— Значит, племянник приехал?

— Вот именно.

— Когда же они ушли?

— Да уже после двенадцати, считай, вывалились. По всей лестнице матерились да злобствовались. Ну а во дворе, значит, окончательный расчёт произошёл.

— Та-ак… — сдерживая нетерпение, произнёс Виталий. — Ну и где теперь этот Пашка?

— А где ж ему быть? Спит. Отсыпается.

— Ну что ж. — Виталий поднялся. — Давайте его разбудим. И потолкуем.

— Давайте, — с готовностью вскочил Станислав Тихонович. — Пошли.

Они вышли на лестничную площадку и долго звонили, а затем и стучали в соседнюю квартиру. Но никто им не открывал.

Наконец Станислав Тихонович перевёл дух и многозначительно посмотрел на Виталия:

— Выходит, нету Пашки-то, а? Скрылся он, вот что я вам скажу, дорогой товарищ. Объявляйте розыск, не ошибётесь. Он ведь, когда выпьет, себя не помнит. Вот и жахнул племяша-то, не иначе.

Да, отыскать этого Пашку, видимо, было необходимо. Похоже, что Виталий всё-таки вышел на след, и вполне вероятно, что это был след убийцы. Уж если не сам Пашка, то, безусловно, кто-то из его собутыльников совершил это страшное преступление. И жертвой его, по всей вероятности, был приехавший к Пашке племянник.

Для верности Виталий всё же обошёл остальные квартиры подъезда, потратив на это полдня, а затем приехал ещё и вечером, чтобы застать тех жильцов, которые днём были на работе. Самые разные люди прошли за это время перед ним: замкнутые и общительные, равнодушные и дружелюбные, молодые и старые, озабоченные и легкомысленные. С большинством из них говорить было легко и даже приятно, с некоторыми же — трудно и совсем неприятно. Однако все они в один голос уверяли его, что убитый во дворе человек в их квартире не был и им не знаком. И Виталий уже не сомневался в их словах.

Ещё днём он, конечно, не преминул поделиться своим открытием с Игорем.

— Интересная версия, — с деланным равнодушием ответил тот. — Стоит заняться. Я, вероятно, приду к ней с другого конца.

— Только через месяц, — съехидничал Виталий.

— Тише едешь — дальше будешь, — буркнул в ответ Игорь.

И Виталий снисходительно прокомментировал:

— За неимением ничего более остроумного.

Естественно, он обо всём доложил следователю прокуратуры Исаеву и Цветкову тоже.

И вот сейчас, вечером, обходя квартиры, он последовал их совету и, беседуя с жильцами, стал заодно выяснять, кто из них около двенадцати или часу ночи пришёл домой или выходил из дома. И тут он сразу же натолкнулся на дружную группу собачников, которые как раз в это время выгуливали во дворе своих любимцев.

— Мы все выходим в половине двенадцатого и в половине первого уходим, — сказала Виталию пожилая женщина, журналистка из пятьдесят четвёртой квартиры, признанная глава маленького племени собаководов. — У нас это даже называется «час собаки».

— И никого во дворе в этот час не видели? И парня этого не встретили, и никакой пьяной компании, никакой драки?

— Нет, драки не было. А так в темноте кто-то проходил, конечно. Я, знаете, больше за Роем следила, чем за людьми. У него плохие отношения со Смирновским Гарькой. А тут ещё Клякса между ними. И у неё течка. Так мы с этой троицы глаз не спускали. Хотя Клякса была всё время на поводке.

— Ну а каких-нибудь посторонних компаний во дворе не было, вы не заметили?

— Лично я не видела. Знаете что, спросите Стёпу. У него Джильда всегда где-то в стороне от других собак. Да и побаиваются её наши пёсики, честно говоря. Великолепная овчарка. Умница. Красавица. С прекрасной родословной. Так вот Джильда очень интересуется всеми проходящими мимо людьми. Ну а в связи с этим и Стёпа тоже. Вон он, кстати, идёт. — Она указала в окно. — Молодец, не опоздал! Успеет поужинать. Через час нам гулять.

Стёпу Виталий перехватил прямо на лестнице. Это был высокий, почти с Виталия, спортивного вида парень с открытым, добродушным лицом очень сильного человека.

— Вроде посторонних во дворе не было, и драки, конечно, тоже не было. Вообще у нас спокойно, — сказал он. — Вот только двое каких-то ребят у ворот стояли, курили. А Джильде всё надо. Подбежала, они испугались. Ну один мне и крикнул: «Эй ты, убери пса! А то я ему аппендицит вырежу!» Ну а Джильда не любит, когда со мной так грубо разговаривают. Она зарычала. И этот дурила полез тогда правой рукой в карман. Хорошо, я успел подбежать, а то бы Джильда прокусила ему руку. Ну тогда второй парень ему говорит: «Ладно, не поднимай шухера». И они ушли. Вот такой эпизод имел место. А больше вроде ничего и не было.

— Вы их узнаете, этих ребят? — спросил Виталий. — Если, конечно, возникнет необходимость.

— Вполне. И я, и Джильда.

— А из вашего подъезда никакая компания во двор не выходила?

— Пока мы гуляли? Нет. Это точно.

— А вы ушли в котором часу, не помните?

Стёпа улыбнулся:

— У нас «час собаки» с половины двенадцатого до половины первого. Людмила Викторовна парадом командует.

— И в половине первого, значит, все ушли?

— Ага. Все.

— Может быть, кто-нибудь задержался?

— Кому же задерживаться? Ах да! По-моему, Лёва задержался. Что-то его Леон закапризничал. Чудесный сеттер. Игрив, быстр, изящен. Загляденье! Вы зайдите к Лёве. Может, он что-нибудь видел. Он в шестьдесят третьей, на пятом этаже.

— Я там был, — досадливо махнул рукой Виталий. — Звонил-звонил — никто не ответил. И днём тоже.

— А! Они, наверное, к своим старикам ночевать поехали. Лёва сегодня на заводе говорил. Мы с ним в одном цехе вкалываем. Дать телефон стариков?

— Поздно уже. Одиннадцатый час.

— Что вы! Я ему и в двенадцать звоню. Он там ещё с Леоном гулять пойдёт. Идёмте от меня позвоните. Заодно и с Джильдой познакомитесь.

Стёпа почти силой утянул Виталия за собой.

Джильда, крупная чёрная овчарка с рыжими подпалинами на брюхе и широких лапах, приняла гостя сухо и насторожённо; лаять попусту она не стала, но и погладить себя не дала. И только спустя несколько минут, увидев, что Виталий — человек вполне порядочный и воспитанный, к тому же ещё и добрый, она положила ему лапу на колено и предложила дружбу.

Между тем Виталий успел договориться по телефону с неведомым ему весёлым владельцем Леона о встрече завтра, перед началом смены, у проходной.

 

Утренняя встреча произошла по лучшим рецептам детектива. Условные знаки были точно соблюдены: Виталий, как и обещал, был в синей рубашке с закатанными рукавами и держал газету, а у Лёвы в руке была зелёная, с тесёмками папка. Это оказался живой черноволосый парень, невысокий и крепкий, с лучистыми карими глазами на смуглом лице.

— Точно, — сказал он. — Леон у меня забарахлил. Прослабило его. Что-то лишнее слопал. Пришлось задержаться во дворе. Но сейчас порядок. Сразу дал ему таблетку энтеросептола, а вчера поехали к родичам. Фатер у меня крупнейший спец но собачкам.

— Когда вы задержались во дворе, не видели, кто-нибудь из вашего подъезда выходил?

— Вышли, как же. — Лёва зло усмехнулся. — Вернее, вывалились. Компания. Бухие насквозь. А Леон таких терпеть не может. Звереет. Я его еле утащил.

— Как они себя вели?

— Ну как? Как положено. Орали что-то, матерились на весь двор. Сначала кто-то кому-то съездил, по-моему. А потом, наверное, и пырнул один другого. Вполне возможно. Ну, и тот, видимо, загнулся. А вам вот работа.

— Да. И не простая. А вы Пашку с восьмого этажа не знаете? Говорят, эта компания у него была.

— Кто ж его не знает! И жену знаю, и девочку.

— К нему племянник, кажется, приехал?

— Этого не знаю. Но вообще-то к нему часто приезжают откуда-то.

— Как эта компания появилась во дворе, так вы сразу ушли, или нет?

— Почти что сразу. Только Леона успокоил, взял на поводок. А они в это время дальше пошли, к воротам.

И тут Виталий вдруг вспомнил про инцидент у ворот, где проявила свой характер Джильда.

— Это уж обязательно, — улыбнулся Лёва. — Разве она может кого-то пропустить! Любопытна, как все женщины. Мне уж Стёпа рассказал. Мы ведь с Леоном тоже в это время во дворе были.

— А вы потом не заметили, вернулись эти ребята или нет?

Лёва нахмурился и потёр лоб:

— Что-то не помню… Как будто кто-то в воротах появился… Нет, не помню.

— Ну а потом, когда домой пошли, вы уже больше никого не встретили?

— Больше?.. Только на лестнице. Один жилец, из семьдесят первой квартиры, газеты доставал. Он всегда поздно достаёт. Потом парень какой-то спустился. Очень спешил. Мне говорит: «Ты не знаешь, где тут поближе такси можно схватить? На самолёт опаздываю». Ну я ему объяснил, где стоянка. Вот и всё.

Виталий озабоченно вздохнул:

— Как вы думаете, где сейчас этот Пашка может быть? Он дома вторую ночь не ночует.

— Да мало ли где! В какую-нибудь ещё драку ввязался и суток десять схлопотал. Или к жене мириться поехал. Тоже случалось.

— А где она сейчас?

— Она у матери, как обычно. А вот где та живёт, не знаю. Вы лучше всего у Пашкиного соседа спросите, гражданина Чапчи Станислава Тихоновича, тот всё знает: кто у кого ночует, кто что сказал, кто что на ужин ел.

— Я уже у него был, — усмехнулся Виталий.

— Ну ещё раз зайдите. Авось не испачкаетесь. Уж он-то точно знает, где Зинаида Николаевна.

— Придётся, — вздохнул Виталий. — Ну что ж, спасибо. Да, кстати, тот парень, который вас про такси спрашивал, он из какой квартиры?

— Не знаю. К кому-то, видимо, приезжал. Судя по всему, не москвич. Портфель большой в руках был. Такой дорожный, знаете? С пряжкой. Во портфель!

И Лёва развёл в стороны руки, зажав в одной из них папку.

— А узнать того парня сможете, если потребуется?

— Нет, пожалуй… Плохо я его разглядел. Темновато у нас на лестнице.

Простившись, Виталий снова отправился в изученный уже до мельчайших подробностей двор. На правах старого знакомого он пересёк его напрямик, через заросли кустарника, мимо уютных скамеек под молодыми деревцами и пока ещё пустой детской площадки.

Было сравнительно рано, и Виталий рассчитывал, что деятельный гражданин Чапча ещё не отправился по своим хлопотным делам. Так оно и оказалось. Встретил он Виталия на этот раз довольно развязно и даже несколько покровительственно. И тут же сообщил адрес матери, где жила сейчас Пашкина жена с дочерью. При этом вид у него был необычайно самодовольный, кирпично-красная физиономия с водянистыми глазками под лохматыми бровями просто лопалась от гордости.

Виталий не стал терять время и немедленно поехал по указанному ему адресу.

В тихом переулке близ Метростроевской улицы его ждало важное открытие.

Зинаида Николаевна, маленькая худенькая женщина с измученным лицом и еле заметным шрамом на виске под волосами, сообщила ему, что муж её сидит в отделении милиции, получив ровно десять суток за драку, которую он учинил именно в ту ночь, явившись сюда, к матери. Избил он соседа, который вышел на шум из своей квартиры, когда Пашка на всю лестницу орал, чтобы жена немедленно возвращалась домой. Ну а десять суток ему, ироду, как семечки. Его надо упрятать не меньше как лет на пять. Или милиция ждёт, пока он окончательно искалечит её или убьёт дочку?

Виталию большого труда стоило успокоить бедную женщину. Впрочем, он её нисколько не успокоил, а вот сам порядком изнервничался, чувствуя всю фальшь своих уговоров и своё полное бессилие.

Пашка оказался здоровенным и мрачным малым лет тридцати. Взъерошенный, опухший, с заплывшим глазом и кровавой ссадиной на небритой щеке, он недобро, одним глазом смотрел на Виталия и цедил что-то нечленораздельное сквозь зубы, явно не желая отвечать на вопросы. Разобрать можно было только «да не помню я…» и «пошли они все…».

Но главное всё-таки заключалось в том, что Пашка был наконец обнаружен. Ну а всё рассказать он, конечно, расскажет — не сейчас, так потом. Его надо будет только как следует припереть уликами. А кое-какие немаловажные улики могли остаться на месте попойки, в Пашкиной квартире.

И, посулив Пашке ещё не одну встречу, Виталий снова отправился на квартиру к Пашкиной тёще, благо это было совсем недалеко от отделения милиции.

Через час они с Пашкиной женой Зиной уже входили в разгромленную, превращённую в хлев квартиру.

Зина, переступив порог, всплеснула руками и, замерев, с отчаянием оглядывала всё вокруг.

Вешалка в передней была сорвана и валялась на полу вместе с отвалившейся штукатуркой и вывороченными гвоздями. Сквозь распахнутую дверь видна была разбросанная мебель, сломанный, покосившийся диван, какая-то разбитая посуда на полу, где валялись тряпки и что-то было разлито. Виден был и заваленный грязной посудой и остатками пищи стол. На кухне и во второй комнате разгром был не меньший. В ванной и уборной кого-то стошнило.

Виталий приступил к тщательному осмотру квартиры. Ошеломлённая Зина, которая, казалось бы, должна была давно уже ко всему привыкнуть, безвольно опустилась на стул, в углу, в испуге обхватив руками плечи и еле сдерживая слёзы.

В квартире, видимо, находилось несколько человек. Были и женщины, судя по валявшимся сигаретам, перепачканным губной помадой. Все разбросанные по квартире носильные вещи оказались Пашкиными, кроме потёртой коричневой кепки и брючного ремня — их принадлежность предстояло ещё установить. Подробно освидетельствовал Виталий всё, что ели и пили здесь, какие сигареты курили.

Среди обнаруженных остатков закуски его внимание привлекли кусочки сухой тарани и ещё какой-то рыбы, явно привезённой в Москву приехавшим племянником. Виталий даже на всякий случай осторожно собрал эти остатки, а также прихватил заодно последний ломтик какого-то необычного, домашнего сыра.

Но больше всего насторожили Виталия обнаруженные на полу возле стола под опрокинутым стулом следы крови и валявшаяся рядом вилка с перепачканным в крови черенком. Виталий осторожно соскрёб кровь с пола на чистый лист бумаги и прихватил с собой и вилку.

Закончив осмотр квартиры, он простился с Зиной, но та не захотела оставаться там одна и вышла с ним вместе.

Виталий спешил к себе в отдел. Через час должно было начаться оперативное совещание у Цветкова.

Да, всё подтверждало предположение, что убит приехавший к Пашке человек. Драка началась ещё в доме, и потому платок убитого оказался в крови. И по времени всё совпадало с данными медэкспертизы, и поведение пьяной компании во дворе тоже подтверждало эту версию. Теперь стоит только заставить заговорить Пашку — и преступление будет раскрыто.

Лишь кое-какие мелочи слегка мешали этому логичному выводу. Человек убит был ударом сзади, в голову, а не ножом, как обычно в драке. Но в конце концов мог кто-то из собутыльников ударить его и сзади. И потом, в желудке убитого алкоголь был обнаружен, но в весьма умеренном количестве. Впрочем, приезжий мог выпить и меньше остальных. Это было вполне объяснимо.

Словом, всё складывалось именно так, как и предполагал Виталий, и Игорь со своим далёким, обходным путём выглядел просто смешно.

Когда Виталий примчался в отдел, совещание только началось. Цветков назвал самые неотложные и запутанные дела, которые предстояло обсудить.

Виталий скромно устроился возле самой двери, но Цветков дал ему слово первому.

— Начнём с убийства в районе Рижского вокзала, — сказал он, по привычке вертя в руках очки. — Давай, Лосев, что там у тебя.

Виталий, как можно объективнее, стараясь даже не смотреть в сторону Игоря, чтобы и взглядом случайно не обнаружить своего торжества, изложил весь ход расследования, все беседы и встречи, которые у него были за эти два дня, и выводы, к которым он пришёл.

— Гм… неплохо, кажется, — задумчиво произнёс Цветков и спросил: — Исаев в курсе?

— А как же! Я у него в прокуратуре уже был. Всё доложил. Всё одобрено. Завтра Виктор Анатольевич сам этого Пашку допросит.

— Та-ак. Ну, какие соображения у кого есть по этому делу? Выкладывайте, милые мои, выкладывайте.

— Всё вроде нормально, — пробурчал Петя Шухмин. — Не бог весть какое дело. Драка. Лосев с самого начала это говорил.

— Между прочим, если убитый — приезжий, — осторожно заметил Валя Денисов, — и, значит, племянник, то жена этого Пашки должна его опознать.

— Вот. Это уже что-то дельное, — одобрительно кивнул Цветков. — Поимей в виду, Лосев. Мы пока что не установили, кто убитый. Сейчас нам Откаленко, может, чего нового добавит. Но пока по этой линии… — Он раскрыл папку и, водрузив на нос очки, стал перелистывать подшитые там бумаги. — Так… Ага… Акт вскрытия… Да-а… Прав Лосев, алкоголя он употребил маловато для такой компании… Дальше… пищевые продукты… Вот это, милые мои, тоже странно… — Он исподлобья, поверх очков, поглядел на Виталия: — Ты там какую-то рыбёшку, говоришь, прихватил?

— Так точно. Привозная. И сыр. Кажется, домашний.

— Ну молодец. Так вот. Срочно передай это всё экспертам. В желудке убитого — вон, видишь? — не обнаружено ни рыбы, ни сыра. Вообще. Стало быть, что-то тут не сходится.

— Слушаюсь, Фёдор Кузьмич.

— И предложение Денисова не забудь. Завтра же утром это проверни. М-да… Ясности пока маловато.

— Слушаюсь…

Виталий сказал это почти автоматически. Безотчетная тревога охватила его. Он даже не мог понять, откуда она шла и когда возникла. Из-за того, что убитый не ел привезённой им самим рыбы? Или сыра? Но это можно в конце концов допустить. И вообще тревога шла не от обнаруженных фактов — никаких таких особых фактов и не было пока. Она возникла из каких-то мелких неувязок, из пустяков, на которые сейчас не следовало даже обращать внимания. И росла, росла… Нет, он успокоится, только когда Виктор Анатольевич Исаев допросит Пашку. Потому что Пашка если даже и не признается в убийстве — а вполне вероятно, даже скорее всего он и не является убийцей, — то назовёт кого-то из собутыльников, кто был у него в тот вечер. А может быть, и Зина кого-то из них знает. Да-да, завтра он её об этом тоже спросит. И тогда они, возможно, обойдутся без Пашкиных признаний.

Виталий прислушался. Докладывал Игорь. Не спеша, как бы одновременно размышляя над каждым словом. Такая у него вообще была манера, между прочим. И голос его сейчас звучал буднично, даже скучновато.

Да, впрочем, и хвастаться Игорю было пока нечем. Правда, он ещё вчера утром позвонил в Ростов и договорился с местными товарищами о помощи. Потом Игорь подскочил во Внуково. Там он упросил пилотов, выполнявших очередной рейс на Ростов, прихватить с собой небольшой свёрток — их, мол, там встретят ребята из милиции. Так костюм убитого человека оказался через два часа в Ростове, а ещё через час — на фабрике, которая его когда-то пошила и где его уже ждали. Вопросы, которые поставил Игорь, были следующие: когда приблизительно был пошит этот костюм и в какие крупные города были отправлены для продажи такие костюмы?

И вот сегодня, буквально час назад, из Ростова получен ответ. Специалисты на фабрике определили время изготовления этой партии, а отдел сбыта назвал кучу городов, из которых ростовские товарищи отобрали и сообщили Игорю около трёх десятков самых крупных, где номера телефонов содержали шесть цифр. В Ростове Вали не оказалось. На следующий день Игорь собирался приступить к методическому обзваниванию их в поисках неведомой Вали.

— А кто сказал, что костюм куплен в городе, где живёт эта Валя? — пожал плечами Петя Шухмин. — Совсем, по-моему, не обязательно.

— Но вероятно, — осторожно добавил Валя Денисов.

Валя был человек необычайно аккуратный и дотошный, поэтому ему весьма импонировал путь, избранный Игорем, последовательный, неторопливый и обстоятельный.

— Обзванивать тридцать городов! — не мог успокоиться Петя. — Когда преступник, считай, уже в руках! — И, заметив движение Виталия, поправился: — Ну не преступник, не сам убийца, так соучастник или даже свидетель. Нельзя обойтись разве без такого звона по всей стране? У Откаленко, между прочим, ещё магазинная кража висит и две группы, которые вот-вот что-то нам ещё повесят. Что не одну кражонку, это точно.

— Нет, милые мои, — покачал головой Цветков. — Коли уж пошёл, пусть идёт до конца. Раскидайте по пять городов на брата, и дело с концом. Лосева только оставим, у него завтра дел хватит. — И повернулся к Виталию: — Ты ничего, часом, не забыл?

— Ещё добавил, — угрюмо ответил Виталий.

— Чего же ты добавил? — поинтересовался Цветков. — Будь добр, доложи.

Виталий сказал о своём намерении спросить у Пашкиной жены про собутыльников мужа и, помедлив, добавил:

— Я вот про эту записную книжечку всё думаю, которую мы у убитого нашли. Что там на первой страничке за числа написаны, не пойму. — Он повертел в руках дешёвую книжечку в блестящей ярко-зелёной обложке из хлорвинила. — Записаны они как-то торопливо, на ходу. Цифры корявые, неровные. А вот телефон Вали совсем по-другому записан, видите? Потом написал, не спеша.

— Интересно, где он купил эту книжечку, — заметил Игорь, чуть наклонившись к Виталию.

Цветков привычно поутюжил ладонью затылок и недовольно проворчал:

— Да, милые мои, всё как-то непросто складывается с этим делом. Вот что я вам доложу.

— Накопление тумана, Фёдор Кузьмич, — усмехнулся Игорь. — Первая стадия в любом деле, сами нас этому учите.

— Да брось! Не так уж много здесь тумана, — махнул рукой Петя Шухмин.

— Московская фабрика, — продолжал рассуждать Виталий, рассматривая книжечку. — Бумага дрянная, а уж обложечка… В руки взять противно. И кто-то покупает, однако. В Москве. Какие-то чудаки. Школьники, что ли? Зачем она им… А может… — Он поднял голову и посмотрел на Цветкова: — Надо бы кое-что проверить, Фёдор Кузьмич.

— Именно, — кивнул в ответ тот. — Вот тебе на завтра ещё одно дело. — Он вздохнул и оглядел собравшихся: — Ну всё, милые мои. На сегодня хватит. Валяйте по домам.

 

Следующий день начался с неудач.

Пашкина жена наотрез отказалась ехать в морг и опознавать убитого. А когда Виталий показал ей фотографии, она решительно объявила, что в жизни не видела этого парня.

— А к Пашке кто хотите мог приехать, — зло сказала она. — И брат, и сват, и племянник. Думаете, я их всех знаю? Вся родня у него такая, как он. Все вкривь и вкось пошли. Глаза бы мои их не видели, зараз этих!

Так же решительно Зина отказалась назвать и собутыльников мужа.

— Всю шваль окрестную приваживает, — глотая слёзы, говорила она. — Каждый день новые. Господи, когда я от него, окаянного, только избавлюсь, кто бы мне сказал!

Словом, Виталий уехал от неё ни с чем. Версия «племянника» не получила нового подтверждения, но и не была опровергнута. Теперь Виталий рассчитывал только на допрос самого Пашки следователем прокуратуры Исаевым.

А Виталия ждало в этот день ещё одно дело, вернее, одна проверка. Мысль о ней мелькнула вчера одновременно у Виталия и Цветкова. Это было связано с новенькой записной книжкой в нелепом зелёном переплёте.

Ни в одном из московских аэропортов в киосках не продавалась такая книжечка — ни в этот день, ни три дня назад, когда произошло убийство, ни в предшествующие дни. Киоскёры вертели в руках зелёную книжечку и пожимали плечами.

Тогда Виталий на всякий случай решил побывать на вокзалах На трёх из них он тут же обнаружил подобные записные книжечки.

— Приезжие исключительно и покупают, — сказал ему один из продавцов, толстый, с одышкой, совершенно распаренный старик, всё время обмахивавшийся газетой, — Москвич такую ерунду никогда не купит. Поэтому в городе и не ищите. Исключительно у нас. И то не идут. Вот, извольте. Мне неделю назад десяток прислали. А продал за всё это время только три. Это же исключительно ненормально! Пользуются, понимаете, моей мягкотелостью.

назад<<< 1 . . . 4  . . . 20 >>>далее