bibliotechka - Мцыри (продолжение)

     Кругом меня цвел божий сад;

     Растений радужный наряд

     Хранил следы небесных слез,

     И кудри виноградных лоз

     Вились, красуясь меж дерев

     Прозрачной зеленью листов;

     И грозды полные на них,

     Серег подобье дорогих,

     Висели пышно, и порой

     К ним птиц летал пугливый рой

     И снова я к земле припал

     И снова вслушиваться стал

     К волшебным, странным голосам;

     Они шептались по кустам,

     Как будто речь свою вели

     О тайнах неба и земли;

     И все природы голоса

     Сливались тут; не раздался

     В торжественный хваленья час

     Лишь человека гордый глас.

     Всуе, что я чувствовал тогда,

     Те думы - им уж нет следа;

     Но я б желал их рассказать,

     Чтоб жить, хоть мысленно, опять.

     В то утро был небесный свод

     Так чист, что ангела полет

     Прилежный взор следить бы мог;

     Он так прозрачно был глубок,

     Так полон ровной синевой!

     Я в нем глазами и душой

     Тонул, пока полдневный зной

     Мои мечты не разогнал.

     И жаждой я томиться стал.

     Тогда к потоку с высоты,

     Держась за гибкие кусты,

     С плиты на плиту я, как мог,

     Спускаться начал. Из-под ног

     Сорвавшись, камень иногда

     Катился вниз - за ним бразда

     Дымилась, прах вился столбом;

     Гудя и прыгая, потом

     Он поглощаем был волной;

     И я висел над глубиной,

     Но юность вольная сильна,

     И смерть казалась не страшна!

     Лишь только я с крутых высот

     Спустился, свежесть горных вод

     Повеяла навстречу мне,

     И жадно я припал к волне.

     Вдруг - голос - легкий шум шагов...

     Мгновенно скрывшись меж кустов,

     Невольным трепетом объят,

     Я поднял боязливый взгляд

     И жадно вслушиваться стал:

     И ближе, ближе все звучал

     Грузинки голос молодой,

     Так безыскусственно живой,

     Так сладко вольный, будто он

     Лишь звуки дружеских имен

     Произносить был приучен.

     Простая песня то была,

     Но в мысль она мне залегла,

     И мне, лишь сумрак настает,

     Незримый дух ее поет.

     Держа кувшин над головой,

     Грузинка узкою тропой

     Сходила к берегу. Порой

     Она скользила меж камней,

     Смеясь неловкости своей.

     И беден был ее наряд;

     И шла она легко, назад

     Изгибы длинные чадры

     Откинув. Летние жары

     Покрыли тенью золотой

     Лицо и грудь ее; и зной

     Дышал от уст ее и щек.

     И мрак очей был так глубок,

     Так полон тайнами любви,

     Что думы пылкие мои

     Смутились. Помню только я

     Кувшина звон, - когда струя

     Вливалась медленно в него,

     И шорох... больше ничего.

     Когда же я очнулся вновь

     И отлила от сердца кровь,

     Она была уж далеко;

     И шла, хоть тише, - но легко,

     Стройна под ношею своей,

     Как тополь, царь ее полей!

     Недалеко, в прохладной мгле,

     Казалось, приросли к скале

     Две сакли дружною четой;

     Над плоской кровлею одной

     Дымок струился голубой.

     Я вижу будто бы теперь,

     Как отперлась тихонько дверь...

     И затворилася опять! ..

     Тебе, я знаю, не понять

     Мою тоску, мою печаль;

     И если б мог, - мне было б жаль:

     Воспоминанья тех минут

     Во мне, со мной пускай умрут.

     Трудами ночи изнурен,

     Я лег в тени. Отрадный сон

     Сомкнул глаза невольно мне...

     И снова видел я во сне

     Грузинки образ молодой.

     И странной сладкою тоской

     Опять моя заныла грудь.

     Я долго силился вздохнуть -

     И пробудился. Уж луна

     Вверху сияла, и одна

     Лишь тучка кралася за ней,

     Как за добычею своей,

     Объятья жадные раскрыв.

     Мир темен был и молчалив;

     Лишь серебристой бахромой

     Вершины цепи снеговой

     Вдали сверкали предо мной

     Да в берега плескал поток.

     В знакомой сакле огонек

     То трепетал, то снова гас:

     На небесах в полночный час

     Так гаснет яркая звезда!

     Хотелось мне... но я туда

     Взойти не смел. Я цель одну -

     Пройти в родимую страну -

     Имел в душе и превозмог

     Страданье голода, как мог.

     И вот дорогою прямой

     Пустился, робкий и немой.

     Но скоро в глубине лесной

     Из виду горы потерял

     И тут с пути сбиваться стал.

     Напрасно в бешенстве порой

     Я рвал отчаянной рукой

     Терновник, спутанный плющом:

     Все лес был, вечный лес кругом,

     Страшней и гуще каждый час;

     И миллионом черных глаз

     Смотрела ночи темнота

     Сквозь ветви каждого куста.

     Моя кружилась голова;

     Я стал влезать на дерева;

     Но даже на краю небес

     Все тот же был зубчатый лес.

     Тогда на землю я упал;

     И в исступлении рыдал,

     И грыз сырую грудь земли,

     И слезы, слезы потекли

     В нее горючею росой...

     Но, верь мне, помощи людской

     Я не желал... Я был чужой

     Для них навек, как зверь степной;

     И если б хоть минутный крик

     Мне изменил - клянусь, старик,

     Я б вырвал слабый мой язык.

     Ты помнишь детские года:

     Слезы не знал я никогда;

     Но тут я плакал без стыда.

     Кто видеть мог? Лишь темный лес

     Да месяц, плывший средь небес!

     Озарена его лучом,

     Покрыта мохом и песком,

     Непроницаемой стеной

     Окружена, передо мной

     Была поляна. Вдруг во ней

     Мелькнула тень, и двух огней

     Промчались искры... и потом

     Какой-то зверь одним прыжком

     Из чащи выскочил и лег,

     Играя, навзничь на песок.

     То был пустыни вечный гость -

     Могучий барс. Сырую кость

     Он грыз и весело визжал;

     То взор кровавый устремлял,

     Мотая ласково хвостом,

     На полный месяц, - и на нем

     Шерсть отливалась серебром.

     Я ждал, схватив рогатый сук,

     Минуту битвы; сердце вдруг

     Зажглося жаждою борьбы

     И крови... да, рука судьбы

     Меня вела иным путем...

     Но нынче я уверен в том,

     Что быть бы мог в краю отцов

     Не из последних удальцов.

     Я ждал. И вот в тени ночной

     Врага почуял он, и вой

     Протяжный, жалобный как стон

     Раздался вдруг... и начал он

     Сердито лапой рыть песок,

     Встал на дыбы, потом прилег,

     И первый бешеный скачок

     Мне страшной смертью грозил...

     Но я его предупредил.

     Удар мой верен был и скор.

     Надежный сук мой, как топор,

     Широкий лоб его рассек...

     Он застонал, как человек,

     И опрокинулся. Но вновь,

     Хотя лила из раны кровь

     Густой, широкою волной,

     Бой закипел, смертельный бой!

     Ко мне он кинулся на грудь:

     Но в горло я успел воткнуть

     И там два раза повернуть

     Мое оружье... Он завыл,

     Рванулся из последних сил,

     И мы, сплетясь, как пара змей,

     Обнявшись крепче двух друзей,

     Упали разом, и во мгле

     Бой продолжался на земле.

     И я был страшен в этот миг;

     Как барс пустынный, зол и дик,

     Я пламенел, визжал, как он;

     Как будто сам я был рожден

     В семействе барсов и волков

     Под свежим пологом лесов.

     Казалось, что слова людей

     Забыл я - и в груди моей

     Родился тот ужасный крик,

     Как будто с детства мой язык

     К иному звуку не привык...

     Но враг мой стал изнемогать,

     Метаться, медленней дышать,

     Сдавил меня в последний раз...

     Зрачки его недвижных глаз

     Блеснули грозно - и потом

     Закрылись тихо вечным сном;

     Но с торжествующим врагом

     Он встретил смерть лицом к лицу,

     Как в битве следует бойцу! ..

 1 2 3