Журналист повелительно сказал:

– Вот что, парень, тащи сюда все письменные принадлежности, которые есть в этой лавочке. Все – перья, бумагу, промокашки, чернильницу!

Официант недоуменно пожал плечами. Еще один ненормальный на его голову! Все последние дни его постоянно атаковали журналисты, задавая самые невозможные вопросы. А теперь еще этот… Решил, видимо, что здесь не трактир, а канцелярский магазин. Впрочем, пусть его. Главное, что на чаевые не скупится. Так что лучше не спорить.

– Пожалуйста, мсье, – проговорил парень. – У нас тут не так много письменных принадлежностей, как вам кажется. Чернильница всего одна – вот она. Что касается бумаги…

– Ради Бога, прекрати болтать! – поморщился журналист. – Тащи все, что есть.

Официант вышел и вскоре вернулся с несколькими картонными папками.

– Подумать только, – бормотал Фандор, внимательно просматривая их содержимое, – возможно, этих бумаг касалась рука убийцы!

Отложив одну папку, он взял другую и принялся перебирать старые конверты и листы желтой дешевой бумаги.

– Никакой зацепки…

Фандор вздохнул и кивнул официанту:

– Унесите это.

Парень уже протянул руку к папкам, как вдруг Фандор остановил его:

– Минуточку… А это что такое?

Мгновение он присматривался и вдруг завопил:

– Зеркало! Быстро принеси мне зеркало!

Ничего не понимающий официант тупо смотрел на промокашку в руках журналиста и молчал. Фандор нетерпеливо топнул ногой:

– Во имя всего святого, что ты уставился? Есть в этом доме зеркало?

Не дожидаясь ответа, он встал и решительно прошел в заднее помещение. Там над умывальником висело небольшое зеркальце. Фандор поднес к нему промокашку и принялся разбирать остатки строчек. В зеркальном изображении их можно было читать слева направо, как обычное письмо.

Прежде всего репортер занялся подписью. В первом слове сохранилась буква "н", во втором отчетливо прорисовывалось «Бодр».

– Сомневаться не приходится, это Рене Бодри, – прошептал Фандор.

Он продолжал всматриваться в неровные, плохо сохранившиеся строчки. Кое-что можно было разобрать, хотя общий смысл документа оставался неясным.

«Господину… же… Я передаю все права на владение… лошадь… ровки… цен… тридцать ты… ов.»

– Попробуем восстановить, – сказал Фандор. – Итак, господину, имя или фамилия которого оканчивается на «же», я передаю все права на владение моей лошадью… Имя лошади также не известно… Для тренировки. Или, наоборот, без тренировки? За цену в тридцать тысяч франков.

Журналист отер пот:

– Похоже, это последний документ, который Рене Бодри подписал в своей жизни. Значит, лошадь… Что ж, я как раз и знал его как Анри, букмекера. Хорошо, что мне пришло в голову приехать сюда! Кажется, дело сдвинулось…

 

В газете о найденной промокашке не упоминалось. Жюв отсоветовал Фандору помещать материал, считая, что это может насторожить преступника.

Поэтому, когда три дня спустя господин Бридж спускался в конюшню, он ни о чем не догадывался. На Бридже был костюм для верховой езды, и оседланная лошадь уже ждала его. Сегодня он хотел лично проконтролировать работу конюхов на тренировке кобыл-двухлеток.

Господин Бридж был не в духе с самого утра. Двухлетки вчера отвратительно ходили рысью, к тому же лучшая кобыла, Капризница, словно оправдывая свое имя, неожиданно захромала. И вот теперь, как это всегда и бывает, плохое настроение хозяина вымещалось на ни в чем не повинных слугах.

– Пошевеливайтесь, бездельники! – гремел Бридж. – Почему лошади еще не под седлом? А это что? У Флаинга до сих пор не перемотана нога! Вы что, дармоеды, хотите, чтобы он порвал сухожилие?

Он огляделся:

– Джимми, подойди ко мне. Что это такое? Ты думаешь, кобыла сможет бегать, если стремена чуть не по земле волочатся? Немедленно укоротить!

Дойдя до конюшни с жеребцами, Бридж увидел свежую кучу навоза и вконец осатанел.

– Это что, так и должно здесь лежать?! – заорал он, и хлыст его со свистом рассек воздух. – Кто сегодня смотрел за чистокровками?

Слуги испуганно молчали.

– Ну, что вы таращитесь, олухи царя небесного? – бушевал хозяин. – Не видите эту кучу дерьма? Убрать ее немедленно!

Двое слуг молча принялись убирать навоз, а остальные конюхи потихоньку переместились в другой конец двора, подальше от разгневанного хозяина. Там они стали седлать кобыл.

Возмущенно пыхтя, Бридж повернулся на каблуках и столкнулся с прилично одетым молодым человеком, держащим в руках кепку.

– А вы кто такой? – грубо спросил лошадник. – Здесь частное владение, а я, помнится, никого не приглашал.

Незнакомец бесстрастно поклонился.

– Мистер Бридж здесь? – спросил он с ярко выраженным акцентом.

– Ну, это я. Что дальше?

– Меня зовут Скотт.

Видя, что его имя не произвело на Бриджа никакого впечатления, молодой человек пояснил:

– Я новый конюх. Вы сами приняли меня на работу. Помните?

– Ах, конюх… – протянул хозяин конюшни. – Припоминаю. Вас, кажется, рекомендовал Смит. Что ж, отлично. Займитесь пока вот этой кучей.

Он указал на так возмутивший его навоз. Скотт равнодушно скользнул по куче глазами и перевел взгляд на жеребцов.

– У вас что, неладно со слухом? – взорвался Бридж. – Или вы явились сюда валять дурака?

– Вовсе нет, – сказал молодой человек. – Но я не вижу лопаты.

Бридж злобно ощерился:

– Лопаты? Может, вам еще и опахало принести? Здесь навоз убирают руками. Мне не нужны чистоплюи! Я их терпеть не могу!

– А я, мсье, – невозмутимо проговорил Скотт, – терпеть не могу грубиянов.

Только человек, совершенно не знавший Бриджа, мог позволить себе говорить с ним в подобном тоне. Некоторое время лошадник молча хлопал глазами, потом неожиданно улыбнулся.

– А ты наглец, парень, – протянул он. – Однако сложен неплохо. Какой рост?

Скотт пожал плечами:

– Соответствует.

– А вес?

– В порядке.

Тренер окинул жокея придирчивым взглядом:

– Не знаю, не знаю… Похоже, не мешало бы малость похудеть.

– Ну, это не проблема.

– Вот как? Посмотрим… Лэм!

Из конюшни выбежал слуга.

– Займись этим парнем, – приказал хозяин. – Посадишь его на ту норовистую черную кобылу. Посмотрим, не убьется ли он до конца недели.

 

Глава 11

«БРАТ» ФАНТОМАСА

 

Кабачок папаши Корна по-прежнему действовал. Однако это знаменитое заведение на улице Шарбоньер постепенно потеряло свой экзотический облик и скандальную репутацию. Окрестные бандиты почти перестали сюда заглядывать, и для полицейского комиссара округа наступили спокойные дни. Теперь он получал от силы две – три жалобы в неделю, тогда как раньше их приходилось по дюжине на день. Заведение определенно перестало быть зловещим притоном, в котором готовились кровавые злодеяния.

Может, папаша Корн с годами остепенился? Людям, хорошо его знавшим, трудно было в это поверить. И не без оснований. Скорее можно было предположить, что трактирщик потерял доверие у своих дружков бандитов, которым не раз предоставлял убежище. Теперь папаша Корн оказался в щекотливом положении – преступники ему не доверяли, но в глазах полиции, с которой он время от времени сотрудничал, он тоже не выглядел ангелом. Типичная ситуация для тех, кто пытается усидеть на двух стульях.

Слава Богу, до настоящей мести не дошло. Бандиты выбрали для своих встреч другое место, и полиция понемногу оставила кабачок на улице Шарбоньер в покое. Со временем папаше Корну, чтобы свести концы с концами, пришлось поделить свое заведение. Он сдал внаем лавочку, выходящую на бульвар ла Шапель. Теперь кабак имел всего один выход, что никак не устраивало посетителей, не имеющих желания встречаться с полицией. Наличие черного хода нередко являлось для них вопросом жизни и смерти.

Несмотря ни на что, папаша Корн находил в своей теперешней жизни немало преимуществ. Годы брали свое, и ему уже не по силам было обслуживать клиентов до самого утра. Теперь же заведение пустело уже к полуночи, и старику можно было отправляться спать.

Клиентура изменилась вместе со всем кварталом. Старые деревянные домишки снесли, и на их месте теперь стояли добротные буржуазные здания. Старожилы с презрением говорили о «понаехавших сюда торгашах, нуворишах и прочем сброде». Теперь по вечерам в кабачок папаши Корна приходили степенные лавочники и чиновники. Нередко приходилось слышать от посетителей, что название «Встреча друзей» устарело и его пора сменить на что-нибудь современное.

Однако нет-нет, да и заглядывал на огонек кое-кто из прежних клиентов – обычно сразу же по выходу из тюрьмы. Заслышав хриплые голоса: «Еще кувшин красного, папаша Корн!», старик каждый раз вздрагивал. Ему вспоминались времена, когда полицейские десять раз думали, прежде чем наведаться в его трактир. Такие молодчики, как Бородач, Сторож или могучая Большая Эрнестина не боялись ни черта, ни дьявола, и связываться с ними решался не всякий. А кто все-таки решался, мог заплатить страшную цену…

 

– Кувшин красного, папаша Корн! – раздался грубый мужской голос.

Трактирщик поднял голову и прищурился. В помещение вошли двое здоровяков, разбойничавших когда-то под началом Сторожа. Это были печально известные своей жестокостью Горелка и Иллюминатор.

Последнее время о них ходили странные слухи. Говорили, что они бросили воровать, завели какой-то честный бизнес и живут в квартире Адели. Злые языки шептали, что друзья хотят хоть чем-нибудь походить на шишек из аристократических салонов и, не в силах купить себе приличные костюмы, решили завести себе одну жену на двоих, считая, что это весьма тонко и пикантно.

Сейчас Адель тоже была с ними. Шурша юбками, она устраивалась за столиком в углу. Папаша Корн поспешил к старым приятелям, как вдруг дверь с грохотом распахнулась и на пороге появились трое новых посетителей. Они пытались одновременно протиснуться внутрь, но это никак не удавалось. Потом все трое отступили назад и с недоумением переглянулись, явно не понимая, почему все еще находятся на улице. Мысль о вредном влиянии чрезмерного количества алкоголя на человеческий организм, видимо, не приходила им в голову. Не в силах разгадать тайну открытой двери, в которую не войти, двое залились горькими пьяными слезами. Наконец третий, державшийся на ногах потверже, по одному втолкнул своих попутчиков в трактир и вошел сам.

Папаша Корн сразу узнал это лицо, покрытое клочковатой бороденкой. За спиной человека висел на красной бархатной ленте массивный цилиндр с краником. Да, это был Бузотер собственной персоной – неисправимый бродяга, вставший на праведный путь торговца. Он снял цилиндр и аккуратно поставил его в углу.

Иллюминатор толкнул локтем Горелку:

– Признаешь?

Тот кивнул. Конечно, он знает их – и Бузотера, и Вонючку с Паршивцем, его никчемных друзей. С самого детства они зарабатывали на жизнь чисткой сточных канав и выгребных ям. Время от времени приятели пробовали начать новую жизнь, но их подмоченная репутация и въевшаяся во все поры грязь неизменно возвращали их к прежней участи.

Бузотер случайно заметил их на бульваре именно тогда, когда Паршивец и Вонючка встретились после пятилетней разлуки. Оба были уже изрядно пьяны. Увидев старого приятеля, да еще, похоже, при деньгах, они завопили от радости. Бузотер тоже растрогался, и вскоре трио появилось в кабачке папаши Корна. Нельзя сказать, чтобы наш бродяга был альтруистом. Безошибочным чутьем он почувствовал, что, несмотря на потрепанный вид, у Вонючки с Паршивцем тоже водятся монеты, и рассчитывал выпить на дармовщинку.

Пристроив свой бидон, Бузотер огляделся и сразу заметил пирующих Горелку с компанией. Перед ними стоял большой кувшин вина, и весь стол был заставлен тарелками с дымящимся мясом, колбасой, салом и кусками масла.

«Ну и дела! – подумал Бузотер. – Ребята, никак, получили наследство!»

Разумеется, он всерьез не предполагал наличие у Горелки и Иллюминатора богатых родственников. Скорее всего, какой-то бедняга был поставлен ими перед неутешительным выбором – отдать деньги по-хорошему или все равно отдать, но уже в состоянии бессознательном. Или…

«Или, – заключил про себя Бузотер, – они и не собираются ни за что платить. С них станется. Папаша Корн уже староват, чтобы им перечить. Не будет же он звать полицию!»

Со свойственной ему наблюдательностью бродяга сразу заметил, с какой подчеркнутой угодливостью хозяин обслуживает угловой столик.

«Боится, ясное дело. Прежде он бы только кивнул им, и все. Да, видать, у старика рыльце изрядно в пушку!»

Папаша Корн пошел к стойке. Бузотер тронул его за плечо и негромко спросил:

– Ты что же, приятель, кормишь теперь в кредит? Или они пируют за твой счет?

Трактирщик усмехнулся:

– Не считай меня за идиота. Ходил бы я тут по струнке, если бы эта компания не оплатила ужин заранее! Глядишь, и еще чего закажут.

Бузотер удивленно поскреб в затылке. Где же все-таки Горелка с Иллюминатором взяли такую кучу денег? Покосившись еще раз в угол, бродяга отметил, что на Адели новая модная юбка и лакированные блестящие туфли, каких она никогда не носила. Любопытство Бузотера достигло предела. Не обращая внимания на Паршивца и Вонючку, пригорюнившихся над бутылкой, он снова и снова задавал себе вопрос: откуда такое неожиданное богатство?

Тем временем у бандитов трапеза подошла к концу. Они явно собирались уходить.

«А вот это уже и вовсе непонятно, – думал Бузотер. – Похоже, они даже не напились толком! Удивительно… Если такие ребята затевают пьянку, они обычно гудят до самого закрытия, да затем еще стремятся переломать все, что попадет под руку. Нет, тут что-то нечисто!»

Бродяга больше не мог сдерживать любопытства.

– Подождите здесь, – бросил он Вонючке и Паршивцу. – Я на минуту.

Выскользнув на улицу Шарбоньер, Бузотер пошел вслед за Горелкой и Иллюминатором, поддерживающими Адель под руки. Вскоре они достигли бульвара. Тут царила праздничная сутолока, со всех углов доносились песни уличных музыкантов. Не обращая на них внимания, бандиты двинулись дальше.

От слепящих огней бульвара у Бузотера закружилась голова – все-таки выпить он успел немало. Вскоре он потерял преследуемых в толпе. Вздохнув, бродяга принялся наблюдать за сценкой, разыгрываемой Коломбиной и двумя паяцами с набеленными лицами на небольшом деревянном помосте. Актеры пронзительными голосами выкрикивали несусветную чушь к вящему удовольствию всех собравшихся. Вскоре спектакль кончился, и Коломбина пошла со шляпой собирать со зрителей по два су.

«Пора сматывать», – решил Бузотер, вовсе не собиравшийся оплачивать какие бы то ни было развлечения. Он двинулся дальше по бульвару в поисках бесплатных удовольствий.

Некоторое время он наблюдал за вертящимся колесом, уставленным разнообразной посудой. Зазывала надрывался, уверяя зрителей, что каждый из них обязательно выиграет что-нибудь в лотерею, но практика упрямо опровергала его утверждения.

Потом Бузотер от души посмеялся над клоунами, которых публика забрасывала разноцветными шариками. Услышав громкое пение подвыпивших клиентов из ближайшего кафе, он остановился, но тут же резко метнулся в сторону, в темный проход между двумя павильонами. Обойдя строение кругом, он подошел к фонарю и фамильярно хлопнул по плечу массивную женщину. Та быстро обернулась. Это была мамаша Тулуш.

– Давненько мы не виделись, старушка! – радостно хмыкнул Бузотер. – Каким ветром тебя сюда занесло?

Бродяга радовался встрече. Он испытывал к старой торговке самую искреннюю симпатию. Конечно, она не брезговала самыми темными делишками, но Бузотера ли этим удивить! Мамаша Тулуш сама к нему не раз обращалась за помощью, зная, что пройдохе наплевать и на полицейских, и на судей. Во всех случаях ему удавалось так ловко прикидываться дурачком, что он выходил сухим из воды.

Да что там мелкие проделки – однажды в веселой компании на берегу Марны Бузотер на полном серьезе объявил себя мужем мамаши Тулуш! Правда, новоиспеченным «супругам» вскоре пришлось расстаться по не зависящим от них причинам.

И вот теперь они встретились. Старуха, казалось, тоже обрадовалась, однако, не стала тратить время на приветствия.

– Как тебе это нравится? – возмущенно заговорила она. – Колючка хочет меня надуть! Похоже, он принимает меня за какую-то зеленщицу!

Она воздела руки к небу, затем звучно хлопнула себя по ляжкам.

– Нет, ей-Богу, тут все с ума посходили! Считают меня девчонкой!

Бузотер важно покивал головой:

– Правильно, старуха, это никуда не годится. Нельзя позволять водить себя за нос!

Человек, которого мамаша Тулуш называла Колючкой, бросил на непрошеного судью злобный взгляд и ощерил беззубый рот. Он весь был какой-то кривой – голова косо сидела на тощей шее, одно плечо выше другого, ноги колесом. Лысый череп едва прикрывал засаленный берет. На лодыжках при помощи веревок болталось что-то вроде шпор, утыканных гвоздями. За спиной у этого неприглядного субъекта висел грязный мешок, в руках он сжимал толстую палку с железным наконечником. Она явно служила не только для прогулок, но при случае могла проломить кому-нибудь голову. Видимо, за обилие острых предметов парня и прозвали Колючкой.

Мамаша Тулуш продолжала:

– Этот тип торгует тут змеями. Так представляешь, у него хватает наглости заламывать по шестнадцать су за каждую гадюку!

Колючка набычился:

– Это кто тут говорит о наглости! Цена хорошая. Шестнадцать су, ни больше, ни меньше. Это мое последнее слово. Боже мой, шестнадцать су за живую змею! Да это просто даром! Я, между прочим, рискую жизнью, когда ловлю их. А на мешки мне приходится тратиться? А на корм?

– Подумаешь, рискует жизнью! – горячилась торговка. – Чай, не на войне! Красная цена твоим тварям – одиннадцать су.

Но Колючка оставался непреклонным.

– Шестнадцать су, – твердил он. – И ни монеткой меньше.

Наконец мамаша Тулуш оскорбленно сплюнула под ноги и повернулась спиной.

– Катись отсюда, кровосос, – сказала она. – Я лучше сдохну, чему буду платить за эту гадость такие деньги.

Если она надеялась своим решительным отказом заставить торговца змеями сбавить цену, то это ей не удалось. Колючка презрительно пожал плечами и спокойно двинулся по бульвару.

– Нет, ты видел? – возмущенно спросила старуха. – Каков наглец!

– Зато уж упорства ему не занимать, – ухмыльнулся Бузотер. – Слушай, мамаша Тулуш, а с чего это тебе вдруг понадобились живые змеи?

– Ну, это целая история… – неохотно откликнулась старуха.

Глаза Бузотера заблестели от любопытства. Если бы в свое время он занялся журналистикой, то прославился бы не меньше Фандора. Бродяга просто не мог пройти мимо чего-нибудь мало-мальски интересного. Он потер руки:

– Давай-ка, рассказывай!

Мамаша Тулуш подбоченилась:

– Рассказывай… Ишь ты, какой быстрый! А деньжата у тебя имеются?

– Да есть немного. А зачем?

– А ты думаешь, я буду стоять тут на ветру и докладывать все, что тебе захочется узнать? У меня, между прочим, в глотке пересохло. Так что хочешь рассказов – выставляй выпивку.

Бузотер мгновение поколебался, но любопытство победило.

– О чем разговор, мамаша Тулуш! – проговорил он. – Я всегда рад распить с тобой бутылочку, даже без всяких рассказов!

И, подхватив женщину под руку, он увлек ее в соседний кабак.

Праздник между тем был в самом разгаре. Перед небольшим, ярко освещенным сарайчиком прохожих зазывал мужчина в чалме и синем халате, увешанном золотыми кистями.

– Не проходите мимо! – зычно кричал он. – Здесь тигры! Настоящие тигры из индийских лесов! Чудеса дрессировки! Змеи из дебрей Амазонки и Центральной Африки! Белые медведи из Арктики! И все они меркнут перед Султаном – огромным львом, королем саванны! Спешите видеть! Это стоит совсем не дорого! Всего два су! За ничтожную плату вы получите колоссальное удовольствие! Надо быть настоящим глупцом, чтобы лишить себя такого наслаждения! Дрессировщик Султана, профессор Марио, выступал при лучших королевских дворах Европы! Ему рукоплескали короли и президенты! Не пожалейте пары су, дамы и господа!

Весь этот монолог человек сопровождал гулкими ударами бубна. Затем он повернулся и скрылся внутри павильона. Вокруг толпился народ. Многие недоумевали, как в этом хрупком строении профессору Марио удалось разместить целый зоопарк. К помосту подошли двое мужчин и женщина.

– Зайдем? – спросил один.

Женщина покачала головой:

– Не люблю смотреть на подобные зрелища. К тому же, это наверняка сплошное надувательство. А если нет, то вдруг лев сожрет дрессировщика? Не хочу, чтобы мне потом это снилось.

– Скажите, какая слабонервная! – засмеялся мужчина. – А мы, пожалуй, зайдем. Подождешь нас здесь, на воздухе.

Женщина недовольно вздохнула, но все же последовала за своими спутниками внутрь павильона. Женщина была, конечно, Аделью, а ее провожатые – Горелкой и Иллюминатором.

Перейдя порог, они оказались перед клеткой. В ней лежало худое, изможденное животное. В саванне львы могли бы принять его за кошку, но никак не за своего собрата. Ребра несчастной твари, казалось, вот-вот проткнут кожу, потухшие глаза безразлично смотрели в одну точку. Адель покачала головой и с жалостью вздохнула.

– Н-да, зрелище, – говорил Иллюминатор Горелке. – Похоже, сейчас ему не под силу съесть самого рахитичного дрессировщика. Я думаю, хозяин продаст его по дешевке.

– Поглядим сначала на представление, – ответил его приятель.

В павильоне собралось всего несколько зевак. Кроме льва, публике демонстрировался попугай, которому, как утверждала табличка, было две сотни лет от роду, и пятиногий теленок. Теленок стоял далеко в тени, и сосчитать его ноги не представлялось возможным. С тем же успехом их могло быть шесть.

Дрессировщик, однако, не спешил начинать представление. Оставив немногих зрителей созерцать полудохлых животных, он снова вышел на помост и понес ахинею про тигров и белых медведей.

Горелка присел напротив льва и пристально уставился ему в глаза. Зверь никак не реагировал. Горелка повернулся к приятелю.

– Как тебе нравится? – обиженно произнес он. – Смотрит на меня, как на стенку! И морда какая злобная! Вроде уж на ладан дышит, а все равно нас всех ненавидит. У-у, тварь!

Адель пожала плечами:

– Только ему и забот, что тобой любоваться! Ты посмотри, в каком он состоянии. Может, он вообще уже ослеп.

назад<<< 1 . . . 8 . . . 25 >>>далее