Брат Гэбриэл бросил быстрый взгляд в сторону Хенкока. Секретарь тотчас встал из-за компьютера и подошел к столу брата Гэбриэла. Очевидно, он считал дело Ритчи куда более важным, чем то, над которым работал.

Самого шерифа Хенкок всегда пугал больше, чем брат Гэбриэл, если такое было вообще возможно. Ну как, скажите на милость, можно не опасаться человека, который носит в петлице цветок? Единственным человеком в округе, который постоянно носил в петлице гвоздику, был местный гробовщик. Параллели напрашивались сами собой и не внушали Ритчи особого оптимизма.

– Насколько я понимаю, вы имеете в виду недавнее убийство молодой женщины в Далласе? – уточнил брат Гэбриэл.

– К несчастью, да.

– Вы разговаривали со следователем? Передали ему все, что узнали от меня?

– Да, я передал все в точности.

– Вы сказали, что я очень сожалею о случившемся? О том, что человек, называвший себя моим последователем, совершил это кошмарное преступление?

– Эту фразу я передал детективу Лоусону слово в слово.

И после этого вы сообщили мистеру Хенкоку, что детектив был удовлетворен полученной информацией и закрыл дело.

– Так мне сказали. – Шериф перестал терзать шляпу. Снова сев на стул, он повесил ее на колено. – Но сегодня детектив Лоусон сам приехал ко мне. И с ним был агент ФБР.

– Специальный уполномоченный агент Тобиас. Ритчи вытаращил глаза от удивления:

– Как вы узнали?

– Агент Тобиас звонил мне и просил его принять. Мы договорились встретиться завтра, но я, как видите, не паникую. Так что, дорогой мой Ритчи, вы побеспокоили меня совершенно напрасно.

– Но они ищут сестру убитой женщины.

– Мелйну Ллойд, – с равнодушным видом уточнил брат Гэбриэл, и шериф снова почувствовал, что попал впросак. Осведомленность этого человека потрясала.

– Вы – не единственный источник информации, шериф, – сказал брат Гэбриэл, словно прочтя его мысли.

– Я понимаю, сэр… – Конечно же, у брата Гэбриэла должны быть десятки, сотни информаторов и осведомителей во всех сколько-нибудь важных учреждениях. – Но я все же счел необходимым…

– Ну и что там насчет этой мисс Ллойд?

– Агент Тобиас сказал, что Мелина, несомненно, едет сюда и что она может попытаться совершить какой-нибудь опрометчивый поступок. Отомстить вам – так он сказал.

Брат Гэбриэл усмехнулся:

– Отомстить мне? Вот уж действительно безумие! За что? Неужели она считает меня ответственным за то, что какой-то маньяк сделал с ее сестрой?

– Она провела в Далласе собственное расследование. Похоже, этот Дейл Гордон выбрал Джиллиан Ллойд не случайно. Он узнал о ее существовании, когда она пришла в клинику по лечению женского бесплодия, чтобы произвести искусственное оплодотворение. А буквально вчера был застрелен в собственной квартире жених Джиллиан Ллойд. Агент Тобиас считает, что работал профессионал. Это, естественно, еще больше взбудоражило Мелину Ллойд. Теперь она уверена: ключ к загадке – вы и ваша Церковь Благовещения, потому что и Гордон, и жених ее сестры – оба поддерживали постоянную связь с Храмом.

Брату Гэбриэлу потребовалось несколько секунд, чтобы переварить полученную информацию. Машинально поглаживая тонкими, холеными пальцами грани тонкой хрустальной рюмки, он спросил:

– Почему, интересно знать, этот фэбээровец пришел к вам первому, шериф? Если Тобиас так уверен, что эта Ллойд может попытаться причинить мне вред, почему он не предупредил непосредственно меня?

– Потому что… – Ритчи с самого начала боялся, что этот вопрос возникнет, но как избежать его, он не знал. Моментально покрывшись обильной испариной, от которой на его щеголеватой форме сразу проступили неопрятные темные пятна, шериф несколько раз откашлялся, пытаясь справиться со сжавшей горло судорогой, и все равно его голос прозвучал непривычно высоко. – Потому что он считает, что выводы, которые сделала Мелина Ллойд, могут оказаться верными.

Последовала еще одна долгая, напряженная пауза. Брат Гэбриэл, впрочем, не пошевелился и никак не проявил своей тревоги, раздражения или каких-то иных чувств. Только появившийся в его глазах холодный блеск указывал на то, что в глубине души он не так уж спокоен. Что за чувство смутило его обычное спокойствие, Ритчи не знал, но предполагал, что это – гнев. В самом деле, миллионы людей по всему земному шару считали брата Гэбриэла святым, пророком, новым спасителем, и ему были совсем ни к чему слухи о том, что он может быть организатором нескольких убийств.

– Агент Тобиас сам это сказал?

Шериф Ритчи решил, что самое страшное уже позади, и задышал спокойнее.

– Не открытым текстом, но он задавал слишком много наводящих вопросов. Было нетрудно догадаться, что он имеет в виду.

Брат Гэбриэл пошевелился и подпер щеку рукой. Он готов был слушать, и Ритчи понял намек. Слово в слово он пересказал брату Гэбриэлу свой разговор с Лоусоном и Тобиасом. Закончив, он нервно облизнул пересохшие губы. – Должен сказать со всей откровенностью, брат Гэбриэл, меня всегда пугало, когда на сцене появлялись фэбээровцы.

Проповедник сделал секретарю знак снова наполнить коньячную рюмку. Ритчи пришлось ждать, пока Хенкок принесет хрустальный графинчик с притертой пробкой и наполнит рюмку золотистой жидкостью. По приемной поплыл аромат хорошего бренди, и шериф судорожно сглотнул. Сейчас он был бы не прочь слегка промочить горло, но попросить не осмелился.

– Что вы подразумевали, шериф, когда сказали, что побаиваетесь ФБР?

– Я только хотел сказать, что… Эти сукины дети слишком глубоко и грамотно копают, а мле не хотелось бы рисковать и подставлять свою шею. Иными словами, когда они станут задавать вопросы, мне придется отвечать, и подробно, а не так, как я обычно отвечаю журналистам и любопытным бездельникам, которые слишком интересуются жизнью поселка.

– Иными словами, шериф, ваша преданность мне может подвергнуться серьезному испытанию…

– Нет, сэр, что вы! Я останусь предан вам, как раньше, только… – Он несколько раз моргнул под пронзительным взглядом брата Гэбриэла.

– Что – только?

– Я хотел сказать: Федеральное бюро – это вам не полиция! Эти парни шутить не любят. Если они только заподозрят, что я что-то скрываю, чтобы уберечь вас от неприятностей… Тогда неприятностей будет больше, в том числе и у меня. Поэтому я должен вас предупредить – если за меня круто возьмутся, мне придется спасать уже собственную шкуру. Надеюсь, вы понимаете?..

Брат Гэбриэл шевельнул губами, едва заметно улыбнулся и сказал:

– Разумеется, шериф, я вас очень хорошо понимаю. У меня тоже есть свои интересы, которые я намерен защищать. – Он бросил на Хенкока быстрый взгляд. Секретарь, по-видимому, понял его без слов, так как кивнул и быстро вышел из приемной сквозь двойные позолоченные двери. – Расскажите мне об этом Тобиасе, – проникновенным голосом попросил брат Гэбриэл. – Как по-вашему, он умный парень или тупой служака? – Он очень умен, сэр! Очень! Во всяком случае, мне так показалось. Больше слушает, чем говорит, но замечает решительно все, каждое словцо, каждое движение. Признаться, на меня сразу мандраж напал. Да, еще одевается он так, как не одевается, наверное, наш губернатор. Похоже, шикарные тряпки – это его слабость.

– Так, а второй?

– Лоусон? Ну, этот парень попроще. Типичный полицейский. Во всяком случае, выглядит и действует он, как профессиональный боксер-тяжеловес на пенсии. Впрочем, Лоусон тоже должен неплохо соображать, иначе бы его не стали держать в управлении, но все же он не такой хитрый лис, как Тобиас.

Безмятежно улыбаясь, брат Гэбриэл погладил выбритый подбородок.

– Готов поспорить, сейчас они гадают, что может выкинуть Мелина Ллойд и где ее искать.

– Вы совершенно правы, сэр. Она их очень интересует. В данный момент мои помощники проверяют каждую гостиницу, каждый мотель…

– Она умна. Сомневаюсь, что вашим людям удастся найти Мелину в мотеле. Кстати, Лоусон и Тобиас не упоминали некоего джентльмена по имени Кристофер Харт?

Ритчи отрицательно покачал головой:

– Нет. А кто это?

– А-а, Мэри!.. – Взгляд брата Гэбриэла устремился куда-то за спину Ритчи. – Иди ко мне, золотко мое!

 

ГЛАВА 36

 

Обернувшись, шериф Ритчи увидел молодую женщину, которую сразу узнал. Он уже встречал ее, когда приезжал к брату Гэбриэлу в прошлый раз. Никаких сомнений в том, что Мэри только что встала с кровати брата Гэбриэла, у него не было – именно из-за нее проповедник и лег так рано. Ее темные кудрявые волосы были взлохмачены, щеки раскраснелись, а под тонким белым халатиком – тоже шелковым, но попроще, чем у брата Гэбриэла, – явно ничего не было.

Теперь, когда Мэри была в халате, ее беременность еще больше бросалась в глаза, чем когда на ней была школьная форма, в которой шериф видел Мэри в прошлый раз. Отяжелевшие груди с острыми сосками туго натягивали тонкую ткань, живот выдавался вперед, и Ритчи без труда разглядел проступавший под халатом пупок.

Как и в прошлый раз, брат Гэбриэл усадил Мэри к себе на колени.

– Теперь вы понимаете, почему я так неохотно встал с кровати, шериф?

Ритчи только тупо кивнул в ответ. Бесстыдный вид Мэри – и то, что он собой означал, – лишили его дара речи. Больше всего ему хотелось выскочить вон, ибо только так шерифу удалось бы не растерять последние иллюзии, которые он питал в отношении брата Гэбриэла. Как ему быть, когда тщательно возводимое и поддерживаемое здание самообмана рухнет, Ритчи даже представить себе не мог.

Брат Гэбриэл погладил Мэри по розовой щеке.

– Вы помните, шериф, Мэри пришла ко мне совсем юной, и я сумел должным образом ее подготовить. Усилия и время, которые я на нее потратил, окупились сторицей для нас обоих. Я прав, Мэри?

– Да, брат Гэбриэл.

– По правде сказать, Мэри даже немного рассердилась на меня сегодня. – Брат Гэбриэл игриво похлопал девушку кончиками пальцев по припухшим губам. – Из-за ее беременности мне пришлось быть особенно осторожным, а ей это не очень понравилось. Но, надеюсь, она меня поняла… Нельзя подвергать ребенка опасности даже ради собственного удовольствия, не так ли, Мэри? – Он блаженно улыбнулся и сощурился, как кот, наевшийся сметаны. – Разумеется, Мэри – не ее настоящее имя, я сам назвал ее так, когда она только пришла в Храм. Впрочем, я, кажется, уже говорил вам об этом, шериф. А как тебя звали раньше, Мэри? – обратился он к девушке. В ответ Мэри только пожала плечами.

– А вы, мистер Хенкок, вы помните?

– Ее звали Олетой.

– Олетой?! – Брат Гэбриэл неприятно рассмеялся, – Какое грубое, босяцкое имя! Оно напоминает мне о моей собственной безрадостной юности. Неудивительно, что мне захотелось его изменить. – Он погладил девушку по взлохмаченным кудряшкам, потом его рука спустилась на ее грудь. – Когда к этой груди поднесут новорожденного младенца, это будет божественное зрелище, – сказал он. – Вы можете себе это представить, шериф?

И снова Ритчи не сумел выдавить ни звука. Его шляпа давно свалилась на пол, но он даже не пошевелился, чтобы поднять ее. Он этого даже не заметил. Презирая себя, он смотрел, как брат Гэбриэл ласкает беременную молодую женщину. Та воспринимала его ласки со сладострастной покорностью, не проявляя ни возмущения, ни стыда. Напротив, она возбуждалась все больше и больше. Еще немного, подумал Ритчи, и она замурлычет, как довольная кошечка у камина. Ни его, ни мистера Хенкока Мэри не замечала вовсе. Все ее внимание сосредоточилось на брате Гэбриэле, который ласкал ее и тискал, сминая тонкий шелк халата.

– К сожалению, существуют некоторые объективные причины, которые мешают Мэри жить в поселке слишком долго, – небрежно заметил брат Гэбриэл. – Те, кто еще не просвещен светом Истины, могут неправильно понять функции, которые она исполняет при Храме. Обычные люди могут поносить ее, осыпать бранью, осуждать, презирать, наконец. Они просто не понимают… как понимаю я и некоторые другие: Мэри для нас – священный сосуд, который надлежит всемерно оберегать. Ее коснулась благодать божия, как некогда Дух Святой снизошел на Деву Марию. К сожалению, у моей Церкви Благовещения есть враги, которые станут называть ее храмовой блудницей, шлюхой вавилонской и еще более оскорбительными именами. После того, как Мэри прожила при Храме столько времени, в любом другом месте она станет парией, отверженной. – На мгновение выпустив грудь девушки, брат Гэбриэл посмотрел через стол на Ритчи. – Неужели вы хотите, чтобы эту прелестную, юную девушку, будущую мать, бросили на съедение волкам? Подумайте об этом, когда в вас в следующий раз проснется совесть и вы почувствуете себя обязанным оказывать сотрудничество ФБР!

Вскинув руки, он принялся ласкать округлившийся живот женщины, но пронзительный взгляд его зеленоватых глаз был по-прежнему устремлен на Ритчи.

– Вы сказали, что будете вынуждены блюсти свои интересы, шериф. Так что вы поймете меня, если я буду отстаивать свои.

Приподняв подбородок Мэри, он крепко поцеловал ее в губы. Ритчи заметил, как язык девушки метнулся ему навстречу, а ее тонкая рука исчезла между полами голубого шелкового халата.

Усмехнувшись, брат Гэбриэл отвел руку Мэри. Поцеловав ее пальцы, он осторожно столкнул ее с колен.

– Ступай обратно в постельку, сладкая моя. Я сейчас приду. Попрощайся с шерифом, детка.

– До свидания, шериф, – машинально, без всякого выражения проговорила Мэри и, повернувшись, отправилась назад в спальню.

Ритчи вдавился в стул, силы словно покинули его. Светло-бежевая форма покрылась безобразными пятнами пота, а в голове гудело, как после неслабого удара. Он испытывал острое отвращение к брату Гэбриэлу, но не мог найти подходящих слов, чтобы его выразить. Впрочем, он и не собирался этого делать, к тому же проповеднику было скорее всего плевать на его мнение. В противном случае он бы не стал так беззастенчиво демонстрировать свои отношения с беременной женщиной.

Проводив Мэри взглядом, брат Гэбриэл патетически вздохнул.

– Прелестное, прелестное дитя! – проговорил он. – Превосходный характер и талант к минету. – Он сухо потер руки. – Итак, на чем мы остановились, шериф? Ах да, эта ужасная Мелина Ллойд! Позвольте вас заверить, шериф, что в этом отношении вы можете быть спокойны. Об этой проблеме мы вполне в состоянии позаботиться. Скажу больше: она уже решается!

Машина перевалила через гребень горы, притормозила и медленно покатилась вниз по склону.

Декстер Лонгтри внимательно наблюдал за ней из укрытия. Мелина и Харт предположили, что на сигнал передатчика могут слететься плохие парни. Очевидно, это были именно они. Обычно на этом участке дороги никогда не было машин – особенно после наступления темноты. Да и какому нормальному водителю придет в голову спускаться с горы с выключенными фарами?

Лонгтри попал во Вьетнам еще в те времена, когда эта позорная война официально именовалась локальным конфликтом, а тяжелые бои в джунглях назывались мелкими стычками. Пришлось и ему понюхать пороха. Десять лет спустя, уже вернувшись на родину, он оказался в гуще другой войны, активно участвуя в демонстрациях Движения американских индейцев против политики федеральных властей. За это его не раз арестовывали и бросали за решетку.

Теперь Лонгтри снова испытывал прилив адреналина, как всегда бывало с ним перед боем. Страха он не чувствовал. Лонгтри был слишком стар, чтобы бояться смерти. Нет, он не призывал ее специально, но если бы она пришла, он не стал бы ее прогонять. В конце концов, смерть была лишь переходом в другой мир, в другое место, к тому же, как он сказал Мелине, его судьба была в руках других сил, и никакие наемные убийцы не могли оборвать его жизнь без их воли.

Все же его сердце билось немного чаше, чем обычно, однако Лонгтри не обращал на это внимания. Уже давно он не испытывал столь острого наслаждения опасностью. Старикам редко приходится проявлять свою доблесть и мужество в открытых схватках. Опытный, но пожилой стратег чаще всего оказывался в роли организатора или советника, в то время как рукопашные схватки выпадали на долю тех, кто был молод и силен.

Но, как ни говори, ему было приятно снова ощутить себя в строю. Пусть даже эти наемные убийцы пользуются самым современным оружием и у них будут отточенные рефлексы – все равно он их не боялся.

Потому что Лонгтри был индейцем. У него были инстинкты индейца, и мыслил он тоже как индеец. Никогда ни один бледнолицый не сможет угадать, что задумал краснокожий.

У ворот его дома машина слегка притормозила и… проследовала дальше.

– И вправду эти ребята – профи… – пробормотал Лонгтри, провожая ее взглядом.

Машина остановилась лишь в четверти мили от его дома. В сгущающейся темноте Лонгтри не мог ее видеть, зато он отчетливо слышал, как зафырчал и умолк мотор. Ночь стояла тихая, но даже если бы вокруг бушевал ураган, , это ничего бы не изменило. Лонгтри прожил на своей земле целую жизнь и хорошо знал все ночные звуки.

Между тем ничего больше не происходило, но Лонгтри продолжал ждать, неподвижный и безмолвный, как скала. Терпения ему было не занимать. Природа одарила его превосходным ночным зрением, что было большим преимуществом, особенно в такую ночь, как эта, когда тонкий серп луны почти не давал света. И действительно, через десять минут ожидания он разглядел у ворот какие-то темные тени. Всмотревшись, Лонгтри различил во мраке фигуры двух мужчин. Немного помешкав, они короткими перебежками двинулись к дому, стараясь держаться мест, где тень была плотнее.

В доме горел свет. Лонгтри специально включил лампочки во всех комнатах. Из окон гостиной лился мигающий голубоватый свет – там работал телевизор, и до Лонгтри доносились приглушенные расстоянием голоса – передавали очередной дурацкий сериал.

Но он знал, что убийцы в дом не пойдут. Во всяком случае – не сразу. Если их следящее устройство действительно такое совершенное, как говорил Харт, они будут искать Мелину в сенном сарае, стоявшем в двухстах ярдах за домом. Там Лонгтри оставил передатчик.

Парни, за которыми наблюдал Лонгтри, о чем-то посовещались, прячась в тени поилки для лошадей, потом, все так же соблюдая осторожность, двинулиеь к сараю. В сарае тоже горел свет – Лонгтри включил его, чтобы убийцы могли ориентироваться.

Они прошли ярдах в десяти от него, но так и не заметили Лонгтри в его укрытии. Он же неплохо их рассмотрел. Судя по описанию, это были те же преследователи, которые вломились к Мелине Ллойд.

Отпустив их подальше, Лонгтри покинул свое укрытие за поленницей и бесшумно двинулся следом.

Убийцы очень старались не обнаружить себя раньше времени, поэтому путь к сараю занял у них почти пять минут. Но вот они наконец достигли его и прижались к стенам по обе стороны от двери, и Лонгтри все так же неслышно скользнул за валун, который еще днем наметил для себя в качестве резервного наблюдательного пункта.

Один из гостей подал сигнал. Пинком распахнув дверь сарая, оба ринулись внутрь, держа пистолеты наготове. На мгновение воцарилась тишина, потом из сарая донеслась грубая брань. Лонгтри их понимал – они ожидали найти внутри Мелину Ллойд, а наткнулись на свежую кучу конского навоза, который Лонгтри собирал в сарае, чтобы продать на удобрения.

Отчаянно ругаясь и пытаясь стряхнуть с башмаков налипший навоз, бандиты выскочили из сарая на свежий воздух. И тут на них с пронзительным боевым кличем, испугавшим даже самого Лонгтри, бросились сверху несколько крепких молодых мужчин, которые все это время неподвижно лежали на крыше сарая. Один из бандитов успел выстрелить, но его пуля, никого не задев, застряла в дверном косяке. Уже в следующее мгновение оба были обезоружены и лежали на земле, связанные по рукам и ногам. Между ними, вонзившись в землю, угрожающе раскачивалось украшенное пучками конского волоса копье, которое за секунду до этого вылетело из темноты.

Мальчики развлекаются вовсю, подумал Лонгтри, появляясь из-за валуна. Он и сам надел церемониальный головной убор из перьев, чтобы произвести на ночных гостей подобающее впечатление. И он не ошибся. Увидев его, пленники сразу сникли. Лишь через несколько секунд им удалось справиться с собой, и тот, что был повыше ростом, насмешливо пробормотал: – Ты кто такой?

Один из молодых индейцев немедленно ударил его по почкам прикладом автоматической винтовки – не настолько сильно, чтобы причинить вред, но достаточно чувствительно, чтобы напомнить бандиту, кто хозяин положения.

Остановившись перед пленниками, Лонгтри заговорил с ними на своем родном языке. Он повторил одну и ту же фразу трижды, размеренно и не торопясь, тщательно выговаривая слова, и бандит, что был ниже ростом, спросил свистящим шепотом у своего напарника:

– Что? Что он говорит?

Лонгтри посмотрел на их испачканные навозом башмаки:

– Я сказал – вы в полном дерьме, ребята!

Большинство детишек уже спали, но брату Гэбриэлу это помешать не могло. Он очень любил заходить к детям, когда они уже лежали в кроватках. Сегодня он решил наведаться к малышам. Вероятно, это решение созрело в нем после общения с Мэри, чье тело так и дышало материнством; как бы там ни было, брату Гэбриэлу захотелось увидеть собственных детей.

В спальне была стерильная чистота, однако, несмотря на это, обстановка была почти по-домашнему уютной. Специальная компьютерная система контролировала температуру и влажность в комнате и по мере необходимости включала мощные кондиционеры. По стенам были развешаны красочные картинки. К колыбелькам были приделаны подвесные мобили и другие развивающие интерактивные игрушки. Из скрытых в стенах стереодинамиков, едва слышная, струилась классическая музыка. Все это было сделано по рекомендации экспертов, которые отвечали за развитие младенцев и знали, как можно стимулировать их интеллект и повысить обучаемость.

Впрочем, эксперты экспертами, однако брат Гэбриэл счел необходимым несколько усовершенствовать их методику. Время от времени музыкальные записи прерывались, и тогда из колонок начинал звучать его голос. Это были, разумеется, не проповеди, как у старших, – брат Гэбриэл читал какой-нибудь забавный детский стишок или пел короткую колыбельную песенку, однако эффект, которого он надеялся этим достичь, был куда важнее знакомства с основными положениями веры. С самого детства каждый младенец привыкал к звуку его голоса, впитывал в себя, в свое подсознание. Это была поистине гениальная мысль, и брат Гэбриэл очень гордился своим нововведением.

К сожалению, несмотря на тщательное планирование и строгий отбор, которые проходили молодые матери, в отдельных детях нет-нет да и проявлялся тот или иной дефект. Некоторые младенцы рождались не такими здоровыми и не такими одаренными, как он планировал. Они чаще болели – в особенности воспалением легких, которое стало для таких детей настоящим поветрием, однако брат Гэбриэл не позволял себе расстраиваться из-за отдельных неудач. Как в случае с Дейлом Гордоном и Джемом Хеннингсом, когда какой-то человек переставал быть ему полезен, он попросту забывал о его существовании.

Переходя от колыбельки к колыбельке, брат Гэбриэл с любовью глядел на каждого малыша, а некоторых счастливцев даже гладил по головке. Он специально выбрал для посещения такое время, когда большинство детей уже спали. Больше всего он любил смотреть на младенцев, когда, чистенькие и ухоженные, они негромко посапывали в своих кроватках, а не орали без всякой видимой причины, не срыгивали и не пачкали дорогостоящие памперсы.

Дотрагиваясь до их теплых головок, брат Гэбриэл вспоминал фреску на плафоне Сикстинской капеллы, где бог-отец протягивает руку к Адаму, своему главному творению. Ему нравилось шелковистое тепло детской кожи, нравилось рассматривать крошечные ручки и сравнивать их со своими, нравилось представлять этих детей уже взрослыми, с крепкими членами и красивыми лицами.

Но больше всего ему нравилось думать, что все они, когда вырастут, станут его более или менее точными копиями.

Неожиданно наткнувшись на пустую кроватку, брат Гэбриэл повернулся к дежурной медсестре, которая сопровождала его с того самого момента, когда он переступил порог детской.

– Это для малыша Мэри, – пояснила Дороти Пью почтительно. – У нее будет девочка. Недели через две, если все пойдет нормально.

– Конечно, все пойдет нормально. Разве может быть иначе?

– Эта кроватка будет готова, когда бы ребенок ни родился, – добавила медсестра.

Дороти Пью работала медсестрой в одной из средних школ в Южной Дакоте, когда брат Гэбриэл впервые услышал о ней и узнал, что она – преданная его последовательница. Результаты, которых она сумела добиться, произвели на него еще более сильное впечатление – эта миссионерша-нелегалка, работая практически в одиночку, сумела обратить и привести в лоно Церкви Благовещения несколько десятков неофитов. Брат Гэбриэл сам позвонил ей и, поблагодарив за самоотверженный труд, предложил оплатить ей переподготовку в качестве медицинской сестры отделения родовспоможения и постнатальной терапии. Как и следовало ожидать, Дороти Пью с радостью приняла предложение жить и работать при Храме. Когда же, закончив курсы повышения квалификации, она узнала, что ей предстоит ухаживать за детьми, рожденными для Программы, ее благодарности не было границ. Брат Гэбриэл даже чувствовал себя неловко – или, по крайней мере, делал вид, будто смущен, – когда Дороти пыталась выражать ему свою признательность на людях.

Ее преданность Программе не вызывала у него никаких сомнений. Брат Гэбриэл знал, что может доверить Дороти детей, пока они не перейдут на следующий уровень, и она действительно ни разу его не подвела.

– Известите меня, как только у Мэри начнутся схватки, – сказал он.

– Непременно, брат Гэбриэл.

– А если вам вдруг придется в срочном порядке эвакуировать детей…

– Мы готовы, брат Гэбриэл. Все предусмотрено. Если наши враги решат штурмовать поселок, детей можно вывезти немедленно.

– Вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями, Дороти. – Он погладил ее по щеке, и Дороти Пью порозовела от восторга. Ее глаза источали бесконечное обожание, отчего она стала чуть более привлекательной, чем обычно. Для Программы Дороти была слишком стара, но брат Гэбриэл подумал, что мог бы просто вознаградить ее за преданность и заодно еще крепче привязать к себе. Надо будет не забыть сказать мистеру Хенкоку, чтобы однажды вечером он прислал Дороти к нему. Она будет вне себя от счастья и сделает все, чтобы доставить ему удовольствие.

назад<<< 1 . . . 37 . . . 43 >>>далее