке несколько раз удалось вонзить когти ей в ногу, но девочка не обращала внимания на боль и кровь. Она орала, как в истерике, на шее напряглись жилы… Когда ее подхватили и потащили в дом, она продолжала визжать и отбиваться, колотя ногами по чему попало, даже по стенам подъезда. Отцу пришлось взять двухдневный отгул на работе и прилететь за дочерью. Отношения с ереванской родней были прерваны очень надолго.
Настала очередь психиатра. Это было слово, которое произносилось шепотом. Психиатр девочке неожиданно понравился. Это был толстый маленький мужчина с разными глазами. Один глаз был веселый, круглый и живой. Второй – мертвый, стеклянный, ярко-карего цвета. Машенька охотно выполняла все назначенные процедуры, разговаривала с ним и огорчалась только по одному поводу – он предупредил, что не будет называть ее Таней. Гораздо меньше, чем девочке, психиатр нравился ее матери. Она возмущалась, когда тот расспрашивал ее о семейной обстановке. От слова «шизофрения», которым обмолвился врач, ее просто заколотило. Неохотно отвечала на вопросы о наследственности. Выяснилось, что отец у Машеньки пьет умеренно. Зато ее дедушка со стороны отца пил запоем и никогда не лечился. Из женщины пришлось клещами вытягивать признание, что ее муж в настоящее время живет на две семьи и часто не ночует дома.
– Ребенок присутствует при семейных сценах? – поинтересовался врач.
– Да откуда мне помнить! – раздраженно ответила женщина. – Как придется.
– Придется как раз за этим проследить, – спокойно посоветовал психиатр. – Никаких сцен при девочке. Она слишком возбудима. Как она себя ведет, если при ней выясняют отношения?
Выяснилось, что Машенька молчит, зато не может заснуть ночью. И как правило, припадки агрессии наступают на другой день после ссоры. Мать припомнила также, что в младенчестве Машенька получила легкое сотрясение мозга – упала со стола, где ее пеленали. Об этом была даже запись в медицинской карте, но как будто обошлось без последствий…
Однако, как выяснилось, последствия все-таки были. Когда матери сообщили, что у девочки временами случаются спазмы сосудов головного мозга – как раз в месте старой травмы – у нее отлегло от сердца.
– Так это не психическое заболевание? – радостно спросила она.
– Психосоматическое, – уточнил врач. – Для девочки главное – иметь спокойную обстановку, не слишком напрягаться в учебе и побольше спать на свежем воздухе. Открывайте форточку в ее комнате, обязательно. И конечно, надо наблюдаться.
Другого лечения Машеньке не назначали. Тем более что девочка стала куда спокойней. Бабушки начали ее побаиваться, и теперь она с легкостью добивалась всего, чего хотела. Стакана водопроводной воды, другого платья, другой прически. Одну из старушек она довела до такого послушания, что та стала называть ее Таней. С отцом девочка была довольно ласкова. Иногда подлизывалась к нему, если хотела чего-то добиться. И ему это нравилось. Мало-помалу тот кошмарный период был всеми забыт. Вспомнили о нем только тогда, когда нашли для Машеньки жениха.
Это была инициатива отца. Девушка только что закончила школу, и отец неожиданно вспомнил указания психиатра, к которому давно уже забыли дорогу. Он не позволил дочери готовиться к поступлению хоть в какой-то ВУЗ.
– Перенапряжется – и готов припадок, – хмуро сказал он, как видно, вспомнив вилку.
Мать не стала возражать. Она втайне надеялась, что дочка будет поступать на другой год. А пока что в дом стали приглашать симпатичного молодого человека. Он работал старшим товароведом на плодоовощной базе, которой заведовал отец Маши. Костя был старше Машеньки на двенадцать лет и недавно развелся. Он был прекрасно устроен в жизни, хорошо зарабатывал и детей от первого брака не имел. Мать усмотрела в нем одно несомненное достоинство – жених совершенно не пил. Она так восхищалась этим, что вдобавок Костя казался ей умницей и красавцем. Маша восприняла появление жениха с живым любопытством. В то время она превратилась в очень милую девушку – не ослепительную красавицу, но симпатичную и изящную. А уж достоинства ее фигуры никто бы не смог критиковать.
На помолвку Костя принес невесте кольцо с бриллиантами. Машенька весь вечер рассматривала, как камешки играют на ее смуглом пальце, и чему-то улыбалась. Отец торопил со свадьбой до неприличия и в конце концов своего добился. Как он потом признался жене, ему давно не терпелось сбагрить дочь кому-то другому. У Кости явно были какие-то деловые расчеты. Что же руководило Машенькой – никто не понимал. Она пошла замуж без единого слова возражения и все с той же любопытствующей улыбкой.
На другое утро после свадьбы в квартире ее родителей раздался звонок. Звонил молодой супруг. Он заикался от негодования и бормотал, что Маша оказалась беременна, призналась в этом сама. И что, когда шла речь о свадьбе, о ребенке никто и не заикнулся, а это обман. Мать ахнула. Ей показалось, что к Маше вернулся старый порок – бессмысленное вранье. Когда же оказалось, что та и в самом деле беременна, Костя отправился в суд и подал заявление на развод. Разводилась Маша так же спокойно, как шла замуж. Только без улыбки. От кого она ждала ребенка – так и не добились. Девушка сказала, что желает жить отдельно, в противном случае пойдет на улицу. Отец плюнул и вплотную занялся поисками квартиры для непутевого чада. Маша переехала, когда у нее был слегка заметен живот. И тут же сделала аборт.
С тех пор родители даже не пытались усмотреть в ее поступках хоть каплю здравого смысла. Дочь стала для них инопланетянкой, загадочным и опасным существом. Девушка изредка появлялась у них в доме, брала деньги на жизнь и исчезала. Доходили слухи, что у нее часто бывают мужчины. Потом родители узнали, что у Маши появилась новенькая «Шкода». Откуда она взяла деньги на машину – было неизвестно. Настало время, когда дочь и вовсе перестала обращаться к ним за деньгами.
– Ты работаешь? Ты замужем? Откуда у тебя средства? – мать тщетно допытывалась правды, приезжая к дочери и рассматривая ее квартиру. – Откуда эти вещи? Это кольцо? Норковая шуба? Мы ничего такого тебе не дарили!
– Ну, хорошо, я работаю, – как-то ответила дочь. – У меня важная и нужная работа. И я не проститутка, если ты боишься этого.
Отец заявлял о себе редко. В основном по праздникам или на Машин день рождения – когда хотел передать деньги и подарок. Он очень постарел, приобрел астму и уже не мог взбираться к дочери на пятый этаж. Обычно он подъезжал к подъезду на машине и долго сигналил. Девушка сбегала вниз, принимала у него подношение, несколько минут весело болтала, пожимая плечами от возбуждения и холода. Все праздники в основном приходились на зиму и раннюю весну. Она выглядела довольной, почти счастливой, когда целовала отца на прощание и махала ему. вслед. Но отец никак не мог отделаться от подозрения, что дочь у него – сумасшедшая.
ГЛАВА 12
– Ну вот, – Виктор нажал кнопку звонка. – Сейчас сама посмотришь.
Она со скучающим видом рассматривала свой мокрый зонтик. С утра лил дождь, и настроение у нее тоже было какое-то дождливое. После прилива энергии каждый раз наступал упадок сил. Вчерашний день она могла назвать удачным. Но сегодня ее все раздражало, и девушка с трудом держала себя в руках.
Дверь приоткрылась. Увидев Виктора, хозяйка приветливо распахнула дверь настежь:
– А я думала, вы уж не приедете. Входите, пожалуйста.
Им показали единственную комнатку – чистую, оклеенную светлыми обоями. Меблировка была довольно простая, но тут было все необходимое – широкий диван, кресло, стол, «стенка» и телевизор. Девушка обошла квартирку в две минуты и обратилась к Виктору:
– Очень мило. Почему ты сомневался?
– Как же без тебя? – пробормотал тот, явно стесняясь присутствия хозяйки. – Ну, тогда мы снимем ее. Танечка, посиди минутку.
Он усадил ее в кресло, и девушка сгорбилась, подперев подбородок кулаками. Она следила, как мужчина вносит плату за два месяца вперед, дает залог за телефон. Ею овладела какая-то апатия. Она поймала себя на мысли, что готова сейчас же встать и уйти – настолько у нее не лежала душа к этому делу. «Не сходи с ума, – посоветовала она себе. – Ты взяла задаток и надо работать честно…»
Хозяйка звала ее на кухню, чтобы показать, где стоит посуда. Но Таня отмахнулась:
– Это не важно. Мы питаемся в ресторане.
У женщины слегка вытянулось лицо, но, оценив взглядом дорогой костюм Виктора и бриллиантовое колечко девушки, она предпочла промолчать. Попрощалась, сладко улыбнулась квартиросъемщикам и исчезла, вытащив из пустого шкафа свой плащ и зонт.
– Она что – не живет здесь? – Таня никак не ожидала такого поворота событий.
– Конечно, нет. Квартира стояла пустая… – Виктор подступил к девушке. – Тебе здесь нравится? Немножко пусто, но зато никто не помешает.
– Постой, – она попыталась удержать его жадные руки. – Ну, погоди же! Я сегодня плохо себя чувствую, и правда, не могу…
– Таня!
Его руки стали грубыми и настойчивыми. На миг она обезумела от злости, рванулась и наотмашь ударила его по лицу:
– Пошел к черту!
И тут же замерла. На его щеке проступили белые следы от ее пальцев. И свежая царапина – это «постаралось» кольцо с бриллиантами. Виктор стоял, как оплеванный, и виду него был чрезвычайно глупый.
– Как ты груб! – Таня задыхалась, приводя в порядок одежду. – Сразу хватать… Хоть бы спросил, как я себя чувствую, какое у меня настроение… Нет, сразу тащить в постель!
– Какого черта… – в его голосе послышалась скука и злость. – Я вожусь с Тобой неделю, таскаюсь по ресторанам, вместо того чтобы отдыхать после работы! А теперь ты закатываешь мне сцену оскорбленной невинности?
– Замолчи! Мы сейчас бог знает что наговорим друг другу!
От ее крика он пришел в себя. Пожал плечами и вышел на кухню. Оттуда потянулся сигаретный дым. Заскрипел паркет – Виктор тяжело расхаживал из угла в угол, натыкаясь на табуретки. Таня, сжав зубы, приводила в порядок дыхание. «Я с ума сошла, что позволила притащить себя в эту дрянную хату. – Она огляделась по сторонам. – Меня видела хозяйка, и она может дать показания. Хотя в этом парике меня сам черт не узнает… Вечные парики, вечный грим… А однажды я все же попадусь. Из-за такого же вот срыва. Он может что-то заподозрить. Он ведь такой трус!»
Когда девушка вышла на кухню, она уже полностью владела собой. Мужчина стоял у окна и курил, придерживая полуоткрытую створку. Она подошла к нему сзади, положила руку на плечо:
– Прости. Что это со мной творится, не понимаю. Не иначе, погода влияет.
Он дернул плечом, не слишком резко. Таня прижалась щекой к его спине:
– У меня скверный характер, я знаю. Все так считают. И ты тоже?
– Я начинаю жалеть, что послушал тебя, – Виктор развернулся. Щека приобрела нормальный цвет, если только желтизна может быть нормальной. Но царапина выделялась еще ярче. – Ты располосовала мне морду. Где я покажусь в таком виде? В зоопарке?!
– Боишься жены? Она ревнивая? – Таня слегка коснулась царапины пальцем, потом встала на цыпочки и провела по его щеке кончиком языка.
– Отстань, – бросил он, но не оттолкнул девушку. Его руки снова оказались у нее на спине. Таня беспрепятственно позволила увести себя в комнату и усадить на диван. Он расстегивал на ней куртку, нашаривал пуговицы на блузке. Она была, как деревянная. Девушка ничем ему не мешала, но и не помогала – ни словом, ни движением. Виктор опрокинул ее на спину, и она обреченно сбросила туфли, забираясь на диван с ногами.
Диван оказался неимоверно скрипучим. Сколько таких диванов скрипело на ее памяти! Сколько было съемных квартир, неуютных, необжитых, которые снимались с единственной целью – заманить клиента и свести его с Гришей… Эти квартиры снились ей ночами. Эти диваны скрипели в ее кошмарах. Диваны, обрызганные кровью, скомканное постельное белье, Гриша, собирающий с пола гильзы, переодевание в присутствии трупа, который все еще смотрит в ее сторону бессмысленными глазами…
– Что с тобой?
Она так сильно вздрогнула, что Виктор остановился. Диван замолчал.
– Ничего, – шепнула она, не открывая глаз. – У тебя такие холодные руки!
За окном шумел дождь. Все сильнее и сильнее. Он превращался в настоящий ливень, в белую шипящую стену, которая падала на город, срывая листья с деревьев, переполняя канализационные люки. Виктор отпустил ее и сел на краю постели. Виду него был обескураженный и усталый.
– Сегодня такой дурацкий день… – Она погладила его по руке. – Но я не жалею, я ни о чем не жалею.
– Что-то по тебе не скажешь. Ладно, я же тебя не насилую.
Он одевался, повернувшись к ней спиной. Таня развлекалась, разглядывая его фигуру и соображая – как он мог поверить, что в состоянии кого-то обольстить? Да еще в таком виде? «Это как же надо упиться, чтобы добровольно лечь с ним в постель… – она вздохнула и принялась отыскивать свои колготки. – Мог бы подумать об этом». Как выяснилось, Виктор подумал. Он с кислым видом поднял с пола принесенный с собой пакет:
– Тут коньяк и фрукты. Хотел отметить новоселье.
– Что ж, давай отметим, – согласилась она. – Надеюсь, завтра погода будет получше.
– При чем тут погода? – Он не смотрел в ее сторону. – Ты каждый раз будешь капризничать из-за погоды? И почему завтра?
– Потому что я буду ждать тебя завтра! – она подбежала и обняла его. – Не обижайся. Я тоже человек, ч у меня бывает плохое настроение. Где твой коньяк?
Таня сама откупорила бутылку и нашла чистые стаканы. Разложила на тарелке персики, порезала лимон. Виктор соизволил выпить только после долгих раздумий. Настроение у него отнюдь не улучшилось. Дождь все так же шумел за окном, и на подоконнике мало-помалу образовалась лужица протекшей воды.
– У меня почему-то такое чувство, что мы будем встречаться очень редко, – буркнул он, протягивая ей связку ключей. – Но все же возьми.
Таня улыбнулась и попросила его не поддаваться этому чувству. Она не верила, что этот тип может обладать тонкой интуицией. Опасности он, конечно, не чувствует. Но сейчас ему грустно, он оскорблен ее равнодушием, и ему, конечно, кажется, что он сделал колоссальную глупость, сняв квартиру.
– Встретимся завтра, в девять вечера, – девушка спрятала ключи в сумку. – Я приготовлю ужин, а ты возьмешь на себя шампанское и цветы. Свечи у меня есть, так что будет очень романтично!
Свечи у нее действительно остались с прошлого раза. И они даже не очень обгорели – Гриша явился достаточно быстро, и интимная обстановка была нарушена. Виктор сделал вид, что ему наплевать на ее обещания. Но было видно, что он немного успокоился. Отвезя девушку в центр, он даже сделал попытку проконтролировать ее:
– Куда это ты собралась в такой дождь? Срочное свидание?
– Просто хочу зайти к своему парикмахеру, – мило улыбнулась она.
– Я давно хотел спросить, – Виктор задумчиво разглядывал ее пепельно-русую челку. – Это твои волосы или?..
– Это парик, ты угадал! – рассмеялась она. – Надо же, как это ты заметил? Обычно мужчины не такие проницательные. Даю слово – завтра ты увидишь мои настоящие волосы! Вот только приведу их в лучший вид!
– Мне кажется, ты брюнетка, – он явно развеселился. – У тебя такие черные брови!
– Ну, хватит, хватит! Ты меня смущаешь! – Таня распахнула дверцу и выскочила под дождь. Над ее головой раскрылся огромный зонтик в черно-белую полоску. – Я жду тебя завтра в девять. Не опаздывай!
Она была уверена, что он не опоздает. И скорее всего, даже приедет на съемную квартиру пораньше. Все эти пожилые мужчины страшно спешили, будто хотели догнать свою молодость. Таня давно уже заметила – чем старше человек, тем больше он торопится. «Им кажется, что у них осталось мало времени для любви, – девушка глядела вслед машине Виктора, пока ее не скрыл дождь. – Если бы они знали, что времени у них и в самом деле немного… Может быть, они бы так не торопились!»
Миношкина ждала ее в кафе. На этот раз Таня, назначая встречу, как следует описала себя, включая приметный зонтик. О внешности Миношкиной девушка ничего не знала, но сразу поняла, что женщина за дальним столиком – именно та, которая ей нужна. Полная дама, безжалостно затянутая в черный, металлически-блестящий костюм, вздрогнула, увидев вошедшую Таню.
– Здравствуйте, – девушка поставила мокрый зонтик к стене и присела за столик. – Кажется, я опоздала. Хорошо, что вы дождались.
Миношкина оглядела ее весьма подозрительно. Особенно пристально она смотрела на парик, и Таня поняла, что та сразу сообразила – волосы фальшивые.
– Почему Олег поручил это вам? – Дама стиснула пухлые, тщательно ухоженные руки. – Разве я вам это поручала?
– Действительно, не мне, – вежливо ответила Таня. – Да я ничего и не делала. Мне только поручено ,встретиться с вами и передать снимки. Прошу.
назад<<< 1 . . . 18 . . . 32 >>>далее