Завершая службу, священник благословил присутствующих, и участники прощания начали расходиться. Стоя на ступенях церкви и поглядывая на грозившее дождем осеннее небо, она пожимала протянутые руки, выслушивала соболезнования, принимала поцелуи и сочувственные объятия.

– Мисс Ллойд?.. – К ней приблизилась женщина лет пятидесяти пяти – седая, невысокая, с добрым, приветливым лицом. – Меня зовут Линда Крофт, – представилась она. – Я работаю в клинике «Уотерс». Ваша сестра была таким славным человеком! Я встречалась с ней всего несколько раз, но этого было достаточно, чтобы понять… Надеюсь, вы не сочтете бестактным, что я осмелилась приехать сюда сегодня.

– Совсем нет, мисс Крофт. Спасибо, что пришли.

– Не могу поверить, что она умерла. Ведь я видела ее буквально накануне…

– Она была в вашей клинике меньше чем за сутки до… убийства.

– Так вы знали, что мисс Джиллиан – наша клиентка?

– Я знала, что в тот день ей сделали операцию по искусственному оплодотворению, так что вы можете говорить со мной об этом совершенно свободно – никакой частной информации вы не разгласите. У нас с сестрой не было друг от друга секретов.

– Ваше сходство… Это что-то потрясающее! – заметила мисс Крофт. – Когда я увидела вас в церкви, у меня аж дух захватило. В первую минуту я даже решила, что произошла страшная ошибка, и…

– К сожалению, это не ошибка, – вздохнула она.

– Я вас понимаю, мисс Ллойд. – Линда Крофт легко коснулась ее руки. – Для вас, несомненно, это страшная потеря.

– Так и есть. – Боковым зрением она заметила Джема, который в нетерпении топтался у своей машины, делая ей знаки рукой. С неба упали первые капли дождя, и Джем раскрыл зонт.

Зонт был ярко-алым, и она подумала, что теперь, наверное, до конца жизни не сможет видеть этот цвет и не вспоминать написанные кровью на стене слова. Кое-как справившись с внезапной дрожью, она быстро сказала: – Еще раз спасибо, что пришли, мисс Крофт.

– Я подумала, что мы, сотрудники клиники, тоже должны как-то отреагировать… К сожалению, с нашими клиентами уже случалось нечто подобное. Вы ведь помните историю Андерсонов и их ребенка… Впрочем, я вас, кажется, заговорила, – спохватилась Линда Крофт, кивая в сторону какой-то высокой фигуры, которая торопливо двигалась от церковных ворот в сторону автостоянки. – Извините меня, мисс Ллойд. Этот человек давно ждал вас, наверное, тоже хотел поговорить, а я все болтала и болтала…

Кристофер Харт быстро шагал вдоль мощеной каменной дорожки, не делая ни малейшей попытки укрыться от дождя. Миновав машину Джема, Харт остановился возле двухместного спортивного автомобиля – приземистого, мощного, обтекаемого, как космическая ракета. Отперев дверцу при помощи пульта дистанционного управления, он сел на низкое сиденье. Хлопнула дверца, взревел двигатель, и машина умчалась.

– …Которого похитили несколько месяцев назад.

– Простите, кого похитили? – переспросила она, снова поворачиваясь к мисс Крофт. Кристофер Харт ждал ее, чтобы поговорить? Но что он мог ей сказать?

– Новорожденного младенца. Его украли прямо из родильного отделения клиники. – Линда Крофт продолжила свой рассказ с того самого места, на котором остановилась, когда заметила Харта. – Андерсоны тоже были нашими клиентами. Об этом писали во всех в газетах и рассказывали по телевидению, поэтому я не выдам врачебной тайны, если скажу, что они пытались завести ребенка несколько лет подряд и в конце концов решили прибегнуть к искусственному оплодотворению. У нас работают очень хорошие специалисты, поэтому миссис Андерсон забеременела уже со второй попытки. Когда это произошло… Знаете, я никогда в жизни не видела людей счастливее. Миссис Андерсон так и сияла! А на второй день после родов их ребенка похитили.

– Теперь я вспомнила, – кивнула она. – Об этом действительно много писали. Ребенка, кажется, так и не нашли, верно?

– Насколько мне известно – нет, не нашли. – Линда Крофт сокрушенно покачала головой. – Наверное, мне не следовало говорить вам об этом – на вас и так слишком много свалилось. Да поможет вам бог, мисс Ллойд.

– Кто была эта женщина? – спросил Джем, помогая ей усесться в машину. – Я думал, она будет трепаться до второго пришествия!

– Ее зовут Линда Крофт.

– Линда Крофт? Она твоя знакомая?

– Нет. – Она отрицательно качнула головой. – Линда работает в клинике «Уотерс». Она сказала, что Джиллиан ей очень нравилась и что она захотела прийти, чтобы попрощаться с ней и выразить свои соболезнования.

Джем рассеянно кивнул.

– А его ты видела?

– Ты имеешь в виду Харта?

– Кого же еще?

Она покрутила головой, стараясь избавиться от напряжения, сковавшего мускулы шеи и спины.

– Да, видела. Но не разговаривала.

– А ведь он тебя подкарауливал.

– Но ему не хватило терпения, и это, пожалуй, к лучшему. Нам с ним больше не о чем разговаривать. Надеюсь, я больше никогда его не увижу. Судя по тому, с какой скоростью он рванул со стоянки, сейчас он уже должен быть где-то на подъезде к Хьюстону.

Она старалась говорить спокойно, чтобы лишний раз не раздражать Джема, но в глубине души она была огорчена, что так и не смогла поговорить с Хартом. Ей казалось – она должна извиниться перед ним за… За все, начиная с той дурацкой шутки, которую они с сестрой решили сыграть, и заканчивая собственным истерическим выпадом.

Но желание извиниться было только одной из нескольких причин, заставлявших ее сожалеть, что Кристофер Харт так поторопился с отъездом. Но что это были за причины, она не осмеливалась признаться даже себе, не говоря уже о Джеме. Поэтому она поспешно добавила:

– Нет, я в самом деле рада, что он меня не дождался.» Я не хочу и не могу с ним разговаривать!

Некоторое время они ехали в молчании, которое нарушали лишь ритмические щелчки «дворников», сновавших по ветровому стеклу. Наконец Джем сказал:

– Мне звонил Лоусон. Думаю, тебе тоже…

Дождавшись, пока она кивнет, он продолжил:

– Он сказал тебе, что дело закрыто?

– Да. У Лоусона, похоже, не осталось никаких вопросов. Ему все ясно.

– Ему-то ясно… А тебе?

Но ей не хотелось говорить об этом сейчас. Ей вообще не хотелось разговаривать, но Джем смотрел на нее так пристально, что она вынуждена была пояснить свои слова. Вздохнув, она сказала:

– Разумеется, я не могу судить обо всех обстоятельствах этого дела так же беспристрастно, как это делает Лоусон. Он опытный следователь, к тому же для него смерть Джиллиан – всего лишь эпизод, еще одно убийство, которое нужно поскорее раскрыть, чтобы спокойно сдать документы в архив и без помех заняться своими делами – выпить с друзьями пива, посмотреть по телику футбол или заняться любовью с женой.

– Лоусон женат, вот как? Мне показалось – у него повадки закоренелого холостяка.

– Не придирайся к словам, ты прекрасно понял, что я имела в виду. Профессиональная объективность – вот что есть у него и чего не хватает мне. И, признаться, я ему завидую черной завистью.

– Это еще почему?

– Потому что мне тоже хотелось бы взглянуть на это убийство со стороны, исключить все эмоции и проанализировать его так, как это делает Лоусон.

– Но зачем, Мелина?

«Зачем? – подумала она. – Чтобы развеять собственные сомнения. Чтобы убедиться: все произошло именно так, как говорил детектив. Чтобы быть уверенной, что Дейлом Гордоном не двигало ничего, кроме его больной психики. Чтобы знать – мы ничего не пропустили».

Но она не собиралась делиться с Джемом своими сомнениями и тревогами.

– Ты прав, в этом нет никакого смысла. Просто я не могу смириться с ее смертью. Но дело закрыто.

– Да, закрыто. И, знаешь, я рад, что подонок, убивший Джиллиан, покончил с собой. Ведь если бы его взяли живым, нам пришлось бы присутствовать на процессе, видеть убийцу, раз за разом выслушивать все подробности. – Джем передернулся. – Лишь об одном я жалею, – добавил он, – о том, что Гордон не умер от моей руки.

Примерно то же самое она вчера говорила Лоусону, и при этом нисколько не кривила душой. Но сегодня что-то изменилось, и она жалела, что у нее не было возможности поговорить с Дейлом Гордоном и спросить, почему все-таки он совершил это убийство. Что заставило его пойти на такой отчаянный шаг. Было ли это только принявшее форму мании половое влечение или за этим таилось что-то еще?

Но теперь Дейл Гордон был мертв и не мог ответить ни на какие вопросы. И это было, наверное, главной причиной ее сожаления и тревоги. О побудительных мотивах преступника оставалось только гадать. Объяснения Лоусона, основанные на догадках и предположениях полицейских психологов, хотя и выглядели правдоподобно, отнюдь не объясняли всего. Во всяком случае, у нее вопросы остались, и она чувствовала, что не сможет спать спокойно, пока не найдет все ответы.

Словно прочтя ее мысли, Джем сказал:

– Я думал, ты обрадуешься, что дело закрыто.

– Я и обрадовалась. – Она с горечью улыбнулась. – Просто я очень, очень устала.

– А я знаю отличное средство от усталости.

– Я тоже. Таблетка снотворного и крепкий, долгий сон, если повезет, без сновидений.

– Без снотворного действительно не обойтись, – согласился Джем. – Но таблетку нужно принять в самом конце. Для начала нужно поесть, причем лучше всего – что-нибудь горячее. Я сам все приготовлю, – быстро добавил он, заметив ее протестующее движение. – Имей в виду: я не позволю тебе питаться печеньем и размороженными салатами, которые натащили к тебе в дом соседи. После ужина тебе нужно будет часок полежать в горячей ванне – это поможет тебе расслабиться. А после ванны я сделаю тебе массаж плеч и шеи. У меня это неплохо получается, впрочем, Джиллиан тебе, наверное, рассказывала. И только после этого я позволю тебе принять снотворное…

– Послушай, Джем, ты не очень обидишься, если я начну прямо со снотворного и пропущу все остальное?

– Обижусь, потому что, если я не сделаю для тебя всего, что только в моих силах, дух Джиллиан будет годами являться мне по ночам и укорять, что я о тебе не позаботился.

– Но, Джемми…

– Не вздумай говорить «нет». Отказа я все равно не приму.

Кристофер Харт и сам не знал, почему он чувствовал себя обязанным пойти на похороны. Решение отправиться в церковь, где проходила поминальная служба, он принял спонтанно, и это его беспокоило. Разумеется, этого требовала от него элементарная порядочность. Он даже готов был лично принести Мелине Ллойд свои соболезнования, однако, учитывая, что их последний разговор прошел на повышенных тонах, Харт был рад, что передумал и успел уехать до того, как ему представилась возможность поговорить с ней наедине.

Чего Харт по-прежнему не понимал, это почему он все еще торчит в Далласе. С формальной точки зрения, здесь его ничто больше не задерживало. На этом, считал Харт, все должно закончиться. Во всяком случае, так он думал, когда входил в бар ночного клуба.

– Бурбон с содовой, – сказал он, подходя к стойке.

Бармен налил в стакан виски и плеснул воды.

– Простите, вы случайно не…

– Нет, я – не он. Но меня часто за него принимают.

Это был случайный ночной клуб, расположенный довольно далеко от отеля, хотя и в том же привилегированном районе. Харт заглянул сюда, повинуясь минутному капризу. Насколько ему было известно, в это заведение любили заглядывать спортивные звезды, городские нувориши и золотая молодежь – сыновья и дочери власть имущих. Бармен, таким образом, давно привык к знаменитостям и научился уважать их стремление к уединению, когда они таковое высказывали. Поэтому он понимающе кивнул Харту.

– Следующая порция – за счет заведения.

– Благодарю, но мне хватит и одной.

Но Харт все-таки выпил еще немного. Сейчас ему больше всего на свете хотелось напиться. До отеля, рассудил он, можно в крайнем случае добраться на такси, а машину забрать завтра. Закавыка была в том, что напиться ему никак не удавалось. Даже после двух бурбонов он по-прежнему был трезв, как стеклышко, а Харт по собственному опыту знал, что такое начало не обещает ничего хорошего и что, как бы он ни старался, ему не удастся достичь приятной эйфории, когда все, что думает о нем Мелина Ллойд, потеряет всякое значение. В лучшем случае он просто свалится под стол без чувств, а назавтра все начнется сначала, и он снова станет размышлять о ней и о тех горьких словах, которые она швырнула ему в лицо. Нет, ничто не поможет ему забыться по той простой причине, что в этих обвинениях было слишком много правды. Харт действительно не хотел иметь никакого отношения к делу об убийстве. Он действительно солгал, когда сказал, будто между ним и Джиллиан Ллойд ничего не было. Он вообще не хотел ввязываться во что-либо подобное, боясь принять происходящее слишком близко к сердцу. События и люди – и тех и других он сторонился почти инстинктивно, хотя объяснить почему – не мог. Впрочем, Харт был почти уверен, что эта задачка окажется не по плечу и большинству специалистов-психологов. Его нельзя было назвать нелюдимом. Напротив, ему нравилось бывать в компании друзей, в обществе, просто в толпе. У него никогда не дрожали колени и не заплетался язык, когда нужно было выступить перед многочисленной аудиторией, да и от телевизионных камер он давно не шарахался.

И все же круг людей, которых он подпускал к себе, был ограничен, и установил этот предел он сам. Одно дело – общественная жизнь. На публике он мог позволить себе быть национальным героем, своим в доску парнем, готовым пожимать протянутые руки и раздавать автографы направо и налево. Но когда дело касалось его частной жизни, Харт становился совсем другим.

С профессиональной точки зрения, впрочем, его нежелание думать без определенных причин о посторонних людях было скорее достоинством, чем недостатком. Сидя за штурвалом реактивного истребителя или штурмовика, Харт управлял боевой машиной с холодной ясной головой, не позволяя себе задумываться о том, что теоретически каждая такая машина способна напрочь стереть с лица земли небольшой поселок вместе с жителями. Эта же отстраненность, дистанция, которую он поддерживал в отношениях с людьми, была совершенно необходима, чтобы командовать экипажем космического «челнока» и принимать жесткие, порой жестокие решения, от правильности которых зависели успех или неудача, жизнь или смерть.

Но в личной жизни «политика нейтралитета», которой он придерживался, а также его упорное нежелание коротко сходиться с людьми нередко создавали Харту проблемы. Именно из-за них у него никогда не было сколько-нибудь продолжительных и глубоких отношений с женщинами. Именно поэтому он был до сих пор холост, ибо нормальный брак требовал отвечать на чувства жены, а именно этого Харт всегда старался избегать. Кроме того, когда он говорил Лонгтри и Эбботу, что хотел бы как можно дольше сохранять независимость, это тоже было правдой. Независимость стоила дорого, но все остальное могло обойтись еще дороже.

Харт знал об этой особенности своего характера. И все же, несмотря на это, трагедия с Джиллиан Ллойд выбила его из привычного русла. Харт чувствовал себя просто отвратительно, ведь что ни говори, а убили ее из-за того, что увидели с ним. Он искренне жалел Джиллиан и так же искренне сочувствовал ее сестре. А явное облегчение, которое испытал Алан Берчмен, получив на руки официальное уведомление Управления полиции Далласа о прекращении дела, вызвало острую неприязнь к адвокату.

«Ну вот и все, мистер Харт, – сказал ему Берчмен. – Теперь вам ничто не грозит, можете отправляться домой. Ночь, которую вы провели с Джиллиан Ллойд, могла вам дорого обойтись, но благодаря Дейлу Гордону вы легко отделались. И даже получили бесплатное удовольствие…»

Эти слова показались Харту отвратительными, ведь речь шла о смерти. Два человека умерли в течение суток, и, хотя один из них был убийцей, а другой – жертвой, трагедия оставалась трагедией. Конечно, Харт был рад, что полицейское расследование его никак не коснулось и не повлекло за собой последствий, которых он так опасался, однако цинизм адвоката взбесил Харта. Было нечто, что Берчмен не мог знать: ночь с Джиллиан Ллойд не была для Харта не слишком удачной попыткой развлечься, о которой можно легко забыть. Харт знал, что отныне всегда будет помнить Джиллиан, ведь последние часы своей жизни она провела с ним, а это что-нибудь да значило.

Впрочем («Окей, Вождь, давай говорить откровенно, – сказал он себе, – ведь никто не может читать твои мысли, поэтому себе-то ты можешь не врать!»), знакомство с Джиллиан Ллойд было для него важным с самого начала, и не только потому, что могло закончиться постелью. Харту и раньше приходилось заниматься сексом с красивыми женщинами, но если они собирались уходить, он никогда не просил их остаться. Никогда и никого, за одним-единственным исключением…

Он вспомнил, как проснулся от того, что она пыталась выбраться из-под одеяла – и из-под его руки, которой он продолжал обнимать ее даже во сне.

«Прости, что разбудила, – шепотом сказала она. – Мне пора, но ты спи, спи…»

В ответ он пробормотал что-то и сильнее прижал ее к себе, не давая подняться.

Она негромко рассмеялась:

«Но, Вождь, мне и правда пора!..»

Он наконец проснулся и поднял голову от подушки:

«Как – пора? Почему?»

«Потому что уже поздно».

«Или рано. Все зависит от того, с какой стороны посмотреть». Сам он смотрел на ее слегка обмякшие груди, которые оказались прямо перед его лицом. Вытянув губы трубочкой, он подул в их сторону, и груди откликнулись. Они начали округляться и твердеть, словно наливаясь желанием, и Харт снова подул, целясь в один из напрягшихся сосков.

Она чуть слышно выдохнула его имя.

Большего ему и не требовалось. Вытянувшись во весь рост, он прижал к себе ее великолепное тело, чтобы и она почувствовала его растущее желание.

«Я не хочу, чтобы ты уходила. Останься. Ну пожалуйста…»

«Разве ты не собирался избавиться от меня, прежде чем взойдет солнце?»

Вместо ответа он легонько толкнул ее бедром, и ее глаза стали дымчато-серыми – вот уже несколько часов этот цвет был его самым любимым.

«Останься, я прошу», – снова шепнул он, опуская голову и теребя губами ее сосок.

Она негромко застонала.

«Это нечестно, Вождь!..»

«А я и не говорил, что всегда играю честно. Когда мне надо, я жульничаю как не знаю кто!..»

Ее тело рефлекторно выгнулось навстречу ему, и он тоже застонал от наплыва приятных ощущений.

«Похоже, ты тоже не прочь передернуть».

«Да, но лишь потому, что хочу, чтобы ты выиграл».

Счастливо ухмыляясь – ни дать ни взять кот, добравшийся до горшка со сметаной, – он прижал Джиллиан к кровати. Она слегка раздвинула ноги, и он легко вошел в нее.

«Гм-м… кажется, если я и уйду, то это будет не скоро».

«Как думаешь, через сколько раз?»

«Все будет зависеть от тебя, Вождь…»

– Э-э-э, сэр?..

Харт, вздрогнув, пришел в себя и сразу почувствовал себя неловко. Черт знает, сколько раз бармену пришлось окликнуть его, прежде чем он отреагировал. Еще решит, что герой-астронавт окосел от двух порций бурбона!..

– Простите, вы что-то сказали? – спросил он.

– Не желаете еще виски, сэр?

– Что?.. Нет, не надо. Скажите, кофе у вас есть?

– Вообще-то есть, но только из термоса. Ему уже часа три.

– Наплевать. Давайте.

Кофе оказался отвратительным, но он выпил две чашки почти что залпом. Харту действительно было плевать – он пивал кофе и похуже. Глядя на остатки черной жидкости на дне чашки, он снова видел улыбку Джиллиан, слышал ее голос и смех, ощущал под пальцами тепло ее кожи. Он помнил буквально все, до последней мелочи…

Нет, не все, мрачно подумал Харт. Нечто неуловимое, что нельзя было назвать словами, продолжало держать его. Это нечто дразнило его откуда-то с близкого расстояния, но в руки не давалось, и Харт почувствовал, как в нем нарастает бессильная ярость. Что такого важного могло прятать его подсознание и почему теперь он не может уловить, что же это было?

Впервые ощущение, будто он забыл что-то очень важное, появилось у него, когда с ним в первый раз беседовал этот сукин сын Лоусон. Кто-то, Мелина ли, Хеннингс, сказал или сделал что-то, что разбудило в нем мысль – неожиданную, тревожную и чрезвычайно важную, однако она исчезла так же быстро, как появилась. Но Харт чувствовал, что его подсознание каким-то образом удерживает эту какую-то еще не оформившуюся догадку. Надо только как-то ее извлечь, выманить на поверхность, чтобы как следует рассмотреть при дневном свете.

Он пытался вспомнить, кто и что сказал, но это оказалось непосильной задачей. Харт до сих пор этого не знал, однако не сомневался: это и есть та главная причина, которая помешала ему покинуть Даллас, которая заставила его пойти на похороны. Именно она, эта причина, угрожала его привычному положению «над схваткой», которое он всегда старался занимать. И это обстоятельство ломало все его жизненные установки.

Оглядевшись по сторонам, Харт заметил, что посетителей в баре стало гораздо больше. В зале было дымно и шумно, но он даже не обратил на это внимания, постаравшись вызвать в памяти тесную комнатенку в полицейском управлении и лица, собравшихся в ней людей. Харт как будто смотрел пьесу, скрупулезно, тщательно восстанавливая в памяти каждое движение, жест, реплику, выражение лица. У него была отличная память, поэтому он вспомнил почти все, но ответа так и не нашел. Сосредоточившись, Харт начал все сначала.

Но только когда он в третий раз начал проигрывать сцену за сценой, диалог за диалогом, Харт наконец-то уловил то, что действительно могло иметь значение.

Открытие потрясло его. Невидящим взглядом он обвел полутемный зал.

– Сукин сын!.. – пробормотал он, закрыв лицо руками. – Проклятый сукин сын!

– Эй, мистер Харт, что с вами? Все в порядке?

Харт медленно поднял голову и некоторое время невидящим взглядом смотрел на обращавшегося к нему молодого человека за стойкой. Наконец его губы раздвинулись в улыбке.

– Все в порядке. Просто я только что с похорон. Сегодня я был на похоронах одной леди…

– В таком случае прошу прощения. Мне очень жаль…

– Ничего… – Харт кивнул. – Дайте счет, пожалуйста.

Теперь, когда он наконец-то понял, что привязывает его к этой трагедии, Кристофер Харт испытывал облегчение. Но будь он проклят, если знает, что ему теперь с этим делать!

 

ГЛАВА 17

 

Стены комнаты были неестественного, белого с прозеленью цвета, какой бывает у картофельного пюре, простоявшего несколько дней в холодильнике. Окон в комнате не было. Пол, выложенный квадратами линолеума, явно знавал лучшие времена. Звукопоглощающие панели на потолке были серыми от пыли, некоторые из них выкрошились по краям и перекосились в алюминиевых пазах.

Зато компьютер был новеньким и мощным. Монитор, системный блок и принтер были светло-кремового цвета, и только клавиатура выглядела так, словно на ней работали непрерывно в течение нескольких лет. Люси Майрик попросту отказалась расставаться с ней, когда устаревшее оборудование списывали и заменяли новым, – она слишком привыкла к этой клавиатуре, хотя буквы и символы на клавишах почти стерлись. Для каждого, кто не умел работать на компьютере вслепую, эта клавиатура была скорее всего бесполезна, однако Люси такое положение устраивало. Она скорее бы одолжила кому-то собственную зубную щетку, чем компьютерную клавиатуру, ставшую продолжением ее пальцев.

Внешне Люси Майрик мало походила на типичного сотрудника ФБР, какими их изображают в книжках и в кино. Самой примечательной ее чертой были жесткие, морковного цвета волосы, которые то свивались в колечки, то в беспорядке торчали в разные стороны в прямой зависимости от влажности воздуха. Волосы Люси были ее проклятьем на протяжении всей жизни. То же можно было сказать и о фигуре, так как, несмотря на огромное количество калорий, которые она могла поглощать, а могла и не поглощать, Люси оставалась худой, как спичка. Или «тощей, точно кошка драная», как любила выражаться ее бабушка. Калории никак не задерживались в ее организме и покидали его едва ли не быстрее, чем Люси успевала пополнять их запас. «Просто прямая кишка, а не девка!» – говорила по этому поводу бабушка.

Худоба, относительно высокий рост и торчащие в разные стороны рыжие волосы придавали ей настолько экзотический вид, что на нее частенько оглядывались на улицах.

Столь незаурядная внешность, однако, не помешала Люси добиться осуществления своей давней мечты. На насмешки и подтрунивания она реагировала с бесконечным добродушием и никогда не позволяла себе расстраиваться из-за неудач. Именно ее упорство, решительность в достижении цели, а также редкая сообразительность помогли ей поступить на работу в ФБР. Разумеется, она имела право носить пистолет или револьвер, но главным оружием Люси Майрик стал компьютер.

О работе оперативника она даже не мечтала. Благодаря внешности ни копы, ни преступники не приняли бы ее всерьез. По той же причине исключалась и работа агента, отважно внедряющегося в банды торговцев наркотиками и оружием и в конце концов арестовывающего всех и вся. Но Люси никогда и не задумывалась ни о чем подобном. Куда больше ее привлекала работа по сбору и анализу информации. Навыки работы с компьютером плюс прослушанный в академии курс криминологии довольно скоро завоевали Люси репутацию первоклассного аналитика.

назад<<< 1 . . . 16 . . . 43 >>>далее