26 августа было объявлено постановление суда, предоставлявшее право наложить 28 августа арест на станки и оборудование типографии. Расклеили объявления!.. Ходатайствовали и получили разрешение продать имущество по месту его нахождения. Объявление о продаже было помещено в газетах, и Дублон надеялся уже 2 сентября приступить к проверке имущества по описи и продаже. К этому времени Давид Сешар, согласно вошедшему в законную силу постановлению суда и по исполнительным листам, был должен Метивье уже пять тысяч двести семьдесят пять франков двадцать пять сантимов, не считая процентов. Oн был должен Пти-Кло тысячу двести франков помимо вознаграждения, в отношении которого стряпчий, уподобясь вознице, лихо прокатившему седока, всецело полагался на щедрость клиента. Г-жа Сешар была должна Пти-Кло около трехсот пятидесяти франков, помимо вознаграждения. Сешар-отец был должен четыреста тридцать четыре франка шестьдесят пять сантимов, и Пти-Кло требовал у него сто экю вознаграждения. Итак, общая сумма достигала десяти тысяч франков. Не говоря уже о полезности этих сведений для других наций, которые по ним могут судить о мощности французской судебной артиллерии, необходимо, чтобы законодатель,- если, впрочем, у законодателя есть время для чтения,- знал, до какой степени могут доходить злоупотребления судопроизводства. Не следует ли издать на скорую руку какой-нибудь подходящий закон, которым воспрещалось бы стряпчим превышать в иных случаях сумму иска издержками судопроизводства? И не смешно ли приравнивать земельное владение площадью в один сантиар к землям миллионной стоимости! Из этого крайне сухого перечня всех стадий судебной тяжбы станет понятно значение слов: формальности, суд, издержки, над которыми большинство французов не задумывается! Вот что на судейском жаргоне называется судебной волокитой! Типографские шрифты весом в пять тысяч фунтов шли по цене лома, за две тысячи франков. Три станка оценены были в шестьсот франков. Остальное оборудование расценивалось как железная или деревянная рухлядь. От продажи домашней обстановки можно было выручить самое большее тысячу франков. Стало быть, имущество, принадлежащее Сешару-сыну и оцененное в сумме около четырех тысяч франков, дало Кашану и Пти-Кло повод израсходовать семь тысяч франков, не считая будущих издержек, а, как мы видим, цветочки сулили достаточно крупные ягодки. Конечно, практикующие юристы Франции и Наварры, и даже Нормандии, принесут Пти-Кло дань своего уважения и восхищения; но неужто люди отзывчивые не будут тронуты до слез поведением Кольба и Марион?
Покамест шла эта война, Кольб, если Давиду не требовались его услуги, сидел на стуле у двери подъезда, исполняя обязанности сторожевого пса. Он принимал судебные извещения, впрочем, под неусыпным надзором конторщика Пти-Кло. Когда объявления возвещали о продаже типографского оборудования, Кольб сразу же, едва разносчик успевал их наклеить, срывал их, бежал в город, срывал там и кричал:
- Шельмы! За што терзают такой славный шеловек!
И это называют правосутием!
Марион утром работала на бумажной фабрике, где вертела ручку машины и получала за это десять су, которые и тратила на повседневные нужды. Г-жа Шардон безропотно взялась опять за утомительное занятие сиделки и в конце недели приносила дочери свой заработок. Она уже заказала две десятины, удивляясь, что господь бог глух к ее мольбам и слеп к сиянию возжигаемых ею свечей.
2 сентября Ева получила наконец от Люсьена письмо, ибо то, которым он извещал зятя о существовании трех подложных векселей, Давид скрыл от жены.
"Вот третье письмо со дня его отъезда в Париж",- сказала про себя несчастная сестра, медля вскрыть роковое послание.
В эту минуту она кормила младенца из рожка, ибо нужда вынудила ее отказать кормилице. Можете судить, в какое состояние привело ее это письмо, а позже и Давида, которого она приказала разбудить. Проведя всю ночь за изготовлением бумаги, изобретатель заснул только на рассвете.
"Париж, 29 августа. Милая сестра!
Два дня тому назад, в пять часов утра, я принял последний вздох прекраснейшего божьего создания, единственной женщины, любившей меня так, как любишь ты, как любят меня Давид и мать, но вместе с этим бескорыстным чувством дававшей мне то, чего ни мать, ни сестра не могут дать: высшее счастье любви! Пожертвовав для меня всем, бедная Корали, может быть, и умерла из-за меня!.. А мне не на что похоронить ее!.. Она была моим утешением в жизни, и только у вас, милые мои ангелы, я могу искать утешения в ее смерти. Я верю, что бог простит этому невинному созданию все грехи, ибо она умерла, как христианка. О, Париж!.. Париж, моя Ева, это вместе и вся слава и все бесчестие Франции! Сколько мечтаний погибло здесь и сколько их еще погибнет, пока я, как подаяния, выпрашиваю жалкие гроши, которые нужны мне, чтобы предать освященной земле прах ангела!..
Твой несчастный брат Люсьен.
P. S. Много причинил я тебе огорчений своим легкомыслием; со временем ты узнаешь все и простишь меня. Впрочем, будь покойна: один добрый человек, купец Камюзо, которому я доставил столько волнений, зная, как мы с Корали страдали, взялся, как он выразился, уладить это дело".
- Письмо еще влажное от слез!-сказала она Давиду, и в ее взгляде, исполненном жалости, промелькнуло нечто от ее прежней любви к Люсьену.
- Бедный мальчик, как он должен страдать, если его любили так, как он пишет!-вскричал счастливый супруг Евы.
И муж и жена забыли все свои горести при этом стенании безысходного горя. В эту минуту вбежала Марион, крича:
- Сударыня, вот и они! Вот и они!..
- Кто?
- Дублон со своими людьми, лукавый их принес! Кольб там воюет с ними, Сейчас продадут...
- Полно, полно! Не волнуйтесь, не вывезут!-донесся из комнаты, смежной со спальней, голос Пти-Кло.- Я только что подал апелляционную жалобу. Мы не можем согласиться с постановлением, обвиняющим нас в недобросовестности. Я и не подумал защищаться в этой инстанции.
Чтобы выиграть время, я предоставил Кашану тешиться болтовней. Я уверен, что еще раз одержу победу в Пуатье...
- Но ар что станет эта победа?-спросила г-жа Сешар.
- Вознаграждение, если вы выиграете дело, и тысяча франков, если проиграете.
- Боже мой!-вскричала бедная Ева.- Не страшнее ли болезни такое лекарство?
Услыхав этот крик невинности, прозревший при свете правосудия, Пти-Кло смутился, столь прекрасной показалась ему Ева. Но тут вошел Сешар-отец, вызванный Пти-Кло. Присутствие старика в спальне его детей, подле колыбели внука, улыбавшегося несчастью, придало законченность всей сцене.
- Папаша Сешар,- сказал молодой стряпчий,- вы должны мне семьсот франков за выступление по вашему делу; вы, разумеется, взыщете их с вашего сына, попутно с платой за наем мастерской.
Старый винодел уловил колкую насмешку в тоне голоса и выражении лица Пти-Кло.
- Вам выгоднее было бы поручиться за сына!-сказала Ева, отходя от колыбели, чтобы поцеловать старика.
Давид, удрученный зрелищем толпы зевак, собравшихся перед его домом, где шло сражение между Кольбом и людьми Дублона, молча пожал отцу руку.
- А какими судьбами я мог задолжать вам семьсот франков? -спросил старик у Пти-Кло.
- А такими, что я вел ваше дело. А поскольку речь идет о квартирной плате, вы, стало быть, в долгу передо мной заодно с вашим должником. Ежели ваш сын не покроет эти издержки, придется их покрыть вам... Но все это вздор! А вот дело посерьезнее: не пройдет и двух-трех часов, как Давид может очутиться в тюрьме. Неужто вы это допустите?
- А велик ли долг?
- Да что-то около пяти или шести тысяч франков, не считая того, что он должен вам и жене.
Старик насторожился; он недоверчиво поглядел на трогательную картину, представшую перед его глазами в этой белой и голубой комнате: прекрасная женщина, вся в слезах, Склонилась над колыбелью. Давид, вконец изнемогший под гнетом горестей, стряпчий, который, надо полагать, заманил его сюда, как в ловушку... Медведь подумал: "А полно, не желают ли сыграть на его родительских чувствах?"- и побоялся попасть впросак. Он подошел к колыбели, приласкал младенца, протянувшего к нему ручонки. Среди всех волнений последних дней ребенка по-прежнему холили, как какого-нибудь наследника английского пэра, и на его головке красовался вышитый чепчик на розовой подкладке.
- Э, Давид - человек ученый, он должен знать способ расчесться. Умел войти в долги, сумеет и выпутаться из них! А с меня довольно забот о внуке!-сказал этот дедушка.- И его мать меня одобрит.
- Я позволю себе переложить на чистый французский язык ваши истинные чувства,- с язвительной миной сказал стряпчий.- Полноте, папаша Сешар! В вас говорит зависть к сыну. Сказать вам все начистоту? Давид своим нынешним положением обязан только вам; вы втридорога всучили ему вашу типографию, вы разорили его этой поистине ростовщической сделкой! Да, да! Нечего качать головой, ведь вы прикарманили денежки за газету, проданную братьям Куэнте, а это была единственная ценность вашей типографии... Вы ненавидите сына не только потому, что ограбили его, но и потому, что из него вышел человек, на голову выше вас! Вы рисуетесь любящим дедушкой, чтобы скрыть равнодушие к сыну и невестке: любовь к ним обошлась бы вам недешево hit et nunc (Сейчас - лат.), тогда как внук будет нуждаться в вашей любви только estremis(При последнем вашем издыхании - лат.) . Вы выказываете любовь к малышу, вы боитесь, как бы не сказали, что вы не любите никого из своих родных. Ну, а вы не желаете прослыть человеком бездушным! Вот какова подоплека ваших чувств, папаша Сешар...
- Вы позвали меня за тем, чтобы все это мне выложить? - сказал старик угрожающе, глядя то на стряпчего, то на невестку и сына.
- Неужели, сударь,- вскричала бедная Ева, обращаясь к Пти-Кло,- вы поклялись нас погубить? Никогда мой муж не жаловался на отца...- Винокур угрюмо посмотрел на Еву.- Давид сто раз мне говорил, что вы по-своему любите его,- сказала она старику, понимая причины его подозрительности...
Следуя наказу Куэнте-большого, Пти-Кло старался окончательно рассорить отца с сыном, чтобы отец не вздумал помочь Давиду выйти из бедственного положения, в котором он находился.
"В тот день, когда мы упрячем Давида в тюрьму,- сказал ему накануне Куэнте-большой,- вы будете представлены госпоже де Сенонш".
Прозорливость, свойственная любви, подсказала г-же Сешар, откуда исходит эта продажная враждебность, как раньше она почувствовала измену Серизе. Легко вообразить себе, как удивлен был Давид столь непонятной осведомленностью Пти-Кло о делах его отца. Прямодушный изобретатель не подозревал о связи своего защитника с Куэнте и тем более не мог знать, что в лице Метивье он имеет дело с братьями Куэнте. Молчание Давида показалось оскорбительным старому винокуру; стряпчий воспользовался замешательством своего клиента и почел своевременным откланяться.
- Прощайте, дорогой Давид! Теперь вы предупреждены: апелляционная жалоба не в силах приостановить вашего ареста, а у ваших заимодавцев нет иного выхода, и они им воспользуются. Итак, спасайтесь!.. А еще лучше, поверьте мне, повидайтесь-ка с братьями Куэнте, они народ денежный и, ежели ваша работа по изобретению закончена и ежели оно оправдывает возлагаемые на него надежды, войдите-ка с ними в товарищество. Право, они, что ни говори, славные ребята!..
- Какое изобретение? - спросил Сешар-отец.
- Неужто вы думали, что ваш сын - такой фофан, что очертя голову забросил типографию?-вскричал стряпчий.- Давид на пороге открытия дешевого способа изготовления бумаги: стопа бумаги будет обходиться в три франка вместо десяти, он сам мне говорил...
- Еще новый способ меня одурачить! - вскричал Сешар-отец.- Рыбак рыбака видит издалека! Ежели Давид это открыл, какая ему во мне нужда? Тогда он миллионер! Прощайте, любезные, почивайте покойно!
И старик стал спускаться вниз по лестнице.
- Постарайтесь скрыться,- сказал Пти-Кло Давиду и бросился вслед старому Сешару, чтобы окончательно его взбесить.
Адвокат догнал винокура, все еще продолжавшего что-то брюзжать себе под нос, на площади Мюрье, проводил его до Умо и на прощанье пригрозил, что взыщет издержки по исполнительному листу, если они не будут оплачены в течение недели.
- Я вам заплачу, ежели вы изыщете средство, как мне лишить сына наследства, без ущерба для внука и снохи!..- сказал старый Сешар и рысцой побежал от Пти-Кло.
- Как хорошо изучил Куэнте-большой свой мирок!.. Ах, как был он прав, говоря: из-за этих семисот франков издержек старик откажется уплатить за сына семь тысяч долгу!-вскричал этот щуплый стряпчий, возвращаясь в Ангулем.- Тем не менее мы не позволим себя перехитрить этой старой лисе фабриканту; пора потребовать кое-что посущественнее обещаний.
- Давид, друг мой, что же нам делать?..- сказала Ева мужу, когда Сешар-отец и стряпчий ушли.
- Поставь самый большой горшок на огонь, голубушка!- вскричал Давид, обращаясь к Марион.- Я открыл...
Услыхав эти слова, Ева с лихорадочной живостью надела башмаки, шляпу, шаль.
- Одевайтесь, друг мой,- сказала она Кольбу,- вы проводите меня; надо же узнать, есть ли какой-нибудь выход из этого ада...
- Сударь! - вскричала Марион, когда Ева ушла.- Образумьтесь, а не то ваша жена умрет от горя. Достаньте денег, расплатитесь с долгами, а потом уже ищите вволю ваш клад.
- Замолчи, Марион,- отвечал Давид,- осталось преодолеть последнее препятствие. Я сразу получу патент на изобретение и патент на усовершенствование.
Во Франции патент на усовершенствование является самым уязвимым местом для изобретателя. Человек лет десять трудится над каким-нибудь изобретением в области промышленности, будь то машина или какое-либо открытие; он берет патент, он мнит себя хозяином своих трудов, но вот, если он что-нибудь упустил, его побивает соперник: он усовершенствует его изобретение каким-нибудь винтиком и таким образом отнимает у него все права. Поэтому найти дешевый состав бумаги далеко еще не все! Другие могут усовершенствовать этот состав. Давид Сешар старался все предусмотреть, чтобы никто не мог вырвать у него из рук богатство, завоеванное среди стольких невзгод. Голландская бумага (это название сохранилось за бумагой, изготовляемой исключительно из льняного тряпья, хотя Голландия ее более не выделывала) слегка проклеена, но проклеивают ее лист за листом ручным способом, что удорожает производство. Если бы ему удалось проклеивать бумагу в чане и при помощи какого-нибудь недорогого клея (что уже практикуется сейчас, но еще далеко не совершенным способом), вопрос о дальнейшем усовершенствовании естественно бы отпал. Итак, вот уже месяц Давид искал способ проклейки бумажной массы в чане. Он желал разрешить сразу две задачи. Ева пошла к матери. По счастливой случайности Г-жа Шардон ухаживала за женой старшего товарища прокурора, которая только что произвела на свет сына, долгожданного наследника рода Мило де Невер. Ева, чувствуя недоверие ко всем должностным лицам, исполняющим обязанности судебных приставов, стряпчих и прочая, решила посоветоваться с законным заступником вдов и сирот, спросить, не может ли она выручить Давида, приняв на себя его обязательства и продав свои права; она надеялась, что стати узнает причину двойственного поведения Пти-Кло. Судейский чиновник, пораженный красотою г-жи Сешар, был не только почтителен, как и подобает быть с женщиною, но и рыцарски учтив, к чему Ева вовсе не привыкла. Она уловила в глазах судейского то выражение, которое со времени своего замужества порою замечала только у Кольра и которое для таких красивых женщин, как Ева, служи! мерилом их суждения о мужчине. Когда страсти, когда расчет или возраст погасят в глазах мужчины огонь беззаветного преклонения, что так ярко горит в дни молодости, он начинает внушать женщине недоверие, и она склонна уже настороженно присматриваться к нему. Куэнте, Пти-Кло, Серизе, все мужчины, в которых Ева угадывала своих врагов, смотрели на нее сухими, холодными глазами, но она не испытывала ни малейшего стеснения, беседуя с товарищем прокурора, который, однако ж, несмотря на его любезное обхождение, разрушил все ее надежды.
- Сомнительно, сударыня,- сказал он Еве,- чтобы королевский суд изменил решение, которое уже ограничило домашней обстановкой перевод имущества на ваше имя, предпринятый вашим супругом ради ограждения ваших прав при разделе. Ваше преимущество не должно служить прикрытием обмана. Но раз вы в качестве заимодавца имеете право получить свою долю из выручки от продажи описанного имущества и раз ваш свекор также пользуется подобным преимуществом в размере долга по найму помещения, вам, стало быть, представится возможность, когда суд вынесет приговор, возбудить другую претензию, короче говоря, потребовать, выражаясь юридическим языком, конкурса.
- Стало быть, господин Пти-Кло нас разоряет? - вскричала она.
- Поведение Пти-Кло,- продолжал судейский,- соответствует поручению, данному ему вашим мужем, который желает, как говорит его стряпчий, выиграть время. По моему мнению, вам, возможно, было бы выгоднее отказаться от апелляционных жалоб и вместе со свекром скупить при распродаже имущества наиболее ценное типографское оборудование: вам в размере вашей доли при разделе имущества, ему в пределах суммы арендной платы. Но не будет ли опрометчивостью такая поспешность? Стряпчие вас обирают.
- Помилуйте! Ведь это значит оказаться в зависимости от господина Сешара-отца! Оказаться у него в долгу за пользование оборудованием и за наем дома!.. И все эти жертвы не спасут мужа от судебного преследования по иску господина Метивье, которому, впрочем, не достанется почти ничего...
- Вы правы, сударыня.
- И положение наше только ухудшилось бы...
- Закон, сударыня, в конечном счете поддерживает заимодавца. Вы получили три тысячи франков, их надобно непременно возвратить...
- О, сударь! Неужели вы думаете, что мы способны на...
Ева умолкла, сообразив, что, оправдывая себя, она подвергает опасности брата.
- О, я прекрасно вижу,- возразил судейский,- что в этом деле много неясного, и в отношении должников, людей честных, щепетильных и даже великодушных!., и в отношении заимодавца, в сущности подставного лица...Испуганная Ева растерянно поглядела на чиновника.- Видите ли,- сказал он, бросая на нее взгляд, исполненный проницательности,- покамест мы сидим и слушаем речи господ адвокатов, нам ничего иного не остается, как размышлять о том, что творится у нас перед глазами.
Ева воротилась в отчаянии от своей неудачи. В семь часов вечера Дублон принес постановление об аресте Давида. Итак, преследование достигло предела своих возможностей.
- С завтрашнего дня,- сказал Давид,- я могу показываться на улицу только ночью.
Ева и г-жа Шардон обливались слезами. Скрываться казалось им бесчестием. Узнав, что хозяину грозит лишение свободы, Кольб и Марион встревожились, тем более что они издавна считали его крайне простодушным; они так волновались за него, что решили тут же поговорить с г-жой Шардон, Евой и самим Давидом и узнать, не могут ли они чем-либо быть им полезны. Они пришли как раз в ту минуту, когда три существа, для которых жизнь до той поры была столь ясной, плакали, поняв наконец, что Давиду нужно скрываться. Но как ускользнуть от тайных шпионов, которые отныне будут рыскать по следам этого, к несчастью, столь рассеянного человека?
- Если ей, сутарыня, пошелает потоштать шетверть час, я делай расфетка в неприятельски лагерь,- сказал Кольб,- и ей увитаите, што я понималъ это тело, пускай я с лица нэмец, но я настоящи франсус и хитрость моя франсуски.
- Ах, сударыня,- сказала Марион,- отпустите-ка его, пускай попробует, ведь у него одно на уме: как бы спасти хозяина! Какой же Кольб эльзасец? Он... как бишь его?., ну... настоящий ньюфаунделендеи,!
- Ступайте, мой дорогой Кольб,- сказал ему Давид,- у нас есть еще время подумать.
Кольб бросился к судебному приставу, где враги Давида держали совет, каким способом схватить его.
Арест должника в провинции, если таковой случается, является событием необыкновенным, из ряду вон выходящим. Прежде всего там все чересчур хорошо знают друг друга, чтобы кто-нибудь осмелился прибегнуть к столь отвратительному средству. Там заимодавцы и должники всю жизнь живут бок о бок. А если какой-нибудь купец задумает выворотить шубу,- воспользуемся словарем провинции, которая отнюдь не мирится с этого рода узаконенным воровством,-объявит несостоятельность в крупном масштабе, прибежищем ему служит Париж. Для провинции Париж - своего рода Бельгия; банкроты находят там убежище, почти недосягаемое для провинциального пристава, полномочия которого теряют силу за пределами его судебного округа. Сверх того встречаются и другие препятствия, почти неодолимые. Так, закон о неприкосновенности жилища соблюдается в провинции свято: там судебный пристав не имеет права, как в Париже, проникнуть в частный дом третьего лица, чтобы задержать должника. Законодатели сочли нужным сделать исключение только для Парижа по той причине, что там в большинстве случаев несколько семейств живет в одном доме.
Но в провинции нарушить неприкосновенность жилища даже самого должника судебный пристав может лишь в присутствии мирового судьи. И мировой судья, которому подвластны судебные приставы, волен, в сущности, согласиться или отказать в своем содействии аресту. И к чести мировых судей надо сказать, что их тяготит эта обязанность, они не желают служить слепым страстям или мести. Есть еще и другие затруднения, не менее серьезные, направленные к смягчению совершенно бессмысленной жестокости закона о лишении должника свободы; таково влияние нравов, которые нередко изменяют законы вплоть до полного их уничтожения. В больших городах достаточно найдется презренных негодяев, людей порочных, не имеющих ни стыда, ни совести, готовых служить шпионами; но в маленьких городках каждый человек чересчур на виду, чтобы осмелиться пойти в услужение к приставу. Любой человек, даже из низших слоев общества, согласившийся на такое позорное занятие, был бы вынужден покинуть город. Таким образом, в провинции арест должника не является, как в Париже или крупных населенных центрах, делом привилегированной касты судебных исполнителей коммерческого суда, но чрезвычайно усложняется, обращается в хитроумный поединок между должником и судебным приставом, и уловки их служат подчас темой презабавных рассказов в отделе происшествий парижских газет. Куэнте-старший предпочел остаться в тени; но Куэнте-толстый, заявив, что это дело ему поручено Метивье, пришел к Дублону вместе с Серизе, который стал его фактором и чье соучастие было куплено обещанием билета в тысячу франков. Дублон мог рассчитывать на своих двух агентов. Стало быть, Куэнте располагали тремя ищейками для слежки за своей жертвой. Мало того, при аресте должника Дублон мог прибегнуть к помощи жандармов, которые согласно судебным уставам должны оказывать содействие судебному приставу. Вот эти-то пять персон и совещались в эту минуту в кабинете мэтра Дублона, в первом этаже, рядом с канцелярией. В канцелярию вел довольно широкий коридор, выложенный плитками и как бы служивший прихожей. В дом входили через простую калитку; по обе ее стороны виднелись золоченые медные дощечки, с гербом судебного ведомства, на которых черными буквами было выгравировано: Судебный пристав. Оба окна канцелярии, выходившие на улицу, были защищены солидными железными решетками. Окнами кабинет выходил в сад, где судебный пристав, поклонник Помоны, чрезвычайно успешно выращивал плодовые деревья. Напротив канцелярии помещалась кухня, а за кухней находилась лестница во второй этаж. Дом этот стоял в узенькой улице, позади нового здания суда, которое в ту пору еще строилось и закончено было только после 1830 года. Подробности эти отнюдь не излишни, ибо они помогут понять, что произошло с Кольбом. Эльзасец задумал явиться к судебному приставу якобы с предложением выдать за известную мзду своего хозяина и, выведав, какие тенета для него расставляются, сможет предостеречь Давида. Служанка отперла дверь. Кольб заявил: доложите, дескать, желают видеть господина Дублона по делу. Рассерженная тем, что ее потревожили не вовремя, оторвав от мытья посуды, служанка открыла дверь в канцелярию и сказала Кольбу, человеку ей неизвестному, чтобы он обождал тут, покуда ее хозяин занят с посетителями в кабинете; потом она пошла доложить мэтру Дублону, что его спрашивает какой-то человек. Выражение какой-то человек так красноречиво указывало на простолюдина, что Дублон сказал: "Пускай обождет!" Кольб сел подле двери в кабинет.
- Ну, а как вы полагаете поступить? Ведь если бы нам удалось схватить его завтра утром, мы выиграли бы время,- сказал Куэнте-толстый.
- Нет ничего проще! Недаром у него кличка Простак! - вскричал Серизе.
Узнав голос Куэнте-толстого и, главное, услыхав две последние фразы, Кольб сразу понял, что речь идет о его хозяине, и удивление его возросло, когда он различил голос Серизе.
"Мальчишка, который ел его хлеб!" - подумал он в негодовании.
- Друзья мои,- сказал Дублон,- надобно вот как поступить. Мы поставим наших людей на приличном расстоянии друг от друга, начиная с бульвара Болье и площади Мюръе, во всех направлениях, чтобы вернее выследить Простака. Право, эта кличка мне нравится! Но поставим так, чтобы он не заметил, что за ним следят. И глаз с него не спустим, покуда не выследим, в каком доме он считает себя в безопасности; ну, тогда оставим его на некоторое время в покое, а потом, в один прекрасный день, на восходе или на закате солнца, как будто невзначай натолкнемся на него.
- Ну, а что он сейчас поделывает? А ну, как он скроется? - сказал Куэнте-толстый.
- Посиживает у себя дома,- сказал мэтр Дублон.- Ежели бы он куда-нибудь ушел, я уже знал бы. Один из моих помощников сторожит на площади Мюрье, другой - на углу у здания суда, а третий - в тридцати шагах от моего дома. Стоит сему мужу показаться на улице, как послышатся их условные свистки, и он не сделает и трех шагов, как я уже об этом узнаю не хуже, чем из телеграфного донесения.
Судебные приставы дают своим сыщикам почетное наименование: помощники.
Кольб и не рассчитывал на столь благоприятный случай; он потихоньку вышел из канцелярии и сказал служанке:
- Каспатин Туплон, как видно, освободится не скоро, так я понаветаюсь завтра утром.
Эльзасца, отставного кавалериста, осенила мысль, которую он тут же положил привести в исполнение. Он побежал к своему знакомому, который давал внаймы лошадей, выбрал коня получше, оседлал его, а сам пешком воротился к хозяину. Ева была В полнейшем отчаянии.
- Что случилось, Кольб?-спросил типограф, вглядываясь в испуганное и вместе с тем веселое лицо эльзасца.
- Вас окрушают мошенники! Нато карошо прятать козяин. Ви, сутарыня, знаете, кута мошно его прятать?
Когда честный Кольб рассказал о предательстве Серизе, об окружении дома, о том, какое участие в этом деле принимает Куэнте-толстый, и обрисовал те козни, которые строят эти люди, положение Давида представилось в самом зловещем свете.
- Тебя преследуют Куэнте! - вскричала бедная Ева, подавленная этим известием.- Вот почему Метивье был так жесток... Ведь они бумажные фабриканты, они хотят овладеть твоим изобретением.
- Но как спастись от них? - вскричала г-жа Шардон.
- Сутарыня, ей знаете кута -кипуть прятать козяина,- опять сказал Кольб.- Я отвезу наш козяин, никто не путет знать.
- Как только стемнеет, идите к Базине Клерже,- отвечала Ева,- а я схожу туда сейчас же и условлюсь с ней обо всем. В таких обстоятельствах я могу положиться на Базину, как на самое себя.
- Сыщики проследят за тобой,- сказал наконец Давид, собравшись несколько с духом.- Надо найти способ предупредить Базину, не заходя к ней.
- Сутарыня, вам восмошно пойти,- сказал Кольб.- Моя мысль такова: я выйту из тома вместе с козяин, за нами погнались свистуны. За вами, сутарыня, следить путет некому, и ей скоро-скоро утекайте к коспоша Клерше! Я имею мой конь, я сашайт на коня козяин и... поминай нас, как зовут, тьяволь их пэпраль!..
ГРАФ СИКСТ ДЮ ШАТЛЕ
Камергер двора его величества, префект Шаранты, государственный советник.
- Вы в милости,- сказал Сешар-отец,- в городе только о вас и толкуют, точно о какой-нибудь важной персоне... Ангулем и Умо оспаривают друг у друга честь свить для вас венок.
- Моя милая Ева,- сказал Люсьен на ухо сестре,- я решительно в том же положении, в каком был в Умо в тот день, когда был зван к госпоже де Баржетон: чтобы принять приглашение префекта, у меня нет фрака!
- А ты все же думаешь принять приглашение? - испуганно воскликнула г-жа Сешар.
назад<<< 1 2 . . . 36 . . . 43 >>>далее