АРТУР КОНАН ДОЙЛ

 ВТОРОЕ ПЯТНО

     Я думал, что больше  мне  не  придется  писать  о  славных подвигах моего друга Шерлока Холмса. Не то чтобы у меня не было материалов.  Напротив, я храню записи о сотнях случаев, никогда еще не упоминавшихся мною. Точно так же нельзя сказать, чтобы у читателей пропал интерес к своеобразной  личности  и  необычным приемам работы этого замечательного человека. Настоящая причина заключалась  лишь  в  том, что Шерлок Холмс ни за что не хотел, чтобы  в  печати   продолжали   появляться   рассказы   о   его приключениях.  Пока  он  не отошел от дел, отчеты о его успехах представляли  для  него  практический  интерес;  когда  же   он окончательно   покинул   Лондон  и  посвятил  себя  изучению  и разведению пчел  на  холмах  Суссекса,  известность  стала  ему ненавистна,  и он настоятельно потребовал, чтобы его оставили в покое. Только после  того,  как  я  напомнил  ему,  что  я  дал обещание  напечатать в свое время этот рассказ, "Второе пятно", и убедил его, что было бы очень  уместно  завершить  весь  цикл рассказов   столь  важным  эпизодом  из  области  международной политики  -  одним  из  самых  ответственных,  какими   Холмсу приходилось   когда-либо  заниматься,  -  я  получил  от  него согласие на опубликование этого дела, так  строго  хранимого  в тайне.   Если  некоторые  детали  моего  рассказа  и  покажутся туманными, читатели легко поймут,  что  для  моей  сдержанности есть достаточно веская причина.

     Однажды  осенью,  во вторник утром (год и даже десятилетие не  могут  быть  указаны),  в  нашей   скромной   квартире   на Бейкер-стрит  появились  два человека, пользующиеся европейской известностью.  Один  из  них,  строгий,  надменный,  с  орлиным профилем  и  властным взглядом, был не кто иной, как знаменитый лорд  Беллинджер,  дважды  занимавший   пост   премьер-министра Великобритании. Второй, элегантный брюнет с правильными чертами лица,  еще не достигший среднего возраста и одаренный не только красотой, но и тонким умом, был  Трелони  Хоуп,  пэр  Англии  и министр    по    европейским    делам,   самый   многообещающий государственный деятель нашей страны.

     Посетители сели рядом на  заваленный  бумагами  диван.  По взволнованным  и утомленным лицам легко было догадаться, что их привело сюда  спешное  и  чрезвычайно  важное  дело.  Худые,  с просвечивающими венами руки премьера судорожно сжимали костяную ручку  зонтика.  Он мрачно и настороженно смотрел то на Холмса, то на меня.

     Министр  по  европейским  делам  нервно  теребил   усы   и перебирал брелоки на цепочке часов.

     - Как  только я обнаружил пропажу, мистер Холмс, - а это произошло сегодня в семь часов утра, - я. немедленно  известил премьер-министра, и он предложил, чтобы мы оба пришли к вам, - сказал он.

     - Вы известили полицию?

     - Нет,  сэр!  -  сказал премьер-министр со свойственными ему быстротой и решительностью. - Не известили  и  никогда  не стали  бы  извещать.  Известить  полицию - значит предать дело гласности. А этого-то мы прежде всего и хотим избежать.

     - Но почему же, сэр?

     - Документ, о котором идет  речь,  настолько  важен,  что оглашение  его  может  легко  привести, и, пожалуй, в настоящий момент непременно приведет, к  международному  конфликту.  Могу без  преувеличения сказать, что вопросы мира и войны зависят от этого  документа.  Если  розыски  его  не  могут  проходить   в совершенной тайне, лучше совсем отказаться от них, так как этот документ  похитили  именно  для того, чтобы предать его широкой огласке.

     - Понимаю. А теперь, мистер  Трелони  Хоуп,  я  буду  вам весьма  признателен, если вы расскажете мне подробно, при каких обстоятельствах исчез этот документ.

     - Я вам изложу все в нескольких словах,  мистер  Холмс...

Этот  документ  - письмо от одного иностранного монарха - был получен шесть дней назад. Письмо имеет такое большое  значение, что  я  не  решался оставлять его в сейфе министерства и каждый вечер уносил с собой домой, на Уайтхолл-террас, где хранил  его в  спальне,  в закрытой на ключ шкатулке для официальных бумаг.

Оно находилось там и вчера вечером, я уверен в  этом.  Когда  я одевался  к  обеду,  я  еще раз открыл шкатулку и убедился, что документ на месте. А сегодня  утром  письмо  исчезло.  Шкатулка стояла  около  зеркала на моем туалетном столе всю ночь. Сплю я чутко, моя жена тоже. Мы оба готовы поклясться, что никто ночью не входил в комнату.

     - В котором часу вы обедали?

     - В половине восьмого.

     - Когда вы легли спать?

     - Моя жена была в театре. Я ждал ее. Мы  ушли  в  спальню около половины двенадцатого.

     - Значит,  в  течение  четырех  часов  шкатулка  никем не охранялась?

     - В спальню входить не позволено никому, кроме  горничной - по  утрам  и моего камердинера или камеристки моей жены - в течение остальной части дня. Но эти  двое  -  верные  слуги  и давно  живут  у  нас  в доме. Кроме того, ни один из них не мог знать, что в шкатулке хранится нечто более ценное, чем  простые служебные бумаги.

     - Кто знал о существовании этого письма?

     - В моем доме - никто.

     - Но ваша жена, конечно, знала?

     - Нет, сэр. Я ничего не говорил моей жене до сегодняшнего утра, пока не обнаружил пропажу письма.

     Премьер одобрительно кивнул головой.

     - Я  всегда  знал, как велико ваше чувство долга, сэр, - сказал он. - Не сомневаюсь, что в  столь  важном  и  секретном деле оно оказалось бы сильнее даже самых тесных семейных уз.

     Министр по европейским делам поклонился.

     - Совершенно  справедливо, сэр. До сегодняшнего утра я ни одним словом не обмолвился жене об этом письме.

     - Могла ли она догадаться сама?

     - Нет, мистер Холмс, она не могла догадаться, да и  никто не мог бы.

     - А прежде у вас пропадали документы?

     - Нет, сэр.

     - Кто здесь в Англии знал о существовании этого письма?

     - Вчера  о  письме  были  извещены все члены кабинета. Но требование хранить тайну, которое сопровождает каждое заседание кабинета,  на   этот   раз   было   подкреплено   торжественным предупреждением   со  стороны  премьер-министра.  Боже  мой,  и подумать только, что через несколько часов я сам потерял его!

     Отчаяние  исказило  красивое  лицо   Трелони   Хоупа.   Он схватился   за   голову.  На  мгновение  перед  нами  открылись подлинные  чувства  человека  порывистого,  горячего  и   остро впечатлительного.

     Но тут же маска высокомерия снова появилась на его лице, и уже спокойным голосом он продолжал:

     - Кроме членов кабинета, о существовании письма знают еще два, возможно,  три  чиновника  департамента, и больше никто во всей Англии, уверяю вас, мистер Холмс.

     - А за границей?

     - За границей, я уверен, не  видел  этого  письма  никто, кроме  того,  кто  его  написал. Я твердо убежден, что даже его министры... то есть я хотел сказать, что  при  отправлении  оно миновало обычные официальные каналы.

     Холмс на некоторое время задумался, затем сказал:

     - А   теперь,   сэр,   я  должен  получить  более  точное представление, что это за документ и  почему  его  исчезновение повлечет за собой столь серьезные последствия.

     Два государственных деятеля обменялись быстрым взглядом, и премьер нахмурил густые брови:

     - Мистер  Холмс,  письмо  было  в  длинном, узком голубом конверте. На красной сургучной печати изображен приготовившийся к нападению лев. Адрес написан крупным твердым почерком...

     - Эти подробности, -  прервал  его  Холмс,  -  конечно, очень  интересны  и  существенны,  но мне надо знать содержание письма. О чем говорилось в нем?

     - Это строжайшая государственная тайна, и боюсь, что я не могу ответить вам, тем более что не вижу в этом  необходимости. Если с помощью ваших необычайных, как говорят, способностей вам удастся  найти  соответствующий моему описанию конверт вместе с его содержимым,  вы  заслужите  благодарность  своей  страны  и получите   любое   вознаграждение,   которое   будет   в  наших возможностях.

     Шерлок Холмс, улыбаясь, встал.

     - Я понимаю, конечно, что вы принадлежите к  числу  самых занятых  людей  Англии,  -  сказал  он,  -  но и моя скромная профессия отнимает у меня много времени. Очень сожалею, что  не могу  быть  вам  полезным  в  этом  деле,  и  считаю дальнейшее продолжение нашего разговора бесполезной тратой времени.

     Премьер-министр вскочил.  В  его  глубоко  сидящих  глазах сверкнул   тот   недобрый   огонь,  который  нередко  заставлял съеживаться от страха сердца членов кабинета.

     - Я не привык, сэр... - начал он,  но  овладел  собой  и снова занял свое место.

     Минуту   или   более   мы   сидели   молча.  Затем  старый государственный деятель пожал плечами:

     - Мы вынуждены принять ваши  условия,  мистер  Холмс.  Вы безусловно  правы,  и  с нашей стороны неразумно ожидать от вас помощи, пока мы не доверимся вам полностью.

     - Я согласен с вами, сэр, - сказал молодой дипломат.

     - Хорошо, я расскажу вам все,  но  полагаюсь  целиком  на вашу   скромность  и  на  скромность  вашего  коллеги,  доктора Уотсона. Я взываю к вашему  патриотизму,  джентльмены,  ибо  не могу  представить себе большего несчастья для нашей страны, чем разглашение этой тайны.

     - Вы можете вполне довериться нам.

     - Так вот, это письмо  одного  иностранного  монарха;  он обеспокоен  недавним расширением колоний нашей страны. Оно было написано в минуту раздражения и лежит  целиком  на  его  личной ответственности.  Наведение  справок показало, что его министры ничего не знают об этом письме. К тому же тон  письма  довольно резкий,  и некоторые фразы носят столь вызывающий характер, что его опубликование несомненно взволновало бы общественное мнение Англии. И даже более, сэр: могу сказать не колеблясь, что через неделю после опубликования письма наша страна будет вовлечена в большую войну.

     Холмс  написал  имя  на  листке  бумаги  и   показал   его премьер-министру.

     - Совершенно верно, это он. И именно это письмо, которое, возможно,  повлечет  за собой миллионные расходы и гибель сотен тысяч людей, исчезло таким загадочным образом.

     - Вы известили автора письма?

     - Да, сэр, была отправлена шифрованная телеграмма.

     - Но, может  быть,  он  и  рассчитывал  на  опубликование письма?

     - Нет, сэр! У нас есть все основания полагать, что он уже понял   неосторожность   и   опрометчивость   своего  поступка. Опубликование письма было бы для него  и  для  его  страны  еще большим ударом, чем для нас.

     - Если  так,  то  в чьих же интересах раскрыть содержание этого письма? Для чего кому-то понадобилось украсть его?

     - Тут,  мистер  Холмс,  вы  заставляете  меня   коснуться области  высокой  международной  политики.  Если  вы примете во внимание ситуацию в Европе, вам будет  нетрудно  .понять  мотив преступления.  Европа  представляет  собой  вооруженный лагерь.

Существуют   два   союза,   имеющие   равную   военную    силу. Великобритания  держит нейтралитет. Если бы мы были вовлечены в войну с одним союзом, это обеспечило бы превосходство  другого, даже  независимо  от  того,  участвовал бы он в ней или нет. Вы понимаете?

     - Все совершенно ясно. Итак, в краже и разглашении письма заинтересованы враги этого монарха, стремящиеся посеять  раздор между его страной и нами?

     - Да, сэр.

     - А  кому могли переслать этот документ, если бы он попал в руки врага?

     - Любому из европейских  правительств.  Весьма  возможно, что  в  настоящий  момент  оно  несется  по  назначению с такой скоростью, какую только способен развить пароход.

     Министр Трелони Хоуп опустил  голову  на  грудь  в  тяжело вздохнул. Премьер ласково положил руку ему на плечо:

     - С  вами случилось несчастье, мой дорогой друг. Никто не решится обвинить вас - вы приняли все меры предосторожности...

Теперь, мистер Холмс, вам  известно  все.  Что  вы  посоветуете предпринять?

     Холмс печально покачал головой:

     - Вы  полагаете,  сэр,  что  война  неизбежна,  если этот документ не будет возвращен?

     - Думаю, что она вполне возможна.

     - Тогда, сэр, готовьтесь к войне.

     - Это жестокие слова, мистер Холмс!

     - Примите во внимание факты,  сэр.  Я  не  допускаю,  что письмо  было похищено после половины двенадцатого ночи, так как с этого часа и до момента,  когда  обнаружена  пропажа,  мистер Хоуп и его жена находились в спальне. Значит, оно было похищено вчера   вечером,   между   половиной   восьмого   и   половиной двенадцатого - вероятно, ближе к половине восьмого, потому что вор знал, где оно лежит, и, конечно,  постарался  завладеть  им как  можно  раньше.  А  теперь, сэр, если такой важный документ похищен еще вчера, то где он может  быть  сейчас?  У  вора  нет никаких  причин  хранить  его.  Скорее  всего, его уже передали заинтересованному лицу. Какие же у нас теперь шансы перехватить его или даже напасть на его след? Оно для нас недосягаемо.

     Премьер-министр поднялся с дивана:

     - Вы рассуждаете  совершенно  логично,  мистер  Холмс.  Я вижу, что тут действительно ничего нельзя сделать.

     - Допустим,  например, что документ был похищен горничной или лакеем...

     - Они оба - старые и верные слуги.

     - Насколько я понял, спальня находится на втором этаже  и не  имеет  отдельного  хода с улицы, а из передней в нее нельзя подняться  незамеченным.  Значит,  письмо  похитил  кто-то   из домашних.  Кому  вор  мог передать его? Одному из международных шпионов и секретных агентов, имена которых мне хорошо известны.

Есть три человека,  которые,  можно  сказать,  возглавляют  эту компанию. Я начну с того, что узнаю, чем занят сейчас каждый из них.  Если  кто-нибудь  из  них уехал, в особенности же если он уехал вчера вечером, мы будем знать, куда делся этот документ.

     - А зачем ему уезжать? - спросил министр по  европейским делам.  -  Он  мог  бы  с  таким  же  успехом отнести письмо в посольство здесь же в Лондоне.

     - Не думаю. Эти агенты работают совершенно самостоятельно и часто   находятся   в   довольно   натянутых   отношениях   с посольствами.

     Премьер-министр кивком головы подтвердил это:

     - Полагаю, что вы правы, мистер Холмс. Он собственноручно доставит  такой  ценный  подарок  к  месту назначения. Ваш план действий мне кажется абсолютно верным.  Однако,  Хоуп,  нам  не следует   из-за   этого   несчастья  забывать  о  прочих  наших обязанностях. Если в течение дня произойдут новые  события,  мы сообщим вам, мистер Холмс, и вы, разумеется, информируете нас о результатах ваших собственных расследований.

     Министры  поклонились и с видом, полным достоинства, вышли из комнаты.

     Когда наши  высокопоставленные  гости  ушли,  Холмс  молча закурил  трубку  и  на  некоторое  время  погрузился в глубокую задумчивость. Я развернул утреннюю  газету  и  начал  читать  о сенсационном  преступлении,  которое  было  совершено в Лондоне накануне вечером, как  вдруг  мой  приятель  громко  вскрикнул, вскочил на ноги и положил трубку на камин.

     - Да,  -  сказал  он,  -  лучшего  пути  нет. Положение отчаянное,  но  не  безнадежное.  Сейчас,  необходимо  хотя  бы узнать,  кто  этот похититель, - ведь, возможно, письмо еще не ушло из его рук. В конце концов, этих людей  интересуют  только деньги,  а к моим услугам - казначейство Британии. Если письмо продается, я куплю  его...  даже  если  правительству  придется увеличить на пенни подоходный налог. Возможно, этот человек все еще  держит  его  при  себе:  надо  же  ему  узнать, какую цену предложат здесь, прежде чем попытать свое счастье за  границей!

Есть  только  три человека, способные на такую смелую игру: это Оберштейн, Ля Ротьер и Эдуард Лукас. Я повидаюсь со всеми.

     Я заглянул в утреннюю газету:

     - Эдуард Лукас с Годолфин-стрит?

     - Да.

     - Вы не можете повидаться с ним.

     - Почему?

     - Вчера вечером он был убит в своем доме.

     Мой  друг  так  часто  удивлял   меня   во   время   наших приключений,  что  я  испытал  чувство  торжества,  увидев, как поразило его мое сообщение. Он в изумлении уставился  на  меня, затем  выхватил  из  моих рук газету. Вот та заметка, которую я читал в ту минуту, когда Холмс встал со своего кресла:

     УБИЙСТВО В ВЕСТМИНСТЕРЕ

     Вчера вечером в доме No  16  на  Годолфин-стрит  совершено таинственное   преступление.   Годолфин-стрит-   одна  из  тех старинных  тихих  улиц,   которые   тянутся   между   рекою   и Вестминстерским  аббатством,  почти  под  сенью  большой  башни здания парламента. Большинство ее домов построено еще  в  XVIII веке.  В  одном  из  этих  домов,  в  маленьком,  но изысканном особняке, несколько лет подряд проживал  мистер  Эдуард  Лукас, хорошо  известный  в  обществе как обаятельный человек, один из лучших теноров-любителей Англии. Мистер Лукас был  холост:  ему было  тридцать  четыре  года;  его прислуга состояла из пожилой экономки миссис Прингл и  лакея  Миттона.  Экономка  обычно  по вечерам  не  работала;  она  рано поднималась к себе в комнату, расположенную  в  верхнем  этаже  дома.  Лакей  в  этот   вечер отправился  навестить  приятеля  в Хам Мерсмите. С десяти часов мистер Лукас оставался в квартире один. Пока еще  не  выяснено, что   произошло  за  это  время,  но  без  четверти  двенадцать констебль Бэррет, проходя по Годолфин-стрит, заметил, что дверь дома No16 приоткрыта. Он постучал, но не получил ответа. Увидев в первой комнате свет, он вошел в коридор и снова постучал,  но и на этот раз ему не ответили. Тогда он отворил, дверь и вошел.

1 2 3 4