Элли подступила к нему, сжав кулаки.
— Заприте ее, — вдруг приказал Питер двум своим помощникам.
— Ты не посмеешь! — воскликнула Элли.
— Ты же не думаешь, будто я жажду, чтобы ты рассказала об этом небольшом происшествии всему миру? Кроме того, ты мне больше не нужна. Ведь теперь у меня есть это! — И Питер поднял со стола сложенный лист бумаги. Глаза у Элли вылезли на лоб. Это была карта, вернее, ее копия, которую она сняла со стены гробницы ацтекского жреца. Та самая карта, которая, как она мечтала, могла привести ее к сокровищам Монтесумы!
Я должен поблагодарить тебя за то, что ты показала ее и рассказала мне о ее значении, Элисия. Легенда это или нет, но за этим определенно стоит нечто стоящее. Ну а если то, что ты мне рассказала, правда, мне скоро не придется беспокоиться о своих долгах. Никогда.
Элли действовала, почти не думая. Как дикая кошка, защищающая своих котят, она впилась ногтями прямо в лицо Питеру. Но в то же мгновение сильные жилистые руки оторвали ее от Питера.
Держите ее, крепче, идиоты! — закричал Питер мексиканцам, схватившим ее за руки. — Боже мой! Она расцарапала мне все лицо!
Несмотря на отчаянное сопротивление девушки, мужчины запихнули ее в маленькую кладовую без окон, грубо швырнув на пол, и захлопнули дверь. Она услышала, как к двери подтащили что-то тяжелое, чтобы припереть ее снаружи. Элли поднялась и изо всех сил толкнула дверь, но убедилась, что не может сдвинуть ее с места.
Питер! Негодяй! — кричала Элли. Она колотила в деревянную дверь, пока не отбила себе все руки. Тогда изо всех сил ударила по ней ногой, скорее от отчаяния, нежели на что-то еще надеясь. — Выпусти меня отсюда! Ты не смеешь так поступать со мной! Твой отец придет в ярость, когда узнает.
Ответа не было. Элли прижала ухо к щели. Что он там делает? Она услышала шипение и представила себе, как выливают воду на раскаленные угли, чтобы загасить их. Затем она услышала шаги, и все стихло.
Элли вытащила из кармана острую стамеску, которую использовала при раскопках, и задумчиво повертела ее в руках. Сможет ли она проковырять этим толстую деревянную дверь? Но ничего более подходящего у нее все равно не было. Недолго думая она воткнула ее между досками двери, осторожно отщепив кусочек дерева.
Через два часа утомительной кропотливой работы ей все же удалось проделать дыру, в которую могла пройти рука до плеча. Элли вытащила ножку стула из дверной ручки и вышла на свободу.
Питера, разумеется, уже и след простыл. Что ж, его счастье. К сожалению, тщательно обыскав дом, Элли обнаружила, что вместе с ним исчезли все ее припасы и запас наличных денег. Остались лишь ее одежда да инструменты, да и то, видимо, только потому, что ее бывший жених счел их для себя бесполезными.
Без сомнения, он рассчитывал на то, что Элли бросят в тюрьму или она просто погибнет здесь одна без денег, без всякой защиты. И, таким образом, известие о его предательстве никогда не достигнет ушей его отца.
Так уж случалось, что каждый раз, когда ей приходилось иметь дело с мужчинами, все заканчивалось катастрофически. Отчаянным жестом она засунула руки в карманы своей юбки и наткнулась на что-то твердое. Последний золотой образец с погребальным орнаментом из захоронения. Она совсем забыла о нем.
Она вытащила золотую пластинку и задумчиво уставилась на нее. Ужасная мысль пришла ей в голову. Элли тяжело сглотнула, пораженная тем, что может об этом думать. Каждый честный археолог питал отвращение к краже исторических ценностей, так как они в этом случае оказывались почти всегда потерянными для науки. Продать археологическую находку ради личной выгоды — значило предать все, во что она верила.
Но какой у нее был выбор? Без денег, без продовольствия, она оказалась практически в ловушке. Этот драгоценный кусочек истории мог быть принесен в жертву ради более высокой цели — ради сокровищ Монтесумы. Она должна во что бы то ни стало остановить Питера, не дать ему добраться до них первому. Даже если для этого ей придется огорчить отца и впервые в жизни отказаться от своего слова. Элли завернула свою находку в кусок ткани и, чувствуя себя преступницей, выскользнула из хижины. Она собиралась расспросить у местных жителей, как ей найти Хуана Гонзалеза, известного торговца ворованными драгоценностями на черном рынке. Не далее как неделю назад она имела с ним весьма нелицеприятный разговор по поводу продажи им некоторых золотых изделий из гробницы. Захочет ли он теперь иметь с ней дело, думала она в растерянности. Но больше обратиться ей было не к кому.
Уже отойдя довольно далеко от дома, Элли услышала за спиной стук копыт. Она оглянулась и… замерла от ужаса.
С самого начала археологических раскопок в Мексике Элли находилась под постоянным надзором военной полиции. Президент Диас поручил некоему капитану Салазару не спускать с нее глаз. Для ее безопасности, как он объяснил Элли. Но она-то знала истинную причину. Капитан несколько раз наносил ей визиты, и от его внимательного взгляда не ускользала ни одна мелочь. Он явно головой отвечал за то, чтобы ни одна драгоценная находка не пропала.
А теперь все золотые пластины не только пропали, они погибли безвозвратно, переплавленные в слитки. В глазах капитана она даже хуже, чем самая обыкновенная воровка. Он всегда обращался с ней подчеркнуто вежливо, но страшно подумать, что теперь с ней будет. Капитан Салазар был предан своей стране и весьма серьезно относился к своим обязанностям.
Элли ускорила шаги и, надеясь, что солдаты ее не заметят, свернула в сторону, решив пробираться задворками.
— Сеньорита Карлайл, — окликнул девушку капитан, мгновенно разглядев ее в тени дома своим зорким взглядом.
Элли с трудом подавила глупое желание броситься бежать. Подобно знаменитым профессиональным игрокам из десятипенсовых книжек о Диком Западе, которыми она втайне от всех зачитывалась, ей теперь придется отчаянно блефовать, выкручиваясь из создавшейся ситуации, если она не хочет оказаться в тюрьме.
Все бы хорошо, но была одна проблема. Язык вранья был ей знаком гораздо меньше, чем языки многих стран, по которым она путешествовала. Впрочем, выбор у нее был небольшой: либо солгать, либо сгнить в грязной яме под названием “мексиканская тюрьма”, откуда даже отцу будет нелегко, если не совсем невозможно ее вызволить. Хоть золотые находки расплавил Питер, но именно она отвечала за их сохранность перед мексиканским правительством, а значит, и вина за их пропажу полностью лежит на ней.
Элли повернулась и изобразила на лице улыбку, хотя ее щеки вдруг омертвели, словно сделанные из застывшего воска.
— Добрый день, сеньорита, — приветствовал ее капитан Салазар, спешиваясь. Его серебряные шпоры громко звякнули, когда он спрыгнул на землю. Он внимательно взглянул на нее своими серыми глазами, странно контрастирующими с иссиня-черными волосами и бородой. У него было грубое, но по-своему очень привлекательное лицо, если бы его не портил уродливый шрам, пересекавший сверху вниз левую щеку.
Элли попыталась сохранить беспечное выражение, хотя чувство вины скручивало ее внутренности в тугой узел. Салазар отнюдь не был дураком. Если только он почувствует ее настроение, он тут же прикажет обыскать ее дом.
В первое мгновение Элли хотела рассказать ему все о преступлении Питера. Какое удовлетворение она почувствовала бы, направив по следу этого негодяя отряд солдат! Но она тут же подумала о том, как будет расстроен ее отец, когда до него дойдут известия об аресте жениха его дочери и сына его лучшего друга. К тому же это все равно не избавит ее от тюрьмы. На худой конец, если у нее не выйдет обмануть Салазара, она всегда успеет сообщить о Питере.
— Капитан Салазар, всегда приятно видеть вас.
Он взял ее руку и склонился над ней.
— Вы сегодня не работаете, сеньорита?
— Слишком жарко. К тому же кончились припасы, мне надо кое-что купить.
— Хорошая идея. — Он взглянул на солнце. — Скоро время сиесты.
— Тогда мне надо спешить, пока торговцы не закрыли свои лавки.
Салазар с любопытством посмотрел на сверток в руках Элли.
Похоже, что вы сами собираетесь что-то продавать, сеньорита. Неужели торговцы заломили такую большую цену за свои товары, что вы готовы продать им одеяло? Может быть, мне поговорить с ними?
Несмотря на его обезоруживающую улыбку, Элли поняла, что Салазар что-то заподозрил и теперь прощупывает ее. Она с трудом сглотнула, во рту мгновенно пересохло.
Нечестно так подшучивать надо мной, капитан. Вы ведь знаете, я и раньше отдавала кое-какие свои вещи здешним беднякам.
Салазар бросил быстрый взгляд на двух играющих на улице мальчишек. Как раз месяц назад эти дети бегали здесь босиком по раскаленному песку. Теперь на каждом из них были надеты кожаные ботиночки. Элли заказала в Новом Орлеане две дюжины таких детских ботинок для здешней детворы. Лицо капитана несколько смягчилось, когда он смотрел на детей.
Да, сеньорита, вы действительно очень щедры. Благодарю вас за это.
Искренность его тона застала Элли врасплох, заставив почувствовать угрызения совести.
Я всегда стараюсь отдавать что-то людям, чьим гостеприимством пользуюсь, — ответила Элли. Ее голос дрогнул при этих словах, ведь те сокровища, которые она искренне хотела отдать этим людям, теперь безвозвратно исчезли, и все из-за жадности ее бывшего жениха.
Она должна была догадаться, должна была разглядеть под маской великосветского щеголя его истинную пустую и жадную натуру. Но последние два года все ее внимание полностью заняли раскопки. Она совершила страшную ошибку, приняв на веру то, что добрый друг ее детства не изменился с годами.
Элли поклялась себе, что никогда больше не позволит мужчине очаровать ее, да и вообще, лучше ей больше никогда не связываться с мужчинами.
Капитан поклонился и пожелал ей всего хорошего. Ловко вскочив на своего мерина, он жестом приказал своим солдатам следовать за ним.
Элли завернула за угол ближайшего дома и в изнеможении прислонилась к кирпичной стене. Она тяжело дышала, прижав руку к горлу, стараясь не заплакать. Она только что избежала страшной беды. Надолго ли?
Ей надо действовать очень быстро. Продать золотую пластину, собрать вещи, закупить все необходимое для путешествия и бежать отсюда, пока у нее еще есть такая возможность.
Ее свобода зависит от того, как далеко ей удастся уехать — желательно на север, в сторону Нью-Мексико, — пока Салазар не обнаружит, какой разор она оставила после себя. Ей придется проделать весь путь верхом, причем желательно самым быстрым аллюром, на который будет способна ее лошадь, пока она не пересечет мексиканскую границу у Эль-Пасо.
Она была уверена, что Салазар не станет преследовать ее на американской территории.
3
Три недели спустя Сентябрь 1897
Увидев ряд домов, разбросанных вдоль долины Рио-Гранде, Элли с облегчением подумала, что это, очевидно, и есть Альбукерке.
На востоке города отдельные скалы и целые горные гряды, спускающиеся от самых Сэндийских гор, сверкали словно расплавленное золото под яркой синевой неба. Склоны были кое-где покрыты участками вечнозеленого леса. Сам свет здесь показался Элли чище и ярче, чем где бы то ни было в мире.
По мере того как она подъезжала к городу, заходящее солнце окрашивало горы в розовый и золотистый оттенки, попеременно высвечивая с кристальной ясностью каждый гребень и расщелину. Картина менялась с удивительной быстротой, словно живая. Прямо на глазах голубые тени сгущались до синевы, карминно-красные и лазурные тона неба гасли, уступая место фиолетовым оттенкам опускающейся на землю ночи.
При виде такого великолепия Элли попыталась вызвать в себе обычное для нее радостное возбуждение, но с грустью поняла, что слишком измучена и может сейчас думать лишь о ванне и отдыхе. Чтобы расшевелить ее, понадобилось бы нечто, по крайней мере, не менее волнующее, чем тайна ацтекских сокровищ.
Несколькими милями южнее пустыня приветствовала ее прибытие, устроив небольшую песчаную бурю. И хотя она постаралась как-то защититься, закрывшись одеялами и закутав тканью морды своей кобылы и вьючного мула, песок, летящий с невероятной силой, проник во все швы и складки ее одежды и в каждую пору ее кожи. И сколько бы воды она ни выпила, она никак не могла смыть песок, въевшийся в глотку. Казалось, что вездесущие, не знающие жалости песчинки проникли даже в глаза и выбившиеся из прически светлые локоны, окружающие ее лицо грязновато-золотистым ореолом.
Элли чувствовала себя отвратительно. Сейчас она, кажется, готова была отдать все свои последние скудные сбережения за хороший ночлег, обед, состоящий из чего-нибудь помимо бобов и жареного кролика, а также за горячую ванну, полную пушистой ароматной пены. Представляя эту восхитительную картину, Элли громко вздохнула и улыбнулась, наверное, первый раз с тех пор, как покинула Мехико-Сити.
Воспоминания о Мексике мгновенно стерли с ее лица улыбку, привычно вызывая в душе горькую обиду, только возросшую за последние несколько недель. Питер, без сомнения, должен был проезжать через этот город. Останавливался ли он в Альбукерке, чтобы насладиться его радостями и свысока поглядывая и морща свой аристократический нос при виде грубых неотесанных американцев и их нехитрых развлечений? Сколько дней было в его распоряжении? Она решила, что может позволить себе всего один день отдыха, перед тем как отправиться в Санта-Фе.
Элли ехала по широкой песчаной улице, обозначенной как Рэйлроуд-авеню, изумляясь полному отсутствию какой бы то ни было мостовой. Как же живет этот деловой город в период дождей? Неужели его жители вынуждены бродить по колено в грязи?
Салуны здесь перемежались с деловыми зданиями. Только на своем пути Элли насчитала четыре или пять салунов, отметив их броские, запоминающиеся названия, такие, как “Серебряный доллар” или “Белый слон”. Мужчины, увешанные оружием, входили и выходили сквозь вращающиеся двери, жмурясь от яркого света после накуренного полутемного помещения. Громкие звуки гармоник и пианино перекрывались громкими голосами, смехом, пьяными возгласами и щелкающими ударами бильярдных шаров.
Элли ехала по шумной улице, с опаской и возбуждением поглядывая вокруг широко открытыми глазами. Это был тот самый настоящий Дикий Запад, о котором она читала в дешевых романах. Здесь были хозяева салунов и ковбои, бродяги и бандиты всех мастей, падшие женщины и, конечно, профессиональные игроки, которые особенно занимали ее воображение. Все они словно сошли со страниц ее любимых романов, а потому Элли не могла пока еще воспринимать их как реальных людей.
Она спросила дорогу к конюшне, и ее направили на Купер-авеню к зданию с надписью над широко распахнутыми воротами: “Тримбл и К°. Прокорм и содержание лошадей. Платные конюшни”. Высокий молодой блондин приблизился к ней разболтанной походкой. В уголке его рта была зажата длинная соломинка.
— Слушаю вас, мэм?
— Вы не могли бы приглядеть за моей лошадью и мулом?
Он задумчиво пожевал соломинку, переложив ее из одного уголка рта в другой.
— Разумеется. Только это будет стоить вам по пятьдесят центов в день.
— За каждую?
— Ну да.
— Это довольно высокая цена, но я согласна, при одном условии. — Из своего долгого и довольно богатого опыта Элли знала, что там, где касается денег, мужчины всегда готовы воспользоваться случаем и обмануть одинокую женщину. Ей пришлось научиться противостоять этому, чтобы чувствовать себя достаточно независимой. — Я хочу, чтобы мои животные получали отборный овес и чтобы о них хорошо позаботились. Им пришлось изрядно потрудиться в последние недели.
Юноша усмехнулся и кивнул, но во взгляде его читалось уважение.
Конечно, мэм. Вы можете рассчитывать на это. — Элли спешилась, поморщившись. Мышцы затекли и теперь нещадно болели.
Какой отель считается здесь лучшим?
Парень снова пожевал соломинку. Затем, вытянув руку вдоль улицы, указал на трехэтажное здание из красного кирпича. Первый и второй этажи были окружены широкими верандами с черными чугунными перилами.
Вот этот. “Гранд-отель”. Самый лучший в городе. Конечно, для тех, кому по карману такая роскошь.
Он скептически оглядел ее более чем скромную одежду.
Спасибо. Могу я попросить вас найти кого-нибудь, кто бы отнес мои вещи в отель? — Она кивнула на мула, к седлу которого были приторочены небольшой вьючный сундук и две седельные сумки. — Я хорошо заплачу за услугу.
— Да, мэм. — Он опять улыбнулся. — Я с радостью сделаю это сам.
Элли расправила плечи и, гордо подняв голову, прошествовала вдоль улицы. Она была невероятно смущена своим внешним видом, который, в этом она была совершенно уверена, никак не соответствовал представлениям о настоящей леди. Ей казалось, что она выглядела так, словно только что выбралась из преисподней. Впрочем, после предательства Питера и всех бедствий и трудностей своего долгого утомительного путешествия, пожалуй, это ощущение было недалеко от истины.
Холл гостиницы выглядел довольно элегантно, хотя, разумеется, ему было очень далеко до европейских гостиниц. Со всем достоинством, на которое только была способна, Элли подняла голову и приблизилась к портье. Пусть она выглядела не лучше, чем какая-нибудь бродяжка, она все еще оставалась дочерью графа. Она принадлежала к самому высшему обществу точно так же, как и ее младшая сестра Эмбер, которая кружилась в вихре бесконечных лондонских развлечений, окруженная толпой очарованных ее красотой мужчин. Элли совершенно не привлекала такая жизнь, а особенно — такие мужчины, но сейчас мысль немного побыть в роли изнеженной леди показалась ей очень даже привлекательной.
Возле стола администратора портье в униформе помогал пожилой элегантно одетой паре заполнить регистрационные документы. Элли встала сзади, чуть поодаль, надеясь, что от нее не так уж сильно пахнет пылью и конским потом. Портье протянул ручку седовласому джентльмену, который поставил свою подпись в большом толстом журнале. Взяв ключ из ячейки с номером 42, портье с лучезарной улыбкой протянул его новым гостям “Гранд-отеля”.
— Мы рады, что вы остановились у нас, мистер и миссис Обермеер. Бал начнется в девять в отеле “Сан-Фелипе”. — Он позвонил в колокольчик, вызывая рассыльного, который должен был отнести багаж новых постояльцев в их номер.
Пара повернулась. Дама увидела Элли и судорожно вздохнула. Она как-то испуганно прижалась к своему мужу, затем схватила его за руку и потащила из холла.
Элли пожала плечами, убеждая себя не обращать внимания на подобное оскорбление. Ведь она очень скоро сможет, если, конечно, захочет, полностью изменить внешность и стать элегантно одетой леди из высшего общества. Стоит только смыть трехнедельную грязь.
Она шагнула к столу и взяла ручку, чтобы поставить свою подпись в журнале регистрации.
Добрый вечер, — обратилась она к служащему гостиницы. — Я бы хотела получить комнату.
Молодой человек с прилизанными темными волосами почти вырвал ручку из ее пальцев.
Прошу прощения, мадам, но у нас не осталось свободных номеров.
Элли в растерянности подняла взгляд, потрясенная подобной грубостью. Она так мечтала о ванне и мягкой постели!
— Вы уверены?
— Да. Могу предложить вам обратиться в какой-нибудь другой отель.
Он явно избегал смотреть ей в глаза. При этом на его лице застыло брезгливое, высокомерное выражение. Элли внимательнее присмотрелась к конторке, где находились ключи от номеров. По крайней мере, еще около дюжины ключей оставались на месте.
Я уверена, что вы ошибаетесь, сэр. Разве эти ключи не свидетельствуют о том, что у вас еще есть несколько свободных комнат?
У портье покраснела шея.
Эти комнаты зарезервированы для гостей, которые еще не прибыли.
Элли почувствовала, что он лжет. Она прочитала это по его застывшей неловкой позе. Опершись ладонями о холодный, покрытый мрамором стол, она сказала сдержанно, но твердо:
Уже стемнело. Ни один человек в твердом рассудке не станет путешествовать по здешним местам в такой поздний час. Так что можете быть уверены, к вам едва ли кто-нибудь еще сегодня приедет, чтобы занять эти номера.
— Неважно, мадам. Мест нет.
— Я знаю, что это неправда, сэр. На самом деле вы просто имеет в виду, что ваш отель не предназначен для людей, уставших от долгого пути, грязных и не одетых так, как того требуют правила этикета. Не так ли?
Портье пожал плечами, не пытаясь отрицать столь очевидный факт.
Возмущение захлестнуло Элли, заставив ее забыть даже об усталости.
А как вы представляете себе, должен выглядеть человек после нескольких недель тяжелейшего пути? Грязная или нет, но я леди по рождению и воспитанию. Если хотите знать, я дочь английского графа!
Портье хоть и отступил на шаг, неприятно пораженный ее горячностью, однако не собирался идти на уступки.
А у вас есть доказательства, подтверждающие ваше столь диковинное заявление?
Диковинное? Элли выпрямилась, еще выше задрав подбородок. Она слышала сзади чьи-то приближающиеся шаги и мелодичный женский смех, сопровождающийся громким мужским смешком. Элли продолжила, решив не сдавать свои позиции, хотя все это было крайне унизительно и едва ли обещало закончиться благоприятно для нее:
— Мои документы упакованы вместе с другими вещами, — холодно сообщила она высокомерно ухмыляющемуся портье, — которые вскоре должны быть сюда доставлены служащим “Тримбл и компания”.
— Пусть так, мадам. А до тех пор, пока они не прибыли, я вынужден попросить вас подождать снаружи.
Последние три недели оказались самыми отвратительными в жизни Элли, и теперь еще этот высокомерный слизняк смеет разговаривать с ней подобным образом, пытаясь лишить ее остатков и так заметно потрепанной гордости. Четыре года путешествий в роли независимого археолога научили Элли многому. Она хорошо знала, насколько несправедливым бывает отношение к одиноким самостоятельным женщинам. Но она не смогла бы выжить в этих путешествиях, если бы не научилась давать достойный отпор и бороться с препятствиями всякого рода, возникающими у нее на пути. Она уже открыла было рот, чтобы потребовать встречи с хозяином гостиницы, но ее прервали, прежде чем она успела произнести хоть слово.
назад<<< 1 2 . . . 31 32 >>>далее