Понедельник, 06.01.2025, 23:54
Электронная библиотека
Главная | Людмила Милевская А я люблю военных… (продолжение) | Регистрация | Вход
Меню сайта
Статистика

Онлайн всего: 2
Гостей: 2
Пользователей: 0

 

Глава 36

ПРОВИДЕЦ

 

Долго скачут Тараокэ и Сумитомо, увозя последние письма ронинов близким. Одолела усталость. Долог путь. Доскакали до дороги, что спускается от Тоба и Киссонин к Тодзе. Вдали дома уже показались.

— Сумитомо, — воскликнул Тараокэ, — воины!

Из-за скалистого выступа показались буси в странных, черного цвета доспехах. Лица под масками. Тараокэ и Сумитомо пришпорили усталых коней. Сходу врубились в схватку. Лязгнули клинки. Вскоре лошади пали. Смертельно быстр меч Сумитомо, но трудно, необычайно трудно сражаться. Удивительно гибок, увертлив враг. Еще до того, как наметит удар Сумитомо, его противник знает, куда направлен клинок.

Отгородился Сумитомо от черных буси сверкающей стеной стали.

Веерная защита!

Рукоплещи сенсей Хосокава!

Видел Сумитомо как упал Тараокэ, получивший удар алебардой по шлему. Упал, но и сам уложил врага. Остановились противники перед сверкающей сталью, за которой спрятался Сумитомо. Поняли. Даже при численном преимуществе исход схватки неизвестен.

— Займемся тобой в другой раз, — выкрикнул высокий воин, и противники отошли.

Вскочили на коней. Вскоре только пыль напоминала о них Сумитомо.

“Да это же ниндзюцу! — прозрел он. — Странная техника боя. Странное поведение. Они не пожелали рисковать, хотя имели большое преимущество. Отступили. Ни один самурай так бы не сделал.”

Сумитомо оглянулся. Тараокэ лежал там, где поразил его удар алебарды.

“Вот еще доказательство, — подумал Сумитомо. — Любой самурай отсек бы голову поверженному противнику, а эти…”

Он подбежал к Тараокэ, перевернул его. Друг еще дышал. Листок, исчерканный иероглифами, выпал из его сумки. Сумитомо пробежал глазами письмо.

“… Я твердо и бесповоротно решил, что должен умереть достойно. Хотя я не забыл о престарелой матушке, о жене и детях, все же хочу сказать, что нет мне другого пути, кроме как положить жизнь во имя гири — во имя принципа воинского долга. Вам следует понять это, поняв, согласиться и не печалиться чрезмерно…

…Ничтожное имущество мое и деньги — все остается вам — для пропитания и воспитания детей. Но жизнь так длинна! Если средства истощатся, то — что же делать? вам придется умереть голодной смертью.”

— О, Боги! — воскликнул Сумитомо. — Онодэра Дзюнай к его жене. Он пишет о себе, как о мертвом!

Вдруг, Тараокэ, лежащий рядом с Сумитомо, открыл глаза и громко спросил:

— Где же эти черные воины, проклятые Богами?

Сумитомо расхохотался.

— Да ты жив, Тараокэ! — воскликнул он.

— И ничего не болит, — сообщил Тараокэ, — кроме головы.

— Слава Богам и Буддам! Крепкая у тебя голова!

Сумитомо присел на холодную землю рядом с Тараокэ.

— Полежи, друг, — попросил он. — А я подумаю.

— Неплохая идея, — ухмыльнулся Тараокэ и остался лежать, сражаясь с головокружением и болью.

Сумитомо сосредоточился.

“Как же так получилось, что Асано Наганори заранее знал о том, что мстителей будет сорок семь, ведь ронинов сорок шесть. Выходит, он учел и меня?

Невероятно.

А что, если крик о мщении не был случайность? Асано не смог поразить Ёритору, хотя и ранил Кира. Но он уже знал, что отомстил. Потому так и крикнул. Он знал, что раны Кира означают для него сэппуку. Знал, что я и вассалы будем мстить. Асано знал и то, что после мести ронинов правительство не пощадит этих гиси, преданных вассалу. И тогда…”

Голос Асано явственно, словно он находился рядом, зазвучал в голове Сумитомо.

“Тогда вся страна закипит. Надолго погрузится в смуту. Не выжить в этой круговерти Ёритору… Всему его роду. Я отомстил.”

Отзвуки голоса Асано продолжали жить в сердце Сумитомо.

Он встал. Помог подняться Тараокэ, подвел ему коня погибшего воина в черном. Сказал:

— Друг, до цели немного. Я больше не нужен тебе. Отправляйся один. У меня дела.

Тараокэ ускакал.

Сумитомо посмотрел ему вслед, не зная еще, что к тому времени, когда его друг вернется к товарищам, те уже будут пребывать в мире ином.

Упрямо будет надоедать сегунату просьбой о сэппуку честный Тараокэ, но его не пожалуют указом о смерти. Он будет жить еще долго. В монастыре.

Когда осела пыль из-под копыт коня Тараокэ, Сумитомо вновь опустился на землю. Вспомнил, что сказал ему сегодня погибший друг Асано, и пробормотал:

— Провидец.

* * *

“Бентли” мчал меня к Капитолине, я же, вместо того, чтобы продумывать серьезнейший разговор с подругой, вынуждена была отбиваться от притязаний Сергея. Он ни в какую не хотел отпускать меня одну. Все твердил:

— Софья, я за тебя боюсь, не успокоюсь, пока не узнаю куда ты собралась.

Я же все пыталась настроиться на Капитолину, он же все мешал и мешал.

— Да чего тебе бояться, Сережа? — наконец не выдержала я. — В квартиру генерала ФСБ собралась. Уж там-то в безопасности буду — не сдадут же друзья, лишь бы до этой квартиры добраться.

Сергей окончательно растерялся, что-то про мое бегство от ФСБ залепетал, про все опасности напомнил, но я его успокоила:

— Сережа, расслабься, там никто меня хватать не станет, потому что Капа, жена Коли, ну генерала, Николая Николаевича, в общем, моя Капа кого хочешь схватит сама. Это такая женщина! Такая женщина!

Для убедительности я закатила глаза и воздела руки, но, заметив скептицизм в сапфирах Сергея, отмахнулась и заключила:

— Короче, Капа не даст меня в обиду. Ее все сослуживцы мужа знают и боятся.

После отповеди такой Сергей последовал моему совету и немного расслабился, но в нравоучениях себя не ограничил. Исчерпавшись в нравоучениях, он раз десять напомнил, что я ему очень дорога, что должна быть предельно осторожна, а тут, слава богу, и дом Капы показался.

— Тормози! — радостно крикнула я.

Сергей покорно затормозил, я благодарно чмокнула его в щеку и торопливо покинула автомобиль, пообещав звонить прямо от подруги, конечно в том случае, если меня не арестуют.

Сергей, как и договаривались, сорвал свой “Бентли” с места и умчался, я же отправилась к Капе. Свернула в знакомый двор, ступила на зеленую аллею, ведущую к подъезду, и… вдруг чья-то рука легла сзади на мое плечо. Я вздрогнула, едва подавив крик.

— София, — услышала я сзади громкий шепот Харакири, — прости, что ослушался, но не мог пренебречь своим гири…

— А, чтоб тебя, — ругнулась я, испытывая невообразимое облегчение и одновременно чувствуя слабость в коленях.

— Как хочешь, София, но дальше чем на два шага от тебя не отойду, — торжественно изрек Харакири.

Такую твердость источали его изумруды, что я подумала: “Он не шутит.”

Подняла глаза на окна Капитолины, потом взглянула на Харакири и пригорюнилась: “Видно, придется эту гирю с собой таскать.“

— Ладно, пошли, — безнадежно махнув рукой, согласилась я. — Только сидеть будешь на кухне.

— Я тихо и незаметно, как ниньдзя, — обрадовался Харакири.

* * *

Капитолина, как я и предполагала, оказалась дома. Где ж ей утром в субботу быть?

Не стану рассказывать как она мне обрадовалась, потому что радость эта жила недолго — я тут же Капитолину и огорчила.

— У меня мелкие неприятности, — сказала я.

Капитолина ахнула и спросила:

— Какие?

— ФСБ подозревает, что я стреляла в президента, — с гордостью сообщила я.

Капитолина тут же, прямо при Харакири сделала стойку и, зверея, поинтересовалась:

— Они там что, все разом сошли с ума?

Я пожала плечами, предоставляя ей возможность сделать вывод самой. На выводы моя энергичная Капитолина много времени тратить не стала. Она резко сорвалась с места и через секунду уже терзала свой телефон.

— Что ты делаешь? — спросила я.

— Дам этим нахалам разгон, — пояснила она, имея ввиду только своего мужа.

Капитолина никогда не упускала момента сделать наставление мужу, а так же дать ему понять как сильно он уступает ей в интеллекте.

— Совсем с ума посходили, — нервно набирая номер, возмущалась она.

Конечно же и на этот раз ввиду имелся только ее Коля, который, по разумению Капитолины, был ответственен за все плохое, происходящее дома и в стране.

Я хотела сообщить ей некоторые подробности из состоявшегося покушения, но поняла, что не время: все это понадобится позже, когда Капитолина как следует выругает своего мужа и начнет собирать информацию на следующий заход.

— Просто сборище кретинов, — рявкнула она, с психу бросая трубку, тут же поднимая ее и снова набирая номер. — Сборище кретинов, и мой Коля во главе. Как им только в то место, которое они головой называют, стукнуло тебя подозревать? Ха! Выдвигать тебе! Тебе! Такие обвинения! Ты? Стреляла? В президента?

Капитолина с добрым презрением посмотрела на меня; я выпятила грудь и с важностью произнесла:

— Из гранатомета.

Капитолина сдвинула домиком свои выщипанные брови и подслеповато прищурила глаза:

— Из чего, из чего?

— Из “Мухи”, — пояснила я.

Капитолина снова с жаром бросила трубку на аппарат и рявкнула:

— И теперь они хотят из этой “Мухи” сделать слона?! Как это похоже на моего Колю!

— Совершенно с тобой согласна, — вставила я. — Это на всю ФСБу похоже.

— Не бывать этому! — заключила Капитолина и с новой яростью начала терзать телефон.

Харакири смотрел на нее с восхищением.

— Иди на кухню и жди меня там, — строго приказала я.

Он нехотя поплелся, а Капитолина тем временем, видимо, дозвонилась до своего мужа, иначе на кого бы еще так орала она?

— Что я слышу, черт возьми! — задыхаясь от праведного гнева, вопила Капитолина. — Что я случайно узнаю?! Твоя фирма тиранит мою подругу, а тебе все трын-трава? В этом ты весь!

Далее последовала короткая пауза, в которую, думаю, Коле удалось вставить пару слов, но лучше бы он этого не делал — только взвинтил мою Капу.

— Как “кого”?! — яростно вопросила она. — Ты не в курсе?!

Бедная моя подруга едва не подавилась собственной слюной, грозно глянула на меня и, прикрыв микрофон, неистово сообщила:

— Слышала, не в курсе этот болван!

Болван видимо тоже не молчал, потому что Капитолине тут же стало не до меня.

— Да как ты можешь? — закричала она. — Как ты можешь нести такое, когда о нашей чокнутой Соньке идет речь? “О какой, о какой!” — передразнила она. — О Мархалевой, о какой же еще! Нет! Ну ты! Ха! Придумать такое! Сонька стреляла в президента! Да она и мухи не обидит!

— Но задолбу эту муху так, что та сама на меня набросится, — пообещала я.

Капитолина с удовлетворением положила трубку и, победоносно глянув на меня, сказала:

— Сейчас Коля все узнает и позвонит, — и, вздыхая, добавила: — Что бы он без меня делал?

— Умер бы, — сказала я и мысленно уточнила: “От счастья.”

— Да, умер бы, — охотно согласилась Капитолина и, сделав презрительный жест, небрежно бросила: — Что мы все о ерунде, рассказывай! Рассказывай об этом покушении!

И я начала рассказывать. Начала с самого начала, с того момента, как познакомила своего Евгения с Юлькой, подругой детства. Капитолина внимательно слушала, время от времени ахала и кивала.

— Черт возьми! — приговаривала она. — Какая ты дура!

— Да! Да! — исступленно подтверждала я, переходя к несчастливой женской доле Юльки.

Здесь мне было что сказать — информации бесчисленное множество.

— Ей с детства с мужиками не везет, — с фальшивым сочувствием сообщила я. — В детском саду, в старшей группе, эта Юся влюбилась в Артусика, так тот Артусик на нашу Розу запал. Представляешь, везде ей дорогу перешла наша Роза, сначала с Артусиком, потом с этим Ряшкиным. Юлька до одури любит Ряшкина, а Ряшкин до сих пор сохнет по Розе, а там и Розы той всего ничего, но сколько у Юльки от нее неприятностей! — едва ли не искренне загоревала я.

— Про себя, про себя говори, — напомнила Капитолина. — Юлька совсем не сохнет теперь, раз целого твоего Евгения отхватила.

— Да, теперь сохну я. Фортуна от меня отвернулась. А тут еще и покушение приключилось, прямо на новоселии Любы.

И я подробно рассказала о самом новоселье, о накрытом столе, о гостях, не забыла упомянуть и Тамаркино платье — до чего она в нем была смешна! Про Розу, про Пупса ее изложила, про Тосю с ее Тасиком, про их скандал, который Тося закатила Тасику из-за Ларисы прямо на новоселье…

Капитолина слушала, открыв рот.

— Как интересно, как интересно, — приговаривала она.

Мне и самой это рассказывать было интересно. Передать не могу, с каким удовольствием общались, и вдруг ни с того ни с сего прерывает меня какой-то там телефонный звонок. Капитолина, конечно же, с неудовольствием от рассказа моего отрывается, в гневе хватает трубку и сходу выдает яростную речь:

— Ты не придумал ничего лучшего, как от разговора меня отрывать? Ха! Что ты там лепечешь? Сама просила? О чем там я просила тебя? О чем вообще тебя можно просить? Я что, враг самой себе?

И тут она меняется в лице и вопит:

— Что-ооо?! Ты не шутишь?! Сонька?! Наша чокнутая Сонька?! Какой кошмар! На кого, на кого? На самого пре… ?!

Дальше продолжать она уже не могла — захлестнули эмоции: только трубкой трясла да глазами вращала. Я вырвала из ее руки трубку, приложила к уху — короткие гудки.

— Что Коля сказал? — спросила я у Капитолины.

— Чтобы я не отпускала тебя никуда, потому что у тебя крыша поехала, — честно призналась она.

 

Глава 37

 

Ха!

Крыша поехала у меня!

У меня крыша поехала!

Что творят мои друзья?! Всю жизнь так считали за моей спиной, а теперь дружно признались мне прямо в глаза. И этот генерал туда же, культурный образованный человек…

— Он что, так и сказал? — спросила я у Капитолины. — Сказал, что у меня крыша поехала?

Она еще и удивилась:

— Нет, конечно, ну как ты можешь? Коля никогда не скажет так коротко. Он долго, пространно и по-научному объяснял, что из гранатомета ты пальнула вследствие некоторых психических расстройств твоего организма. У тебя галлюцинации, мания, ты представляешь себя членом какого-то БАГа…

— ВАГа, — машинально поправила я.

— Пусть ВАГа, это все одно, — ласково согласилась Капитолина. — Сонечка, очень хорошо, что ты ко мне пришла. В этом твое спасение.

— Та-ак, — сквозь зубы процедила я и тут же, стоически не обращая внимания на жалость подруги, продолжила свой рассказ.

На этот раз я сразу перешла к заключительной части новоселья, упомянула про тарелку с салатом, в которой утром нашла себя, про муху — муху и “Муху” — гранатомет, про мужика в фуфайке, про выстрел…

В общем, на удивление лаконична была — часа в два уложилась. Капа слушала, горестно качая головой.

— Поверить, Соня, не могу, что ты стреляла в президента, — заключила она, когда я исчерпалась.

— Да не стреляла я! Не стреляла! — взорвалась я. — Во-первых, чисто физически не могла — на ногах не стояла, а во-вторых, как и ты, люблю своего президента!

Что ж я, дура, истреблять настоящих русских мужиков? Их раз-два и обчелся.

Капитолина все еще с недоверием на меня смотрела и задумчиво спросила:

— Ты уверена, что стреляла не ты? После всего того, о чем ты мне тут рассказала — про Женьку и Юльку — пожалуй крыша поехала бы и у меня. Брр! Если бы с этой Юлькой связался мой Коля! Уж и не знаю в кого бы начала стрелять я!

— Может и я бы начала, но не успела. Мужик в фуфайке меня опередил, — в запале воскликнула я, но тут же одумалась и сплюнула: — Тьфу! Боже мой! До чего вы все меня довели!

— Но если не ты стреляла, то кто? — растерялась Капа, которая (вот она, настоящая подруга!) явно начала склоняться к мысли, что верить все же следует мне, а не каким-то там ФСБ. — Соня, ты же сама утверждала, что на Любином этаже стрелять было некому. Охрана вверху, охрана внизу, злодею уйти невозможно. Если мужик в фуфайке не твоя галлюцинация, тогда кто он? Кто?

— Кто? Это знаю только я! Полковник! Он, полковник, и стрелял!

Капа опешила:

— Какой полковник?

— Полковник ФСБ!

Думаю не стоит упоминать о важности и гордости, с которыми я сей факт сообщила.

Судя по панике на лице Капы, она тут же начала переваривать полученную информацию. Скорей всего прикидывала, как предательство полковника может отразиться на карьере ее Коли — положительно или отрицательно?

— Что за полковник? — наконец спросила она, думаю, зайдя в тупик от дефицита подробностей.

— Ну этот, Любкин сосед, Петр Петрович, — сообщила я, и… Капа рассмеялась.

Очень неожиданно, заметить должна, и неуместно, ведь речь о предателе Родины шла.

— Петя Смирнов? — хохотала Капа. — Ой, не могу! Стрелял в президента? Ой, не могу! Наш Петька Смирнов? Соня, ты точно сошла с ума! — резюмировала она и смеяться перестала.

Теперь Капа на глазах мрачнела, мрачнела задумчиво. Я с интересом наблюдала, чем это закончится. Такие перепады настроения! Интересно у кого из нас эти самые психические расстройства?

Окончательно помрачнев, Капа яростно сжала кулаки и сквозь зубы процедила:

— Сволочь Женька, до чего бабу довел!

Я потеряла последнее терпение, видит Бог, не безгранична в этом смысле и я. Потеряла терпение и завопила:

— Да Женька здесь совсем не при чем! Я даже рада, что он к Юльке свалил! Теперь, когда муж меня бросил, я счастливейшая из женщин!

— Почему? — спросила Капа, и это мое заявление списывая на расстройство ума.

— Да потому, что я новое счастье уже обрела!

Выщипанные брови Капитолины снова на переносице домиком сошлись, а глаза подслеповато прищурились.

— Ну-ка, ну-ка, давай рассказывай, — загораясь любопытством, прошептала она, напрочь забывая о моем безумии.

Я тут же поведала о Сергее, отдельно и очень подробно упомянув и его “Бентли”, и роскошную квартиру, и испанский гарнитур.

— Такой мэн! Такой мэн! — по ходу повествования восхищалась я.

— Это же надо! Это же надо! — вторила Капа, радуясь за меня всею душой и немножечко мне завидуя. — И этот мэн тебя любит? — недоумевала она.

— У нас страшенный роман! Страшенный! — и взглядом и жестами выразила я свои впечатления, стараясь не замечать впечатлений Капы.

— Страшенный роман?! — Капа ахнула и схватилась за голову. — Как я завидую тебе! — уже откровенно призналась она и добавила: — А у меня лишь этот болван Коля. Только в жизни и сумел, что до генерала дослужиться.

— Такие люди тоже нужны, — снисходительно успокоила я подругу.

— Кому нужны? — возмутилась она.

— Людям нужны, — пояснила я. — На таких страна наша держится.

Капа яростно со мной не согласилась.

— На таких, как я, держится наша страна! — с болью стуча в грудь кулаком, закричала она. — Ведь если бы я всю жизнь не терпела своего бестолкового Колю, он бы без женской заботы, без внимания, сник, затосковал, заболел и не смог бы служить Родине. Соня, скажи честно, много найдется дур, способных бесплатно вынести все это безобразие: беспорочность собственного мужа, его честь, ответственность и патриотизм?

Пришлось признать, что таких дур немного.

— Вот то-то и оно, — удовлетворившись, успокоилась Капа. — А я все это выношу и, порой, горжусь этим дармоедом. Твой бизнесмен, если вдруг припечет, сядет в “Бентли” и укатит. Они же все эгоисты, бизнесмены эти, своя шкура им всего дороже. Всех продадут: и детей и жен. А мой Коля не такой. Он человек слова, у него есть честь, у него есть я. Ради меня Коля жизни своей не пожалеет, случись в этом надобность. Жаль, вот, все не случается.

Слышать такое мне было обидно.

— Ты, Капа, очень неправа, — возразила я. — Хоть и бизнесмен мой Сережа, но жизнью своей и он не боится рисковать ради меня. Знаешь как не хотел отпускать сюда меня одну?

— Нет.

— А я знаю, — успокаиваясь, сообщила я и с преувеличенными подробностями рассказала какой смельчак мой Сережа.

Капа выслушала меня с огромным вниманием и сделала абсурдное заключение:

— Тогда он тоже из ФСБ.

Пока я смеялась, она вернулась к полковнику. С жаром начала меня убеждать, что не мог стрелять в президента Петька Смирнов.

— Уж кого-кого, а Петьку я знаю и вдоль и поперек, — заверила она. — Смалку с Колькой они дружили. Петька Смирной, Сашка Смелов да мой Колька с самого детства не разлей вода.

— Это ни о чем не говорит, — вставила я, но Капа меня не слушала.

— Вместе школу закончили, — продолжила она, — в один университет поступили. Всегда друг за другом тянулись. Коля мой, правда, их обскакал, но это все потому, что у Николасика есть я. У Петьки так себе жена, ни рыба ни мясо. У Сашки чуть лучше, но тоже плохо мужем руководит, поэтому они дальше полковников и не дослужились. В остальном же, если не брать их жен, в государственном смысле, Соня, слышишь, они идеалы. Вот только глянь, как прошла их жизнь…

Капитолина уже полезла в свой доисторический сервант, извлекла с посудной полки семейный альбом и начала с интересом его перелистывать, с нежностью комментируя:

— Вот это мой Колька с Петькой на соревнованиях по стрельбе. Глянь на Петьку, вишь какой был худой, с детства патриот такой, только диву даешься. В общем, предатель из него никакой. Вишь глазки какие правдивые, честные.

Глазки у Петьки действительно были как у Павла Корчагина. Я хмыкнула и хотела свои на этот счет аргументы привести, но Капитолина уже так сильно была воспоминаниями увлечена, так увлечена, что и слушать меня не хотела.

— Вишь, Колька мой, орел. А это он с Сашкой, а вот они втроем: Колька, Сашка и Петька. А это Сашка Смелов один, ох и красавец он был, да и теперь еще ничего. Колька меня иногда к нему даже ревнует, — с блаженной улыбкой сообщила Капитолина.

назад<<< 1 . . . 19 . . . 21 >>>далее

 

 

Форма входа
Поиск
Календарь
«  Январь 2025  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
  12345
6789101112
13141516171819
20212223242526
2728293031
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz