Это  словоизвержение  было  внезапно  прервано  появлением самой девушки. Никто  не  стал  бы  отрицать,  что  она  могла, послужить  украшением  любого  общества.  И кто бы подумал, что столь редкостной красоты цветок вырастет на  такой  почве  и  в подобной  атмосфере! Я мало увлекался женщинами, ибо сердце мое всегда было в подчинении у  головы,  но,  глядя  на  прекрасные тонкие  черты,  на  нежный, свежий цвет лица, типичный для этих краев, я понимал, что ни один молодой человек,  увидев  ее,  не мог  бы  остаться  равнодушным.  Такова  была  девушка, которая теперь стояла перед Гарольдом Стэкхерстом, открыто и решительно глядя ему в глаза.

     - Я уже знаю, что Фицрой скончался, - сказала она. - Не бойтесь, я в состоянии выслушать любые подробности.

     - Тот ваш джентльмен уже все рассказал  нам,  -  пояснил отец.

     - У  вас  нет  никаких оснований замешивать в эту историю мою сестру, - пробурчал молодой человек.

     - Это - мое дело, Уильям, - сказала сестра,  метнув  на него  горячий,  уничтожающий  взгляд. - Будь добр, позволь мне вести себя, как я сочту нужным. Ясно,  что  совершено  страшное преступление.  Если  я  смогу помочь раскрыть убийцу, я хотя бы исполню этим свой долг перед умершим.

     Она выслушала краткое сообщение моего спутника  сдержанно, с сосредоточенным вниманием, тем доказав, что наряду с красотой она   обладала   сильным   характером.   Мод  Беллами  навсегда запомнится мне как одна из самых  красивых  и  самых  достойных женщин.  Она,  по-видимому,  уже  знала меня в лицо, потому что сразу же обратилась ко мне.

     - Привлеките их к ответу, мистер Холмс, -  сказала  она.

- Кто бы ни был убийца, все мои симпатии и моя помощь на вашей стороне.

     Мне   показалось,  что  при  этих  словах  она  с  вызовом посмотрела на отца и брата.

     - Благодарю вас, - сказал я. - Я  очень  ценю  в  таких делах  женскую  интуицию. Но вы сказали "их". Вы думаете, что в этом деле повинен не один человек?

     - Я достаточно хорошо  знала  мистера  Макферсона,  чтобы утверждать,  что  он был человеком мужественным и сильным. Один на один с ним никто бы не справился.

     -. Не могу ли я сказать вам несколько  слов  с  глазу  на глаз?

     - Говорю  тебе.  Мод,  не  вмешивайся  ты  в эти дела! - раздраженно крикнул отец.

     Она беспомощно взглянула на меня.

     - Как же мне быть?

     - Теперь дело все равно получит огласку, - сказал я,  - так  что  никакой  беды  не будет, если мы поговорим с вами при всех. Я предпочел бы, конечно, разговор наедине, но раз  вашему отцу это неугодно, он может принять участие в нашей беседе.

     И я рассказал ей о записке, найденной в кармане покойника.      - Она,  конечно,  будет  фигурировать на дознании. Могу я попросить вас дать объяснения по поводу этой записки?

     - У  меня  нет  причин  чтo-либо  скрывать,  -   ответила девушка. - Мы были женихом и невестой и собирались пожениться, но  мы не оглашали нашей помолвки из-за дяди Фицроя: он старый, по  слухам,  смертельно  болен,  и  он  мог  бы  лишить  Фицроя наследства,  женись  он  против его воли. Никаких других причин скрываться у нас не было.

     - Ты могла бы сказать нам об этом  раньше,  -  проворчал Беллами.

     - Я  бы  так  и  сделала,  отец,  если  бы видела с вашей стороны доброжелательное отношение.

     - Я не хочу, чтобы моя дочь связывалась с людьми  другого круга!

     - Из-за  этого  вашего предубеждения против Фицроя и я не могла ничего вам рассказать. Что же касается моей  записки,  то она  была  ответом  вот  на  это... - И она, пошарив в кармане платья, протянула мне смятую бумажку.

     "Любимая (гласила записка)!

     Я буду на обычном месте  на  берегу  тотчас  после  захода солнца,  во  вторник.  Это - единственное время, когда я смогу выбраться.

     Ф. М".

     - Сегодня вторник, и я  предполагала  встретиться  с  ним сегодня вечером.

     Я рассматривал письмо.

     - Послано не по почте. Каким образом вы его получили?

     - Я  предпочла  бы  не  отвечать  на  этот  вопрос. Каким образом  я  получила  письмо,  право  же,  не  имеет   никакого отношения   к   делу.   А   про   все,   что  связано  с  вашим расследованием, я вам охотно расскажу.

     И она сдержала слово, но ее показания не смогли натолкнуть нас на чей-либо след. Она не допускала мысли, что у  ее  жениха были тайные враги, однако признала, что пламенных поклонников у нее было несколько.

     - Не принадлежит ли к их числу мистер Ян Мэрдок?

     Она покраснела и как будто смутилась.

     - Так  мне казалось одно время. Но когда он узнал о наших отношениях с Фицроем, его чувства изменились.

     Мои подозрения относительно этого человека  принимали  все более  определенный  характер.  Надо  было  ознакомиться  с его прошлым, надо было негласно  обыскать  его  комнату.  Стэкхерст будет мне в этом содействовать, потому что у него зародились те же  подозрения. Мы вернулись от Беллами в надежде, что держим в руках хотя бы один конец этого запутанного клубка.

     Прошла неделя. Дознание  не  привело  ни  к  чему  и  было приостановлено впредь до нахождения новых улик. Стэкхерст навел негласные  справки  о  своем подчиненном, в комнате Мэрдока был произведен поверхностный обыск, не давший никакого  результата. Я  лично  еще  раз шаг за шагом - на деле и в уме - проследил все этапы трагического  события,  но  ни  к  какому  выводу  не пришел.  Во  всей  моей  практике  читатель не запомнит случая, когда я так остро ощущал бы свое бессилие. Даже воображение  не могло  подсказать  мне  разгадку тайны. Но тут вскоре произошел случай с собакой.

     Первая услышала об  этом  моя  старая  экономка  благодаря своеобразному беспроволочному телеграфу, с помощью которого эти люди получают информацию о всех происшествиях в округе.

     - Что  за  грустная  история, сэр, с этой собакой мистера Макферсона! - сказала как-то вечером моя экономка.

     Я не люблю поощрять подобную болтовню, но на этот  раз  ее слова пробудили мой интерес.

     - Что же такое случилось с собакой мистера Макферсона?

     - Подохла, сэр. Подохла с тоски по хозяину.

     - Откуда вы это знаете?

     - Как  же  не  знать, когда все только об этом и говорят. Собака страшно тосковала, целую неделю ничего в рот не брала. А сегодня два молодых  джентльмена  из  школы  нашли  ее  мертвой внизу, на берегу, на том самом месте, где случилось несчастье с ее хозяином.

     "На  том  самом  месте"!  Эти слова словно врезались в мой мозг. Во мне родилось какое-то смутное предчувствие, что гибель собаки  поможет  распутать  дело.  То,  что   собака   подохла, следовало,  конечно,  объяснить  преданностью  и верностью всей собачьей  породы.  Но  "на  том  самом,  месте"?  Почему   этот пустынный  берег играет такую зловещую роль? Возможно ли, чтобы и собака пала жертвой какой-то кровной  мести?  Возможно  ли?..

Догадка  была  смутной,  но  она  начинала  принимать все более определенные формы. Через несколько минут я  шел  по  дороге  к школе.  Я  застал Стэкхерста в его кабинете. По моей просьбе он послал за Сэдбери и  Блаунтом  -  двумя  учениками,  нашедшими собаку.

     - Да,  она  лежала  на  самом краю лагуны, -- подтвердил один из них.  -  Она,  по-видимому,  пошла  по  следам  своего умершего хозяина.

     .Я  осмотрел труп маленького преданного создания из породы эрдель-терьеров, лежавший на подстилке в холле. Он  одеревенел, застыл,  глаза  были  выпучены,  конечности  скрючены.  Все его очертания выдавали страшную муку.

     Из школы я прошел вниз к лагуне. Солнце зашло, и на  воде, тускло  мерцавшей,  как  свинцовый  лист,  лежала  черная  тень большого утеса. Место было безлюдно; кругом не было ни признака жизни, если не считать двух чаек, с резкими криками кружившихся надо мной. В меркнущем свете дня я  смутно  различал  маленькие следы  собачьих  лап  на  песке  вокруг  того  самого камня, на котором лежало тогда полотенце ее  хозяина.  Я  долго  стоял  в глубокой  задумчивости,  в  то время как вокруг становилось все темнее и темнее. В голове моей вихрем  проносились  мысли.  Так бывает  в кошмарном сне, когда вы ищете какую-то страшно нужную вещь и вы знаете, что она где-то здесь рядом,  а  она  все-таки остается   неуловимой   и  недоступной.  Именно  такое  чувство охватило меня, когда я в  тот  вечер  стоял  в  одиночестве  на роковом  берегу.  Потом  я  наконец повернулся и медленно пошел домой.

     Я как раз успел подняться по тропке на самый верх  обрыва, когда  меня вдруг, как молния, пронзило воспоминание о том, что я так страстно и тщетно искал1  Если  только  Уотсон  писал  не понапрасну,   вам   должно   быть  известно,  читатель,  что  я располагаю  большим  запасом  современных   научных   познаний, приобретенных  вполне  бессистемно  и вместе с тем служащих мне большим подспорьем в работе. Память  моя  похожа  на  кладовку, битком  набитую  таким  количеством всяческих свертков и вещей, что я  и  сам  с  трудом  представляю  себе  ее  содержимое.  Я чувствовал,  что там должно быть что-то, касающееся этого дела.

Сначала это чувство было смутно, но  в  конце  концов  я  начал догадываться,   чем   оно   подсказано.  Это  было  невероятно, чудовищно, и все-таки это открывало какие-то перспективы.  И  я должен был окончательно проверить свои догадки.

     В  моем домике есть огромный чердак, заваленный книгами. В этой-то завали я и барахтался  и  плавал  целый  час,  пока  не вынырнул  с  небольшим  томиком  шоколадного цвета с серебряным обрезом. Я быстро разыскал главу, содержание которой мне смутно запомнилось.   Да,   что    говорить,    моя    догадка    была неправдоподобной,  фантастичной,  но  я уже не мог успокоиться, пока не выясню, насколько она основательна.  Было  уже  поздно, когда я лег спать, с нетерпением предвкушая завтрашнюю работу.

     Но работа эта наткнулась на досадное препятствие. Только я проглотил  утреннюю чашку чая и хотел отправиться на берег, как ко мне пожаловал инспектор Бардл  из  Суссекского  полицейского управления  -  коренастый  мужчина  с задумчивыми, как у вола, глазами, которые сейчас смотрели на меня  с  самым  недоуменным выражением.

     - Мне известен ваш огромный опыт, сэр, - начал он. - Я, конечно,  пришел совершенно неофициально, и о моем визите никто знать не обязан. Но я что-то запутался в  деле  с  Макферсоном.

Просто не знаю, арестовать мне его или нет.

     - Вы имеете в виду мистера Яна Мэрдока?

     - Да,  сэр.  Ведь  больше  и подумать не на кого. Здешнее безлюдье  -  огромное  преимущество.  Мы   имеем   возможность ограничить наши поиски. Если это сделал не он, то кто же еще?

     - Что вы имеете против него?

     Бардл,  как  выяснилось,  шел  по  моим  стопам. Тут был и характер Мэрдока и тайна,  которая,  казалось,  окружала  этого человека.   И  его  несдержанность,  проявившаяся  в  случае  с собачонкой. И ссоры его  с  Макферсоном  в  прошлом,  и  вполне основательные  догадки  об  их соперничестве в отношении к мисс Беллами. Он перебрал все мои аргументы,  но  ничего  нового  не сказал, кроме того, что Мэрдок как будто готовится к отъезду.

     - Каково будет мое положение, если я дам ему улизнуть при наличии  всех  этих  улик?  - Флегматичный толстяк был глубоко встревожен.

     - Подумайте-ка, инспектор, в чем  основной  промах  ваших рассуждений,  - сказал ему я. - Он, конечно, сможет без труда доказать свое алиби в утро убийства. Он был со своими учениками вплоть до последней минуты и подошел к нам почти  тотчас  после появления  Макферсона. Потом имейте в виду, что он один, своими руками, не мог  бы  так  расправиться  с  человеком,  не  менее сильным,  чем  он  сам.  И, наконец, вопрос упирается в орудие, которым было совершено убийство.

     - Что же это могло быть. как не плеть или какой-то гибкий кнут?

     - Вы видели раны?

     - Да, видел. И доктор тоже.

     - А я рассматривал их очень тщательно в лупу. И обнаружил некоторые особенности.

     - Какие же, мистер Холмс?

     Я подошел к своему письменному столу и достал  увеличенный снимок.

     - Вот мой метод в таких случаях, - пояснил я.

     - Что  говорить,  мистер  Холмс,  вы  вникаете  в  каждую мелочь.

     - Я не был бы Холмсом, если бы работал  иначе.  А  теперь давайте  посмотрим  вот  этот  рубец, который опоясывает правое плечо. Вам ничего не бросается в глаза?

     - Да нет.

     - А вместе с тем совершенно очевидно, что рубец неровный. Вот тут - более глубокое кровоизлияние, здесь  вот  -  вторая такая  же  точка. Такие же места видны и на втором рубце, ниже. Что это значит?

     - Понятия не имею. А вы догадываетесь?

     - Может быть, догадываюсь. А может быть, и нет.  Скоро  я смогу  подробнее  высказаться по этому поводу. Разгадка причины этих кровоизлияний  должна  кратчайшим  путем  подвести  нас  к раскрытию виновника убийства.

     - Мои  слова,  конечно,  могут  показаться  нелепыми,  - сказал полицейский, - но если  бы  на  спину  Макферсона  была брошена  докрасна  раскаленная  проволочная сетка, то эти более глубоко пораженные точки  появились  бы  в  местах  пересечения проволок.

     - Сравнение  необычайно  меткое. Можно также предположить применение жесткой плетки-девятихвостки с небольшими узлами  на каждом ремне.

     - Честное  слово,  мистер Холмс, мне кажется, вы близки к истине.

     - А может быть, мистер  Бардл,  раны  были  нанесены  еще каким-нибудь  способом.  Как  бы то ни было, всех ваших догадок недостаточно для  ареста.  Кроме  того,  мы  должны  помнить  о последних словах покойника - "львиная грива".

     - Я подумал, не хотел ли он назвать имя...

     - И  я  думал о том же. Если бы второе слово звучало хоть сколько-нибудь похоже на "Мэрдок" - но нет. Я уверен,  что  он выкрикнул слово "грива".

     - Нет ли у вас других предположений, мистер Холмс?

     - Может,  и  есть. Но я не хочу их обсуждать, пока у меня не будет более веских доказательств.

     - А когда они у вас будут?

     - Через час, возможно, и раньше.

     Инспектор  почесал  подбородок,  недоверчиво  поглядев  на меня.

     - Хотел  бы  я  разгадать ваши мысли, мистер Холмс. Может быть, ваши догадки связаны с теми рыбачьими лодками?

     - О нет, они были слишком далеко.

     - Ну, тогда это, может быть, Беллами и его дылда-сын? Они здорово недолюбливали Макферсона. Не могли они убить его?

     - Да нет же; вы ничего у меня не  выпытаете,  пока  я  не готов, - сказал я, улыбаясь.

     - А  теперь,  инспектор, нам обоим пора вернуться к нашим обязанностям. Не могли бы вы зайти ко мне часов в двенадцать?..

     Но тут нас прервали, и это  было  началом  конца  дела  об убийстве Макферсона.

     Наружная   дверь   распахнулась,  в  передней  послышались спотыкающиеся шаги, и в комнату  ввалился  Ян  Мэрдок.  Он  был бледен,  растрепан, костюм его был в страшнейшем беспорядке; он целился костлявыми пальцами за стулья, чтобы только  удержаться на ногах!

     - Виски!  Виски!  -  прохрипел  он и со стоном рухнул на диван.

     Он был не один. Вслед за ним вбежал Стэкхерст, без  шляпы, тяжелю  дыша,  почти  в таком же состоянии невменяемости, как и его спутник.

     - Скорее, скорее, виски! - кричал  он.  -  Мэрдок  чуть жив. Я еле дотащил его сюда. По пути он дважды терял сознание.

     Полкружки спиртного оказали поразительное действие. Мэрдок приподнялся на локте и сбросил с плеч пиджак.

     - Ради  Бога,  - прокричал он, - масла, опиума, морфия! Чего угодно, лишь бы прекратить эту адскую боль!

     Мы с инспектором невольно вскрикнули от  изумления.  Плечо Мэрдока  было  располосовано  такими же красными, воспаленными, перекрещивающимися рубцами, как и тело Фицроя Макферсона.

     Невыносимые боли  пронизывали,  по-видимому,  всю  грудную клетку  несчастного;  дыхание  его  то и дело прерывалось, лицо чернело, и он судорожно хватался рукой  за  сердце,  а  со  лба скатывались  крупные капли пота. Он мог в любую минуту умереть. Но мы вливали ему в рот виски, и с каждым  глотком  он  оживал. Тампоны  из  ваты,  смоченной  в  прованском  масле,  казалось, смягчали боль от страшных ран. В конце концов его голова тяжело упала  на  подушку.  Измученное  тело  припало   к   последнему источнику жизненных сил. Был ли то сон или беспамятство, но, во всяком случае, он избавился от боли.

1 2 3