Теперь (в этом белом, освещенном загончике, при золотистой близости Зины и при участии теплой вогнутой темноты, сразу за вырезным озарением петуний) он окончательно нашел в мысли о методах судьбы то, что служило нитью, тайной душой, шахматной идеей для едва еще задуманного «романа», о котором он накануне вскользь сообщал матери. Об этом-то он и заговорил сейчас, так заговорил, словно это было только лучшее, естественнейшее выражение счастья, – которое тут же, побочно, в более общедоступном издании, выражалось такими вещами, как бархатистость воздуха, три липовых изумрудных листа, попавших в фонарный свет, холод пива, лунные вулканы картофельного пюре, смутный говор, шаги, звезда среди развалин туч…
«Вот что я хотел бы сделать, – сказал он. – Нечто похожее на работу судьбы в нашем отношении. Подумай, как она за это принялась три года с лишним тому назад… Первая попытка свести нас: аляповатая, громоздкая! Одна перевозка мебели чего стоила… Тут было что-то такое размашистое, “средств не жалею”, – шутка ли сказать, – перевезти в дом, куда я только что въехал, Лоренцов и всю их обстановку! Идея была грубая: через жену Лоренца познакомить меня с тобой, – а для ускорения был взят Романов, позвавший меня на вечеринку к ним. Но тут-то судьба и дала маху: посредник был взят неудачный, неприятный мне, – и получилось как раз обратное: из-за него я стал избегать знакомства с Лоренцами, – так что все это громоздкое построение пошло к черту, судьба осталась с мебельным фургоном на руках, затраты не окупились».
«Смотри, – сказала Зина, – на эту критику она может теперь обидеться – и отомстить».
«Слушай дальше. Она сделала свою вторую попытку, уже более дешевую, но обещавшую успех, потому что я-то нуждался в деньгах и должен был бы ухватиться за предложенную работу, – помочь незнакомой барышне с переводом каких-то документов; но и это не вышло. Во-первых, потому что адвокат Чарский оказался тоже маклером неподходящим, а во-вторых, потому что я ненавижу заниматься переводами на немецкий, – так что опять сорвалось. Тогда-то, наконец, после этой неудачи, судьба решила бить наверняка, т.е. прямо вселить меня в квартиру, где ты живешь, и для этого в посредники она выбрала уже не первого попавшегося, а человека, не только мне симпатичного, но энергично взявшегося за дело и не давшего мне увильнуть. В последнюю минуту, правда, случился затор, чуть не погубивший всего: второпях – или поскупившись – судьба не потратилась на твое присутствие во время моего первого посещения; я же, понимаешь, когда пять минут поговорил с твоим вотчимом, собственно по небрежности выпущенным из клетки, и через его плечо увидел ничем не привлекательную комнату, решил ее не снимать, – и тогда, из крайних средств, как последний отчаянный маневр, судьба, не могшая немедленно мне показать тебя, показала мне твое бальное голубоватое платье на стуле, – и, странно, сам не понимаю почему, но маневр удался, представляю себе, как судьба вздохнула».
«Только это было не мое платье, а моей кузины Раисы, – причем она очень милая, но совершенная морда, – кажется, она мне его оставила, чтобы что-то снять или пришить».
«Тогда это совсем остроумно. Какая находчивость! Все самое очаровательное в природе и искусстве основано на обмане. Вот видишь – начала с ухарь-купеческого размаха, а кончила тончайшим штрихом. Разве это не линия для замечательного романа? Какая тема! Но обстроить, завесить, окружить чащей жизни – моей жизни, с моими писательскими страстями, заботами».
«Да, но это получится автобиография, с массовыми казнями добрых знакомых».
«Ну, положим, – я это все так перетасую, перекручу, смешаю, разжую, отрыгну… таких своих специй добавлю, так пропитаю собой, что от автобиографии останется только пыль, – но такая пыль, конечно, из которой делается самое оранжевое небо. И не сейчас я это напишу, а буду еще долго готовиться, годами, может быть… Во всяком случае, сперва примусь за другое, – хочу кое-что по-своему перевести из одного старинного французского умницы, – так, для окончательного порабощения слов, а то в моем “Чернышевском” они еще пытаются голосовать».
«Это все чудно, – сказала Зина. – Это мне все страшно нравится. Я думаю, ты будешь таким писателем, какого еще не было, и Россия будет прямо изнывать по тебе, – когда слишком поздно спохватится… Но любишь ли ты меня?»
«То, что говорю, и есть в некотором роде объяснение в любви», – ответил Федор Константинович.
«Мне мало “некоторого рода”. Знаешь, временами я, вероятно, буду дико несчастна с тобой. Но в общем-то мне все равно, иду на это».
Она улыбнулась, широко раскрыв глаза и подняв брови, а потом слегка откинулась на своем стуле и стала пудрить подбородок и нос.
«Ах, я должен тебе сказать, – это великолепно, – есть у него знаменитое место, которое кажется, могу сказать наизусть, если не собьюсь, не перебивай меня, перевод еще приблизительный: был однажды человек… он жил истинным христианином; творил много добра, когда словом, когда делом, а когда молчанием; соблюдал посты; пил воду горных долин (это хорошо, – правда?); питал дух созерцанием и бдением; прожил чистую, трудную, мудрую жизнь; когда же почуял приближение смерти, тогда, вместо мысли о ней, слез покаяния, прощаний и скорби, вместо монахов и черного нотария, созвал гостей на пир, акробатов, актеров, поэтов, ораву танцовщиц, трех волшебников, толленбургских студентов-гуляк, путешественника с Тапробаны, осушил чашу вина и умер с беспечной улыбкой, среди сладких стихов, масок и музыки… Правда, великолепно? Если мне когда-нибудь придется умирать, то я хотел бы именно так».
«Только без танцовщиц», – сказала Зина.
«Ну, это просто символ веселого общества… Может быть, теперь пойдем?»
«Надо заплатить, – сказала Зина. – Кликни его».
После этого у них осталось одиннадцать пфеннигов, считая почерневшую монетку, которую она на днях подобрала с панели: приносит счастье. Когда они пошли по улице, он почувствовал быструю дрожь вдоль спины и – опять стеснение чувств, но уже в другом, томном, преломлении. До дому было минут двадцать тихой ходьбы, и сосало под ложечкой от воздуха, от мрака, от медового запаха цветущих лип. Этот запах таял, заменяясь черной свежестью, от липы до липы, и опять, под ждущим шатром, наростало душное, пьяное облако, и Зина, напрягая ноздри, говорила: «ах… понюхай», – и опять преснел мрак, и опять наливался медом. Неужели сегодня, неужели сейчас? Груз и угроза счастья. Когда я иду так с тобой, медленно-медленно, и держу тебя за плечо, все немного качается, шум в голове, и хочется волочить ноги, соскальзывает с пятки левая туфля, тащимся, тянемся, туманимся, – вот-вот истаем совсем… И все это мы когда-нибудь вспомним, – и липы, и тень на стене, и чьего-то пуделя, стучащего неподстриженными когтями по плитам ночи. И звезду, звезду. А вот площадь и темная кирка с желтыми часами. А вот, на углу – дом.
Прощай же, книга! Для видений – отсрочки смертной тоже нет. С колен поднимется Евгений, – но удаляется поэт. И все же слух не может сразу расстаться с музыкой, рассказу дать замереть… судьба сама еще звенит, – и для ума внимательного нет границы – там, где поставил точку я: продленный призрак бытия синеет за чертой страницы, как завтрашние облака, – и не кончается строка.
Затекстовые примечания
Впервые – «Современные записки», Париж, №№ 63–67, 1937. 1938. Отд. изд. – Нью-Йорк, 1952. Печатается по изданию: Анн Арбор, 1975.
В центре «Дара» – «роман» о Чернышевском. Композиция будто перекликается с не осуществленным до конца замыслом романа Чернышевского «Повести в повести» (1863). У Набокова два «романных» сюжета – о Годунове-Чердынцеве и о Чернышевском – последовательно контрастируют. Каждая линия или персонаж первого находят параллель-антипод во втором. Отец Чердынцева – отец Чернышевского; подлинное духовное единство Чердынцева с матерью – нарочитая почтительность у Чернышевского; возлюбленные: Зина Мерц – Ольга Сократовна; друзья-соперники: Чердынцев и Кончеев, с одной стороны, – поэты и Чернышевский с Добролюбовым, с другой, и т.д. Но самое важное противостояние – центральных персонажей, совпадением первых слогов фамилий контраст оттеняется. Деятельность обоих проходит в сгущенной атмосфере споров, откликов, рецензий, разных точек зрения.
Это противостояние связано с проблемами положительного героя, творческой личности (какой она должна быть), идеала человека. Сведение счетов с революционными демократами не занимало Набокова, в Чернышевском для него концентрированно выразилась общая тенденция русской исторической жизни, в том числе литературы; их традиционные «положительные» герои, уродливый перекос в сторону «идейности», могущей приобретать разный «цвет», но в равной степени заслоняющей «физический» мир. Положительного героя Набоков ищет в соединении (это гармоническая личность): денди (внешнее изящество), спортсмена (физическая культура, культ тела), поэта (духовная культура), естествоиспытателя (знание материального мира, отчего – комфортное ощущение себя в нем). Ганин, Мартын, с его мечтательством, футболом и боксом, Чердынцев – поступательное движение к положительному герою. Потому – такое злое внимание к неуклюжести Чернышевского, к его физической слабости, близорукости, к его неумению различать цветы и деревья. А Чердынцев разгуливает обнаженным по лесу, наслаждаясь своим здоровьем.
Контрастность сюжетов проявляется и в противоположном характере их «историчности». Если вымышленное жизнеописание Годуновых-Чердынцевых обильно насыщается реальными историческими фигурами, то в повествование о Чернышевском, основанное, напротив, на действительных фактах, скромно вкрапливаются вымышленные имена и персонажи.
Камы – славящиеся воинственностью жители восточной провинции Тибета – Кам, в начале XX века малоисследованной.
… Пржевальский… превращающийся в статую моего отца… – Прототипы Чердынцева-старшего – Н.М. Пржевальский и В.Д. Набоков, отец писателя.
… Чернышевские в союзе с Васильевым… – В Чернышевских пародийно преображена Набоковым семья З.Н. Гиппиус – Д.С. Мережковский (или, как их называют мемуаристы, Мережковские). Об их трогательном, под старость чудаковатом, отношении друг к другу вспоминают знавшие их. Тесный альянс супругов подчеркнут у Набокова фарсовым совпадением имен. В Георгии Ивановиче Васильеве иронически объединены Георгий Владимирович Иванов (1894–1958) и Георгий Викторович Адамович (1894–1972), поэты, литературные критики. Адамович был одним из редакторов «Звена» (1923–1928), сначала газеты, потом журнала, превратившегося у Набокова в васильевскую «Газету». Гиппиус, Иванов, Адамович резко отзывались о Набокове.
Эредиа Жозе Мария (1842–1905) – французский поэт, близкий Набокову-поэту художественными принципами.
Пенлеве́ Поль (1863–1933) – французский математик, политический деятель. В 1925 г. входил в правительство.
Эррио Эдуар (1872–1957) – французский политический и государственный деятель, во время действия романа – премьер-министр (1924–1925).
«Кипарисовый ларец» – стихотворный сборник (1910) И.Ф. Анненского. «Тяжелая лира» – книга стихов (1922) В.Ф. Ходасевича.
Дузе Элеонора (1858–1924) – знаменитая итальянская актриса.
Ирвинг и Мэллори – Ирвин Эндрю (1902–1924), Меллори Джордж (1886–1924) – английские альпинисты, пропали без вести во время экспедиции на Эверест.
Куэ – небольшое рабовладельческое государство (X–VII вв. до н.э.) на территории современной Турции.
Чань Цо-лин – Чан-Солин (1873–1928) – китайский военный и политический деятель, в 1924–1926 гг. правил Северным Китаем.
… статьей Христофора Мортуса… – Прототипом этого сатирического образа послужила З.Н. Гиппиус (1869–1945), выступавшая как критик под псевдонимом «Антон Крайний».
Бройль (де Брольи) Луи (1892–1987) – французский физик, выдвинувший идею волновых свойств материи.
Riza Abbasi – Реза Аббаси (ок. 1575–1635) – персидский миниатюрист.
… прозвенело в померкшем лугу… росу счастья… дышащую бабочку… – из стихотворений А.А. Фета «Вечер» (1855), «Соловей и роза» (1847; правильно: «роса умиленья»), «Бабочка» (1884).
«Как дышат края облаков» – из стихотворения К.Д. Бальмонта «Она отдалась без упрека»… (сб. «Будем как солнце», 1903).
«Облака небывалой услады»… – заглавная строка стихотворения А.А. Блока (1903).
…книги Григория Ефимовича… – Грум-Гржимайло Григорий Ефимович (1860–1936) – исследователь Средней и Центральной Азии, геолог, зоолог, автор трехтомного «Описания путешествия в Западный Китай» (1896–1907).
… Каролина Шмидт… купившая кровать… – реминисценция из незаконченной повести Пушкина «Марья Шонинг» (1834–1835).
… сорокалетним Рип-ван-Винкелем проснувшись… – Рип ван Винкель – герой одноименной новеллы Вашингтона Ирвинга (1783–1859).
… со знаменитым чернокожим трагиком Ольдриджем… – Олдридж Айра (1804–1867) – английский актер-негр, с 1858 г. выступал в театрах Петербурга, Москвы, в русской провинции.
Фишер фон Вальдгейм (1771–1858); Менетрие Эдуард (1802–1861); Эверсман Эдуард Александрович (1794–1860) – известные энтомологи, работавшие в России.
Холодковский , Николай Александрович (1858–1921) – зоолог и энтомолог, поэт и переводчик.
Штаудингер Отто (1830–1900) – немецкий энтомолог, всемирно известный коллекционер и поставщик насекомых.
… Гаральд, который дрался со львами… – Гаральд III Строгий (1015–1066) – король Норвегии (с 1047 г.), был женат на дочери Ярослава Мудрого.
Флориан Жан Пьер Клари де (1755–1794) – французский писатель, поэт и баснописец.
Фабр Жан Анри (1823–1915) – французский ученый-энтомолог, писатель.
Гедин Свен Андерс (1865–1952) – шведский путешественник, исследователь Тибета, Северо-Западной и Центральной Азии (1893–1902).
…Лоб-Нор ханских времен… – Лоб Нор – озеро в Западном Китае, которое образуют реки Тарым и Кончедарья. Название «Лоб Нор» переносится на весь район в низовьях Тарыма. В XIII в. через него прошел Марко Поло. Озеро исследовали Пржевальский, Свен Гедин. Последний считал, что к северу от озера находилось другое, древнейшее, а современное – недавнего происхождения.
Феона Алексей Николаевич (1879–1949) – артист и режиссер оперетты.
… у самого лучшего из них… – Имеется в виду И.А. Бунин, которого Набоков считал своим учителем в поэзии.
«Громокипящий Кубок» – сборник стихов (1913) Игоря Северянина (1887–1941).
… исследование Андрея Белого о ритмах… – книга Белого о стихосложении «Ритм как диалектика и “Медный всадник”» (1929).
… автор «Хочу быть дерзким»… – К.Д. Бальмонт (1867–1942): «Хочу быть дерзким, хочу быть смелым…» (из сб. «Будем как солнце», 1902).
Хинчук Лев Михайлович (1868–1944) – заместитель наркома торговли, торгпред в Англии (1926–1930).
…«Туннель» Келлермана… – роман немецкого писателя Бернхарда Келлермана (1879–1951) «Туннель» (1913).
Башкирцева Мария Константиновна (1860–1884) – художница, автор знаменитого «Дневника» (1887 – на франц. языке; русск. перевод – 1893).
Чулков Георгий Иванович (1879–1939) – поэт, прозаик, журналист, литературовед.
… представьте себе такую историю… – Впоследствии этот сюжет будет трагически интерпретирован в «Лолите» (1955).
Евгения Мария де Монтия де Гусман (1826–1920) – французская имератрица, супруга Наполеона III.
Бриан Аристид (1862–1932) – французский государственный деятель.
… трудам Людвига и Цвейгов… – Людвиг Эмиль (1881–1948) – немецкий писатель, автор популярных биографических романов: «Гёте» (1920), «Наполеон» (1906), «Бисмарк» (1926), «Бетховен» (1943), «Сталин» (1945) и др. Цвейг Стефан (1881–1942) – австрийский писатель, поэт, новеллист, автор биографических романов и эссе о Стендале, Л. Толстом, Марии-Антуанетте, Марии Стюарт, Магеллане, Фрейде, Бальзаке, Ницше, Верлене и т.д. Цвейг Арнольд (1887–1968) – немецкий писатель, исторический романист.
Волынский (Флексер Аким Львович; 1863–1926) – литературный критик, искусствовед, автор сборника статей «Русские критики». СПб, 1896.
Айхенвальд Юлий Исаевич (1872–1928) – литературовед, выступил с критикой Белинского («Спор о Белинском», СПб., 1914).
Стеклов (Нахамкис) Юрий Михайлович (1873–1941) – историк русской и западноевропейской социалистической мысли, автор монографий о Чернышевском и Бакунине.
… мнение Скабичевского и Михайловского о «г-не Чехове» … – Речь идет о статьях А.М. Скабичевского (1838–1910/11) «Есть ли у г. Чехова идеалы?» (А.М. Скабичевский . «Сочинения», т. 2, СПб., 1903) и Н.К. Михайловского (1842–1904): «Об отцах и детях и г. Чехове» («Русские ведомости», 1890, № 104) и «Кое-что о г. Чехове» («Русские ведомости», 1904, № 4).
… Буренина, травившего беднягу Надсона… – в 1886 г. между С.Я. Надсоном (1862–1887) и В.П. Бурениным (1841–1926) произошла резкая полемика. Надсон выступал в киевской газете «Заря», Буренин отвечал в петербургском «Новом времени», затрагивал семейную жизнь поэта, намекал, что болезнь его притворна, служит для получения пособий. Это сыграло не последнюю роль в преждевременной смерти Надсона. Он остро переживал клевету, хотел ехать в Петербург вызывать Буренина на дуэль.
… Зайцев… разводил в Локарно… шелковичных червей… часто грохался с лестницы. – Зайцев Варфоломей Александрович (1842–1882) – один из ведущих критиков петербургского журнала «Русское слово», представитель утилитарного подхода к литературе, соратник Писарева в «борьбе» с поэзией Пушкина и Лермонтова; с 1869 г. – в эмиграции. О попытках Зайцева избавиться от нужды за границей писал журнал «Минувшие годы», 1908, № 11, с. 89–90 (Зайцев за границей. По его письмам и воспоминаниям жены).
… окружить смертную казнь мистической таинственностью… – в статье «О смертной казни» (1849) В.А. Жуковский (1783–1852) писал: «Не уничтожайте казнь, но дайте ей образ величественный, глубоко трогающий и ужасающий душу; удалите от ее совершения все чувственное; дайте этому совершению характер таинства… Она должна возбуждать все высокие чувства души человеческой: веру, благоговение перед правдою, сострадание, любовь христианскую…» (Сочинения В. Жуковского, изд. 5, т. 11. СПб, 1857, с. 181, 183). Рецензия Чернышевского на 10, 11, 12, 13-й тома Сочинений Жуковского опубликована в «Современнике», 1857, № 5 (Н.Г. Чернышевский . Полн. собр. соч., т. 4, М., 1948, с. 581–592).
«Жизнь Чернышевского» – Набоков точно воспроизводит только факты, но самые безобидные из них иронически преображаются. В пересказ суховатого письма-отчета вклинивается неожиданный эпитет. События, удаленные друг от друга и незаметные в потоке повседневности, комически сталкиваются и пародийно нагнетаются. В гротесково-карнавальные сценки разворачиваются скупые мемуарные свидетельства. Как Набоков обращается с источниками, видно из их сопоставления с повествованием. Можно назвать основные из них: Ю.М. Стеклов «Н.Г. Чернышевский. Его жизнь и деятельность», т. 1, 2, изд. 2, исправл. и доп., М.–Л., 1928 (отсюда Набоков в основном заимствует нужные ему отзывы современников); «Н.Г. Чернышевский в Сибири. Переписка с родными», вып. 1–3, СПб., 1912–1913; «Н.Г. Чернышевский. Литературное наследие». т. 1–3 (автобиография, дневники, переписка), М.–Л., 1928–1930.
… о. Гавриил, и с ним… весьма привлекательный мальчик… – по мемуарам кочуют описания маленького Чернышевского как «ангела во плоти», «херувимчика». «Юноша как самая скромная… и невольно располагающая к себе девушка», крайне «застенчивый… смирный», «товарищи называли его… дворянчиком» – вспоминают знавшие его. «Был он интересен в то время как нельзя более. Впоследствии он не занимался своей наружностью» – подводил итог один из них. (Стеклов , т. 1., с. 5, 6; «Н.Г. Чернышевский в воспоминаниях современников», т. 1, Саратов, 1958, с. 20, 41, 75).
… местный торговец апельсинами преподавал ему персидский… – Стеклов, т. 1, с. 6. Об этом рассказывал, со слов современника, саратовский краевед Н.Ф. Хованский: «… Чернышевский… отыскал одного торговца апельсинами, родом перса… Персиянин приходил по окончании торговли в дом Чернышевского, снимал на пороге туфли и залезал с ногами на диван – начинались уроки, которым Чернышевский отдавал все свое внимание, а домашние дивились» («Н.Г. Чернышевский в воспоминаниях современников», т. 1, с. 72). А.Н. Пыпин вспоминал, что Чернышевский учил персидский у персидских купцов, приезжавших на Нижегородскую ярмарку (там же , с. 63). Он же говорил о жадности Чернышевского к языкам. В семинарии тот учил арабский и татарский, знал латинский, греческий, еврейский, французский, немецкий, английский, польский.
… о. Гавриил поспешил записать… незаконнорожденным… – Гавриил Иванович был уволен из Саратовской духовной консистории по противоположной причине: проявив мягкость, записал законнорожденным родившегося через месяц после брака сына майора Якова Протопопова (Стеклов , т. 1, с. 5, 15).
… советует ему лучший друг… – Лободовский Василий Петрович (1823–1900) – товарищ Чернышевского по Петербургскому университету, в 1854 г. оба они преподавали во 2-м кадетском корпусе. Лободовский оказывал на молодого Чернышевского определяющее влияние.
Костомаров Всеволод Дмитриевич (1837–1868) – поэт и переводчик, провокатор, агент III отделения. Решающим «доказательством» причастности Чернышевского к революционному движению явилась подделанная Костомаровым карандашная заметка для прокламации «К барским крестьянам». По мнению современников, душевнобольной.
… в роли Петра – знаменитый поэт… – Имеется в виду Н.А. Некрасов, отговаривавший М.А. Антоновича (1835–1918) от свидания с арестованным Чернышевским (М.А. Антонович . «Арест Чернышевского» – в кн.: «Н.Г. Чернышевский в воспоминаниях современников», т. 1, с. 421).
… одному из его близких эта худоба, эта крутизна ребер… напомнили «Снятие со Креста», Рембрандта… – Имеются в виду воспоминания сына Николая Гавриловича, М.Н. Чернышевского, «Последние дни жизни Н.Г. Чернышевского» – «Былое», 1907, август, с. 146.
…Писарев… в черной маске, в зеленых перчатках, хватает хлыстом по лицу… – Это произошло между Писаревым и Е.А. Гарднером, когда последний отправлялся с молодой женой, Р.А. Кореневой, подругой детства и возлюбленной Писарева, в Москву, сразу же после венчания. Незадолго перед тем Гарднер, оскорбленный грубым письмом Писарева, явился к нему на квартиру и ударил его хлыстом (А. Волынский . «Русские критики». СПб, 1896, с. 495).
Возня с перпетуум-мобиле… – Созданием вечного двигателя Чернышевский рассчитывал «поставить себя величайшим из благодетелей человечества». Летом 1849 г. пытался приступить к «практическому опыту». 9 января 1853 г. записывал в дневнике: «…убедился окончательно, что машина не пойдет при таком устройстве… решился бросить все это (пока; может быть, снова примусь, когда будут средства)… и решился уничтожить все следы своих глупостей… изорвал письмо в Академию Наук… все чертежи и расчеты…» (Чернышевский , т. 1, с. 407, 408).
…купили себе огромную репу. – «Мы для подкрепления их твердости показывали самое веселое лицо, смеялись над репою, которую они купили себе в дорогу» (из письма Н.Г. Чернышевского отцу, 23 августа 1846; Чернышевский , т. 14, с. 41). Определение «огромная» – плод набоковского воображения.
Излер Иоганн – арендатор заведения искусственных минеральных вод и увеселительного сада под Петербургом.
Введенский Иринарх Иванович (1813–1855) – педагог, журналист, переводчик. М.П. Погодин считал его «родоначальником нигилизма». Оказал на Чернышевского большое влияние. Отзывался о последнем так: «Это не только милейший, симпатичнейший, трудолюбивейший молодой человек, но и являющийся… неразрешимой загадкой… он, несмотря на какие-нибудь 23–24 года, успел уже овладеть такою массою разносторонних познаний… Замечательно организованная голова!» (Стеклов , т. 2, с. 37, 38).
Лободовские! – В дневнике 1848 г. Чернышевский подробно рассказывает о своей платонической любви к Надежде Егоровне Лободовской, которая в его глазах окружена «ореолом красоты и телесной и душевной»; встречи с нею он ждет так, как если бы «должен был увидеться с Лермонтовым или Гоголем». Особое место в дневнике занимает переживание семейной драмы Лободовских. Василия Петровича Чернышевский продолжает считать «гением», не может никого поставить «наравне с ним», но одновременно начинает видеть в нем «род пошлости», «самое полное выражение» которой в – «манере произносить» слово «целковый». На «пошлость» Чернышевский в дневнике реагировал остро. Это понятие – ключевое и для творчества Набокова.
… в своих кучерявых «Бытовых очерках»… – Романизированные мемуары, печатались в журнале «Русская старина» в 1904–1905 гг. О студенте Крушедолине (Чернышевском), шафере на свадьбе Перепелкина (Лободовского), говорится в номере за февраль 1905 г., с. 378–380.
…«на этом месте в оригинале след от капнувшей слезы»… – Набоков пародирует прочувственные комментарии М.Н. Чернышевского: «Письмо написано очень неровным почерком, указывающим… на то, что отец был чем-то взволнован»; «Надо очень серьезно и внимательно отнестись к каждой фразе этого глубоко прочувствованного письма» и др. («Н.Г. Чернышевский в Сибири. Переписка с родными», вып. 2, с. 218; вып. 3, с. 231).
Юнкер – владелец магазина картин. Дациаро – владелец магазина художественных произведений.
… с шестилетним опозданием… получил магистра. – Диссертацию Чернышевский писал в 1853 г., она была утверждена в 1855 г., тогда же напечатана. Была встречена молчанием, если не считать двух отрицательных рецензий в «Отечественных записках» и «Библиотеке для чтения». Звание магистра Чернышевский получил в 1858 г.
Мишле Карл Людвиг (1801–1893) – берлинский профессор, историк философии, левый гегельянец.
Гизо Франсуа Пьер Гийом (1787–1874) – французский государственный деятель, историк.
… дневник… содержит множество точнейших справок… как и где его рвало. – Дневники Чернышевского удивительны разнопластовостью содержания. Рядом с литературными впечатлениями и философскими рассуждениями – проблемы пищеварения и сексуальные переживания. Кажется, образцом Чернышевскому служила «Исповедь» Руссо. Разнородное содержание дневников объединяют два антропологических мотива: в человеке заслуживают равного внимания высокое и низкое; они уживаются, не смешиваясь.
… выставки… со странной силой отразились на его судьбе… – Мысль о роковой роли Лондонской выставки Набоков пародийно заимствует у Стеклова (т. 2, с. 361). Эпизод на Лондонской выставке описан Набоковым на стр. 240 наст. тома. Но никак не связана с судьбой самого Николая Гавриловича Парижская выставка. На нее неожиданно выехал его сын, полубезумный Александр Чернышевский (см. стр. 267 наст. тома).
Бувар и Пекюшэ – герои одноименного романа Г. Флобера.