— Надписи уже нет.

— Стёрли! — зло воскликнула Лариса. — Ясное дело, если украли. — И тут же с любопытством спросила: — А вы его у кого нашли?

— А вам знакома такая фамилия — Журавский, Олег Дмитриевич?

— Журавский?.. — задумчиво переспросила Лариса, зажав между колен розовые ладошки и задумчиво глядя на потолок. — Где-то я слышала… Кто-то называл такую… Ох, не помню… Ах, да! — вдруг оживилась она. — Ну что вы, разве он мог украсть? Это же из кино мужчина.

— Ваш знакомый?

— Ноя Герасимовича. Так что это уж…

— Я и не говорю, что он украл, — возразил Игорь и снова спросил: — А Гарика знаете?

Лариса бросила на Игоря настороженный взгляд.

— Ну…

— Кулон оказался у него.

— Врёте, — грубо отрезала Лариса и нервно закурила новую сигарету.

— Зачем мне врать?

— Ну, тогда я ничего не понимаю. Чтобы Гарик… у меня… Не понимаю.

— Это другое дело, — согласился Игорь. — Ну а мы скоро, надеюсь, поймём. И тогда вам расскажем. Гарик, он, знаете, на многое способен. Вы его хорошо знаете?

— Ещё бы! — Лариса, не удержавшись, прыснула.

— Так чего вы удивляетесь? — Игорь, взглянув на часы, поднялся. — Надо идти.

— А как же кулон? — обеспокоенно спросила Лариса.

— Мы вас известим.

Они вышли в переднюю, и Игорь галантно распрощался. Однако интонации у обоих были теперь вполне деловые.

Игорь бегом спустился по лестнице. Что ж, воскресенье он провёл с пользой. Теперь предстоял весьма хлопотный понедельник.

* * *

Хлопотный понедельник оказался и у Лосева.

Предстоял допрос Серкова. Позиция у него была — всё отрицать. Правда, Виктор Анатольевич не пытался прижать его уликами. Правильно, это был разведочный допрос, первое знакомство, так сказать. И ещё деталь — Серков откуда-то знает его, Виталия. Интересно, откуда, от кого. Ведь они раньше никогда не встречались, память у Виталия хорошая.

Он сидел у себя в комнате, уже вызвав Серкова на официальный, по поручению следователя, допрос и в последний раз перебирая в уме все известные ему, с немалым трудом добытые, кстати, сведения об этом подлом парне. Виталий ощущал знакомое уже ему волнение. Так бывало всегда в последние минуты перед важным и трудным допросом. Ожидание предстоящей схватки обострялось ещё и тем, что вопрос «кто кого» тут решался отнюдь не однозначно. Бывали и неудачи, поражения, иногда досадные, глупые, из-за одного неосторожного слова, ошибочного вопроса или элементарного просчёта в тактике. Впрочем, иногда неудача оказывалась закономерной, когда просчёт допускался стратегический, когда, например, недооценивался противник и переоценивались собственные шансы на успех, собранные сведения и улики.

Но в последнее время Лосева всё больше беспокоило и другое. Новые идеи возникали в жизни, новые правила, процедуры, новые порядки, разумные, справедливые, демократичные, но… неудобные, непривычные и потому пугающие. Вот, например, сейчас предстоит, по существу, первый допрос Серкова, первый! И вдруг на нём будет присутствовать адвокат? Как в других странах. Так сейчас и у нас предлагают. Каково? Как это может подействовать на того же Серкова, предположим? Будет смелее, наглее или осторожнее? В некотором смысле адвокат, наверное, будет стеснять и его. А будет ли он стеснять Виталия? Ну ещё бы! Причём Виталий ведь вовсе не собирается нарушать закон. Не только бить заключённого, а такое случается, чего уж там говорить, в милиции немало ещё случайных людей, как всюду, впрочем, — так вот, не только бить, но и запугивать, грозить, провоцировать, толкать на подлость или предлагать бесчестную сделку — ничего подобного Виталий никогда себе не позволял. И всё же присутствие адвоката будет его стеснять, будет мешать. Чему? Да прежде всего установлению контакта с допрашиваемым, человеческого контакта, который ведёт к откровенности, к признанию, нет, не вины пока, а ко всяким другим признаниям, житейским, человеческим, о мечте, о близких, о любви, обо всём, что мучает человека, когда он один, в глухих стенах тюрьмы, насильственно оторван от привычной жизни. Но больше всего его мучают, занимают мысли о его вине, о совершённом, и они так или иначе выплёскиваются в таком откровенном, человеческом разговоре. Но всему этому помешает третий человек, адвокат. Ведь у него будет совсем другая задача, и она будет мешать откровенности, вот ведь что. Да-а, ну и жизнь начнётся у них. Как к ней привыкнуть, как приспособиться? Но как-то приспосабливаются там, где это уже давно существует. Как-то коллеги работают, и, говорят, неплохо.

Да, всё это, видимо, предстоит, и всё это конечно же необходимо. А пока какое-то не измененное, подспудное чувство подсказывало Виталию, что его ждёт на очередном допросе. И ощущение возможной неудачи немедленно мобилизовывало, подстёгивало его. Вот такое ощущение откуда-то взялось и сейчас. Хотя из всего того, что он знал о Серкове, казалось бы, вовсе неоткуда было взяться этому неприятному ощущению. В конце концов парень как парень, молодой, горячий, неглупый, ну и подлец, конечно, преступник, опасный преступник. С такими Виталий встречался уже не раз. И всё-таки…

Но в этот момент в комнату постучали.

Конвойный милиционер ввёл Серкова и остался у дверей. А Серков, усмехаясь чему-то, пружинистой походкой приблизился к столу, за которым сидел Лосев, и без приглашения, по-хозяйски свободно опустился на стул, бережно положив на колени перевязанную руку. Был он в знакомом Виталию сером костюме и красной рубашке с расстёгнутым воротом. Чёрные блестящие волосы были зачёсаны назад, модно закрывая уши, на смуглом грубоватом лице влажно блестели дерзкие глаза, на губах блуждала нагловатая ухмылка.

— Здравия желаю, начальник, — бодро сказал он. — Сами хватаете, сами допрашиваете? И думаете, что я вам больше, чем старичку следователю, расскажу?

— Надеюсь, расскажете, — спокойно подтвердил Лосев. — Придётся рассказать, Серков. Ну, не всё, конечно. Кое-что мы и так знаем.

— Что же вы знаете, интересно?

— Это вы потом поймёте, из моих вопросов. А для начала познакомимся. Капитан Лосев. Ну а вас я знаю.

— Лосев? — недоверчиво и озадаченно переспросил Серков. — Вот вы, значит, какой.

— Какой?

— Да я слышал, вы старше. Ну и… злее, что ли.

— От кого же это вы слышали? — улыбнулся Лосев.

— Так, от одного человека, — уклончиво ответил Серков, не спуская глаз с Виталия. — Только он… умер.

— Он не умер, он убит, — сухо возразил Лосев, вспомнив вдруг про записку в кармане убитого Лямкина, и тем же тоном отрывисто спросил: — Лямкин, что ли?

— Не. Не угадали, — насмешливо ухмыльнулся Серков.

— Угадал, — возразил Виталий. — Не так уж трудно, кстати, и угадать. Записочка у него в кармане была. И улыбаться вам совсем не хочется, Серков. Так что не старайтесь. Вопрос-то, в общем, пустяковый. А Лямкина Семёна Прокофьевича вы знали, не так ли?

— Представьте себе, не помню, — всё так же весело, но уже с вызовом ответил Серков.

— А что это вы так веселитесь, Серков? — спросил Виталий. — Я ведь сказал, что он убит, а вам почему-то весело.

— А потому что я всю вашу игру заранее вижу. И ничего у вас не получится, предупреждаю.

— Какая уж тут игра, — вздохнул Виталий. — Убийц надо искать, разве это игра? — Спросил он так просто и естественно, что Серков, невольно поддаваясь его тону, так же естественно ответил:

— Кто говорит. Дело серьёзное.

— Ну а Лямкина вы знали? — повторил свой вопрос Лосев.

— Знал, — резко ответил Серков. — Ну и что?

Вопрос был, казалось, вполне безобидный. Но с ответа на него начинался как бы совсем другой разговор, другая возникала интонация, другое настроение. Серков незаметно начинал отвечать на вопросы.

— От него вы про меня и слышали?

— Почему так думаете?

— Я же сказал, у него записочка была. С моей фамилией. Зачем записал, как думаете?

— Почём я знаю.

— А я вот догадываюсь. Записал он её, конечно, не случайно. Дела у него, видно, были нечистые. Возможно, запутался. И дымком потянуло. Гореть начал. Ну и решил он мне покаяться. А то и заложить кого, чтобы самому выскочить.

— Это не к вам небось бежать надо. Тут ОБХСС требуется.

— Вообще-то конечно. Но вот он собрался ко мне. Видно, кто-то что-то ему про меня шепнул. Логично?

— Похоже, — заинтересованно согласился Серков.

— И вот не добежал до меня. Кто-то, возможно, решил помешать. Кому-то он о своём намерении неосторожно сболтнул, я полагаю. А?

— Похоже, — уже машинально повторил Серков. Он, как видно, о чём-то в этот момент задумался.

— Не вам ли случайно сболтнул? — спросил Лосев.

Серкова надо было вывести из этого спокойного состояния.

Он вздрогнул и враждебно посмотрел на Лосева.

— Вы куда меня тянете, начальник? — хитро и зло спросил он. — Чего повесить хотите? И без меня, кому надо было, тот знал.

— Да, — задумчиво согласился Лосев. — Скорей всего, вы правы. Это очень важно, Серков. Вы даже сейчас не понимаете, как важно.

— Куда уж мне, дурачку-фрайерку, — насмешливо и недобро ответил Серков.

— Не в том дело. Ну ладно, — махнул рукой Лосев. — Надо кое-что оставить и на будущее. А когда вы Лямкина видели последний раз, помните?

— Недели две назад. Ну и что, я спрашиваю?

— Ну, правильно. Вы его видели в последний раз второго сентября. Ровно две недели назад. Сегодня шестнадцатое. Поздно вечером приехали с ним поездом из Лупановки. Так?

— Не помню.

— Придётся вспомнить. Мы поможем. Вы ещё закусили с ним в буфете на вокзале. Вас там обоих буфетчица запомнила. Хотите очную ставку с ней?

— А-а, толстая такая? — сделал вид, что вспомнил, Серков. — Ну, закусили, верно.

Ему уже было муторно на душе, и он делал усилие, чтобы не показать этого.

— А потом… — Серков помедлил, что-то, видимо, соображая, и неожиданно уверенно произнёс: — Потом вышли из вокзала и простились. Нам было в разные стороны.

— Вас ждала машина?

— Это его ждала машина, Семёна Прокофьевича. А меня ждало метро.

— У вас ведь есть машина?

— Ну есть.

— И она ждала у вокзала не вас, а Семёна Прокофьевича? — насмешливо осведомился Виталий. — Это очень странно, знаете ли.

— Моя машина стояла возле моего дома, к вашему сведению.

— Да-а, — вздохнул Виталий. — Видно, без очных ставок не обойтись.

— Пожалуйста, — снисходительно согласился Серков. — Сколько вашей душе угодно. Впрочем, не исключено, что кто-то и угнал мою машину. Но потом вернул.

— М-да, — с неудовольствием произнёс Лосев. — Придётся организовать встречу вашу с людьми, которые видели, как вы сели около вокзала в машину, в свою машину, вместе с Семёном Прокофьевичем. И с вами ещё кто-то был. Кто, не помните?

— Вы сначала докажите, что я в машину сел, — вызывающе ответил Серков.

— Что ж, — согласился Лосев, — наше дело доказывать, вы правы.

И он, усмехнувшись, невольно подумал, что то же самое, наверное, потребовал бы и адвокат, присутствуй он на этом допросе.

— Вы правы. Будем доказывать, — повторил Виталий и равнодушным, будничным тоном спросил: — Родители где работают?

— Нет родителей, — скорбно вздохнул Серков. — Оба померли.

— А кто у вас из родственников проживает в доме, где кинотеатр «Ударник»?

— С чего это вы взяли? — нахмурился Серков. Лосев усмехнулся и доверительным тоном сказал:

— Мы же работаем, Серков. Это надо всегда учитывать. А вы живёте не в безвоздушном пространстве. И разные люди нам рассказывают о вас всякие подробности. Ясно?

— А я повторяю: нет у меня родителей! — с вызовом объявил Серков, сверкнув глазами.

Виталий внимательно посмотрел на него.

— Вы что же, отказались от них или они от вас? Последнее, кстати, вероятнее.

— Это почему же? — невольно вырвалось у Серкова.

— Опустились, подонком стали, если честно сказать. Любые родители тут откажутся. А то ещё и сами в милицию прибегут за помощью.

— Сами прибегут? — иронически переспросил Серков. — Ха! Вот цирк был бы. Ладно, скажу, раз уж так, — глаза его стали злые. — Не хотел папаше карьеру портить. Высоко забрался, — он показал пальцем на потолок. — За кресло своё руками держится. Ну и договорились: если что, я его не называю.

— М-да, семейка. И мать согласна?

— А куда ей деться? Плачет только, — небрежно махнул рукой Серков.

— Ну а невеста тоже плачет от вас, Нина?

— И до неё добрались?

— Добрались, конечно. Жениться собираетесь или так?

— Или так, — с вызовом, насмешливо подтвердил Серков.

— Нина для квартиры, а Марина для удовольствия? — сухо, без тени иронии спросил Лосев. — Так, что ли?

— Допустим, так. Ну и что?

— А кулон, который украли у Ларисы, подарили всё-таки Марине?

— Не знаю никакого кулона.

— Ну-ну, Серков. Глупо же отрицать. Что, с Мариной вам очную ставку дать? А потом с Ларисой, с Птицыным?

— А! Нужны мне ваши очные ставки! — раздражённо махнул рукой Серков. — Спёр. Дальше что?

— Вот так-то. Чего, в самом деле, мелочиться, — усмехнулся Лосев. — Пойдём дальше. Журавского знаете?

— А тут с кем ставку сделаете? — нахально поинтересовался Серков, словно вдруг обрёл под ногами твердую почву.

«Совсем не дурак», — подумал Виталий и, пожав плечами, сказал:

— Во-первых, уличать можно не одними очными ставками. Неужели не догадываетесь? А во-вторых, иной раз выгодней самому признаться, до того как уличат.

«Вот тут бы адвокат уже вцепился, — вдруг подумал Лосев. — Слабый ход. Никуда не годный».

— Ладно, — вздохнул он. — Лучше я вам честно обрисую обстановку. Тогда и решайте. Сели вы наглухо и надолго. Кроме убийства и ограбления Лямкина, которое мы ещё докажем, вы стреляли в ресторане и ранили человека, что уже доказано, как вы понимаете. Так что тюрьма вам светит не на один год. Это не угроза, это, так сказать, объективный факт, который вам надо учитывать. Хотя непосредственный убийца Лямкина не вы, это нам известно. И он… впрочем, всё пока.

— Хотите сказать, и он на свободе, со всеми деньгами? — криво усмехнулся Серков. — А мне плевать. Я его не знаю.

— Я сейчас другое хочу сказать. Вы знаете Журавского. Вы ему даже дали телеграмму недавно в Крым, в гостиницу «Интурист». Но он потом оттуда удрал. Испугался.

— Вас, конечно? — насмешливо осведомился Серков.

— Представьте, не нас. А Птицына Ноя Герасимовича. Он туда приехал зачем-то. Знаете Птицына?

— Ну, знаю.

— И Журавского знаете?

— Ну и Журавского, если вам очень хочется.

Что-то, очевидно, произошло с Серковым, что-то в нём сдало, не выдержало напряжения.

— Как его настоящая фамилия? — спросил Лосев.

— Сами знаете, Журавский.

— Нет, — покачал головой Виталий и невольно почему-то вздохнул. — Журавский Олег Дмитриевич действительно работает на «Мосфильме», сейчас в Москве, мы с ним виделись. В Ялте он был пять лет назад. А вот паспорт у него в прошлом году украли. Кто по паспорту сейчас жил в Ялте, а, Серков?

— Да-а, — насмешливо покачал головой Серков. — Как нехорошо-то. Если бы я знал…

Впрочем, смеяться ему явно не хотелось.

— Понятно, понятно, — улыбнулся Лосев. — Если бы вы знали. А ведь это он помог нам напоследок задержать вас в доме у Гали.

— Ладно вам пылить-то, — недоверчиво и враждебно процедил Серков.

— Нет, в самом деле. Он же телеграмму от вас получил, там, в Ялте. Вы сообщали, что заболели, у Гали его отлёживаетесь, на бассейн «Москва» любуетесь.

— Врёшь! — рванулся со стула Серков.

— Спокойнее, спокойнее, — ровным тоном произнёс Лосев. — Это ещё не повод для сильных волнений. Я ведь вас пока ни в чём не уличаю, Серков. Вот когда надо будет волноваться. А пока я хочу знать его настоящую фамилию, только и всего.

— А я не знаю! Понятно вам? И знать не хочу! У него у самого спрашивайте!

— Что ж, придётся.

Но тут вдруг Серков внезапно сказал:

— Вообще-то вы правы. На черта это мне надо, чтобы он королём на мои бабки жил? И вообще… на фиг он мне сдался. Значит, ушёл? И от дедушки ушёл, и от бабушки ушёл? И от вас, и от Ноя?

— Ушёл, от всех.

— У него одна нора осталась, — сказал Серков. — Где-то на болоте.

…Уходил он очень довольный собой. И злорадно подумал: «Интересно, что теперь будет».

 

 

 

Глава 7. На болоте

 

В тот же понедельник, в конце дня, состоялось новое совещание у Цветкова. Новостей было много. И у Откаленко, побывавшего на работе у Лямкина, и дома, где познакомился с его бывшей женой, и у Лосева, который говорил с Гришей Сопкиным и только что закончил допрос Серкова, давший на этот раз кое-что интересное.

— Это, конечно, далеко не всё, что он знает, — заключил Виталий. — Главного он мне не сказал. А я пока и не требовал… Главное — причина убийства.

— Да самая простая, — прогудел Петя Шухмин. — Деньги забрали. Деньги вёз этот Лямкин. Кассир ведь.

— Самая простая. Верно. И всё-таки… — задумчиво произнёс Цветков, как всегда перекладывая карандаши и выравнивая их — Всё-таки… Много вопросов. Почему именно Серкову поручили проводить Лямкина домой, в Москву? И кто поручил, кто именно? Наконец, как Серков в это время вдруг там очутился? Вызвали его специально? А он, выходит, их всех надул — убил, ограбил и скрылся? Гм…

Минуту все молчали, занятые каждый своими мыслями, то есть думали, конечно, об одном и том же, но каждый по-своему.

Лосев полагал, что Серков не сам решился на это заранее спланированное убийство и грабёж, его подбил, уговорил тот мнимый Журавский. Он и пистолет Серкову подсунул. Потому что Серков, снова подумал Лосев, при всей своей горячности и дерзости, сам на такое убийство пойти не мог, не тот характер, не звериный, холодный и расчётливый, как тут требуется. Вот Журавский вполне легко мог пойти на убийство ради такого огромного куша. В нём эту звериную, холодную жестокость Виталий там, в Ялте, ощутил ясно. Но вот как был выбран момент для убийства, такой подходящий, такой выгодный момент, что трудно поверить в какую-либо случайность? Значит, всё было подстроено, всё спланировано. Но кем и как? Этот пункт оставался Виталию неясен и сейчас больше всего занимал его.

А вот Откаленко начал размышлять именно с этого пункта. Он уже успел погрузиться в дела садового товарищества «на болоте» и потому прежде всего ухватился в своих рассуждениях за обязанности, которые выполнял там Лямкин, и за отношение к нему окружающих. У Лямкина там было, видимо, много врагов. А в этой активной, деятельной среде и враги тоже активные и деятельные. Они не только готовы в любой момент предать и продать, но и сами мечтают нанести удар, и даже не мечтают, а готовятся нанести. Поэтому прежде всего, решил Откаленко, надо установить, кто эти враги и на что каждый из них способен.

Приблизительно тем же путём шли мысли и у Цветкова. Кто же могут быть эти враги Лямкина, думал он, и не они ли организовали это убийство? Кому же Лямкин перебежал дорогу, кому стал неугоден, опасен, кого и чем напугал? Вот тут-то Цветков внезапно и вспомнил одну из записок, обнаруженных у убитого Лямкина. В ней рядом с цифрами «90.840 — 10.500» стояли инициалы, чьи-то инициалы. Их надо примерить кое к кому. И потом, этот странный минус заинтересовал Цветкова. Почему не плюс, как обычно в их подсчётах, почему минус? Но пока эти буквы. И он спросил:

— Кто у них там, на болоте, — Цветков употребил это выражение уже вполне буднично, без прежней иронии, — из руководства, я имею в виду, имеет те инициалы, помните, как их?

— Вы про записку у Лямкина? — спросил Лосев. А Откаленко деловито раскрыл принесённую им папку, нашёл нужный листок, проглядел его и сказал:

— Там инициалы «А. И.» и «3.». — Потом он перебрал другие бумаги и, пробежав их глазами, добавил: — Пока таких инициалов ни у кого нет, Фёдор Кузьмич.

— В первом случае может быть имя и отчество, — заметил Лосев. — А во втором — имя или фамилия. Разное положение или разное отношение к ним.

— Ну, понятно, — согласился Цветков. — Надо ещё поискать. Кстати, если цифры там рубли…

— Безусловно, — не утерпев, вставил Откаленко. Цветков бросил короткий взгляд в его сторону и продолжал:

— …Если это рубли, говорю, то некоему «А. И.» причитается, скорей всего, чуть не сто тысяч, а некоему «3.»., видимо, предстоит возврат или выплата восьми с половиной тысяч. Это надо иметь в виду.

— Вот чем покойничек ворочал, — прогудел с дивана Шухмин.

— Суммы немалые, — согласился Цветков. — Их, возможно, он и вёз в тот вечер. Ну ладно, — прихлопнул он ладонью по столу. — У кого какие ещё соображения? Давай, Лосев.

Виталий изложил свои мысли насчёт Серкова и Журавского. Потом доложил Откаленко, непривычно горячо и многословно, так что Цветков в который уже раз за последнее время бросил в адрес Игоря тоже совершенно необычную реплику:

— Короче прошу.

Но, в общем-то, с Откаленко, конечно, согласились. Да, надо было установить врагов Лямкина там, на болоте, и вообще разобраться в связях и отношениях людей в этом товариществе.

— Короче, надо туда ехать, Фёдор Кузьмич, — решительно заключил Лосев. — На месте всё виднее.

назад<<< 1 . . . 21 . . . 25 >>>далее