Затуманенные игрой струи висели в подводной пропасти опрокинутые
двойники берегов, а даль речных поворотов сияла воздушными садами;
очарованные зноем серебристые от блеска воды, дремали они, готовые,
казалось, развеяться от легкого дуновения. В тишине леса таилась покоряющая
сила спокойствия, мысль человека, попавшего сюда, текла стройно и
беспечально, отдаваясь власти видимого, и глаз не уставал подмечать богатое
разнообразие берегов, слитных, как толпа, и разных, как лица.
Мюргит плыл и не думал уже о будущем, а тихо погружался в неясные,
похожие на сказки, события, неизвестно кем пережитые и рассказанные, но был
в них главным действующим лицом. Радовался, горевал, молился и плакал. В
этой игре воображения не было ничего, что мог бы он припомнить потом, но
сердце его от зноя, тишины и беспричинной, сладкой тревоги билось частыми,
волнующими толчками, как бы требуя на неизвестном наречии свободы и радости.
Прошел еще час, пали тени от берегов, и, услышав громкое сопение, увидел
Мюргит порядочных размеров медведя. Зверь стоял у воды, саженях в десяти от
лодки: с морды его падали блестящие водяные капли, он пил и, увидев
человека, обеспокоился.
- Эй, дядя! - беспечно крикнул Мюргит, считая себя в безопасности. -
Как посмотрю я, ты здорово обнаглел, если не боишься получить пулю! - И он
показал ему заряженное ружье.
Медведь рявкнул, потоптался и прыгнул в воду. Не ожидая этого, Мюргит
растерялся, зверь плыл к нему весьма быстро, и мохнатая голова его была уже
не далее шести шагов от Мюргита, лодка же, пока он грозил ружьем повернулась
носом против течения, очень быстрого в этом месте, так что, потеряв
несколько времени на усилия привести лодку в прежнее положение, молодой
человек увидел себя вынужденным стрелять. Он взвел курок, прицелился и, дав
зверю очутиться почти вплотную, прострелил ему череп. После этого, еще не
опомнившись хорошенько от неожиданного нападения, он тупо смотрел, как
забившийся зверь, разводя лапами немалое волнение, поплыл в красном кровяном
пятне почти уже мертвый, рядом с лодкой; еще не совсем прошел испуг Мюргита,
как он сообразил, что с медведя следует содрать шкуру. Захлестнув веревкой
голову мертвого врага, Мюргит взял его на буксир и, пристав к берегу, после
долгих усилий, вспотев, ободрал тушу; прекрасная, черная шкура тяжело висела
в руках удачливого стрелка, и он бросил ее на дно лодки.
- Вот жизнь медвежья! - все еще удивляясь, сказал Мюргит. - Нехорошо
быть таким вспыльчивым. - И он продолжал путь, несмотря на добычу, без
всякого желания пережить еще такую же встречу.
Смеркалось, когда, увидев редкие огни местного поселка, Мюргит усталый
подплыл к чистому песку берега, рассчитывая переночевать под крышей, а не на
сыром мху. Только что он вытащил лодку, как увидел, что к деревянным
мосткам, лежавшим на забитых в воде сваях, идет с корзиной молодая, бедно
одетая девушка. Проворно размахивая свободной рукой, незнакомка подошла к
краю мостков и, заметив Мюргита, раскрыла от удивления маленький, как орех,
рот. Ей было не более пятнадцати лет, и была она скорее хороша, чем дурна
собой, благодаря молодости, лучистым глазам, черной косе и гибкости. Немного
портили ее большие руки, грубоватые, как у большинства работающих женщин, и
худощавость сложения, имевшая в себе нечто мальчишеское, но это показалось
ничем в глазах Мюргита; стройная девушка пленила его улыбкой, доверчивой,
как глаза больной обезьянки, и он подошел к ней.
- Вы, должно быть, нездешний, - сказала девушка, - я вижу вас в первый
раз.
- Я еду из Хассавера в Сан-Риоль, - объяснил Мюргит, - и по дороге убил
медведя. Там, в лодке, лежит его шкура. Позвольте узнать ваше имя!
- Анни, - и она закрылась рукой, потому что Мюргит понравился ей. -
Можно посмотреть шкуру?
- Непременно! - вскричал Мюргит. Корзина с невыполосканным бельем
осталась на мостках, а Анни, подбежав к лодке, попятилась и развела руками
от удивления. - Вот большой, - сказала она, - и как это вы его трахнули?!
Так, слово за словом, разговорились они и познакомились. Анни была
работницей в зажиточной фермерской семье, но очень страдала от непосильной
работы и томилась жизнью в глуши. А Мюргит, слушая ее, думал: "Как часто, по
глупости или лени, проходят люди мимо своего счастья. Не буду же я дураком,
сегодня мне везет, как утопленнику". И он стал рассказывать о себе, не
упуская случая вставить комплимент краснеющей девушке. Сидя на борту лодки,
подвигались они все ближе друг к другу, пока, заметив это, не отодвинулись
точно сговорившись, и не умолкли.
Наконец Мюргит приступил к делу. Хитрей был красноречив и говорил таким
тихим голосом, что его можно было принять за шепот речной воды. "Анни, -
сказал он, - я много читал, слышал и видел, что случай руководит людьми.
Посмотрите на эту реку. Если бы вода в ней остановилась, образовался бы ряд
гнилых, скучных прудов, где от тоски дохнут рыбы. Но река движется,
неустанно освежает землю, и земля вознаграждает ее пышной растительностью,
охраняющей влагу от испарения. Так же и человек должен следовать руслу
случая, если он обещает ему в будущем радость. Мы познакомились случайно, и
отчего бы нам затягивать это дело дальше? Вот лодка и весла, а вот открытый
путь с Сан-Риоль, если я вам хоть немного нравлюсь, то в будущем понравлюсь
еще более. Вам и мне терять нечего. Если вам кто-нибудь говорил, что жизнь
требует осторожности и терпения, - не верьте, бывает, что и терпение
лопается. Удивите-ка самое себя! Приехав, мы обвенчаемся, а денег у нас на
первое время хватит - я продам лодку, ружье и шкуру.
- Вы с ума сошли! - вскричала Анни. Но голо Мюргита звучал так
серьезно, что это польстило ей.
- Я сделаю для вас все! - торопился высказаться Мюргит. - Я в конце
концов, конечно, разбогатею! Я буду вас одевать в шелк, бархат и бриллианты
и по строю вам дом! Я куплю вам лошадей и все, что вы за хотите!
К чести его надо сказать, что он сам верил своим словам. Обещания, одно
заманчивее другого, посыпались с его языка проливным дождем.
- Нет, этого я не сделаю, - решительно произнесла Анни и подвинулась
ближе.
- Анни! - сказал Мюргит. - Поверьте моему дню!
- Никогда. А как же белье?
- Белье? Бель... что ж белье?!
- Вы не... будете обижать меня?
- Упаси бог.
Они взялись за руки и стали шептаться.
В сердце Анни было много задора, легкомыслия и великодушия. Шептались
они очень долго и убедительно, я Мюргит столкнул лодку в ночную реку, под
крупные звезды, и Анни, поплакав, села к рулю.
III
В раскрытое окно лился гром приморского города. Похудевший Мюргит
печально смотрел на Анни, а Анни, стараясь не поддаваться унынию, смотрела
на мужа.
- Нет керосину, - сказал Мюргит, - сахару нет чаю, хлеба, мыла и
табаку. Положение наше ожесточенное, дружок Анни. Что бы продать?
Анни ничего не ответила, потому что в маленькой комнате не было ничего
для продажи.
"Обменять новые башмаки на старые, - думала Анни, - или продать их
совсем? - Она вздохнула и просмотрела на маленькие свои ноги. - Опять
босиком?!"
- Подожди-ка! - вдруг вскричал, вскакивая, Мюргит. Он кое-что вспомнил,
и в глазах его это было все же лучше, чем ничего. - Анни, подожди меня, я
скоро вернусь.
- Что ты задумал?
- А вот увидишь.
И он, схватив шляпу, бросился бегом на улицу. А когда вернулся, под
мышкой у него торчал объемистый сверток, который он с торжеством показал
жене.
- Я выпросил это в долг у лавочника, - сказал он и стал говорить, что к
вечеру он все устроит. Анни, выслушивая его план, немного приободрилась, и у
нее появилась надежда, что вечером удастся поесть.
В этот же день на площади у фонтана остановилась пара молодых людей,
мужчина и женщина. У мужчины на шее висел ящик. С улыбкой посмотрев друг
другу в глаза и смущаясь, они потупились и запели; свежие, приятные голоса
их остановили некоторых прохожих. Пропев несколько песенок о любви, цветах,
вине и веселье, человек с ящиком выступил вперед и сказал:
- Купите, господа, счастье! Роль маленького попугая исполняет моя жена.
И монеты, одна за другой, стали падать в шляпу Мюргита.
____________
1 2
