— Ни малейшей! Полицейские со взломщиками не делятся. Я единственный человек в мире, которого к этим пятидесяти кускам на пушечный выстрел не подпустят. Придется поскорее где-нибудь разжиться. А то впору ложись да помирай.
— Берни, ты, кажется, забыл, чем кончилось твое последнее дело?
— То было заказное воровство. Отныне я работаю только на себя.
— Берни, ты неисправим!
— Очень точная формулировка. Я не поддаюсь перевоспитанию.
Элли поставила чашку, придвинулась ко мне, положила головку на плечо. Я с удовольствием вдыхал запах ее духов.
— И что самое удивительное, — сказала она, — в шкатулке ничего не было.
— Угу.
— Интересно, куда делись фотографии?
— Может, никаких фотографий вообще не было. Не исключено, что он только угрожал миссис Сандоваль. К тому же, чтобы сделать снимки, нужен кто-нибудь третий, а никакое третье лицо в этой истории не выплыло.
— Все верно. Но ты сам говорил, что он показывал ей карточки?
— Так мне казалось. Но я допускаю, что он ей только шкатулку показывал и настолько убедительно говорил, что бедной миссис Сандоваль черт-те что почудилось. Разве такого не может быть?
— Может быть.
— Вот и получается, что снимков и магнитофонных записей, возможно, вообще не существовало. Впрочем, вопрос этот чисто теоретический. Если они и были, то все вышли.
— Как это — вышли?
— Вместе с дымом, в трубу — так я полагаю.
— Потрясающе!
— Это уж точно.
— И самое потрясающее, что все разъяснилось. Полиции теперь не за что сажать тебя в тюрьму, правда?
— Мне могут предъявить кое-какие малозначительные обвинения. Например, «сопротивление аресту» или «незаконное вторжение в чужое жилище». Но я обговорю все это с Рэем, думаю, они замнут дело для ясности. Какой им интерес поднимать шум? Что-что, а мои свидетельские показания им совсем не в дугу.
— Это разумно.
— Угу. — Я обнял ее и слегка сжал пальцами плечо. — Не волнуйся, все в полном порядке, — сказал я. — Мне удалось не впутать тебя в эту историю. Никому даже в голову не придет, что ты имела к ней отношение.
* * *
Наступило гробовое молчание. Я чувствовал, как напряглось все ее тело. Не снимая ладони с ее плеча, я другой рукой достал из кармана книжку, найденную в квартире 4-Ф, и раскрыл на заложенной странице.
— «Четыре года назад развелась с мужем, — начал читать я. — Пошла работать. Но работа оказалась неинтересной, и я бросила. Получаю сейчас пособие по безработице. Немного малюю и мастерю украшения. Последнее время увлеклась вот композициями из цветного стекла. Нет, меня не интересуют поделки, какие купишь в любой лавке. Я экспериментирую со свободными формами. Сама придумываю фигуры, обязательно объемные, трехмерные. Беда в том, что я этому не училась и не знаю, настоящее это у меня или просто хобби. Если хобби, лучше бросить. Терпеть не могу увлечений! Хочется найти настоящее дело, найти свое призвание. Но вот пока не нашла. По крайней мере мне так кажется...».
— Вот зараза! — сказала Элли. — Где ты взял текст?
— В твоей квартире.
— Вдвойне зараза!
— Всего два марша ниже. Четвертый этаж, с фасада. Заглянул по пути сюда. Подумал, может, твои кошки проголодались, но ни Эстер, ни Хамана не было дома.
— Эстер и Мордехай.
— Будем спорить об именах, когда кошек нет? По-моему, глупо. — Я постучал по книжной обложке. — «Два, если морем». Та самая пьеска, с которой совершает турне наш общий друг. Монолог, который я прочитал, произносит одно действующее лицо по имени Рут Хайтауэр.
— Откуда ты все это узнал?
— Весли Брил объяснил мне, в какой пьесе действует Рут Хайтауэр. Но прежде мне надо было додуматься до такого вопроса. Ты заметила, как он удивился, когда я назвал тебя Рут Хайтауэр? Там, в гостинице, когда я вас знакомил? Сначала я подумал, что это какое-нибудь забавное совпадение. Но тут ты проявила подозрительную прыть. Назвала свое настоящее имя и перевела разговор на другую тему. И еще вчера вечером странно себя повела, когда я к Питеру Алану Мартину в гости шел. Хохмы ради я начал импровизировать в духе «Скачки Пола Ревира» — помнишь? «Один, если сушей, если морем — два, и Рут Хайтауэр у окна...» Нес — что Бог на душу положит, а ты вся затрепыхалась. Подумала, что я обо всем догадался. Ну, а сегодня утром призналась: я не Рут, а Элли.
— Это ни о чем не говорит. Я просто вошла в роль, и мне понадобилось время, чтобы снова стать самой собой.
— Не так все просто.
— Ах, не усложняй, пожалуйста!
— Ах, не упрощай! Я понимаю, что ты вошла в роль, тебе это раз плюнуть, ты же актриса. Как я с самого начала не догадался? И потом, когда ты наводила справки насчет Брила. Точно знала, куда звонить. Сначала Девятый канал, затем Академия в Голливуде, а потом и эта ГАК. Я слыхом не слыхивал об этой Гильдии актеров кино. Решил бы, что ГАК — это что-то связанное с кораблями. И разговоры вела по-свойски, как будто ты сама из актерской братии. Вообще во всей этой истории — сплошь театральная публика. Помимо операций с недвижимостью, Флэксфорд спонсировал постановки, хотя доход ему шел из других, сомнительных источников. Род — актер и любил распространяться о том, как ему повезло с квартирой, потому что домовладелец питает слабость к актерам. Дарла Сандоваль без ума от атмосферы театра. На ее увлечении и сыграл Флэксфорд. Благодаря театральным знакомствам она вышла на Брила и поручила ему привлечь меня. Ты тоже актриса и знакома с Родом по сцене.
— Верно.
— Погоди, это только начало, самое интересное впереди. На одной из театральных тусовок ты познакомилась с Флэксфордом, и тот свел тебя с Дарлой. Там, где она живет, в городе, ты с ней не встречалась, иначе знала бы ее фамилию. Только потом, у Брила, ты поняла, что миссис Сандоваль, о которой мы с ним говорим, и есть та самая Дарла. Тогда ты срочно вспомнила, что у тебя деловая встреча и ты не можешь ехать к ней. При вашем свидании могло бы выплыть наружу, что ты не просто очаровательная крошка, забежавшая к знакомому полить цветы.
— Что ты имеешь в виду?
— Сама прекрасно знаешь, что я имею в виду, дорогуша. — Я погладил Элли волосы и улыбнулся ей. — В шкатулке ведь кое-что было.
— Как?
Я достал ту, единственную, фотографию из порнушной пачки и показал ее Элли. Она быстро бросила взгляд на карточку, вздрогнула и отвернулась.
— Вот тут слева — Дарла, — сказал я. — А это ты.
— Боже...
— Остальные я сжег. Вместе с пленками. Не сердись на меня, Элли. Я догадался, что ты была связана с Флэксфордом. Не знаю, правда, как вы познакомились: в театре или потому, что он хозяин этого дома. Тот самый легендарный домовладелец, питающий слабость к актерам.
— Да, он нашел мне эту квартиру. Я не сразу сообразила, что это его дом.
— Не знаю и не желаю знать, на что он тебя поймал. Но держал в руках крепенько. Заставил сойтись с Дарлой. А в тот вечер ты была у него. Когда его убили.
— Это неправда!
— Правда, Элли, правда. Рэй Киршман купился на мою байку. Ну, насчет того, что Флэксфорд сам заперся в квартире. Но мне-то зачем покупаться, если я сам ее сочинил? Да, ты была в квартире Флэксфорда. У тебя есть ключ от его квартиры — и не за тем, чтобы поливать цветы. Ты часто спала с Дж. Фрэнсисом Флэксфордом, и он дал тебе ключи.
В тот вечер ты тоже была с ним. Поэтому в голове у тебя все перепуталось. Газеты сообщили, что Флэксфорд был в халате. Ты же утверждала, что его нашли голым. Тебе показалось, что ты слышала это по радио. А показалось потому, что он действительно был голым, когда ты уходила. — Я отхлебнул кофе. — У меня даже мелькнула мысль, что, может, ты была в квартире, когда я шуровал в бюро. Услышав, что кто-то пришел, ты могла запросто спрятаться, допустим, в стенном шкафу, а потом потихоньку уйти. После того как удрал я и за мной — оба полицейских. Я допускал такую вероятность — в противном случае, как ты узнала, кто я такой и что я делаю в квартире Рода? Потом, однако, я решил: нет, ты ушла до моего прихода. Но все равно оставалось еще много неясного. Каким образом ты объявилась в этой квартире? Вы с Родом живете в одном доме, и в этом же доме я ищу убежища — трудно даже вообразить такое стечение обстоятельств. И откуда ты узнала, что я прячусь здесь? И вообще кто я? Понятно, что ты позвонила Роду, попросила попользоваться его квартирой, понятно, что он сказал, где взять ключи. Но как ты догадалась все это сделать?
— К чертям собачьим!..
— Элли, я сделал все, чтобы не впутывать тебя. Полиция не знает о твоем существовании и никогда ничего не заподозрит. Но я хочу представить себе полную картину случившегося.
— Ты знаешь почти все.
— «Почти» меня не устраивает. Мне надо знать все.
— К чему? — Элли отодвинулась от меня, отвернулась. — Ты все равно вернешься к своей жизни, а я к своей. Могу хоть сейчас уйти. Кофейник на кухне полный, и бутылку виски только что откупорили. Не пропадешь.
— Я же сказал, Элли, что хочу знать все — от начала и до конца. Прежде всяких уходов.
Она посмотрела на меня. В ее сине-зеленых глазах был вызов.
— Я даже не знаю, с чего начать. Ведь большая часть этой скверной истории тебе известна. Да, в тот вечер я была у него, не буду скрывать. Он хотел, чтобы я пошла с ним на премьеру.
— Сандовали тоже собирались там быть.
— Это не имеет значения. Мы встречались с ней как-то в городе, раза два даже болтали. Еще до того, как он устроил... м-м... фотосеанс. Правда, фамилии ее я не знала. Но я многих знаю только по имени.
— Продолжай, я слушаю.
— Я приехала к нему, и он велел мне раздеваться... Берни, он ужасный человек — лживый, жестокий! Я не хотела спать с ним. И с Дарлой тоже не хотела. Он был... Я бы его убила, если б была способна на это. Так вышло, что я решилась на один шаг, не такой отчаянный, но все же...
— Что же ты сделала?
— Мы были... мы были в постели, и вдруг ему стало плохо. Сердечный приступ или что-то в этом роде. Он охнул и опрокинулся навзничь. Я подумала: все, он умер, — и мне стало страшно. Но вместе с тем я почувствовала огромное облегчение.
— Нет, он был жив. Ты это знала?
— Да, — кивнула она, — сердце у него билось. Я пощупала пульс. Потом услышала, что он дышит. Я понимала, что должна вызвать «скорую», должна позвать на помощь. И тут я поймала себя на мысли, что желаю ему смерти. Мне даже досадно стало, что он еще дышит и сердце бьется. Будто он опять обманул меня... Мне хотелось его убить, придушить подушкой, пока он был без чувств! Но я не могла...
— И ты бросила его в таком состоянии?
— Да, я просто... Да, бросила его как есть. Быстро оделась. В шкафу были кое-какие мои вещи — побросала их в сумку и убежала. Решила: не стану вызывать «скорую», пусть будет так, как будет. Пусть судьба распорядится, жить ему или умереть.
— Куда ты поехала?
— Домой. Сюда, этажом ниже.
— Когда это было?
— Точно не знаю. Примерно в семь или половине восьмого.
— Так рано?
— Не так уж рано. Начало спектакля в восемь тридцать, а мы еще не начинали одеваться.
— Хорошо, — сказал я, прикинув время. — Итак, в семь или половине восьмого Флэксфорд лежал в кровати голый и без сознания. Потом он очнулся, встал, надел халат. Увидел, что тебя нет. А где были деньги?
— Какие деньги?
— Пятьдесят тысяч долларов, которые подобрал Лорен.
— Никаких денег я не видела. Понятия не имею, откуда он их взял?
— И ты заперла дверь, когда уходила.
Элли заколебалась, потом кивнула.
— Я не хотела, чтобы кто-нибудь вошел и спас его. Я не могла его убить, но у меня хватило духа приблизить его смерть. Наверное, это ужасно с моей стороны, Берни! Правда, ужасно?
Я оставил ее вопрос без ответа.
— Очевидно, к твоему приходу деньги у него уже были, — рассуждал я вслух. — В принципе не играет особой роли, поступили они от Дебю или же ему предназначались... Итак, он приходит в себя, видит, что ты ушла и забрала свои вещи... Тут же проверяет, не прихватила ли ты пятьдесят тысяч. Деньги оказываются на месте. Он берет их, чтобы пересчитать, садится на кровать, и в этот момент у него закружилась голова. Он пытается встать, нечаянно опрокидывает лампу, может быть, даже вскрикивает и опять падает на кровать. Это могло случиться в любое время между твоим уходом и моим приходом. Пока я обыскивал бюро, он оставался без сознания или уже уснул. В таком состоянии его и застал Лорен. Этот парень таких денег в жизни не видел и кидается их собирать. От шума Флэксфорд приходит в себя. Застигнутый врасплох, Лорен, ничего не соображая, обрушивает на него свою дубинку. Третий раз за вечер Флэксфорд закрывает глаза, теперь уже навсегда. После нашего с Рэем па-де-де Лорен кончает его пепельницей.
— О Боже!..
— Не понимаю только, каким образом ты снова появляешься на сцене. Откуда ты узнала, что я в этой квартире?
— Я видела, как ты входил в наш дом.
— Но как? Не могла же ты гнаться за мной с Шестьдесят седьмой улицы! Ты была уже дома. Конечно, твое окно выходит на улицу, и в принципе ты могла бы видеть, как я вхожу сюда. Но ты же меня не знала.
— Знала, Берни. Я видела тебя там, на Шестьдесят седьмой.
— Что-о?
— Я побыла какое-то время дома, но потом начала беспокоиться. Если Флэксфорд умер, значит, умер, и дело с концом. А если нет? Если еще живой, мучается, надо же помочь человеку! Вот и помчалась туда на такси. Приехала, а что делать — не знаю. Звонить ему не хочу и «скорую» вызывать не хочу. Хожу взад-вперед по улице перед домом. Ключи у меня есть, и привратник меня знает, но подняться к нему боюсь. Если Фрэн жив, он из меня котлету сделает за то, что я убежала и его бросила. С другой стороны, входить в квартиру, где мертвец, страшно... Господи, измучилась вся!..
— И тут увидела, как я вхожу в дом. Но откуда ты узнала, что я — это я?
— Нет, увидела потом, когда ты выбежал из дома. Мчался как угорелый, чуть не сшиб меня с ног. Потом полицейский выбежал, за тобой погнался. Привратник сказал, что это взломщик, который залез в квартиру мистера Флэксфорда.
— Дальше что было?
— Через несколько минут спустился еще один полицейский. Он и сказал, что ты убил Фрэна. Подробностей я не слышала, так как жутко перепугалась и поехала домой. Думала, вот-вот явится полиция и меня обвинят в его смерти. Меня стала бить нервная дрожь, хотя я ничего и не сделала. Потом выглянула в окно и обмерла от страха — вижу, ты входишь в парадное. Кто ты, что — я ведь ничего не знала, но почему-то не сомневалась, что ты пришел расправиться со мной.
— С какой стати мне расправляться с тобой?
— Откуда я знала? Но что тебе еще делать в нашем доме? Заперлась на все замки, стою, дрожу как осиновый лист, слышу, как ты идешь по лестнице. Ну, думаю, — все, конец! А ты мимо проходишь, на пятый этаж поднимаешься. Ошибся, думаю, сейчас спустится, и тогда... Пять минут проходит, десять — я ничего не понимаю. Выскочила, на лестницу и — наверх. У одной двери прислушалась — ничего, все тихо. Зато в другой квартире шаги услышала. Зачем ты пришел, что делаешь — неизвестно. Знаю только, что Рода нет в городе. Ну, вернулась я к себе, наглоталась секонала и вырубилась. А утром получаю газеты — и все разъясняется.
— Тогда ты позвонила Роду и договорилась насчет ключа?
— Оказалось, что он тебя знает. Я сказала, что познакомилась с одним парнем, его зовут Берни Роденбарр, говорю, по-моему, ты упоминал это имя. А он — не помню, кажется, не упоминал, но да, есть такой, Берни Роденбарр, мы с ним несколько раз за покером встречались. Тогда я сообразила, почему ты выбрал эту квартиру. — Элли остановилась, перевела дыхание. — Не знаю, как я решилась заглянуть сюда. Я не знала, убил ли ты Фрэна, подумала, что он умер еще до того, как ты пришел, умер из-за того, что не получил вовремя медицинской помощи, а это была уже моя вина. Когда стали писать о пепельнице, я подумала, что, может быть, все-таки это ты убил Фрэна. Потом я пришла сюда, ты меня заинтересовал — это, наверное, было заметно, — и меня потянуло к тебе. Я понимала, что завязла в этой истории больше, чем хотела, но была вынуждена продолжать играть роль. И имя настоящее тебе не сказала и где живу не сказала, потому что боялась, что если за тобой охотится полиция, то мне лучше держаться в стороне от всего этого и чтобы ты не знал, кто я.
— А потом ты испугалась, что я поймаю тебя на вранье, и потому сказала, что ты Элли Кристофер, а не Рут Хайтауэр.
— Не в том дело, — покачала она головой. — Ты звал меня Рут, и это было невыносимо. Особенно когда мы были в постели. В самые сладкие минуты ты шептал: «Рут, Рут!» — и мне казалось, что меня нет с тобой. Это было ужасно! Потом я подумала, что ты все равно узнаешь, кто я на самом деле. Я уже знала, что ты никого не убивал. Мне с самого начала не верилось, что ты убийца.
— Ну, конечно, твоя хваленая интуиция! А я с самого начала подозревал, что ты каким-то образом замешана в том, что произошло. Конечно, чутье — прекрасная вещь, но чтобы так на него полагаться... На одном чутье роли не вытянешь.
— Независимо ни от чего ты рано или поздно узнал бы мое настоящее имя и чем я занимаюсь. Если бы, конечно, я не исчезла в один прекрасный день. Но я не хотела исчезать, понимаешь? Кроме того, все произошло так быстро...
— Да, быстро.
— Ну вот, теперь ты все знаешь. И еще я выдала себя, когда чуть не вошла в другую квартиру, правда?
— Я и без этого догадался бы, что к чему.
— Я знаю. — Она отвела глаза в сторону, я, кажется, тоже. Было почти физически ощутимо наступившее глубокое молчание. Потом она заговорила: — Ну, что ж, все в конце концов образовалось... Ты не находишь?
— За исключением финансового вопроса — да. Ты не фигурируешь в полицейских протоколах. Дарла тоже. Я не числюсь в розыске по обвинению в убийстве. Я бы сказал, что все устроилось наилучшим образом.
— За одним исключением. Ты теперь презираешь меня.
— Презираю? О чем ты говоришь? — Искренне удивился я. — Пусть ты появилась в этой квартире из любопытства и желания обезопасить себя. Зато потом ты мне здорово помогла. Допустим, меньше, чем если бы сразу же открылась. Но ведь только дурачье доверчиво. Кто в наше время строит даже личные отношения на полном доверии? Нет, серьезно, я к тебе не в претензии. С какой стати тебе откровенничать с тем, кто, может быть, человека убил, а уж с уголовником — это точно. Еще раз говорю: ты мне здорово помогла. Без тебя я не сумел бы выбраться из дерьма, в которое попал. Скорее всего, даже и не пытался бы. Нанял бы адвоката и постарался через Рэя сговориться с полицией. Нет, надо быть круглым идиотом, чтобы презирать тебя.
— Ох, Берни!..
— А если уж быть честным до конца, — сказал я, — ты мне даже нравишься. Ты, правда, немного с завихрениями, но все нормальные люди с завихрениями.
— Но у меня была связь с Флэксфордом!
— Ну и что?
— И ты видел ту противную фотографию...
— Ну и что?
— Тебя это не смущает?
— Не в том смысле, в каком ты думаешь.
— В каком же?
— А в том смысле, что будоражит, возбуждает... Неужели не понимаешь?
— А-а...
— Вот именно.
— Ох, Берни!..
Я взял ее за подбородок и приник губами к ее рту. Когда я оторвался, она вздохнула, устроилась поудобнее в моих объятиях и сказала, как забавно все получилось.
— Что же теперь будет? — Это, видимо, ее интересовало.
— Как было, так и будет, малыш, — объяснил я. — Ты будешь играть на сцене, а я обкрадывать квартиры. Люди не меняются. И твоя профессия, и моя не самые благородные. И все же мы их не бросим. И, конечно же, мы будем видеться, и посмотрим, как оно пойдет.
— Прекрасно!
Кроме того, я увижусь с Дарлой, думал я, и постараюсь изобрести способ избавить ее супруга от коллекции старинных монет, но так, чтобы она не догадалась. Вероятно, я все-таки решусь привести в порядок мою квартиру, и соседи, может быть, не будут особенно вникать в то, чем я занимаюсь, ввиду того, что я буду заниматься этим на Восточной стороне, а им, момзерам, так и надо. Думаю, что время от времени буду сидеть за покером, болеть за любимую бейсбольную команду, а в случае нужды — ходить на дело. Жизнь, как видите, далеко не идеальная, но у кого она идеальная, позвольте спросить? В каждом из нас куча недостатков, мы несовершенны, так же как и этот мир, и самое большее, что мы можем сделать, — это жить. А это самое лучшее на свете.
Кое-какими из этих бессмертных мыслей я поделился с Элли. Мы сидели обнявшись, и нам было уютно, тепло и хорошо, но через некоторое время началось что-то другое.
— Пойдем ляжем, — сказала она.
— Ты это замечательно придумала, — отозвался я. И пошел посмотреть, заперта ли дверь.
_____