ПРОДОЛЖАЕМ ПАРАД УЧАСТНИКОВ НАШЕГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ!
Человек, которому никто не верит, фокусник Григорий Васильевич
Вот как мы с ним познакомились. Был я в командировке, ждал поезда на маленькой железнодорожной станции.
Наступила ночь. До поезда оставалось часа два.
Смотрю: на скамейке под фонарём сидит человек и…
У меня от удивления, как говорится, глаза на лоб полезли, а от страха волосы на голове зашевелились.
Ведь человек этот поднимал с земли гальки, подбрасывал их в воздух и они падали ему в рот.
Я начал считать гальки. Одна… десять… тридцать шесть…
Человек поднял гальку величиной с кулак, подбросил в воздух и – проглотил! Заметив меня, он сказал:
– Присаживайтесь.
А я подумал: «Вдруг он возьмёт меня, подбросит в воздух и – проглотит?!»
– Садитесь, – снова предложил мне этот странный человек, – отдыхайте.
Я присел, а он продолжал глотать гальки.
– Что вы делаете?! – в ужасе спросил я.
– Закурить есть? – спросил этот странный человек.
– Некурящий.
Тогда он сунул руку в карман моего пиджака и достал оттуда сначала портсигар, затем спички, закурил, поблагодарил и положил спички с портсигаром мне в карман.
Я сунул туда руку – пусто.
Тогда он на моих глазах проглотил горящую папиросу, достал из уха новую, проглотил её и достал новую – из моего ботинка.
– Хватит! – весело сказал этот странный человек, видимо почувствовав, что я собираюсь бежать. – Просто я фокусник. Вот от нечего делать тренировался. Понравилось?
– Нет, – ответил я, – испугался.
Человек опустил руки, и из обоих рукавов на землю высыпались гальки, в том числе и та, величиной с кулак.
Посмеялись мы и разговорились.
Родители моего нового знакомого – Григория Васильевича – хотели, чтобы он рос не как другие дети.
Его не отпускали одного играть на улицу, в школу и обратно домой его сопровождала мама. Ребёнок рос избалованным, капризным. Родители мечтали, чтобы он прожил жизнь уютно, беззаботно.
Но однажды Гришу привели в цирк.
Видел он и ловких гимнастов, и сильных борцов, и смелых дрессировщиков, и весёлых клоунов, и красивых наездниц…
И здесь же, на представлении, он решил во что бы то ни стало быть фокусником – человеком, которому никто не верит.
И стал им.
И выпала ему жизнь не уютная, не беззаботная, а суматошная, беспокойная, даже тревожная.
Но важно выбрать себе работу по душе. Это самое главное. Лучше быть хорошим дворником, чем плохим академиком.
Да и профессия фокусника не такая уж лёгкая, как может показаться на первый взгляд.
Фокуснику никто не верит.
Никто! Ни один человек!
Зрители пожалеют оступившегося гимнаста, поскользнувшуюся наездницу, простят грубые шутки клоуна, но когда выходит на манеж фокусник, все зрители мысленно желают ему неудачи. Кое-кто считает его просто обманщиком. Ведь зрители смотрят во все глаза и сердятся, потому что не могут заметить, откуда в бумажном кульке оказывается вода или как куриное яйцо мгновенно превращается в живого петуха.
…Когда в ваш город приедет цирк шапито, приходите на представление и не жалейте ладоней – хлопайте артистам, этим неутомимым, сильным, ловким и смелым труженикам!
Гроза жуликов и хулиганов милиционер Горшков и его подопечный, не поддающийся воспитанию Головёшка
Жизнь у Головёшки была в высшей степени скучная. Он даже читать не любил. Да чего там – читать! Он даже в футбол не играл.
А Горшков ему одно твердил:
– Думай. Включай свою мозговую систему на полную мощность.
Нет уж, если жизнь не удалась, никакая тут система не поможет, сколько её ни включай! Вот раньше, когда с жуликами дружил, жить было интересно. Воровать Головёшке (а так его прозвали за то, что он был черноволосый и всегда чумазый), скажем прямо, понравилось. Конфеты ел, в кино каждый день ходил, мороженое по нескольку штук за один раз сглатывал, по целой бутылке фруктовой выпивал и целой булкой закусывал.
И он очень, помнится, удивился, когда его забрали в милицию.
Испугался.
Ничего не понял: ведь до этого он не задумывался над тем, что берёт чужие деньги, что совершает преступление, что не будь он маленьким, то за свои делишки угодил бы прямо в тюрьму.
Головёшка выслушал Горшкова с величайшим вниманием. Раскаяние его было настолько очевидным, что разговор в милиции занял не более получаса.
Однако на другой же день милиционер явился к нему домой и долго разговаривал с матерью, Ксенией Андреевной, выспрашивал её о жизни.
Мать, конечно, расплакалась: сын растёт непутёвым, без присмотра ведь. А она больная, вот уже несколько лет не встаёт с постели. И если бы не соседка тётя Нюра, то и как бы жили – неизвестно. Лечить-то лечат, а вылечить не могут.
Головёшка был благодарен Горшкову, что тот не рассказал о карманных кражах. А то бы мать совсем расстроилась.
Потом милиционер побывал в школе и через месяц примерно добился, чтобы мальчишку перевели в интернат.
Но Головёшка опять связался с жуликами.
Горшков опять его поймал.
На этот раз разговор в милиции был куда строже. Тут мальчишка впервые услышал слова «неподдающийся» и «колония».
И на этот раз Горшков рассказал Ксении Андреевне всё.
– Только в интернате не говорите! – взмолился Головёшка. – Я тогда оттуда убегу!
– Ты не пугай, – строго сказал Горшков. – Условия не ставь. Мы тебе условия ставить будем.
– Вы уж его больно-то не ругайте, – попросила Ксения Андреевна, – он у меня переживательный очень.
– Он у вас несознательный очень, – поправил Горшков. – Зря вы его жалеете.
– Да как же мне его не жалеть? Ведь он у меня один. Одна он моя надежда на старость.
– Надежда, надежда, – проворчал милиционер, – Если его сейчас же в руки не взять, не приструнить, он вам такую старость организует, что наплачетесь.
И не стало Головёшке покою.
Горшков от него не отставал, всё хотел чем-нибудь увлечь. Хоть бы футболом! На стадион его бесплатно проводил.
Ничего не получалось.
Ничем не интересовался Головёшка.
Ничем.
Ох и злился Горшков! И на себя, и на мальчишку. Зачем он только связался с ним?
У самого-то жизнь – хуже не придумаешь. Мечтал он работать в уголовном розыске, чтобы бороться с настоящими преступниками, а его держали, как он выражался, на мелкой рыбе.
И только изредка товарищ майор из уголовного розыска брал Горшкова с собой на опасные задания.
Роста Горшков был двухметрового.
– Потому тебя и не берут в розыск, – шутили товарищи, – что твою фигуру за восемь с половиной километров видно.
Зато уж жуликов Горшков не приводил в милицию, а, можно сказать, приносил за шиворот.
Иной раз по две штуки в каждой руке.
НА ЭТОМ ПАРАД УЧАСТНИКОВ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ.
НАЧИНАЕМ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ!
ПЕРЕВОРАЧИВАЙТЕ СТРАНИЦЫ,
ЧИТАЙТЕ, ПОКА НЕ НАДОЕСТ!
НАЧИНАЕМ НАШУ ПРОГРАММУ
ОТДЕЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Открывает первое отделение Петька-Пара
Он сидел на балконе и плевал.
И вдруг увидел на соседнем балконе Лёлишну, закричал радостно:
– Эй ты, сирота, съела кошку без хвоста! – Он мяукнул, потом гавкнул, потом крикнул петухом. – Лёлька, Лёлька, пирбемолька! Кошка, мошка, драндулет! Мыло, сало и паркет!
– Не дразнись, пожалуйста, – попросила Лёлишна.
– А мне делать нечего, – признался Петька.
– Иди поспи, – посоветовала Лёлишна.
Петька вернулся в комнату, прилёг на диван. Уснул.
Бабушка, уходя на рынок, забыла взять ключ.
Придя домой, она все руки отбила о дверь.
Соседи выходили на помощь – тоже стучали.
– Петю будят, – сказала Лёлишна дедушке, когда они вышли во двор посидеть на скамеечке.
– Бедный ребёнок, – сказал дедушка, – они сломают дверь, а ему попадёт.
Выходил дедушка на улицу редко, так как ему было тяжело подниматься обратно на пятый этаж.
Несколько раз Лёлишна обращалась в домоуправление с просьбой поменять квартиру.
Но грозный домоуправляющий товарищ Сурков говорил одно и то же:
– Разберёмся.
Пока он разбирался, дедушка не имел возможности гулять каждый день.
Вот об этом они с Лёлишной и разговаривали, когда к ним подошёл высокий дяденька в голубом пиджаке, с огромным чемоданом и спросил:
– Где здесь тридцать восьмая квартира?
– Она во втором подъезде на пятом этаже, – ответила Лёлишна, – но вам в неё не попасть. Петя уснул.
– Если Петя уснёт, – объяснил дедушка, – его и пушкой не разбудить. У него феноменальный сон.
– А что мне делать? – спросил дяденька, присев на свой огромный чемодан. – Если я феноменально устал, а отдыхать мне негде?
– А вы кто такой? – спросил дедушка.
– Я дрессировщик, – раздалось в ответ, – укротитель львов. Работаю в цирке шапито.
Дедушка с Лёлишной испуганно встали, словно перед ними был не укротитель, а лев.
– Зовут меня, – дяденька встал, – Эдуард Иванович. Жить мне в вашем городе месяца три. На это время дирекция сняла мне комнату. Тридцать восьмая квартира в этом вот доме. Я только что с поезда. Устал, а тут…
Лёлишна сказала:
– Ни разу в жизни не разговаривала с живым дрессировщиком.
– Я тоже, – сказал дедушка и обиженно спросил: – А почему вам, Эдуард Иванович, обязательно жить у этого феноменального засони?
– У нас две комнаты, – сказала Лёлишна, – и одну мы спокойно можем отдать вам.
– С большим удовольствием, – добавил дедушка, – если, конечно, львов с собой приводить не будете.
– Не стану, – весело пообещал Эдуард Иванович. – Согласен поселиться у вас. Но есть вопрос: какие у вас характеры?
– У неё хороший, – кивнув на внучку, ответил дедушка. – А у меня так себе, средний.
– Терпимо, – укротитель опять улыбнулся. – Домой я прихожу довольно поздно, но зато в цирк вы сможете ходить бесплатно и хоть каждый день. Вас это устраивает?
Это очень устраивало Лёлишну с дедушкой!
Эх, если бы знал Петька, кого он проспал!
Второй номер нашей программы исполняет злая девчонка Сусанна Кольчикова
Она появилась во дворе нарядно одетой: в голубом, с белым воротничком платьице, на макушке – огромный голубой бант.
Самые страшные свои злодеяния Сусанна совершала именно нарядно одетой. Ведь тогда она выглядела паинькой, скромницей, и люди забывали, какая она на самом деле.
Едва она вышла из подъезда, как все малыши бросились в-р-а-с-с-ы-п-н-ую.
А бабушки, сидевшие с вязаньем в руках, стали настороженно следить за каждым ее шагом.
Но она – маленькая, худенькая, нарядная – не человек, а кукла из магазина «Детский мир» – гуляла, скромно опустив глазки.
И бабушки успокоились.
И малыши вернулись на свои места.
А Сусанна зорко посматривала по сторонам, выбирая жертву для очередного злодеяния.
Интересной жертвы не было.
И она (то есть Сусанна) начала злиться.
Стала покусывать губки.
Сжала кулачки.
И опустила ножку на песочный домик.
Малыш – строитель домика – заревел.
На личике злой девчонки появилась улыбочка.
Бабушки забеспокоились.
Малыши заволновались.
Но Сусанна снова скромно опустила глазки, разжала кулачки, перестала покусывать губки и вновь превратилась в куклу из магазина «Детский мир».
Из подъезда вышла Лёлишна.
– Опять Петя уснул, – озабоченно сказала она. – Бабушка на лестнице плачет, а он спит.
– Как замечательно! – радостно прошептала Сусанна. – Так ему и надо! Так ему и надо! Так им всем и надо!
– Ты что? – удивилась Лёлишна. – У них несчастье, а ты…
– А громко бабуся ревёт? – перебила Сусанна. – Обожаю, когда старушки плачут! Пойду посмотрю! Очень интересно!
И злая девчонка вбежала в подъезд.
Но бабушки она не увидела: бабушка уже сидела у соседей и уже не плакала, а пила чай.
Разозлившись, Сусанна постучала в Петькину квартиру.
И – что бы вы подумали? Петька сразу проснулся. Вернее, не проснулся от стука, а просто выспался.
Он открыл дверь и спросил зевая:
– Чего надо?
– А ты что делаешь, Петенька? – спросила Сусанна.
– Да вот квартиру караулю, – зевая, ответил Петька. – Дрессировщика какого-то поджидаю. То ли собак, то ли куриц он дрессирует, не знаю. Мы ему комнату сдаём. В цирк будем бесплатно хоть каждый день ходить. Тебе-то что тут надо?
– Замечательно! Замечательно! – Сусанна даже подпрыгнула. – Что я придумала! Что я придумала!
И так как она была в нарядном платьице, с бантом на макушке, Петька и забыл, какая она на самом деле.
– Заходи давай, – предложил он, – а то я один-то опять усну.
– Что я придумала! – перепрыгнув порог, воскликнула Сусанна. – Ах, Петюнчик ты миленький! Петюшечка ты замечательная! Золотце!
– Ты не обзывайся, а говори.
– Петюлечка ты дорогая! Почему все считают тебя засоней? Только и слышишь: «Пара-засоня!», «Засоня-Пара!»
– Да ну? – Петька сделал вид, что очень удивлён. – Я им… – Он погрозил кулаком.
И зевнул.
– Правильно, Петюнчик! Правильно, Петюшенчик! – сказала Сусанна ласково. – Ты им должен доказать, что они врут. Раз они считают тебя засоней, ты сиди и дверь не открывай. Ни за что не открывай. Сиди и молчи. Молчи и сиди. А потом, когда все заревут, открой дверь и скажи: «А я и не спал. Но раз вы считаете меня будто бы засоней…»
– Попадёт, – испуганно протянул Петька.
– А я здесь буду. С тобой. Скажу, что всё это я устроила.
– Всё равно попадёт. Мне больше, тебе меньше.
– Зато всех проучишь! Не будут тебя больше засоней дразнить! Уважать тебя будут, Петюлечка бесценная!
– Подумать надо…
И тут раздался СТУК в дверь.
– Не открывай, не открывай, не открывай! – шептала Сусанна, цепко держа Петьку за руку.
В дверь колотилось кулаков шесть – не меньше.
– Попадёт, попадёт, попадёт! – шептал Петька.
– Не открывай, не открывай, не открывай…
– Попадёт, попадёт, попадёт… Вдруг – тишина. Тишина – вдруг.
– Ломать будут, – всхлипнув, сказал Петька. Он и в спокойной-то обстановке всегда туго соображал, а сейчас вообще понять не мог, что происходит. – Ломать будут! – жалобно повторил он. – Попадёт…
– Иди, – Сусанна подтолкнула его к дверям, – скажи им…
Он, хныкая, направился в коридор, остановился у дверей и заревел во весь голос.
Но было уже поздно.
Замок взломали.
Дверь открылась.
– Засоня! – сказал отец и дал ему подзатыльник.
– Жизни моей больше нет! – сказала бабушка.
– Это не я! – с рёвом ответил Петька. – Не мне по затылку надо, а Сусанне! Она меня за руку держала! Дверь не давала открывать! Можете проверить! Можете у нее спросить! Тут она! Сама обо всём расскажет! Вобла несчастная! Селёдка недожаренная!
Обыскали всю квартиру.
Даже на балкон выглянули.
Злой девчонки нигде не было.
Ни-где!
Ис-па-ри-лась!
У-ле-ту-чи-лась!
Пришлось Петьке отвечать одному. И за то, что засоня, и за то, что соврал насчёт Сусанны.
Но он не плакал.
Он думал о том, куда могла деться злая девчонка.
А попало ему здорово. Так попало, что я даже не буду описывать – как.
Сами догадайтесь.
Но повторяю: он не плакал.
Он думал о мести.
НЕВЕРОЯТНЫЙ ПРЫЖОК!
Только в нашей программе!
НЕВЕРОЯТНЫЙ ПРЫЖОК!
Куда же исчезла Сусанна?
И как?
А вот как.
Вышла она на балкон.
Пятый этаж.
Никуда не спрячешься.
Любой человек на её месте растерялся бы.
Но Сусанна не растерялась. Она перелезла через перила. О чём – интересно – думала она в этот момент?
А думала она о том, как попадёт Петьке-Паре. Причём ему попадёт ещё больше, если она исчезнет из его квартиры. Ведь он обязательно скажет, что всё это придумала она, а её нету!
Пятый этаж.
Правда, расстояние между балконами небольшое, но какой надо быть злой, чтобы…
Сусанна —
прЫгНуЛА!
Хихикая, перелезла через перила соседнего балкона, одёрнула платьице, вновь превращаясь в куклу из магазина «Детский мир».
И шагнула в комнату.
Лёлишнин дедушка пил молоко.
Увидев девчонку, он выронил из рук чашку.
Сусанна бросилась к выходу, но споткнулась и упала.
Раздался стук – это её голова ударилась об пол.
Вииииииииииизг раздался.
Если бы я был злым человеком, то хохотал бы сейчас во всё горло.
А если бы я был совсем злым человеком, то написал бы, что она завизжала как поросёнок.
Но я пожалел Сусанну: так здорово она грохнулась.
А ещё больше мне жаль дедушку. Ведь он очень испугался.
Сусанна тоже испугалась и на четвереньках уползла в коридор.
А дедушка долго-долго не мог прийти в себя.
Когда Сусанна вышла во двор, на лбу её красовалась шишка.
Малыши дружно рассмеялись.
Бабушки всплеснули руками, и клубки шерсти раскатились в разные стороны.
Сами понимаете, как рррррразозлилась Сусанна!
И – наступила тишина.
Тишина наступила.
Шишка на Сусаннином лбу стала разноцветной.
Кажется, впервые в жизни она (то есть злая девчонка, а не шишка) разревелась по-настоящему, от всей души, а не для того, чтобы кого-нибудь подвести или что-нибудь выпросить.
Она ревела так громко, что ничего не видела и не слышала.
А малыши прыгали вокруг неё и пели:
– Так тебе и надо! Так тебе и надо! А бабушки прихлопывали в ладоши и даже при-то-пы-ва-ли.
На балконе появился Петька.
Увидев Сусанну, он что, по-вашему, сделал?
Конечно, плюнул.
Но – промахнулся.
– Эй, ты! – крикнул он. – Берегись! Я из тебя котлету сделаю! На постном масле! С луком тебя изжарю, вобла полосатая!
И плюнул.
И опять – промахнулся. Потому что очень нервничал.
назад<<< 1 2 . . . 16 >>>далее