- Это у Славки-то душа? - иронически спрашивает Сергей.

- У него.

- У него вместо души сучок с наклейкой.

- Мы, Сережа, часто в людях до их души не докапываемся. А там порой всякие, понимаешь, неожиданности нас ждут, всякие открытия.

- Ну и что ты у Славки открыл, интересно?

- Любовь. Он ее затоптать думал. А я вот ее воскресить попробовал.

- Красиво говоришь, - грустно усмехается Сергей.

- А что? Не все в жизни плохо, - возражаю я. - Есть кое-что хорошее, даже красивое. И у Славки тоже. Кстати, и остальные ребята не такие уж пропащие, если разобраться.

- Это все пока, - машет рукой Сергей. - Найдут главаря вроде Чумы, увидишь, чего творить начнут. Ахнешь.

- А вот главарем, Сергей, должен стать ты, - тихо говорю я.

Он вскидывает голову и пристально, недоверчиво смотрит мне в глаза.

- Вполне серьезно говорю, - отвечаю я на его немой вопрос. - Сейчас они еще колеблются. Но завтра, после больницы, они колебаться перестанут, я знаю. И примут тебя. А дальше все будет зависеть от тебя самого. Надо спасти этих ребят, Сергей.

- Это точно, - задумчиво соглашается он.

- Начинай с Жука, - советую я.

Сергей все так же задумчиво кивает и вдруг усмехается:

- А ты, я гляжу, мастер.

- Еще только хочу им стать. Учитель мой в Москве остался. Ну ладно, Сергей. Теперь ты рассказывай, если есть что.

- Кое-что есть. Человек у меня утром был. Сказал так: этих двоих, Чуму и Леху, точно наняли. И в Москву недавно послали.

- Для этого и наняли?

- Не-а. Их давно наняли. Для охраны вроде. И в Москву отправили для этого.

- Счеты сводить?

- Ну, это точно никто не знает.

- А квартира?

- Не их работа.

- Не-ет, тут ошибки быть не может. В квартире нашли перчатку Чумы. Обронил он ее там. Куда дальше-то?

- Это сам разбирайся. На то ты и мастер. А вот про мокрое дело их в Москве здесь уже знают.

- Не все.

Я вспоминаю испуг Шпринца.

- Кому надо, тот знает.

- А от кого знает?

- Вот ты мне тогда имя одно назвал... - досадливо щелкает пальцами Сергей. - Как его?.. Ну-ка, напомни.

- Виктор Арсентьевич?

- Не-а.

- Лев Игна...

- Во, во! Игнатьевич! Лев Игнатьевич!

- Тебе случайно о нем ничего не сказали?

- Вроде он живет в Москве, а работает на здешних.

- А что за человек у тебя был?

Сергей качает русой головой.

- Неохота его подставлять, Виталий. Слово дал. Привык держать.

- Ну что ж. Тоже верно. Оставим это тогда, - киваю я. - Итак, выходит, Лев Игнатьевич работает на кого-то, кто Чуму и Леху нанял, так, что ли?

- Вроде так.

- Кто же это может быть и чем занимается, интересно знать.

- У них бизнес какой-то, - поясняет Сергей. - Дикую деньгу, говорят, зашибают. А кто, не знаю. Но тут они сидят, у нас. Один, говорят, на синей "Волге" катает. Регулировщики будто бы честь отдают.

- Интересное кино, - усмехаюсь я. - Взглянуть бы самому.

Сергей снисходительно машет рукой.

- Ну, может, и брешут насчет "Волги", кто их знает.

- А за что Гвимара Ивановича прикончили, тоже не знаешь?

- Вроде бы этот самый Лев и приказал. Чем-то ему тот мужик помешал.

- М-да... Что-то не складываются картинки, - задумчиво говорю я, стряхивая пепел с сигареты. - Что-то мешает...

- Шевели мозгами давай. Тебе за что платят? - смеется Сергей. - Хотя и не густо, я слыхал. Но иной раз я, например, и бесплатно шевелю. Особенно там пришлось шевелить, в местах далеких, на окраине.

- Решал, как жить дальше?

- Во-во. И где жить.

- Сергей, - неожиданно спрашиваю я, - а кто у тебя отец с матерью были?

- А что? - сразу настораживается он.

- Да так, - улыбаюсь я. - Язык у тебя такой, не типичный.

- Отец у меня завгаром был, а мать учительницей русского языка. Ну, и литературы, конечно. Много у нас книжек дома было.

- Ну, а потом?

- Потом помер отец. Несчастный случай в гараже. Мать одна осталась. Я тогда уже второй срок тянул. Ну, болела, болела и за отцом ушла. Все без меня... Эх!..

Он умолкает и пристально смотрит куда-то в пространство перед собой, словно что-то видит там и не может оторвать глаз.

- Но почему же так, Сергей? - снова спрашиваю я. - Вот ты говоришь, что кодлу не признаешь. Как же судимости тогда схватил, одну, вторую?

Сергей хмурится.

- Тебе это для дела надо или так? - нехотя спрашивает он.

- Для размышлений. Ты уж мне поверь.

- Верю, - кивает Сергей. - Первая судимость - драка. Пошла по первой части двести шестой. Вторая судимость - опять драка, уже пошла по части второй. Схлопотал три года усиленного. Первый раз - за друга вступился. Второй раз... за женщину, словом. Тут уж я кое-кого порезал. Тут мы с Чумой первый раз и сошлись.

- Его порезал?

- Его...

- Можно ему это напомнить при случае?

- Напомни, напомни. Веру напомни. Он на стенку полезет. Как тогда от меня лез, шкуру спасал, - он стискивает зубы и умолкает.

- Как же дело было?

- Ох, Виталий, - вздыхает Сергей, по-прежнему глядя куда-то в сторону. - Я вижу, ты и до моей души решил докопаться?

- Если тяжело, не говори.

- Нет. Скажу. Пусть, гад, вспомнит. Это моя девушка была, - Сергей злобно ударяет кулаком по столу. - Он ее искалечил. Не доказали только. Тогда я сам с ним посчитался. Надо было кончать, да рука дрогнула. Уполз.

"Как у Лехи", - с неожиданной тоской думаю я.

- Где же Вера сейчас?

- Не знаю, - глухо отвечает Сергей, опустив голову. - После тюрьмы я к ней явиться не смел. А потом и хромым стал.

- Чума?

- Не-а. Дружков подослал. И жизни мне в Сибири не стало. Сюда подался. А потом вдруг он сюда прибыл. Ну, и опять началось. Однако встретиться со мной боялся. Хоть и одна нога у меня осталась. Знал, пока руки есть, я ему горло рвать буду. Потому других подсылает.

- Теперь конец, Сергей, - говорю я. - Всему этому конец.

Некоторое время мы сидим молча. Я докуриваю сигарету и поднимаюсь. За мной поднимается и Сергей.

- Пойду, - вздохнув, говорю я. - Завтра жди... нас.

Сергей кивает в ответ:

- Буду ждать.

Мы снова проходим через мастерскую, на пороге я жму ему руку, крепко жму и смотрю в глаза. Сергей через силу улыбается.

Я толкаю дверь и выхожу.

На полутемной, пустынной набережной свирепо свистит ветер и грохочут волны. Погода разгулялась.

Я оглядываюсь и вижу невдалеке ребят. Они стоят возле какого-то подъезда, курят и о чем-то горячо спорят. Я подхожу, и они умолкают.

И вот мы снова идем по набережной, спокойно идем, все вместе. Ребята провожают меня до гостиницы. Тут мы прощаемся.

Утром я иду в управление вместе с Давудом. Он зашел ко мне в гостиницу, и мы вместе позавтракали в буфете. Давуду не терпится узнать всякие новости. И я ему подробно рассказываю о своих вчерашних встречах. При этом я ощущаю очевидные неясности, недоработки и даже всякие тупики в нашем деле. Вернее, тупик. Проклятая квартирная кража у Купрейчика. Она произошла - это, как говорит Шпринц, "сам по себе абсолютный факт", но она же и не могла произойти, это тоже факт. Вернее, ее не могли совершить ни Семанский, ни Лев Игнатьевич и организовать тоже не могли. Это категорически утверждает Шпринц, и ему можно верить, тут есть своя логика. Дальше. Имеются данные, что в краже не участвовали ни Леха, ни Чума. Кроме того, что это отрицает источник Хромого, об этом же говорят и собранные нами в Москве данные - оба они в то утро были якобы совсем в других местах: Чума - у Музы, а Леха - у Полины Тихоновны. Но с другой стороны, Чума, как тут ни крути, все же потерял перчатку в квартире Купрейчика. К тому же вся четверка бесспорно кружила вокруг этой квартиры. Вернее, шестерка - были еще два московских сообщника, Гаврилов и Шершень. Словом, в этом пункте с квартирной кражей безусловный тупик, и как из него выкарабкаться, совершенно непонятно.

Однако пока что надо завершить дела здесь. И это тоже непросто. Я чувствую, что втягиваюсь в какую-то незнакомую мне область "экономических" отношений, а вернее даже - преступлений, связанную с магазином Шпринца, с какими-то московскими поставками пряжи, в которых участвует и все еще неведомый нам Лев Игнатьевич. Кроме того, если вы помните, Шпринц очень мельком, даже, я бы сказал, нечаянно упомянул Ермакова, Гелия Станиславовича Ермакова. Значит, из трех Ермаковых оперативный интерес представляет именно он. Да, область эта мне мало знакома, консультироваться же с Окаемовым у меня нет желания, я не доверяю ему. Лучше на время пригасить его активность.

Обо всем этом я размышляю, пока мы с Давудом идем уже хорошо мне знакомыми улицами в управление.

Я забыл сказать, что вчера вечером, как только простился с ребятами и зашел к себе в номер, сразу же позвонил дежурному по городу и попросил немедленно выяснить, в какую больницу доставлен с ножевыми ранениями Славка Солодухин, каково его состояние, а также немедленно отпустить, если они задержаны, двух парней, которые привезли Славку в больницу. А у Славки, оказывается, проникающее ранение, задевшее печень. Так что в больнице ему придется проваляться долго, и хорошо еще, если все обойдется благополучно. Я рано утром, еще до прихода Давуда, позвонил Лиде, пока она не ушла на работу. Бедная, как она заволновалась и, конечно, помчалась в больницу. Ее даже не пришлось просить об этом. Я лишь рассказал, как Славка, оказывается, переживает разрыв с ней.

Придя в управление, мы с Давудом обсуждаем куда более сложную и деликатную операцию. Дело в том, что мне хотелось бы лично познакомиться с Гелием Станиславовичем Ермаковым, директором магазина готового платья, о котором так неосторожно упомянул Шпринц в минуту сильного душевного волнения.

В конце концов, мы с Давудом кое-что придумываем. Ого, двенадцатый час! Мне уже пора в больницу к Славке. Там меня будут ждать ребята, если, конечно, не обманут. Не должны. Славкина история здорово, кажется, на них подействовала. Как, впрочем, и судьба Чумы, да и Лехи тоже. Есть о чем подумать даже самому отпетому из этой компании.

Больница, как я выясняю, находится довольно далеко от управления, но я все же решаю отправиться туда пешком, времени должно хватить, а полезным привычкам изменять не следует.

Сегодня здесь совсем тепло, ярко светит солнце с голубого, без единого облачка неба, и ласковый ветер треплет волосы. Влажный асфальт даже слегка дымится. О недавнем снеге напоминает только черная грязь во дворах.

Шагается легко, весело бегут мимо чисто умытые троллейбусы, автобусы. Даже прохожие кажутся мне словно помолодевшими, радостно оживленными. Среди обгоняющих меня машин я неожиданно замечаю ярко-синюю блестящую "Волгу" с красивыми дополнительными фарами и зеркальцами и сразу вспоминаю слова Хромого о каком-то неведомом деятеле здесь, который якобы разъезжает в собственной синей "Волге". И невольно обращаю внимание на номер промчавшейся мимо машины.

Я все иду и иду. Уже начинаются совсем незнакомые улицы, в этом районе города я еще не был. Приходится даже спрашивать дорогу у прохожих. Все очень охотно и подробно объясняют, иногда останавливаются двое или трое, и тогда возникают даже короткие диспуты. Почти как у нас в Москве.

Вот, наконец, и больница. Вернее, это целый больничный городок. В большом зеленом парке разбросаны бесконечные корпуса, то совсем старые, низенькие, с какими-то допотопными колоннами, а то новые, светлые и очень гордые, самоуверенные какие-то. На перекрестках аллей стоят столбики с укрепленными на них голубыми стрелами, где обозначены номера корпусов. Мне нужен четырнадцатый. Хотя и не сразу, но все же довольно скоро я его нахожу. Он новый, двухэтажный и очень длинный, почти невидимый за стеной деревьев и необычайно густых, высоких кустарников.

Возле входа На белой скамье сидят мои ребята. Их только двое, Жук и Рыжий. Да, всего лишь двое из шести. Вид у них несколько, я бы сказал, скованный и какой-то взъерошенный. Уж очень непривычная обстановка здесь, я понимаю. Неизвестно, как себя вести. Но Славку все же решили проведать.

Я подхожу. Ребята поднимаются мне навстречу и вполне дружески тискают руку.

- Где же остальные? - спрашиваю я.

- Их дело, - угрюмо отвечает Жук.

А Рыжий ухмыляется.

- Наметились разногласия, - сообщает он. - Что им светит, нам с Жуком светить перестало. К едрёне Фене все это. С Чумой вместе.

- Слышь, тебя как звать-то? - спрашивает меня смуглый черноволосый Жук.

- Виталий, - говорю я, улыбаясь. - Кличка Мент или Отец родной, как пожелаете.

Оба добродушно смеются.

- Я же говорил, что мент! - хохочет Рыжий. - Вот такой мент мне подходит.

- А ты у Арсика спроси, ему подходит? - ухмыляется Жук.

- Это кто такой? - интересуюсь я.

- А которому ты вчера прием показал, - уважительно пояснил Жук. Сегодня, говорит, проснулся, рукой шевельнуть не может.

- Ты, Виталий, с детьми поосторожнее, - смеется Рыжий. - Я слыхал, год ребенка сейчас.

- Баловник попался, - улыбаюсь я. - Острые игрушки любит.

- Как там Славка-то? - с напускным равнодушием спрашивает Жук.

- Плохо, - я невольно хмурюсь. - Проникающее ранение печенки. Знаешь, что это такое?

- Догадываюсь, - резко отвечает Жук. - Не помер бы часом.

Мы заходим в просторный прохладный вестибюль.

- Ребята, - негромко и строго говорю я, - по особому разрешению халаты сейчас выдадут всем. Прошу, - с ударением продолжаю я, - чтобы было тихо. И всего разрешено видеть пятнадцать минут. Состояние тяжелое. Жена около него.

- Во, - одобрительно кивает головой Жук, - это дело. - И неожиданно добавляет: - Цветочков бы принести, как положено.

- Могу сбегать нарвать, - лукаво предлагает Рыжий.

Но шутку никто не поддерживает.

Мы по очереди получаем в гардеробе халаты. Нянечка поглядывает на нас с опаской и с любопытством. Интересно, чего ей про нас сказали. Она даже не спрашивает, к кому мы идем. Все ей, очевидно, известно.

Мы проходим через стеклянную дверь в длинный коридор. Вокруг стены, белые двери, вдали видим столик дежурной сестры. Нужная нам палата оказывается совсем близко. Стучать, кажется, не принято. Я просто нажимаю ручку, и дверь открывается. Мы гуськом заходим.

Палата большая, светлая и душная. Коек много, стоят тесно, в два ряда.

Возле одной из коек, около самой двери, я вижу заплаканную Лиду. Она поднимает голову и боязливо смотрит на нас. Мы молча протискиваемся к кровати, и я спрашиваю у Лиды:

- Вы что же, меня не узнаете?

- Ой, это же вы! - тихо восклицает Лида - Правда, не узнала. А это?..

- Это товарищи Славы, - коротко поясняю я.

Жук неожиданно пробирается к ней и протягивает руку.

- Володя, - говорит он.

Я смотрю на Славку. Он лежит бледный, с закрытыми глазами и все время тихо стонет. Изредка по лицу пробегают легкие судороги. Плохо ему.

Несколько минут мы стоим молча, не отрывая глаз от Славки, потом так же молча прощаемся с Лидой и выходим из палаты. В гардеробе возвращаем нянечке халаты. Ребята хмуры и неразговорчивы.

Только в парке мы немного приходим в себя. И Жук задумчиво говорит, с трудом подавляя раздражение:

- Да-а... Ну его к..., Чуму этого со всеми его сказочками.

- Точно, - усмехается Рыжий. - Вместо него у нас теперь Виталий будет. А вместо сказочек - Уголовный кодекс. - И, обращаясь ко мне, спрашивает: Всех нас на карандаш взял, так, что ли?

Он смотрит на меня, однако, вполне дружелюбно.

- Зачем на карандаш? - я пожимаю плечами. - Достаточно, я думаю, взаимного понимания и понимания момента, конечно.

- Да уж, момент серьезный, - бурчит Рыжий.

- А потому есть предложение, - говорю я. - Сегодня вечером собираемся у Хромого. Он нас ждет. Я предупредил. У этого парня, если вы мне верите, есть характер, совесть и светлая голова. На него можно положиться.

- Кому, мильтонам? - не удержавшись, ехидно спрашивает Рыжий.

- Цыц! - обрывает его Жук. - Со Славкой лечь хочешь? Тогда ступай отсюда - И добавляет: - Виталий сказал, я принял. Все. Вечером у Хромого.

- И я принял, - соглашается Рыжий.

- Значит, сговорено, - объявляет Жук. - Я пошел. На, держи.

Он подает мне руку.

Мы уже на улице. Ребята, молчаливые, хмурые, уходят в разные стороны.

Но вечером, я надеюсь, мы соберемся у Хромого. Я приведу и Давуда, познакомлю ребят с ним. Моего друга они примут, я убежден. Ведь я их кое от чего спас, и оба, кажется, это поняли и мне поверили. Это здорово, скажу я вам, это просто отлично. Пусть пока их двое. Но если бы я добился только этого, приехав в Южноморск, то, честно говоря, посчитал бы, что приехал недаром.

Все это будет вечером. А пока что я иду в центр города, отыскиваю хорошо запомнившуюся мне красивую улицу, где среди бесчисленных магазинов расположился и нужный мне магазин готового платья, образцово-показательный Магазин с симпатичными продавщицами и выдающимся молодым директором.

Я без особого труда нахожу этот магазин, хотя был тут всего один раз. Зрительная память у меня профессиональная.

В магазине меня, как и в первый раз, окружают вниманием. Я разглядываю один костюм за другим, придирчиво разглядываю, со знанием дела, обсуждаю с молоденькой продавщицей их фасон, покрой. Я тяну время. Неужели и сейчас мне не повезет? Но нет. На этот раз везет. В зале неожиданно появляется человек лет сорока, невысокий, стройный, с длинным холеным лицом, на тонком носу изящные очки в светлой оправе, темные волосы модно подстрижены, как у эстрадного артиста, и аккуратно прикрывают уши. Большие эти вялые уши единственный, кажется, признак далекого родства с рыночным верзилой Ермаковым, у того уши точно такие же. На Гелии Станиславовиче очень красивый костюм, темно-серый, спортивного покроя пиджак и светло-серые брюки из плотной ткани в "елочку". И еще я обращаю внимание на глаза Гелия Станиславовича, умные, зоркие, спокойные, чуть ироничные. Очень неглупый господин, очень. Сейчас он почему-то направляется прямо ко мне и приветливо улыбается.

- Здравствуйте, дорогой товарищ, - говорит он. - Удовлетворяет ли вас наш ассортимент и обслуживание?

Я рассыпаюсь в комплиментах его магазину, Гелий Станиславович слушает внимательно и одобрительно. И очень внимательно оглядывает меня, потом уже другим тоном спрашивает:

- Ну, а что вам лично требуется?

- Модная сорочка бежевых теплых тонов. Такой здесь, к сожалению, нет.

- А костюм вам не требуется, отличный финский костюм?

- Пока нет.

- Жаль. Имеется ваш размер. Когда потребуется - заходите. Прямо Ко мне. Надо дорожить такими покупателями, - улыбаясь, приветливо говорит Гелий Станиславович, но в глазах его холодок и настороженность.

И меня вдруг охватывает какое-то беспокойство, ощущение допущенной ошибки. Но я решительно не могу понять, откуда это ощущение взялось, а понять необходимо, и потому я не собираюсь пока что заканчивать так легко завязавшийся разговор.

- Спасибо, спасибо, - говорю я. - Если буду еще раз в вашем городе, то непременно загляну к вам.

- Вот и мне, представьте, показалось, что вы приезжий, - подхватывает, Гелий Станиславович, продолжая улыбаться. - Вы не из Москвы?

- Именно. Но и в Москве далеко не каждый магазин так хорош, как ваш.

- А вы у нас в городе еще долго пробудете? - вежливо интересуется Гелий Станиславович.

- К сожалению, завтра улетаю. А впрочем, слава богу. Надоела гостиница, слякоть, ресторанная еда, скука. Хочется домой.

Гелий Станиславович сочувственно кивает.

- Служебная командировка? - усмехнувшись, спрашивает он.

И усмешка его мне не нравится.

- Именно. Вот, может быть, летом приедем сюда с женой отдыхать, тогда другое дело, - говорю я, вздыхая. - Тогда, может, и костюм у вас куплю.

- Пожалуйста. Заходите.

Гелий Станиславович любезно прощается со мной и задумчиво смотрит мне вслед, поглаживая пальцами бритый подбородок.

Я выхожу на улицу и вижу, как большой автофургон с фирменной надписью "Готовое платье" осторожно въезжает в соседний двор, куда, видимо, выходят служебные помещения магазина. И я, проходя мимо ворот, невольно в этот двор заглядываю. Фургон медленно подается задом к распахнутой двери магазина, возле которой его уже поджидают двое рабочих в серых халатах. Сейчас начнется разгрузка.

Мой взгляд обегает двор, и неожиданно я замечаю чуть в стороне от двигающегося фургона, возле стены, уже знакомую мне сверкающую синюю "Волгу", ту самую, что я видел сегодня на улице.

В это время мне навстречу выходит со двора какой-то небритый человек с кошелкой в руке, и я восхищенно спрашиваю его, указывая в глубь двора:

- Это чья же такая красавица стоит, интересно знать?

- Ну-у, - жмурясь, мечтательно цокает языком человек с кошелкой. - Ясно чья, директорская. Здесь, брат ты мой, такой директор, что ого-го! Будь здоров и не кашляй, одним словом. Понял ты?

- И спокойно живет?

- А чего ему спокойно не жить, спрашивается, коли такие деньги есть? иронически усмехается мой собеседник.

- Все до поры, - говорю я.

- Э, браток, пока эта пора настанет, нас с тобой давно закопают. Хотя... - он оглядывает меня и снова усмехается. - Ну, ты еще, может, и доживешь.

назад<<< 1 . . . 27. . .  36 >>>далее