ЯВЛЕНИЕ XIV
Подколесин и Агафья Тихоновна .
Агафья Тихоновна . Прошу покорнейше садиться.
Садятся и молчат.
Подколесин . Вы, сударыня, любите кататься?
Агафья Тихоновна . Как-с кататься?
Подколесин . На даче очень приятно летом кататься в лодке.
Агафья Тихоновна . Да-с, иногда с знакомыми прогуливаемся.
Подколесин . Какое-то лето будет – неизвестно.
Агафья Тихоновна . А желательно чтобы было хорошее.
Оба молчат.
Подколесин . Вы, сударыня, какой цветок больше любите?
Агафья Тихоновна . Который покрепче пахнет-с: гвоздику-с.
Подколесин . Дамам очень идут цветы.
Агафья Тихоновна . Да, приятное занятие.
Молчание.
В которой церкви вы были прошлое воскресенье?
Подколесин . В Вознесенской, а неделю назад тому был в Казанском соборе. Впрочем, молиться все равно, в какой бы ни было церкви. В той только украшение лучше.
Молчат, Подколесин барабанит пальцами по столу.
Вот скоро будет екатерингофское гулянье.
Агафья Тихоновна . Да, чрез месяц, кажется.
Подколесин . Даже и месяца не будет.
Агафья Тихоновна . Должно быть, веселое будет гулянье.
Подколесин . Сегодня восьмое число. (Считает по пальцам.) Девятое, десятое, одиннадцатое... чрез двадцать два дни.
Агафья Тихоновна . Представьте, как скоро!
Подколесин . Я сегодняшнего дни даже не считаю.
Молчание.
Какой это смелый русский народ!
Агафья Тихоновна . Как?
Подколесин . А работники. Стоит на самой верхушке...
Я проходил мимо дома, так щекатурщик штукатурит и не боится ничего.
Агафья Тихоновна . Да-с. Так это в каком месте?
Подколесин . А вот по дороге, по которой я хожу всякий день в департамент. Я ведь каждое утро хожу в должность.
Молчание. Подколесин опять начинает барабанить пальцами, наконец берется за шляпу и раскланивается.
Агафья Тихоновна . А вы уже хотите...
Подколесин . Да-с. Извините, что, может быть, наскучил вам.
Агафья Тихоновна . Как-с можно! Напротив, я должна благодарить за подобное препровождение времени.
Подколесин (улыбаясь) . А мне так, право, кажется, что я наскучил.
Агафья Тихоновна . Ах, право, нет.
Подколесин . Ну, так если нет, так позвольте мне и в другое время, вечерком когда-нибудь...
Агафья Тихоновна . Очень приятно-с.
Раскланиваются. Подколесин уходит.
ЯВЛЕНИЕ XV
Агафья Тихоновна одна.
Какой достойный человек! Я теперь только узнала его хорошенько; право, нельзя не полюбить: и скромный, и рассудительным. Да, приятель его давича справедливо сказал; жаль только, что он так скоро ушел, а я бы еще хотела его послушать. Как приятно с ним говорить! И ведь, главное, то хорошо, что совсем не пустословит. Я было хотела ему тоже словца два сказать, да, признаюсь, оробела, сердце так стало биться... Какой превосходный человек! Пойду расскажу тетушке. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ XVI
Подколесин и Кочкарев входят.
Кочкарев . Да зачем домой? Вздор какой! Зачем домой?
Подколесин . Да зачем же мне оставаться здесь? Ведь я все уже сказал, что следует.
Кочкарев . Стало быть, сердце ей ты уж открыл?
Подколесин . Да вот только разве что сердца еще не открыл.
Кочкарев . Вот те история! Зачем же не открыл?
Подколесин . Ну, да как же ты хочешь, не поговоря прежде ни о чем, вдруг сказать с боку припеку: «Сударыня, дайте я на вас женюсь!»
Кочкарев . Ну да о чем же вы, о каком вздоре толковали битых полчаса?
Подколесин . Ну, мы переговорили обо всем, и, признаюсь, я очень доволен; с большим удовольствием провел время.
Кочкарев . Да послушай, посуди ты сам: когда же все это успеем? Ведь через час нужно ехать в церковь, под венец.
Подколесин . Что ты, с ума сошел? Сегодня под венец!
Кочкарев . Почему ж нет?
Подколесин . Сегодня под венец!
Кочкарев . Да ведь ты ж сам дал слово, сказал, что как только женихи будут прогнаны – сейчас готов жениться.
Подколесин . Ну, я и теперь не прочь от слова. Только не сейчас же; месяц, по крайней мере, нужно дать роздыху.
Кочкарев . Месяц!
Подколесин . Да, конечно.
Кочкарев . Да ты с ума сошел, что ли?
Подколесин . Да меньше месяца нельзя.
Кочкарев . Да ведь я официанту заказал ужин, бревно ты! Ну, послушай, Иван Кузьмич, не упрямься, душенька, женись теперь.
Подколесин . Помилуй, брат, что ты говоришь? как же теперь?
Кочкарев . Иван Кузьмич, ну я тебя прошу. Если не хочешь для себя, так для меня, по крайней мере.
Подколесин . Да, право, нельзя.
Кочкарев . Можно, душа, все можно. Ну, пожалуйста, не капризничай, душенька!
Подколесин . Да, право, нет. Неловко, совсем неловко.
Кочкарев . Да что неловко? кто тебе сказал это? Ты посуди сам, ведь ты человек умный. Я говорю тебе это не с тем, чтобы к тебе подольститься, не потому, что ты экспедитор, а просто говорю из любви... Ну, полно же, душенька, решись, взгляни оком благоразумного человека.
Подколесин . Да если бы было можно, так я бы...
Кочкарев . Иван Кузьмич! Лапушка, милочка! Ну хочешь ли, я стану на колени перед тобой?
Подколесин . Да зачем же?..
Кочкарев (становясь на колени). Ну, вот я и на коленях! Ну, видишь сам, прошу тебя. Век не забуду твоей услуги, не упрямься, душенька!
Подколесин . Ну нельзя, брат, право, нельзя.
Кочкарев (вставая, в сердцах). Свинья!
Подколесин . Пожалуй, бранись себе.
Кочкарев . Глупый человек! Еще никогда не было такого.
Подколесин . Бранись, бранись.
Кочкарев . Я для кого же старался, из чего бился? Все для твоей, дурак, пользы. Ведь что мне? Я сейчас брошу тебя; мне какое дело?
Подколесин . Да кто ж просил тебя хлопотать? Пожалуй, бросай.
Кочкарев . Да ведь ты пропадешь, ведь ты без меня ничего не сделаешь. Не жени тебя, ведь ты век останешься дураком.
Подколесин . Тебе что до того?
Кочкарев . О тебе, деревянная башка, стараюсь.
Подколесин . Я не хочу твоих стараний.
Кочкарев . Ну так ступай же к черту!
Подколесин . Ну и пойду.
Кочкарев . Туда тебе и дорога!
Подколесин . Что ж, и пойду.
Кочкарев . Ступай, ступай, и чтобы ты себе сейчас же переломил ногу. Вот от души посылаю тебе желание, чтобы тебе пьяный извозчик въехал дышлом в самую глотку! Тряпка, а не чиновник! Вот клянусь тебе, что теперь между нами все кончилось, и на глаза мне больше не показывайся!
Подколесин . И не покажусь. (Уходит.)
Кочкарев . К дьяволу, к своему старому приятелю! (Отворяя дверь, кричит ему вслед.) Дурак!
ЯВЛЕНИЕ XVII
Кочкарев один, ходит в сильном движении взад и вперед.
Ну был ли когда виден на свете подобный человек? Эдакой дурак! Да если уж пошло на правду, то и я хорош. Ну скажите, пожалуйста, вот я на вас всех сошлюсь. Ну не олух ли я, не глуп ли я? Из чего бьюсь, кричу, инда горло пересохло? Скажите, что он мне? родня, что ли? И что я ему такое: нянька, тетка, свекруха, кума, что ли? Из какого же дьявола, из чего из чего я хлопочу о нем, не даю себе покою, нелегкая прибрала бы его совсем? А просто черт знает из чего! Поди ты спроси иной раз человека, из чего он что-нибудь делает! Эдакой мерзавец! Какая противная, подлая рожа! Взял бы тебя, глупую животину, да щелчками бы тебя в нос, в уши, в рот, в зубы – во всякое место! (В сердцах дает несколько щелчков на воздух.) Ведь вот что досадно: вышел себе – ему и горя мало; с него все это так, как с гуся вода, – вот что нестерпимо! Пойдет к себе на квартиру и будет лежать да покуривать трубку. Экое противное созданье! Бывают противные рожи, но ведь эдакой просто не выдумаешь; не сочинишь хуже этой рожи, ей-богу не сочинишь! Так вот нет же, пойду нарочно ворочу его, бездельника! Не дам улизнуть, пойду приведу подлеца! (Убегает.)
ЯВЛЕНИЕ XVIII
Агафья Тихоновна входит.
Уж так, право, бьется сердце, что изъяснить трудно. Везде, куды ни поворочусь, везде так вот и стоит Иван Кузьмич. Точно правда, что от судьбы никак нельзя уйти. Давича совершенно хотела было думать о другом, но чем ни займусь – пробовала сматывать нитки, шила ридикуль, – а Иван Кузьмич все так вот и лезет в руку. (Помолчав.) И так вот, наконец, ожидает меня перемена состояния! Возьмут меня, поведут в церковь... потом оставят одну с мужчиною – уф! Дрожь так меня и пробирает. Прощай, прежняя моя девичья жизнь! (Плачет.) Столько лет провела в спокойствии... Вот жила, жила – а теперь приходится выходить замуж! Одних забот сколько: дети, мальчишки, народ драчливый; а там и девочки пойдут; подрастут – выдавай их замуж. Хорошо еще, если выйдут за хороших, а если за пьяниц или за таких, что готов сегодня же поставить на карточку все, что ни есть на нем! (Начинает мало-помалу опять рыдать.) Не удалось и повеселиться мне девическим состоянием, и двадцати семи лет не пробыла в девках... (Переменяя голос.) Да что ж Иван Кузьмич так долго мешкается?
ЯВЛЕНИЕ XIX
Агафья Тихоновна и Подколесин (выталкивается на сцепу из дверей двумя руками Кочкарева).
Подколесин (запинаясь). Я пришел вам, сударыня, изъяснить одно дельце... Только я бы хотел прежде знать, не покажется ли оно вам странным?
Агафья Тихоновна (потупляя глаза). Что же такое?
Подколесин . Нет, сударыня, вы скажите наперед: не покажется ли вам странно?
Агафья Тихоновна (так же) . Не могу знать, что такое.
Подколесин . Но признайтесь: верно, вам покажется странным то, что я вам скажу?
Агафья Тихоновна . Помилуйте, как можно, чтобы было странно, – от вас все приятно слышать.
Подколесин . Но этого вы еще никогда не слышали.
Агафья Тихоновна потупляет еще более глаза; в это время входит потихоньку Кочкарев и становится у него за плечами.
Это вот в чем... Но пусть лучше я вам скажу когда-нибудь после.
Агафья Тихоновна . А что же это такое?
Подколесин . А это... Я хотел было, признаюсь, теперь объявить вам это, да все еще как-то сомневаюсь.
Кочкарев (про себя, складывая руки). Господи ты боже мой, что это за человек! Это просто старый бабий башмак, а не человек, насмешка над человеком, сатира на человека!
Агафья Тихоновна . Отчего же вы сомневаетесь?
Подколесин . Да все как-то берет сомнение.
Кочкарев (вслух). Как это глупо, как это глупо! Да вы, сударыня, видите: он просит руки вашей, желает объявить, что он без вас не может жить, существовать. Спрашивает только, согласны ли вы его осчастливить.
Подколесин (почти испугавшись, толкает его, произнося тихо). Помилуй, что ты!
Кочкарев . Так что ж, сударыня! Решаетесь вы сему смертному доставить счастие?
Агафья Тихоновна . Я никак не смею думать, чтобы я могла составить счастие... А впрочем, я согласна.
Кочкарев . Натурально, натурально, так бы давно. Давайте ваши руки!
Подколесин . Сейчас! (Хочет сказать что-то ему на ухо. Кочкарев показывает ему кулак и хмурит брови; он дает руку.)
Кочкарев (соединяя руки) . Ну, бог вас благословит! Согласен и одобряю ваш союз. Брак – это есть такое дело... Это не то, что взял извозчика, да и поехал куды-нибудь; это обязанность совершенно другого рода, это обязанность... Теперь вот только мне времени нет, а после я расскажу тебе, что это за обязанность. Ну, Иван Кузьмич, поцелуй свою невесту. Ты теперь можешь это сделать. Ты теперь должен это сделать.
Агафья Тихоновна потупляет глаза.
Ничего, ничего, сударыня; это так должно, пусть поцелует.
Подколесин . Нет, сударыня, позвольте, теперь уж позвольте. (Целует ее и берет за руку.) Какая прекрасная ручка! Отчего это у вас, сударыня, такая прекрасная ручка?.. Да позвольте, сударыня, я хочу, чтобы сей же час было венчанье, непременно сей же час.
Агафья Тихоновна . Как сейчас? Уж это, может быть, очень скоро.
Подколесин . И слышать не хочу! Хочу еще скорее, чтобы сию же минуту было венчанье.
Кочкарев . Браво! хорошо! Благородный человек! Я, признаюсь, всегда ожидал от тебя много в будущем! Вы, сударыня, в самом деле поспешите теперь поскорее одеться: я, сказать правду, послал уже за каретою и напросил гостей. Они все теперь поехали прямо в церковь. Ведь у вас венчальное платье готово, я знаю.
Агафья Тихоновна . Как же, давно готово. Я в минуточку оденусь.
ЯВЛЕНИЕ XX
Кочкарев и Подколесин .
Подколесин . Ну, брат, благодарю! Теперь я вижу всю твою услугу. Отец родной для меня не сделал бы того, что ты. Вижу, что ты действовал из дружбы. Спасибо, брат, век буду помнить твою услугу. (Тронутый.) Будущей весною навещу непременно могилу твоего отца.
Кочкарев . Ничего, брат, я рад сам. Ну, подойди, я тебя поцелую. (Целует его в одну щеку, а потом в другую.) Дай бог, чтоб ты прожил благополучно (целуются), в довольстве и достатке; детей бы нажили кучу...
Подколесин . Благодарю, брат. Именно наконец теперь только я узнал, что такое жизнь. Теперь предо мною открылся совершенно новый мир, теперь я вот вижу, что все это движется, живет, чувствует, эдак как-то испаряется, как-то эдак, не знаешь даже сам, что делается. А прежде я ничего этого не видел, не понимал, то есть просто был лишенный всякого сведения человек, не рассуждал, не углублялся и жил вот, как и всякий другой человек живет.
Кочкарев . Рад, рад! Теперь я пойду посмотрю только, как убрали стол; в минуту ворочусь. (В сторону.) А шляпу все лучше на всякий случай припрятать. (Берет и уносит шляпу с собою.)
ЯВЛЕНИЕ XXI
Подколесин один.
В самом деле, что я был до сих пор? Понимал ли значение жизни? Не понимал, ничего не понимал. Ну, каков был мой холостой век? Что я значил, что я делал? Жил, жил, служил, ходил в департамент, обедал, спал, – словом, был в свете самый препустой и обыкновенный человек. Только теперь видишь, как глупы все, которые не женятся; а ведь если рассмотреть – какое множество людей находится в такой слепоте. Если бы я был где-нибудь государь, я бы дал повеление жениться всем, решительно всем, чтобы у меня в государстве не было ни одного холостого человека!.. Право, как подумаешь: чрез несколько минут – и уже будешь женат. Вдруг вкусишь блаженство, какое, точно, бывает только разве в сказках, которого просто даже не выразишь, да и слов не найдешь, чтобы выразить. (После некоторого молчанья.) Однако ж что ни говори, а как-то даже делается страшно, как хорошенько подумаешь об этом. На всю жизнь, на весь век, как бы то ни было, связать себя, и уж после ни отговорки, ни раскаянья, ничего, ничего – все кончено, все сделано. Уж вот даже и теперь назад никак нельзя попятиться: чрез минуту и под венец; уйти даже нельзя – там уж и карета, и все стоит в готовности. А будто в самом деле нельзя уйти? Как же, натурально нельзя: там в дверях и везде стоят люди; ну спросят: зачем? Нельзя, нет. А вот окно открыто; что, если бы в окно? Нет, нельзя; как же, и неприлично, да и высоко. (Подходит к окну.) Ну, еще не так высоко: только один фундамент, да и тот низенький. Ну нет, как же, со мной даже нет картуза. Как же без шляпы? неловко. А неужто, однако же, нельзя без шляпы? А что, если бы попробовать, а? Попробовать, что ли? (Становится на окно и, сказавши: «Господи благослови», – соскакивает на улицу; за сценой кряхтит и охает.) Ох! однако ж высоко! Эй, извозчик!
Голос извозчика . Подавать, что ли?
Голос Подколесин а. На Канавку, возле Семеновского мосту.
Голос извозчика . Да гривенник, без лишнего.
Голос Подколесина . Давай! пошел!
Слышен стук отъезжающих дрожек.
ЯВЛЕНИЕ XXII
Агафья Тихоновна входит в венчальном платье, робко и потупив голову.
И сама не знаю, что со мною такое! Опять сделалось стыдно, и я вся дрожу. Ах! если бы его хоть на минутку на эту пору не было в комнате, если бы он за чем-нибудь вышел! (С робостью оглядывается.) Да где ж это он? Никого нет. Куда же он вышел? (Отворяет дверь в прихожую и говорит туда.) Фекла, куда ушел Иван Кузьмич?
Голос Феклы . Да он там.
Агафья Тихоновна . Да где же там?
Фекла (входя). Да ведь он тут сидел, в комнате.
Агафья Тихоновна . Да ведь нет его, ты видишь.
Фекла . Ну да уж из комнаты он тоже не выходил, я сидела в прихожей.
Агафья Тихоновна . Да где же он?
Фекла . Я уж не знаю где; не вышел ли на другой выход, по черной лесенке, или не сидит ли в комнате Арины Пантелеймоновны?
Агафья Тихоновна . Тетушка! тетушка!
ЯВЛЕНИЕ XXIII
Те же и Арина Пантелеймоновна .
Арина Пантелеймоновна (разодетая). А что такое?
Агафья Тихоновна . Иван Кузьмич у вас?
Арина Пантелеймоновна . Нет, он тут должен быть; ко мне не заходил.
Фекла . Ну, так и в прихожей тоже не был, ведь я сидела.
Агафья Тихоновна . Ну, так и здесь же нет его, вы видите.