В доме словно все вымерло. Сергей позвонил еще раз, потом с силой постучал. —
Наконец за дверью послышались легкие шаги и испуганный женский.голос спросил:
– Кто там?..
– Откройте, Нина, – громко сказал Сергей. – Это мы.
– Ой!.. Но… но у меня нет ключа…
Урманский ошеломленно прошептал:
– Какая Нина?
– Молчите, – строго оборвал его стоявший сзади Лобанов.
– Нет ключа? – переспросил Сергей. – А от задней двери, на кухне?
– Ах да!.. Там, кажется, есть…
За дверью послышались удаляющиеся шаги.
– Пошли к той двери, – скомандовал Сергей. – А ты, – он посмотрел на Лобанова, – ты бы остался пока. Я сейчас Володю пришлю.
Лобанов молча кивнул в ответ.
Сергей и Урманский, соскочив с крыльца, чуть не бегом обогнули дом. Там они увидели Жаткина, который настороженно прислушивался к чему-то, сунув правую руку в карман пальто. Увидев Сергея, он предостерегающе махнул ему и указал на дверь. В этот момент она медленно приоткрылась, и Жаткин, отпрянув в сторону, выхватил из кармана пистолет.
На пороге появилась худенькая девичья фигурка, закутанная в широкий темный платок.
Урманский рванулся вперед, но Сергей остановил его за рукав и строго, не терпящим возражений тоном, сказал:
– Вы останетесь здесь. Зайду я один.
В большой запущенной комнате окна были плотно завешены. Неярко горела лампа под широким матерчатым абажуром, свешивавшимся с потолка на длинном шнуре. По углам темнота сгущалась. На пустом, без скатерти, столе, в бледно-желтом круге света, лежала раскрытая книга.
Нина, зябко кутаясь в платок, приблизилась к столу и с испугом посмотрела на Сергея. Тот подчеркнуто деловито сказал:
– Садитесь, Нина. Я вам должен кое-что сказать.
Она безмолвно опустилась на краешек стула. Тут только Сергей заметил, как осунулось ее лицо и темные круги легли под глазами.
– Так вот, – продолжал Сергей, тоже подсаживаясь к столу и машинально закуривая. – У вас на работе из кассы пропало одиннадцать тысяч двести рублей…
Нина, вскрикнув, прижала руку ко рту.
– Да, да, я знаю, – кивнул Сергей, изо всех сил стараясь говорить спокойно. – Вы их не брали. Но сколько вы взяли? И зачем?
Девушка не отвечала. Оцепенев, она с ужасом смотрела на Сергея, прижимая ладонь ко рту, словно не давая вырваться душившему ее крику.
– Зачем, Нина? – повторил Сергей. – Зачем они вам понадобились?
– Одиннадцать тысяч…: – со стоном произнесла наконец девушка. – Значит… Но я… но у меня… не хватало…
– Сколько? – быстро спросил Сергей.
– Двести сорок… я вам все расскажу… – лихорадочно произнесла она. – Я все расскажу… Сначала он взял сто… И велел мне положить расписку… Обещал вернуть через два дня. Сказал, что надо послать дочке, что она заболела… И плакал… А потом взял еще сто… А мне велел взять сорок, чтобы я купила пальто… потому что стало очень холодно… И сказал, что я верну из получки… И… и я взяла… и опять положила расписку… на сто сорок… а потом… сказал, что завтра ревизия… и что не может вернуть… а я… мне за это тюрьма… и что надо скрыться… что он мне поможет… и дал чужой паспорт…
– А когда вы скрылись, – закончил Сергей, – он украл из кассы все деньги. И конечно; подозрение пало на вас. Как он и рассчитывал. И между прочим, не было никакой ревизии.
Его переполняла лютая и бессильная ненависть к человеку, который все это сделал, именно бессильная, потому что он не мог уже защитить эту девушку от всех страданий, которые тот ей причинил, от всего того ужаса и тех мук, которые она перенесла за эти длинные, бесконечные дни и ночи после бегства из Москвы. Эта кипевшая в нем ненависть мешала говорить, думать, мешала дышать. Он не помнил, когда еще ощущал что-либо подобное.
– Как вы могли ему поверить?.. Вас там столько людей любит, Нина. Я же знаю… – И, сделав над собой усилие, проговорил уже твердо, с угрозой: – Он ответит за это. Кто он такой?
– Он… он мой начальник.
– Я понимаю. Как его зовут? – торопливо перебил ее Сергей.
«Прохоров, Прохоров…» – стучало у него в висках. Да, сейчас Нина должна была назвать эту фамилию. Ведь Прохоров бухгалтер. Странно только, почему ребята из МУРа не натолкнулись на него…
Но Нина назвала совсем другую фамилию,
В первый момент Сергей от изумления чуть не вскрикнул. Он еле успел взять себя в руки. И.в ту же минуту он все понял. И снова изумился коварной хитрости этого человека. Но теперь изумление уже не помешало ему. Сергей быстро и напористо спросил:
– Где он сейчас?
– Я не знаю… Он велел мне ждать… Он обещал прийти за мной… – еле шевеля пересохшими губами, прошептала Нина.
– А где этот… Звонков?
– Он на работе.
– Его там нет… Они сбежали. Они бросили, вас и сбежали. Что-то их, видимо, спугнуло… А впрочем… Нет, тут другое…
Сергей задумался, потом провел рукой по лбу, словно прогоняя что-то мешавшее ему, и наконец сказал:
– Вот что. Вам тут оставаться не нужно. – И, заметив мелькнувший в ее глазах испуг, поспешно добавил. – Никто вас не собирается арестовывать и сажать в тюрьму. Никто. Ну что вы, в самом деле! – он даже заставил себя улыбнуться. – Если хотите, вернитесь к Федоровым. Хотите, возвращайтесь в Москву.
– Нет!..
– Ну и отлично. Вернитесь к Степану Григорьевичу и Галине Захаровне. Они вас очень любят. И не надо им ничего говорить. Хотели уехать, а теперь раздумали. Вот и все. И они ни о чем вас не будут спрашивать. Я им так посоветую. А потом, когда все кончится, вы им сами расскажете…
Он говорил, говорил, стараясь не только словами, но и голосом, бодрым, уверенным тоном заставить Нину успокоиться, поверить ему.
Нет, сейчас нельзя ее допрашивать даже в качестве свидетеля, нельзя заставить ее вспоминать все подробности того, что с ней произошло. Сейчас ее нервы не выдержат этого. Кроме того, Сергей все самое важное уже знает. А главное – он тут, этот человек, и тут, в этом городе, его надо ловить. Нина здесь ничем не может помочь. А вот потом она все расскажет и поможет его изобличить. Но это потом. А пока…
– Значит, Нина, решили? Вы поживете пока у них. И еще… – Сергей улыбнулся. – Георгий тоже ничего не знает и знать пока не должен. Ну, разве только надо ему сказать, что вы не Марина, а Нина. А может быть, и этого пока не надо? Скажем, что я ошибся.
Он обрадовался, что может отвлечь ее и заставить думать о чем-то другом, уже второстепенном.
– Нет, пусть он меня зовет Ниной, – почти умоляюще произнесла девушка.
– Ну и отлично. Тогда вытрите слезы и пойдемте. И знаете что? Улыбнитесь. Ведь все самое страшное кончилось. Вы мне верите?
И Нина, кивнув головой, улыбнулась ему сквозь слезы.
…В доме Звонкова оставили засаду. Было усилено наблюдение за Банкиной, предупрежден Федоров. Оперативная группа во главе с Храмовым направилась в аэропорт.
Сергей срочно вызвал Москву. Гаранин был немало удивлен его вопросом,
– Ты что? – возмущенно ответил он. – Наших ребят не знаешь? Конечно, никто этого сказать не мог.
– Я так и думал, – ответил Сергей. – Но перестраховаться никогда не мешает. Будь здоров. И жду фотографию.
Потом Сергей позвонил уже по городскому телефону.
– Да, – ответили ему. – Вещи тут… Кажется, завтра утром…
И еще по одному адресу немедленно выехала оперативная группа.
Тем временем у Сергея состоялся срочный разговор с Волгоградом.
Подполковник Проворов заверил его:
– Будь спокоен. До вечера получишь. А вообще, скоро в Москве буду, увидимся. Я по тебе, чертяка, соскучился.
Еще через час из Москвы по фототелеграфу была получена требуемая фотография. Ее тут же размножили. К вечеру ее получили сотни работников милиции города. Никто из них уже не ушел отдыхать. Еще бы! В городе скрывается опасный преступник!
Участковые уполномоченные пошли по своим участкам. Вокзал, аэропорт, автостанция, рестораны, кафе, гостиницы были взяты под наблюдение. Фотографию увидели водители автобусов, троллейбусов, такси…
Город насторожился.
В это время из Волгограда была получена еще одна фотография.
Лобанов пришел в научно-технический отдел и выложил перед экспертом три фотографии.
– Вот, – сказал он, – глядите. Первая сделана в тридцать девятом году, в колонии. Вторая – в пятьдесят девятом, в Волгограде, третья – год назад, в Москве. Вопрос такой: один человек изображен на всех трех или нет?
А в это время в кабинете у Сергея сидел невысокий человек в потертом пальто, с усталым лицом и перепачканными маслом руками.
– …Замучила, проклятая, – говорил он, смущенно косясь на свои руки. – Просто никакой инициативы ездить на ней нет.
– Ничего, Федор Михайлович, – весело ответил Сергей. – Будем за вас ходатайствовать. Значит, первый раз, говорите, вы его везли на аэродром? Это недели три тому назад было?
– Точно…
– И где посадили?
– На Орловской. Засел еще там, помню, на своем гробе. Чуть к самолету не опоздали. А недавно вот снова ко мне сел. Как раз с этим парнем, – он кивнул на лежащую перед ним фотографию Алека.
– Когда же это было? Где?
– Когда? Да в прошлый понедельник. Вечером уже. Я, помню, у гостиницы стоял. Гляжу, он выходит. Чуть не бегом, понимаете. «Ну, – думаю, – сейчас возьмет». Мне б как раз последнюю ездку сделать и в гараж. Так нет. Не взял. Пехом попер. Ну, я постоял еще маленько и двинул себе. А квартала через два он мне и замахал. Уже, значит, с этим парнем встретился…
«Прошлый понедельник, вечер, – отметил про себя Сергей. – И в тот же вечер в гостинице… А ведь он будет отрицать, что был в тот вечер в гостинице. Обязательно. Но теперь – шалишь: живой свидетель есть…»
– …На подозрение он меня в тот раз навел, – закончил шофер.
– Это почему же?
– Да не пойму, кто такой. Пиджак не пиджак, шляпа не шляпа. А так, что-то смутное. Опять же, чегой-то беспокойный он был. До адреса не доехали, раньше сошли. И за угол свернули. Ну, я свой гроб, значит, маленько двинул и вижу: они во двор входят.
– Это где же было?
Шофер уверенно назвал адрес.
«К Тамаре ехали», – подумал Сергей.
Потом неожиданно позвонил Дмитрий Петрович Колосков. Смущаясь, сказал:
– Ради бога, извините… Но… я, знаете, уезжаю. И хотел… так сказать, проститься. И покорнейше поблагодарить… Номер нам дали чудесный.
– Ну что вы, Дмитрий Петрович! Это мы вас должны…
– Нет, лет!.. – живо перебил Колосков. – Как можно! Мы с товарищем Дубко просто обязанными себя посчитали. И чем могли, так сказать… Он, кстати, тоже уезжает. И тоже хотел некоторым образом… поблагодарить… Да и вот еще… Может быть, соблаговолите мой телефон в Москве записать? На всякий случай, знаете…
Поздно вечером экспертиза дала заключение: на всех трех фотографиях был изображен один и тот же человек – Прохоров.
– Что и требовалось доказать, – удовлетворенно констатировал Лобанов. – Вышли мы, значит, точно.
В первом часу ночи поступило сообщение: задержан пришедший домой Звонков. Сопротивление не оказал. У него обнаружена большая доза снотворного. Смертельная доза! К тому времени Жаткин уже достал образец его почерка, и было установлено, что письмо Семенову написано Звонковым.
Вообще факты сейчас шли в руки один за другим. Так всегда бывает в сложном деле. Сначала все неясно и пусто, и каждую ниточку приходится добывать со страшным трудом, и она, эта ниточка, поминутно рвется или уводит в сторону. А перед глазами, стоит горе, причиненное людям, и требует возмездия, и торопит. Вот тогда надо зажать в кулак нервы, не суетиться, не увлекаться и не отчаиваться, а возвращаться назад и снова искать. Это самое трудное. Но зато потом, когда вышли наконец на правильный путь, факты идут к тебе вроде бы сами и на первый взгляд кажется: ну, что стоило обнаружить их раньше, ведь так ясно, где они лежали. К концу появляется радостное ощущение верности найденного пути, которое приходит, как награда, сменяя изматывающий, тревожный поиск и непрестанное ожидание промаха и ошибки.
Итак, в первом часу ночи был задержан Звонков.
Звонкова допрашивал Лобанов.
Озлобленный, взвинченный, вконец растерявший свою обычную сонную меланхоличность, Звонков отказывался отвечать на самые, казалось бы, безобидные вопросы.
– Ваша фамилия, имя, отчество? Будете вы говорить в конце концов или нет? – нетерпеливо спрашивал его Лобанов, которого все больше злило глупое упрямство арестованного.
– Не желаю…
– Звонков ваша фамилия, ясно вам?
– Не желаю… – хмуро продолжал бубнить тот.
– Ну хорошо. Фамилию свою и имя можете не называть. И место работы тоже, кстати. Все это известно. И многое другое тоже. Но вот откуда у вас этот порошок, кто вам его дал сказать придется.
– Не желаю…
Лобанов испытующе посмотрел в хмурое небритое лицо.
– Ну что ж, – медленно произнес он, – тогда я вам скажу. Вы боитесь. Боитесь назвать… Прохорова… Так?
Звонков, опустив голову, молчал.
– И боитесь сказать, для чего он вам дал этот порошок, – продолжал с нарастающим раздражением Лобанов. – Тем хуже, Звонков. Тем хуже для вас же.
– Хуже уж некуда… – пробормотал тот, не поднимая головы.
– Что ж, оставим это пока. Скажите, где сейчас Прохоров?
Звонков молча пожал плечами.
– Тоже не желаете говорить?
Звонков неожиданно поднял на него глаза, водянистые, тоскливые, измученные глаза совсем старого человека.
– По мне бы, уважаемый… и вовсе его не было, – медленно произнес он, вздохнув. – Несусветные дела творить заставлял. Несусветные. Я-то что. – Он вяло махнул рукой. – Молодых заставлял. Молодым жизнь укорачивал.
– Укорачивал? – с угрозой переспросил Лобанов. – А может, кого и вовсе прикончить хотел? Чужими руками на этот раз, а, Звонков?
– И это тоже, – безвольно кивнул тот.
– Так где же он сейчас?
– Не знаю. Ей-богу, не знаю и не ведаю, – вдруг с надрывом произнес Звонков. – Одно тебе скажу: не дастся он вам добром. Не дастся. Терять ему уже, считай, нечего. Руки-то уже по локоть… Вот оно что. И еще… – Он огляделся и понизил голос чуть не до шепота: – Пистоль у него. А там шесть смертей, в пистоле. Понятно?
Звонкова увели.
Лобанов поднялся на третий этаж к Коршунову. Тот разговаривал по телефону, но, увидев входящего Лобанова, торопливо закончил разговор и повернулся к другу:
– Ну что, Сашок?
Лобанов устало потер лоб и рассказал о допросе Звонкова.
– Та-ак, Пистолет, значит… – задумчиво произнес Сергей.
– Как бы и в самом деле не ушел.
Сергей нервно прошелся по кабинету, куря одну сигарету за другой, и сказал сидевшему на диване Лобанову:
– Ты пойми, ему некуда деться. Все его связи здесь уже оборваны, все адреса перекрыты, все выходы из города заперты. Ну куда он денется?
Лобанов согласно кивнул головой и, вздохнув, сказал:
– Оно все так, конечно. Только невмоготу ждать.
– Так иди спать. Завтра тоже день.
– Ишь ты! Сам иди. И я погляжу, как ты уснешь.
Потом они пили из термоса крепчайший чай и снова курили.
Около трех часов ночи, не выдержав, поехали в аэропорт. Вместе с молчаливым, подтянутым Храмовым обошли огромный зал ожидания, всматриваясь в лица дремавших там пассажиров, улетавших первыми утренними рейсами, побывали на заправочной площадке, где готовились к вылету самолеты, в диспетчерской, осмотрели пустое помещение ресторана, даже кухни и кладовые.
– Странно все-таки, что он ночевать не пришел, – заметил Лобанов. – Неужели учуял что-то?
– Вряд ли, – ответил Сергей. – Не должен.
Но тревога не покидала и его.
Под утро они вернулись в управление. Дежурный радостно сообщил:
– Опергруппа с Первомайской зафиксировала появление объекта, товарищ подполковник.
Сергей и Лобанов переглянулись.
– Все, – решительно объявил Сергей и, обращаясь к дежурному, добавил: – Передайте по рации: все свободны. Первомайской группе дальше действовать по инструкции.
Выйдя из комнаты дежурного в тускло, еще по-ночному освещенный коридор, Сергей сказал:
– Ну, так, Сашок. Теперь слушай. Сегодня я улетаю. Дело возбудили вы, вам тут и следствие вести. Сегодня арестуете Банкину. Роль ее теперь ясна. Звонков познакомил ее с Прохоровым, а тот с Алеком. Через нее Семенов, сам того не зная, сплавил паспорта тому же Прохорову. И порядком заработал на этом. Она же навела шайку Прохорова на поставщиков гашиша. Но гашиш все-таки оказался у Семенова. Взялись за него. Ни чего не вышло: он побежал к нам. И вот тогда Банкина подсыпала ему снотворное. Одновременно Прохоров подослал ее ко мне. Цель – переключить наше внимание на Семенова, мертвого Семенова, как они полагали, и все свалить на него. Этого прохвоста, когда он выйдет из больницы, немедленно арестовать. Через него надо выйти на торговцев гашишем. Дело это очень важное и опасное.
– И особое.
– Правильно. И особое. Им займемся отдельно. Скорей всего, не вы займетесь. Но ниточка потянется и отсюда, от Семенова. Важная ниточка, заметь.
Лобанов, сморщив нос, лукаво посмотрел на Сергея.
– Между прочим, интересное дело тебе в руки идет, а?
– «Интересное», это не то слово, – покачал головой Сергей и, нахмурившись, добавил: – Ну, об этом после. А пока вот еще что. Береги Горлину. Чтоб не утопили. Вина ее пустяковая. Но сейчас ее будут топить. Все. И Прохоров, и Звонков, и Банкина. Увидишь.
Лобанов усмехнулся:
– Ты прямо как завещание оставляешь. Что кому из наследства. Не беспокойся. Все будет в лучшем виде. Неохота только, чтобы ты уезжал. Вот что.
– Да, бросать тебя на произвол судьбы, конечно, рискованно, – озабоченно вздохнул Сергей.
– Но, но, но! – возмутился Лобанов. – Не очень-то заноситесь, товарищ подполковник! Я и без вас…
Сергей рассмеялся:
– Ну слава богу! Вот таким я тебя уже люблю! Кстати, и себя, я наследством не обошел. – Он нахмурился. – В Москве уланку дело Федорова. Во что бы то ни стало улажу. Оно мне, знаешь, спать не дает. Честное слово.
Они зашли в кабинет и успели еще выпить по стакану чаю из термоса, когда в дверь постучали.
– Да! – крикнул Сергей, сразу меняясь в лице.
На пороге появился разгневанный Сорокин в своей серой каракулевой шапке и сером пальто.
– Можно?
– Даже нужно, – откликнулся Сергей, выходя из-за стола.
Сорокин торопливо подошел, протягивая руку
– Это черт знает что, товарищ Коршунов! Тут недоразумение какое-то! Меня вдруг вздумали….
Но рука его повисла в воздухе.
Сергей тяжелым взглядом смерил вошедшего и, отметив про себя, что Лобанов стоит правильно, сухо спросил:
– Как вы предпочитаете, чтобы вас именовали, Сорокин или Прохоров?
Вздрогнув от неожиданности, тот попытался отскочить назад, но наткнулся спиной на Лобанова. В кабинет вошли еще двое сотрудников. У одного из них в руке был портфель Сорокина.
Сергей продолжал, словно ничего не произошло:
– Пожалуй, лучше именовать вас по старой фамилии. Не возражаете? А как достали паспорт на имя Сорокина и устроились с ним на работу, объясните позднее. Вы вообще большой мастер по паспортам, Прохоров. Садитесь. Разговор будет длинный.
Прохоров не пошевелился. Широкое лицо его словно окаменело. Только из-под густых бровей ненавидяще смотрели на Сергея глаза.
– Значит, нашли девчонку?..
– Нашли. И Звонков, к счастью, ничего не успел сделать. Да, Прохоров. Больше всего вы боялись, что мы найдем ее. Только Нина знала вашу новую фамилию. Для всех остальных здесь вы были Прохоров. Поэтому вы подослали Банкину. А когда почувствовали, что не сбили нас, тогда пришли сами. Это была наглость, Прохоров. Правда, вы учли, что Нину мы еще не нашли и, кто такой Сорокин, не знаем… И говорили вы о ней сущую правду. Поэтому наша проверка ничего бы не дала. Но вы допустили один маленький просчет,
Сергей заметил, как плотно сжатые губы Прохорова чуть искривила усмешка, но глаза его по-прежнему зло и неотрывно смотрели ему в лицо.
– Да, просчет, – подтвердил Сергей. – Я кое в чём усомнился. И проверил. Сотрудники милиции там, в Москве, ничего не говорили вашим сослуживцам о Борске, где якобы задержана Горлина. Ну, а дальше узнать, кто такой Сорокин, было уже нетрудно. И без Горлиной. И мы узнали. Все до конца узнали, Прохоров. Так что садитесь. Я же вас предупреждал, что разговор будет длинный.
1966 – 1967 гг.
________