Брэндон достал из кармана пиджака бархатный мешочек и высыпал на стол перед Маурицио бриллианты Жискара.

— На сегодняшний день их стоимость равна миллиону долларов. Пригласите опытного ювелира, и он вам скажет, что бриллианты настоящие.

— Они великолепны, — кивнул Маурицио и, взяв один из самых крупных камней, с искренним интересом принялся его изучать. — Это, как я понимаю, бриллианты Жискара, исчезнувшие на прошлой неделе по пути в музей Барлетта, я угадал?

— Да. Надеюсь, вы не возражаете стать обладателем ценностей, принадлежавших когда-то вашему недругу? — поинтересовался Брэндон.

— Никоим образом, — отмахнулся от него Маурицио. — Наоборот, мне будет приятно насолить Арману Жискару. Скажи, как тебе удалось провернуть это дело? Полиция и люди Жискара уверены, что их украл твой брат.

Брэндон пожал плечами.

— Все получилось так, как я и задумал. В прошлом Дункан заработал себе плохую репутацию! Естественно, подозрение сразу упало на него. Я использовал старый, избитый фокус, заставив людей поверить в исчезновение бриллиантов, а на самом деле они все это время находились в этом же кейсе, но только в потайном отсеке. Как я и предполагал, когда в музее кейс открыли и увидели, что бриллиантов нет, то началась паника и неразбериха. У меня заняло одну секунду, чтобы пересыпать их из потайного отсека к себе в карман. Всего лишь ловкость рук.

— Ты потрясающий парень, Брэндон! Я просто восхищен, — вполголоса пробормотал Анжело Маурицио, указав головой на бриллианты. — Я предвижу, что к нашей взаимной выгоде мы продолжим сотрудничество.

Брэндон подобострастно улыбался.

— Так вы скажете вашим букмекерам, что я могу теперь делать ставки?

Маурицио рассмеялся.

— Да, я открываю тебе кредит на миллион. А букмекеры примут тебя как желанного гостя с распростертыми объятиями.

Остановив просмотр записи, Дункан нажал на кнопку перемотки. На лицах родителей застыло выражение ужаса, они замерли в оцепенении. Отрицать очевидное не имело смысла. Дункан встал перед ними, сцепив руки за спиной. Он принялся неторопливо рассказывать о схеме, которую разработали Бойд и Брэндон. Он не стал ничего скрывать родителей, выложив им все без утайки.

— Это только часть записи, которую сегодня сделало ФБР. Этого будет достаточно, чтобы посадить Маурицио. За ним уже числится не один десяток преступлений.

— О Боже, — простонала Элиза.

— В обмен на улики, которые я раздобыл в отношении Монро, и компьютерные чипы, а также за дачу Брэндоном свидетельских показаний против Маурицио и Бойда, ФБР обещало моему брату неприкосновенность. К счастью для Брэндона, он был у Маурицио лишь мальчиком на побегушках. Ни в чем серьезном он не замешан. ФБР согласилось представить прессе дело так, что Брэндон по их просьбе выполнил работу, внедрившись к Маурицио, чтобы собрать против него улики. Короче говоря, действовал как тайный агент. Маурицио теперь до конца своих дней будет сидеть за решеткой на основании свидетельских показаний Брэндона.

— О Боже, — вновь вздохнула Элиза.

— Не волнуйся так, мама. Вот посмотришь, что Брэндон окажется еще героем, — Дункан не удержался и улыбнулся. — Час назад я передал бриллианты людям Жискара, чтобы они их отвезли в музей Барлетта. Я разговаривал с Жискаром, а он, в свою очередь, переговорил с полицией Нью-Йорка и попросил не возбуждать дела о похищении драгоценностей. Полицейские согласились. Через моего знакомого Кармина Беллини я уладил вопрос с людьми Маурицио, оплатив долг Брэндона. Так что теперь нам всем можно спокойно спать.

— Кто тебе разрешил брать деньги со счета нашей компании? — взвился Колби Ланг.

— Я к ним не прикасался, а заплатил из собственных средств, которые мне достались от деда.

— Не надо мне рассказывать сказки. Неужели ты серьезно думаешь, что я тебе поверю? Ты наверняка уже давно промотал все свое наследство.

— Проверь в банке, отец, — Дункан с трудом заставил себя улыбнуться. — Ты поймешь, что я хорошо распорядился капиталом.

Ланг-старший раздумывал несколько секунд.

— Естественно, ты хочешь, чтобы компания возместила тебе потерю.

— Нет, отец, — Дункан едва сдержался и сохранил спокойный, любезный тон. — Твои деньги мне не нужны, и мне не хочется разорять нашу компанию. Я считаю, что мой капитал нашел хорошее применение. Пусть это послужит кое-кому уроком. Итак, — он поспешил продолжить, когда увидел, что отец собирается его перебить, — остался только один вопрос: как мы поступим с Брэндоном?

— У полиции к нему вопросов больше нет, а самое главное, что этот ужасный бандит оказался за решеткой. Брэндон теперь свободен, — слабым голосом произнесла Элиза. — Пусть все остается так, как есть.

— Тут ты не права, — не согласился с матерью Дункан. — Брэндон — заядлый игрок. Плохо то, что он в этом никогда не сознается. Если ему дать волю, он влезет в новые долги, вновь может использовать какого-нибудь нашего клиента для решения своих проблем. Думаю, что он законченный мошенник. Если его не образумить, то я не знаю, что ему может взбрести в голову завтра.

Элиза не выдержала таких нападок на своего любимца и в течение пяти минут нещадно ругала Дункана, чем напомнила ему растревоженную наседку, ревностно опекающую своего маленького цыпленка, которого кто-то посмел обидеть. Ничего иного Дункан и не ожидал, поскольку Брэндон был ее первенцем, обожаемым сыночком. Она никогда не скрывала этого. Даже теперь, узнав о Брэндоне всю неприглядную правду, она была готова до хрипоты спорить с тем, кто отзывается о нем плохо.

— Отец, ты рискуешь репутацией «Колангко»! А если это приведет к краху компании, что мы будем делать тогда? Ты же знаешь, что в любую минуту Брэндон может снова встать на путь предательства, — произнес Дункан, в то время как мать разразилась рыданиями, упав в свое кресло.

— Нет, — хрипло выговорил его отец. Он откашлялся и уже более уверенным голосом сказал: — Брэндону придется уйти из нашей компании.

Элиза вскочила и как разъяренная фурия набросилась на мужа, учинив настоящий скандал. Увидев холодное непроницаемое лицо мужа, Элиза запнулась на полуслове.

— Как я сказал, так и будет, — отрезал Ланг-старший. — Если бы Дункан не успел вмешаться, то Брэндон развалил бы агентство и покрыл позором наше доброе имя. Подумай о том, что могло случиться. Его бы арестовали, посадили в тюрьму. Представь себе чудовищный скандал, раздуваемый прессой, сплетни, слухи вокруг нас.

Элиза резко откинулась на спинку кресла. Ее пальцы дрожали, выдавая сильное волнение.

— Нет, больше у него не будет возможности нас погубить, — проговорил Колби. За несколько минут он постарел на десять лет. — Я его отправлю в Австралию под предлогом открытия филиала нашей компании. Мы ему, конечно, поможем с деньгами. В Австралии у меня есть свои люди. Я их попрошу за ним приглядывать, чтобы он вновь не угодил в какую-нибудь переделку. Через год я официально объявлю о его увольнении. К тому времени уже ни один человек не вспомнит о Маурицио и о бриллиантах Жискара. Ни у кого не возникнет подозрений о причине его ухода из нашей фирмы.

— Я хотел предложить почти такой же план, — одобрительно кивнул Дункан.

Отец внимательно посмотрел на сына.

— Мне кажется, что ты сильно устал.

— Да, последнее время приходилось много работать.

— Наверное, я был несправедлив к тебе.

— Наверное, — согласился Дункан.

— Господи, бедный Брэндон. Что ему теперь делать? — запричитала Элиза.

— Не знаю, — отрезал Дункан. — Может, заняться фокусами? Из него бы получился всемирно известный иллюзионист. Кстати говоря, деньги у моего братца водились, раз он держал открытые счета, — съязвил он.

— Не говори так о Брэндоне в моем присутствии, — возмущенно вскричала Элиза. — Я не желаю тебя слушать.

— Правда часто бывает горька.

— Мне кажется, — с плохо скрытым раздражением произнес Колби Ланг, — что ты метишь на его место.

— Вовсе нет, — откровенно признался Дункан, чем сильно удивил своего отца. — Я думаю, ты со мной согласишься в том, что я много сделал для спасения нашей компании от неизбежного краха. Если бы я обратился в прессу, то вышел бы грандиозный скандал. Но я не такой, как мой брат. Я все еще верю в верность и честь. Однако это не значит, что я ни о чем тебя не попрошу.

— Что ты хочешь получить? — Колби нахмурился.

«Свободы и мира в самом себе», — подумал Дункан, сам толком не зная, чего ему хочется. Никогда раньше они не разговаривали на эту тему.

— Я хочу возглавить в нашем агентстве новый отдел — отдел по расследованию уголовных преступлений, — спокойно произнес Дункан. — Эмму Тенг я повышу в должности, она станет следователем и моим полноправным партнером. У меня будут работать три человека, которых я сам найду и найму. Подчиняться они будут непосредственно мне, и заниматься они должны теми делами, которые я сам выберу для расследования. На должность Брэндона ты можешь подобрать человека по своему усмотрению. Однако его кандидатура должна быть предварительно согласована со мной. Этому человеку следует разъяснить, что он может рассчитывать только на твердое жалованье и никогда не станет совладельцем компании. Отец, «Колангко» принадлежит мне. В агентстве все мое будущее, и я твой наследник. Я прошу тебя изменить завещание и другие документы, которые необходимы для того, чтобы я унаследовал компанию в случае твой кончины или отставки.

— Это все?

Дункан смело, не дрогнув, встретил убийственный взгляд отца.

— Да, это все, — подтвердил он.

Колби секунду колебался, отведя глаза в сторону. Было совершенно ясно, что он не ожидал от младшего сына такого четкого и продуманного изложения своих требований.

— Хорошо, я согласен. Я приготовлю все необходимые бумаги после того, как поговорю с Брэндоном. — Он как-то болезненно поморщился. Дункан быстро отвернулся, чтобы не видеть слабость отца. Известия, которые он принес, были для Ланга-старшего тяжелым ударом.

— Завтра я буду в офисе и подпишу все необходимые бумаги, которые ты подготовишь. До свидания.

Дункан вышел из библиотеки и, спустившись по лестнице, вышел через парадную дверь родительского дома. Он шел пешком до тех пор, пока не почувствовал, что ноги не держат его. Решив передохнуть, он с тяжелым вздохом уселся на край тротуара. Стояла тихая, спокойная ночь, и не было слышно ни звука. Жизнь, как ему показалось, замерла повсюду.

 

Следующие несколько дней Харли, если не была занята сочинением песен, занималась любовью с Дунканом. Она просыпалась утром, будила Дункана, и они предавались чувственным ласкам. Он уходил на работу, а она брала в руки гитару.

Когда Дункан возвращался на ленч, они опять шли в спальню. Он уходил вновь на работу, а она возвращалась к своей музыке. После ужина они занимались любовью всю долгую ночь.

Дни проходили просто великолепно, если не считать, что настроение Дункана становилось все хуже. Даже заниматься любовью он стал по-иному, с какой-то безнадежной обреченностью, словно смаковал последнюю каплю изысканного вина со дна бокала. Харли не понимала, что с ним происходит. Его чувства к ней, как и ее к нему, были полны страсти. Они оба получали удовлетворение. Но глядя на Дункана, она бы не сказала, что он счастливый человек, во всем его поведении угадывалось глубоко спрятанное отчаяние.

Дункан замкнулся в себе, отделившись от нее стеной отчуждения, и ей никак не удавалось его расшевелить и поговорить с ним откровенно.

Это началось с того самого вечера, когда он рассказал родителям о Брэндоне. Дункан отмалчивался и игнорировал все попытки Харли обсудить с ним его мрачное настроение. Это ее страшно угнетало. Пьянящими поцелуями и ласками он мог довести ее до исступления, а затем на руках отнести в спальню, продолжая при этом хранить молчание. Ей хотелось кричать, но не от сладостных чувств, а чтобы так выразить свое отчаяние. Они были до боли близки, но он, казалось, добровольно обрек себя на изгнание. Даже когда она что-то бормотала в полузабытьи, содрогаясь от получаемого наслаждения, она чувствовала всю глубину его отчуждения.

Он любил ее с безумной страстью, но она не могла ничего сделать для него, чтобы облегчить его страдания. Ей никак не удавалось найти ту лазейку, с помощью которой она смогла бы заглянуть ему в душу.

Это ее одновременно пугало, сердило и смущало. Она подозревала, что его мрачное настроение каким-то образом связано с ней. Но Дункан упрямо отказывался об этом говорить. Единственным утешением было сильное чувство их единения, которое они испытывали повсюду, даже не находясь вместе. Их объединяло нечто большее, чем просто физическая связь, и даже его молчание не могло отдалить их друг от друга. В этом Харли видела маленькую надежду на излечение Дункана.

Их незримое единение ее поддержало и помогло в трудную минуту, когда она в пятницу вечером, очень взволнованная, пришла в «Сюрреалистик Пиллоу», чтобы исполнить несколько новых песен. Она обвела взглядом публику и среди толпы увидела музыкантов из «Рокин Робинс».

«Хватит ли у меня смелости выступить сегодня?» — испуганно подумала Харли. Затем она почувствовала на себе ободряющий взгляд Дункана. Вновь оглядев зал, она без труда его нашла. Он снова улыбнулся ей и подмигнул.

Господи, что за человек! Харли рассмеялась и открыла выступление своей песней «Доченька, этого делать нельзя». Теперь она пела с мягким акцентом жительницы Оклахомы. Харли не знала, как к этому отнесутся поклонники рок-н-ролла. Но они были ее первыми слушателями, своего рода подопытными кроликами, и она рискнула выяснить их реакцию. Если ее песни понравятся здесь, значит, она легко найдет новых поклонников. Кроме того, она не рассталась с надеждой, что и старые фанаты останутся ей верны.

Затем Харли решила исполнить известнейшие песни — Элвиса Пресли и Кэрол Кинг, потому что она их любила и была уверена, что публике они тоже нравятся. Но больше всего ей хотелось спеть их для Дункана. Она даже вытащила на сцену Марка, чтобы он ей подпевал.

Народ быстро завелся и стал веселиться вовсю. Харли была счастлива. Стоит подумать о продолжении музыкальной карьеры, раз она может так быстро завладеть аудиторией.

После ее выступления Марк, Сьюзен и другие музыканты из «Рокин Робинс» сгрудились около столика, за которым сидели они с Дунканом. Все о чем-то радостно говорили, перебивая друг друга, молчал только один Дункан. Он просто сидел, откинувшись на спинку стула, наблюдал за ними и смеялся вместе со всеми над веселыми шутками. Его глаза сияли от счастья. Когда Харли встретилась с ним взглядом, то поняла, что он несказанно рад ее успеху и тому, что теперь у нее появились новые друзья, новые песни и замыслы, против которых всегда выступали деспотичный Бойд и мать. У нее на глазах выступили слезы, и она быстро отвернулась, чтобы незаметно для всех смахнуть их.

Почему она любит Дункана? Харли могла бы назвать десятки причин. А как ей разрушить ту ужасную стену отчуждения, которой он себя окружил, и убедить его в том, что она его любит, что он ей не-обходим? Она боялась, что своими уговорами может только все испортить и навсегда его потерять.

В апартаменты «Колангко» они вернулись поздно вечером на такси. Всю ночь они посвятили любви.

На следующий день они вновь отправились в клуб, где Харли спела песню Пегги Ли «Страсть». Она пела для него, и все это время он не сводил с нее пылающего взгляда. Когда они вышли из клуба, Харли заметила, что их ждет служебный лимузин «Колангко». Она поняла, что это неспроста, но догадалась о настоящей причине чуть позже, когда Дункан усадил ее в машину, закрыл за собой дверцу и они отъехали от клуба. Дункан, сгорая от нетерпения, овладел ею прямо на заднем сиденье. Перегородка между водителем и пассажирским салоном была звуконепроницаемой и непрозрачной. Водитель не видел, как Дункан, не давая ей опомниться и не сказать ни слова, набросился на нее и заставил обо всем позабыть в его объятиях.

В субботу вечером Харли вышла из клуба «Сюрреалистик Пиллоу» опьяненная успехом. Такое восторженное состояние она не испытывала даже в моменты своего наивысшего триумфа на сцене в течение последних девяти лет. Теперь уже она набросилась на Дункана на заднем сиденье автомобиля. Ее руки быстро заскользили по его телу. От ее настойчивых ласк Дункан содрогнулся, издав сдавленный стон. Он откинулся на сиденье, а Харли завладела инициативой, давая выход энергии, накопленной во время сегодняшнего успешного выступления.

Когда машина подъехала к зданию «Колангко» и водитель предупредительно открыл заднюю дверцу, они вышли как ни в чем не бывало, словно ничего не произошло. Харли с Дунканом были похожи на обычную влюбленную пару, которая вернулась домой после того, как прекрасно провела вечер в городе. Дункан, правда, успел торопливо засунуть в карман пиджака трусики, которые сорвал с нее. Когда они вышли из машины, ему пришлось нелегко: он был вынужден держать пиджак перед собой, чтобы случайные прохожие не заметили его возбуждения, в которое его вновь привела Харли перед тем, как лимузин остановился.

— За это тебе придется расплачиваться, — пригрозил Дункан.

— Я согласна, — она невинно улыбнулась. Когда за ними закрылись двери лифта, Дункан прижал ее к стене кабины. Осыпая поцелуями шею Харли, он попытался справиться с пуговицами ее кожаной жилетки, но потерпел неудачу. Дрожа от возбуждения, он их просто оторвал, и они покатились по полу. Сжав ее грудь руками, Дункан припал к ней губами, словно хотел напиться.

Когда его рука скользнула под короткую юбку, Харли взмолилась, чувствуя, что ее сердце вот-вот остановится.

— Дункан, нет. Пожалуйста!

Его черные глаза сверкали от возбуждения.

— Наступил час расплаты, моя дорогая. — Внезапно он поднял ее на уровень бедер, плотно прижав к себе. Когда он вошел в нее, тяжелое дыхание Харли превратилось в тихие стоны, по телу разлилось неизъяснимое блаженство, и она повисла на Дункане, вцепившись ему в плечи. Она обхватила ногами его бедра и шептала: «Да, да, да». Их сегодняшняя близость подарила ей новые сексуальные ощущения, о которых она не подозревала. Обхватив руками Дункана за шею, Харли нежно покусывала его за мочку уха. Он сладостно постанывал, совершая бедрами ритмичные движения.

Лифт достиг пятнадцатого этажа. Дункан не боялся, что сегодня кто-то может находиться в холле перед его апартаментами. После того как Дезмон и Луи уехали во Францию, Харли больше не угрожала опасность, и он распорядился убрать телохранителей с этажа.

Она пришла в восторг, когда Дункан вышел из лифта и, держа ее на весу, одной рукой умудрился набрать на панели у входа нужный код, чтобы открыть дверь. Войдя в комнату, он не прошел и двух шагов, как остановился.

Дункан вновь прижал ее к стене — на этот раз в холле прихожей. Движения его бедер стали стремительными, пальцы судорожно впились в ее тело.

Харли провалилась в сладостную бездну, позабыв о времени и реальности.

Его тело под рубашкой казалось ей раскаленным. Он прошептал ей что-то на ухо, возбуждая еще больше. Вскоре дыхание Дункана стало прерывистым, а движения конвульсивными. В момент наивысшего наслаждения он, сжимая в руках трепещущее тело Харли, выкрикнул ее имя.

Чтобы не рухнуть на пол, он в изнеможении прижался к Харли и буквально вдавил ее в стену. Они оба тяжело дышали, чувствуя, как постепенно их оставляет страшное напряжение. Ноги Харли соскользнули вниз, ища опору.

— Черт побери, Дункан, — отдышавшись произнесла она. — Мы пойдем в спальню или так и будем стоять здесь?

Он ничего не ответил и, взяв ее на руки, отнес на кровать.

Дункан утолил свою неистовую страсть, но еще горел желанием продолжить любовные игры. Однако теперь он уже не был стремительным и нетерпеливым, а стал нежным и чутким. Харли испытала не один продолжительный и незабываемый оргазм за те часы, что они посвятили сексу этой ночью. Они неторопливо ласкали друг друга, находясь словно в забытьи, а после того, как в полной мере насладились этим актом, перешли к новым ласкам. Им хотелось вечно купаться в волнах удовольствия. После очередного пика наслаждения Харли вновь почувствовала нежные прикосновения его рук. Последнее, что она запомнила от той ночи, это его поцелуй в ладошку, затем ее окончательно сморил сон.

Утром Харли проснулась с улыбкой на губах. Она медленно раскрыла глаза и увидела, что Дункана рядом с ней нет. Остатки сна мгновенно исчезли. Она подскочила на кровати, испуганно озираясь по сторонам, но в спальне Дункана не было.

Ее сердце сжалось от неясного предчувствия, когда она позвала его дважды и не получила ответа.

Но тут Дункан появился в дверях, ведущих в гостиную. Он был босиком, в черных джинсах и футболке. Его черные волосы растрепались, а глаза были какие-то потухшие.

— Ты что-то рано проснулась, — безо всякого выражения произнес Дункан.

Было видно, что он напряжен, его лицо напоминало маску. Он даже не подошел к ней, не обнял, не поцеловал и не пожелал ей доброго утра. Харли замерла в оцепенении.

— Что-то случилось? — прошептала она, натянув на себя одеяло.

— Прошли две недели, Харли. Твой отпуск закончился.

Внезапно она поняла, что вся дрожит, и какое-то мгновение не могла говорить, ей не хватало воздуха.

— Отпуск закончился, — повторила она, словно в этих словах был тайный смысл, известный лишь им двоим.

— Пришло время проститься. Ты должна начать свою собственную жизнь, — тихо проговорил Дункан.

Харли все поняла. «Вот почему в последние дни он стал таким замкнутым», — подумала она.

— Я всегда знала, что в один прекрасный день я тебе надоем, просто мне казалось, что это случится чуть позже. — Слова давались ей с большим трудом. — Но я не графиня Пишо. Или я у тебя была так — для разнообразия, а сейчас ты решил, что тебе со мной скучно и можно поискать кого-нибудь мне на замену? Нет-нет, не надо ничего говорить — я сморозила глупость. Ты меня больше не любишь, теперь я это поняла.

— Харли…

— Нет, все нормально. Я ждала, что рано или поздно это случится, — упавшим голосом произнесла она. — Я не буду устраивать тебе сцен. Не хочу выставлять себя в глупом свете. Разве я могу тебя заставить вновь меня полюбить, если между нами все кончено?

— Харли, да замолчишь ты наконец? — рявкнул Дункан.

Она подпрыгнула на кровати, изумленно уставившись на него. Ишь как разозлился!

— Дело не в том, люблю я тебя или нет, — продолжил он. — Просто ты собиралась отдохнуть всего две недели. Сегодня они заканчиваются. Теперь тебе надо лететь в Лос-Анджелес для записи нового альбома.

Харли скрипнула зубами.

— Это ты так решил?

— Нет, именно так ты планировала. Я просто не хочу, чтобы ты нарушила свой график и сорвала контракт.

Харли не сводила пристального взгляда с его каменного лица. Затем она выскользнула из-под одеяла и накинула на себя зеленый халат. Ее сотрясала дрожь. Можно было подумать, что у нее приступ лихорадки.

— Я и не подозревала, что тебя интересует мой график работы в Лос-Анджелесе. В любом случае мы хорошо развлеклись, хоть наш летний роман и был коротким.

Ей показалась, что он изощренно над ней издевается.

— Ты хочешь сказать, что я была тебе нужна только для развлечения?

— Нет, все наоборот — это ты должна воспринимать меня как временное увлечение.

Поначалу она ничего не поняла и удивленно заморгала, а затем взорвалась.

— Кто тебе это сказал, а?

— Я детектив. Я сам умею делать выводы.

— В таком случае, ты ошибся. Да и вообще, как ты осмелился решать за меня, что мне нужно, а что нет? Что ты о себе возомнил? Навязываешь мне то, чего я не хочу. Нет уж, Дункан, я сама буду за себя решать.

— Харли, — нравоучительным тоном начал Дункан, — в течение девяти лет у тебя не было романов, ты не встречалась с мужчинами. Как только ты стала свободной, что ты сделала? Ты стала встречаться со мной. Я — твой первый любовник. Но впереди тебя ждет новая жизнь, ты добьешься в ней успеха. Не нужно большого ума, чтобы догадаться, что у тебя появится много новых знакомых, с кем-то из них тебе захочется установить близкие отношения.

— Знаешь, — встав в угрожающую позу, она начала медленно к нему приближаться, — иногда у меня возникает желание треснуть тебя кулаком по башке.

— Это понятно: я всегда прав, а тебя это злит.

— Неправда, — пронзительно крикнула она, дрожа от негодования. — Знаешь, что я тебе скажу? Даже когда ты понимаешь, что не прав, ты никогда в этом не признаешься. А почему? Да потому, что ты упрямый осел. Ты для меня больше, чем мимолетное увлечение, я тебя люблю. Ты стал частью меня. Я бы хотела всегда быть с тобой рядом. Эй, ты меня слышишь? Я тебя люблю.

назад<<< 1 . . . 25 . . . 27 >>>далее