Они встали и пошли дальше, взявшись за руки и уже ни на что не надеясь. Они попробовали сообразить, сколько времени находятся в пещере, — им казалось, что целые недели. Однако этого не могло быть, потому что свечи у них еще не вышли. Прошло много времени — сколько именно, они не знали, — и Том сказал, что надо идти потихоньку и прислушиваться, не капает ли где вода, — им надо найти источник. Скоро они нашли источник, и Том сказал, что пора опять отдыхать. Оба они смертельно устали, однако Бекки сказала, что может пройти еще немножко дальше. Ее удивило, что Том на это не согласился. Она не понимала почему. Они сели, и Том глиной прилепил свечу к стене. Оба они задумались и долго молчали. Потом Бекки заговорила:

— Том, мне очень хочется есть!

Том достал что-то из кармана.

— Помнишь? — спросил он.

Бекки улыбнулась через силу.

— Это наш свадебный пирог, Том.

— Да, жалко, что он не с колесо величиной, ведь больше у нас ничего нет.

— Я спрятала его на пикнике, чтобы потом положить под подушку, как делают большие со свадебным пирогом, но для нас это будет…

Она так и не договорила. Том разделил кусок пополам, и Бекки с удовольствием съела свою долю, а Том только отщипнул от своей. Холодной воды было сколько угодно — нашлось, чем запить еду.

Через некоторое время Бекки предложила идти дальше. Том помолчал с минуту, потом сказал:

— Бекки, ты можешь выслушать то, что я тебе скажу?

Бекки побледнела, но сказала, что может.

— Вот что, Бекки, нам надо остаться здесь, где есть вода для питья. Этот огарок у нас последний.

Бекки дала волю слезам. Том утешал ее, как умел, но это плохо помогало. Наконец Бекки сказала:

— Том!

— Что ты, Бекки?

— Нас хватятся и будут искать!

— Да, конечно. Непременно будут.

— Может быть, они уже ищут нас, Том!

— Да, пожалуй, уже ищут. Хорошо бы, если так.

— Когда они хватятся нас, Том?

— Когда вернутся на пароход, я думаю.

— Том, тогда будет уже темно. Разве они заметят, что нас нет?

— Не знаю. Во всяком случае, твоя мама хватится тебя, как только все вернутся домой.

По испуганному лицу Бекки Том понял, что сделал промах. Бекки не ждали домой в этот вечер. Дети примолкли и задумались. Через минуту Бекки разрыдалась, и Том понял, что ей пришла в голову та же мысль, что и ему: пройдет все воскресное утро, прежде чем миссис Тэтчер узнает, что Бекки не ночевала у миссис Гарпер.

Дети не сводили глаз с крохотного огарка, следя, как он медленно и безжалостно таял, как осталось, наконец, только полдюйма фитиля; как слабый огонек то вспыхивал, то угасал, пуская тоненькую струйку дыма, помедлил секунду на верхушке, а потом воцарилась непроглядная тьма.

Сколько прошло времени, прежде чем Бекки заметила, что плачет в объятиях Тома, ни один из них не мог бы сказать. Оба знали только, что очень долго пробыли в сонном оцепенении, а потом снова очнулись в полном отчаянье. Том сказал, что сейчас, должно быть, уже воскресенье, а может быть, и понедельник. Он старался вовлечь Бекки в разговор, но она была слишком подавлена горем и ни на что больше не надеялась. Том сказал, что теперь их, надо полагать, давным-давно хватились и начали искать. Он будет кричать, и, может быть, кто-нибудь придет на крик. Однако в темноте отдаленное эхо звучало так страшно, что Том крикнул один раз и замолчал.

Часы проходили за часами, и скоро голод снова начал терзать пленников. У Тома оставался кусочек от его доли пирога; они разделили его и съели. Но стали еще голоднее — этот крохотный кусочек только раздразнил аппетит.

Вдруг Том сказал:

— Ш-ш! Ты слышала?

Оба прислушались, затаив дыхание. Они уловили какой-то звук, похожий на слабый, отдаленный крик. Том сейчас же отозвался и, схватив Бекки за руку, ощупью пустился по коридору туда, откуда слышался крик. Немного погодя он опять прислушался; опять раздался тот же крик, как будто немного ближе.

— Это они! — сказал Том. — Они идут! Скорей, Бекки, теперь все будет хорошо!

Дети чуть с ума не сошли от радости. Однако спешить было нельзя, потому что на каждом шагу попадались ямы и надо было остерегаться. Скоро они дошли до такой ямы, что им пришлось остановиться. Быть может, в ней было три фута глубины, а быть может, и все сто, — во всяком случае, обойти ее было нельзя. Том лег на живот и перегнулся вниз, насколько мог. Дна он не достал. Надо было оставаться здесь и ждать, пока за ними придут. Они прислушались. Отдаленные крики уходили как будто все дальше и дальше. Минута-другая, и они совсем смолкли. Просто сердце разрывалось от тоски! Том кричал, пока не охрип, но все было бесполезно. Он уговаривал и обнадеживал Бекки, но прошел целый век тревожного ожидания, а криков больше не было слышно.

Дети ощупью нашли дорогу к источнику. Время тянулось без конца; они опять уснули и проснулись голодные, удрученные горем. Том подумал, что теперь, наверно, уже вторник.

Вдруг его словно осенило. Поблизости было несколько боковых коридоров. Не лучше ли пойти на разведку, чем изнывать столько времени от безделья и тоски? Он достал из кармана бечевку от змея, привязал ее к выступу скалы, и они с Бекки тронулись в путь. Том шел впереди, продвигаясь ощупью и разматывая веревку. Через двадцать шагов коридор кончался обрывом. Том стал на колени, протянул руку вниз, потом насколько мог дальше за угол и только хотел протянуть ее еще немножко дальше вправо, как из-за скалы, всего шагах в двадцати, показалась чья-то рука со свечкой! Том радостно закричал — как вдруг за этой рукой показалась и вся фигура… индейца Джо! Том остолбенел; он не мог двинуться с места. В следующую минуту он, к своему великому облегчению, увидел, что «испанец» бросился бежать и скрылся из виду. Том удивился, что индеец Джо не узнал его голоса и не убил его за показания в суде. Должно быть, эхо изменило его голос. Конечно, так оно и есть, рассудил он. От страха он совсем ослаб и сказал себе, что, если у него хватит силы дотащиться обратно до источника, он никуда больше не двинется, чтобы опять не наткнуться на индейца Джо. Он скрыл от Бекки, что видел индейца, и сказал ей, что крикнул «на всякий случай».

Но голод и беда оказались в конце концов сильнее страха. После долгого утомительного ожидания у источника они снова уснули, и настроение у них изменилось. Дети проснулись оттого, что их мучил голод. Тому показалось, что наступила уже среда, а может быть, четверг или даже пятница, или даже суббота, и что их перестали искать. Он решил осмотреть еще один коридор. Он чувствовал, что не побоится теперь ни индейца Джо, ни других опасностей. Но Бекки очень ослабела. Тоска и уныние овладели девочкой, и ее ничем нельзя было расшевелить. Она говорила, что останется здесь и умрет, — ждать теперь уже недолго. Она позволила Тому идти с бечевкой осматривать коридоры, если он хочет; только просила почаще возвращаться и говорить с ней и, кроме того, заставила Тома обещать ей, что, когда настанет самое страшное, он не отойдет от нее ни на минуту и будет держать ее за руку до самого конца.

Том поцеловал Бекки, чувствуя, что клубок подкатывает у него к горлу, и уверил ее, будто надеется найти выход из пещеры и встретить тех, кто их ищет. Потом он взял бечевку в руку и пополз на четвереньках по одному из коридоров, едва живой от голода, с тоской предчувствуя близкую гибель.

 

ГЛАВА XXXII

Наступил вторник, и день уже сменился сумерками. Городок Сент-Питерсберг все еще оплакивал пропавших детей. Они так и не нашлись. За них молились в церкви всем обществом, многие и дома воссылали горячие молитвы, вкладывая в них всю душу, но до сих пор из пещеры не было вестей. Многие из горожан бросили поиски и вернулись к своим обычным делам, говоря, что детей, видно, уж не найти. Миссис Тэтчер была очень больна и почти все время бредила. Говорили, что сердце разрывается слушать, как она зовет свою девочку, поднимает голову с подушки и подолгу прислушивается, а потом опускает ее со стоном. Тетя Полли впала в глубокую тоску, и ее седеющие волосы совсем побелели. Во вторник вечером городок отошел ко сну, горюя и ни на что не надеясь.

Вдруг среди ночи поднялся неистовый перезвон колоколов, и в одну минуту улицы переполнились ликующими полуодетыми людьми, которые вопили: «Выходите! Выходите! Они нашлись! Они нашлись!» Звонили в колокола, били в сковородки, трубили в рожки, и весь город толпою повалил к реке, навстречу Тому и Бекки, которых горожане везли в открытой коляске; их окружили и торжественно проводили домой по главной улице с неумолкающими криками «ура».

Городок осветился огнями; никто больше не ложился спать; это была самая торжественная ночь в жизни горожан. В первые полчаса они один за другим входили в дом судьи Тэтчера, крепко обнимали спасенных и целовали их, пожимали руки миссис Тэтчер, пытались что-то сказать, но не могли — и уходили, роняя по дороге слезы.

Тетя Полли была совершенно счастлива, и миссис Тэтчер почти так же. Ей недоставало только одного: чтобы гонец, посланный в пещеру, сообщил эту радостную новость ее мужу. Том лежал на диване, окруженный внимательными слушателями, и рассказывал им о своих удивительных приключениях, безбожно прикрашивая их самыми невероятными выдумками. Наконец он рассказал, как оставил Бекки и ушел отыскивать выход; как он прошел две галереи, насколько у него хватило бечевки; как он свернул в третью, натягивая бечевку до отказа, и хотел уже повернуть обратно, как далеко впереди блеснуло что-то похожее на дневной свет; он бросил бечевку и стал пробираться туда ползком, просунув голову и плечи наружу, и увидел, что широкая Миссисипи катит перед ним свои волны! А если бы в это время была ночь, он не увидел бы этого проблеска дневного света и не пошел бы дальше по коридору. Он рассказал, как вернулся к Бекки и сообщил ей радостную новость, а она попросила, чтобы он не мучил ее такими пустяками, потому что у нее нет больше сил и она скоро умрет, и даже хочет умереть. Он рассказал, как уговаривал и убеждал ее и как она чуть не умерла от радости, добравшись до того места, откуда было видно голубое пятнышко света; как он выбрался из дыры и помог выбраться Бекки; как они сидели на берегу и плакали от радости; как мимо проезжали какие-то люди в челноке и Том окликнул их и сказал, что они только что из пещеры и умирают с голоду. Ему сначала не поверили, сказали, что «пещера находится пятью милями выше по реке», а потом взяли их в лодку, причалили к какому-то дому, накормили их ужином, уложили отдыхать часа на два — на три, а после наступления темноты отвезли домой.

Перед рассветом судью Тэтчера с горсточкой его помощников разыскали в пещере по бечевке, которая тянулась за ними, и сообщили им радостную новость.

Оказалось, что три дня и три ночи скитаний и голода в пещере не прошли для Тома и Бекки даром. Они пролежали в постели всю среду и четверг, чувствуя себя ужасно усталыми и разбитыми. Том встал ненадолго в четверг, побывал в пятницу в городе, а к субботе был уже почти совсем здоров. Зато Бекки не выходила из комнаты до воскресенья и выглядела так, как будто перенесла тяжелую болезнь.

Том, узнав о болезни Гека, зашел навестить его в пятницу, но в спальню его не пустили; в субботу и в воскресенье он тоже не мог к нему попасть. После этого его стали пускать к Геку каждый день, но предупредили, чтобы он не рассказывал о своих приключениях и ничем не волновал Гека. Вдова Дуглас сама оставалась в комнате, следя за тем, чтобы Том не проговорился. Дома он узнал о событии на Кардифской горе, а также о том, что тело «оборванца» в конце концов выловили из реки около перевоза; должно быть, он утонул, спасаясь бегством.

Недели через две после выхода из пещеры Том пошел повидаться с Геком, который теперь набрался сил и мог выслушать волнующие новости, а Том думал, что его новости будут интересны Геку. По дороге он зашел к судье Тэтчеру навестить Бекки. Судья и его знакомые завели разговор с Томом, и кто-то спросил его в шутку, не собирается ли он опять в пещеру. Том ответил, что он был бы не прочь. Судья на это сказал:

— Ну что же, я нисколько не сомневаюсь, что ты не один такой, Том. Но мы приняли свои меры. Больше никто не заблудится в этой пещере.

— Почему?

— Потому что еще две недели назад я велел оковать большую дверь листовым железом и запереть ее на три замка, а ключи у меня.

Том побелел, как простыня.

— Что с тобой, мальчик? Скорее, кто-нибудь! Принесите стакан воды!

Воду принесли и брызнули Тому в лицо.

— Ну вот, наконец ты пришел в себя. Что с тобой, Том?

— Мистер Тэтчер, там, в пещере, индеец Джо!

 

ГЛАВА XXXIII

Через несколько минут эта весть облетела весь город, и около десятка переполненных лодок было уже на пути к пещере Мак-Дугала, а вскоре за ними отправился и пароходик" битком набитый пассажирами. Том Сойер сидел в одной лодке с судьей Тэтчером.

Когда дверь в пещеру отперли, в смутном сумраке глазам всех представилось печальное зрелище. Индеец Джо лежал мертвый на земле, припав лицом к дверной щели, словно до последней минуты не мог оторвать своих тоскующих глаз от светлого и радостного мира там, на воле. Том был тронут, так как знал по собственному опыту, что перенес этот несчастный. В нем зашевелилась жалость, но все же он испытывал огромное чувство облегчения и свободы и только теперь понял по-настоящему, насколько угнетал его страх с того самого дня, когда он отважился выступить на суде против кровожадного метиса.

Охотничий нож индейца Джо лежал рядом с ним, сломанный пополам. Тяжелый нижний брус двери был весь изрублен и изрезан, что стоило индейцу немалых трудов. Однако этот труд пропал даром, потому что снаружи скала образовала порог, и с неподатливым камнем индеец Джо ничего не мог поделать; нож сломался, только и всего. Но даже если бы не было каменного порога, этот труд пропал бы даром, потому что индеец Джо все равно не мог бы протиснуться под дверь, даже вырезав нижний брус. И он это знал; он рубил брус только для того, чтобы делать что-нибудь, чтобы как-нибудь скоротать время и занять чем-нибудь свой измученный ум. Обычно в расщелинах стен можно было найти с десяток огарков, оставленных туристами; теперь не было ни одного. Пленник отыскал их и съел. Кроме того, он ухитрился поймать несколько летучих мышей и тоже съел их, оставив одни когти. Несчастный умер голодной смертью. Поблизости от входа поднимался над землей сталагмит, выросший в течение веков из капель воды, которые падали с висевшего над ним сталактита. Узник отломил верхушку сталагмита и на него положил камень, выдолбив в этом камне неглубокую ямку, чтобы собирать драгоценные капли, падавшие через каждые три минуты с тоскливой размеренностью маятника — по десертной ложке каждые двадцать четыре часа. Эта капля падала, когда строились пирамиды, когда разрушали Трою, когда основывали Рим, когда распинали Христа, когда Вильгельм Завоеватель создавал Великобританию, когда отправлялся в плавание Христофор Колумб, когда битва при Лексингтоне была свежей новостью. Она падает и теперь, и будет падать, когда все это станет вчерашним днем истории, уйдет в сумерки прошлого, а там и в непроглядную ночь забвения. Неужели все на свете имеет свою цель и свое назначение? Неужели эта капля терпеливо падала в течение пяти тысяч лет только для того, чтобы эта человеческая букашка утолила ею свою жажду? И не придется ли ей выполнить еще какое-нибудь важное назначение, когда пройдет еще десять тысяч лет? Не все ли равно. Много, много лет прошло с тех пор, как злополучный метис выдолбил камень, чтобы собирать в него драгоценную влагу, но и до сих пор туристы, приходя любоваться чудесами пещеры Мак-Дугала, больше всего смотрят на этот трогательный камень и на эту медленно набухающую каплю. Чаша индейца Джо стоит первой в списке чудес пещеры: даже «Дворец Аладдина» не может с ней сравниться.

Индейца Джо зарыли у входа в пещеру; люди съезжались на похороны в лодках и в повозках — из городов, поселков и с ферм на семь миль в окружности; они привезли с собой детей и всякую провизию и говорили потом, что похороны доставили им такое же удовольствие, как если бы они видели саму казнь. Эти похороны приостановили дальнейший ход одного дела — прошения на имя губернатора о помиловании индейца Джо. Прошение собрало очень много подписей, состоялось много митингов, лились слезы и расточалось красноречие, избран был целый комитет слезливых дам, которые должны были облачиться в траур и идти плакать к губернатору, умоляя его забыть свой долг и показать себя милосердным ослом. Говорили, что индеец Джо убил пятерых жителей городка, но что же из этого? Если бы он был сам сатана, то и тогда нашлось бы довольно слюнтяев, готовых подписать прошение о помиловании и слезно просить об этом губернатора, благо глаза у них на мокром месте.

На другой день после похорон Том повел Гека в укромное место, чтобы поговорить с ним о важном деле. Гек уже знал о приключениях Тома и от валлийца и вдовы Дуглас, но Том сказал, что Гек не все от них слышал, одного он еще не знает, вот об этом одном им и надо поговорить. Лицо Гека омрачилось. Он сказал:

— Я знаю о чем. Ты побывал в номере втором и не нашел ничего, кроме виски. Никто мне не говорил, но я понял, что это ты, когда услышал насчет виски; я так и знал, что денег ты не нашел, а то дал бы как-нибудь знать мне, хоть и не сказал никому другому. Том, мне всегда так думалось, что нам с тобой этих денег не видать.

— Да что ты, Гек, я вовсе не доносил на хозяина трактира. Ты сам знаешь, он еще был открыт в субботу, когда мы поехали на пикник. Как же ты не помнишь, что была твоя очередь стеречь в ту ночь?

— Ах да! Право, кажется, целый год прошел с тех пор. Это было в ту самую ночь, когда я выследил индейца Джо и шел за ним до самого дома вдовы.

— Так это ты его выследил?

— Да, только ты помалкивай. У индейца Джо, наверно, остались приятели, — очень надо, чтобы они на меня обозлились и строили мне пакости! Если б не я, он бы, наверно, был уже в Техасе.

После этого Гек по секрету рассказал все, что с ним случилось, Тому, который слышал от валлийца только половину.

— Так вот, — сказал Гек, опять возвращаясь к главному предмету, — кто унес бочонок виски из второго номера — унеси деньги: во всяком случае, для нас они пропали, Том!

— Гек, эти деньги и не бывали в номере втором!

— Как так? — И Гекльберри зорко посмотрел в глаза товарищу. — Том, уж не напал ли ты опять на след этих денег?

— Гек, они в пещере!

У Гека загорелись глаза.

— Повтори, что ты сказал, Том!

— Деньги в пещере!

— Том, честное индейское? Ты это шутишь или взаправду?

— Взаправду, Гек; такой правды я еще никому не говорил. Хочешь пойти туда со мной, помочь мне достать деньги?

— Еще бы не хотеть! Только чтобы можно было ту да добраться по меткам, а то как бы нам не заблудиться.

— Гек, нам это никакого труда не будет стоить.

— Вот здорово! А почему ты думаешь, что деньги…

— Погоди, дай только нам добраться до места! Если мы их не найдем, я тебе отдам свой барабан, все отдам, что у меня только есть. Отдам, ей-богу!

— Ну ладно, по рукам. А когда ты думаешь?

— Да хоть сейчас, если хочешь? Сил у тебя хватит?

— А это далеко от входа? Я уже дня три или четыре на ногах, хожу понемножку, только больше одной мили мне не пройти, куда там!

— Если идти, как все ходят, то миль пять; а я знаю другую дорогу, короче, там никто не ходит. Гек, я тебя свезу в челноке. Буду сам грести и туда и обратно. Тебе даже пальцем шевельнуть не придется.

— Давай сейчас и поедем!

— Хорошо. Возьмем хлеба с мясом, трубки, два-три мешка, клубок бечевок для змея да немножко этих новых штучек, которые называются серными спичками. Знаешь, я не раз пожалел, что их со мной не было.

Сразу же после полудня мальчики позаимствовали челнок у одного горожанина, которого не было дома, и отправились в путь. Когда они отплыли на несколько миль от входа в пещеру, Том сказал:

— Видишь этот обрыв, он весь одинаковый — от входа в пещеру до этого места ни домов, ни лесных складов, и кусты везде одинаковые. А видишь белое пятно вон там, где оползень? Это и есть моя примета. Теперь мы пристанем к берегу.

Они высадились.

— Ну, Гек, с того места, где ты стоишь, можно удочкой достать до входа. А попробуй-ка разыскать его.

Гек обыскал все кругом, но так и не нашел входа. Том с гордостью вошел в густые кусты сумаха и сказал:

— Вот он! Погляди, Гек, такой удобной лазейки нигде больше не найти. Ты только помалкивай. Я ведь давно собираюсь в разбойники, да все не было подходящего места, и где его искать — тоже неизвестно. А теперь, раз оно нашлось, мы никому не скажем, только Джо Гарперу и Бену Роджерсу, — надо же, чтобы была шайка, а то какая же это игра! Шайка Тома Сойера — здорово получается, правда, Гек?

— Да, ничего себе, Том. А кого же мы будем грабить?

— Ну, мало ли кого! Устроим засаду — так уж всегда делается.

— И убивать тоже будем?

— Ну нет, не всегда. Будем держать пленников в пещере, пока не заплатят выкупа.

— А что это такое — выкуп?

— Деньги. Заставляешь их занимать, сколько можно, у знакомых; ну, а если они и через год не заплатят, тогда убиваешь. Все так делают. Только женщин не убивают. Женщин держат в плену, а убивать не убивают. Они всегда красавицы, богатые и ужасно всего боятся. Отбираешь у них часы, вещи, — только разговаривать надо вежливо и снимать шляпу. Вежливее разбойников вообще никого на свете нет, это ты в любой книжке прочтешь. Ну, женщины в тебя сразу влюбляются, а когда поживут в пещере недельку-другую, то перестают плакать, и вообще их оттуда уж не выживешь. Если их выгнать, они повертятся, повертятся и опять придут обратно. Во всех книгах так.

— Вот здорово, Том. Я думаю, это куда лучше, чем быть пиратом.

— Да, еще бы не лучше! И к дому ближе, и цирк в двух шагах, да мало ли что еще.

Теперь все было готово, и мальчики полезли в нору. Том полз впереди. Они кое-как добрались до конца прохода, закрепили конец бечевки и двинулись дальше. Несколько шагов — и они были у источника. Том почувствовал, как его с ног до головы охватила дрожь. Он показал Геку остаток фитиля, прилипший к комку глины у самой стены, и описал ему, как они вместе с Бекки следили за вспыхивающим и гаснущим пламенем свечи.

Теперь мальчики начали говорить шепотом, потому что тишина и мрак пещеры угнетали их. Они шли все дальше, пока не дошли до второго коридора, а там и до провала. При свечах стало видно, что никакого провала тут нет, а есть глинистый обрыв футов в двадцать или тридцать высотой. Том прошептал:

— Теперь я тебе покажу одну штуку, Гек.

Он поднял выше свечку и сказал:

— Постарайся заглянуть подальше за угол. Видишь? Вон там, на большом камне, — копотью от свечки.

— Так это же крест!

— А где у тебя номер второй? Под крестом, так? Как раз тут я видел индейца Джо со свечой!

Гек долго смотрел на таинственный знак, потом сказал дрожащим голосом:

— Том, лучше уйдем отсюда!

— Как же! А клад бросить, что ли?

— Да, бросить. Дух индейца Джо, наверно, где-нибудь поблизости.

— Нет, не здесь, Гек, вовсе не здесь. Он там, где умер индеец Джо, у входа в пещеру, за пять миль отсюда.

— Ничего подобного. Он где-нибудь тут, бродит около денег. Уж мне ли не знать все повадки духов, да и тебе они тоже известны.

Том начал опасаться, что Гек прав. Предчувствие недоброго томило его душу. Но вдруг ему в голову пришла одна мысль.

— Послушай, Гек, какие же мы с тобой дураки! Да разве дух индейца явится туда, где крест?

Довод был основательный. Он убедил Гека.

— Том, а я и не подумал. Это верно. Нам с тобой повезло, что здесь крест. Теперь, я думаю, мы спустимся и поищем сундук.

Том спускался первым, по дороге наскоро вырубая в глине ступеньки. Гек за ним. Четыре хода открывались из маленькой пещеры, где лежал большой камень. Мальчики осмотрели три хода, но ничего не нашли. Они увидели неглубокую впадину в том ходе, который был ближе к основанию камня, а в ней разостланные на земле одеяла, старую подтяжку, свиную кожу, дочиста обглоданные кости двух-трех кур. Но сундука там не было. Они искали и искали без конца, и все зря. Том сказал:

— Говорил же он, что под крестом. А это всего ближе к кресту. Под самым камнем быть не может, потому что он сидит глубоко в земле.

назад<<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 >>>далее