Движение на улице было довольно оживленным, и следить за красными «Жигулями» было пока несложно, не мешали даже и легкие сумерки, уже опускавшиеся на город, и начавший вдруг моросить частый, мелкий дождь.
Прохожих, однако, не уменьшилось, их даже стало в этом месте еще больше, они-то главным образом и затрудняли езду в любом направлении, порой не спеша пересекая улицу. Пенкин хмурился: задача с каждой минутой все больше осложнялась.
Миновав длинные витрины нового магазина, красные «Жигули» неожиданно свернули в какой-то внутренний проезд и, обогнув два дома, подъехали к третьему, тоже невысокому и старенькому, с осыпающейся по фасаду штукатуркой и цвета самого неопределенного. Впрочем, цвет было уже трудно рассмотреть в сгустившихся еще больше сумерках. Во многих окнах уже горел свет, и по земле протянулись длинные тени. И потому оказалось совсем непросто проследить за последующими маневрами «Жигулей» среди сразу вдруг потемневших домов и деревьев.
В какой-то миг Виталию даже показалось, что они сейчас потеряют машину из виду, и он невольно подался вперед, вцепившись руками в прозрачный козырек коляски.
Но как раз в тот момент «Жигули» и остановились, и Пенкин еле успел свернуть чуть в сторону, к деревьям, и вовремя выключить мотор.
Из машины выскочил Шанин в знакомом уже по описаниям заграничном пальто и модной шляпе. Поправляя на ходу галстук, он исчез в подъезде. Смоляков остался в машине, видно было только, как он, закуривая, чиркнул спичкой.
Мотоцикл притаился всего в нескольких шагах от «Жигулей», потому Виталий и Пенкин позволить себе тоже закурить не могли. Они даже старались не разговаривать: Смоляков опустил стекло возле себя и даже высунул для удобства локоть. А возле дома было совсем тихо, улица глухо шумела где-то далеко за домами и деревьями. На скамейке около подъезда шептались о чем-то две старушки.
Виталий почувствовал вдруг как он устал, как неудобно ему, скрючившись, сидеть в этой коляске и хочется потянуться. Но малейшая неосторожность могла привлечь внимание Смолякова. Приходилось, морщась, терпеть.
Прошло некоторое время, и Шанин появился вновь.
Рядом с ним шла молодая женщина, высокая и худощавая, в зеленом пальто, с красной газовой косынкой на шее и в красной шляпе-колпаке. Цвета Виталий еще мог разобрать на таком расстоянии. Они о чем-то оживленно болтали. Шанин, видимо, острил, и женщина заливисто и громко смеялась. Старушки на скамье возле подъезда с любопытством и, как показалось Виталию, неодобрительно смотрели на молодую пару, разом оборвав собственную болтовню.
«Ах ты, Димочка, – насмешливо подумал Виталий. – Все шкодишь, выходит? Интересно знать, кто такая эта девица?».
Между тем молодые люди сели в машину, и Смоляков резко тронул ее с места.
Выехав на улицу, «Жигули», однако, не свернули назад, к московской трассе, а продолжали ехать дальше по главной улице, которая некоторое время тянулась все такая же узкая, со старенькими домишками, шумная и суетливая. Потом кончились дома и снова возникли какие-то предприятия и склады. Над проходной одного из предприятий Виталий мельком прочел крупную вывеску:
«Кондитерская фабрика имени…»
Вскоре город кончился, и они выехали на шоссе, совсем другое шоссе, чем то, по которому они въехали в этот город. И вело оно неизвестно куда.
ГЛАВА V
ЛОВУШКА
Вечер Лена провела дома. Устроившись с ногами на тахте, она перебирала письма, доставая их по одному из деревянной шкатулки.
«Что за дурацкая, допотопная привычка хранить письма, – думала она. – Надо их уничтожить, вот и все». Письма были старые. От тети Зины из Свердловска. У тети Зины Лена воспитывалась. От подруг Лены по юрфаку. От того человека. Вот эти письма надо выбросить немедленно. Они до сих пор жгут руки. А ведь прошло… Лена посмотрела на последнее из писем, только на конверт и штемпель на нем. Да, прошло почти пять лет. И вот Лена одни, по-прежнему одна. Тетя Зина давно умерла. И никого не осталось. Одна… Одна и не одна… Что думает он, другой, любимый и настоящий, что он думает?
Ведь он любит ее. Любит и… не любит. Нет, надо кончать этот глупый, никчемный роман… Приходит, когда хочет… Уходит… Молчит… И не может решиться сказать ей самое главное. Он такой решительный, такой смелый! Неужели на него так повлиял тот давний развод? Неужели?.. Эта глупая женщина не дает ему даже встречаться с сыном. И наказывает обоих. За что? И вот он теперь не решается сказать главное. И она не решается. Ей не позволяет гордость. Она не хочет навязываться. Глупо? Наверное. В конце концов не все равно, кто скажет первый? Но она не может. А он… не хочет? Тогда надо кончать. Это слишком мучительно и безнадежно. Да, да! Следующий раз, когда он позвонит, ей будет некогда, у нее будут дела, наконец, ей просто не захочется с ним видеться. Вот и все. Хватит этих дурацких страданий.
Так уверяла себя Лена. Но втайне даже от самой себя она надеялась и хотела всего лишь проверить его. Если любит, тогда он, наконец, решится, ну, а если не любит ее… тогда все тоже будет ясно. Наверное, ему нужна другая жена, вот как у Виталия. Нужна тихая, мирная, домашняя, вроде Светы, работает себе в своей огромной библиотеке, пишет статьи. И Виталий однажды, ведь, сказал Лене: «Это не женская работа». А почему, собственно?
Что-то сидит в мужчинах, какие-то давние предрассудки, спесь какая-то. И этот удивительный мужской эгоизм, даже у лучших из мужчин. Вот Виталий – настоящий, верный друг, но и он тоже. Хотя он видит, он понимает, что Лена им нужна, что порой она делает то, что мужчина никогда не сможет сделать, есть такие ситуации и такие задачи в оперативной работе. Конечно, ее не включают в группы захвата, она не участвует в задержаниях и засадах. Но все это, как правило, уже итог большой предварительной работы, важной, умной и тонкой, которую она знает и любит. Да, любит. Потому что эта работа справедливая и нужная людям.
Лена давно уже отложила письма и смотрела куда-то в пространство, укрыв ноги теплым пледом. Ярко светил рыжий торшер над головой, тихо и прохладно было в квартире. За окном, под черной полосой неба, горели огни в чьих-то далеких окнах.
Редкий какой-то выпал вечер, спокойный и одинокий.
Но тут, словно решив исправить свою оплошность, вдруг резко и деловито зазвонил телефон возле двери.
Лена совсем забыла о нем и не перенесла на тахту. И с первым же звонком телефона сразу забилось сердце. О, господи, ну, сколько можно…
Лена торопливо поднялась и, подбежав, сняла трубку.
– Привет, – сказал Игорь. – Дома?
Голос был уверенный и будничный.
– Ухожу, – ответила Лена.
Игорь спокойно удивился.
– Куда это?
– По делу.
– Я думал заехать.
– Сегодня не выйдет.
– А когда выйдет?
– Позвони как-нибудь, – через силу ответила Лена, и сама подивилась своему мужеству.
– Гм… Ну, ладно. Пока.
В трубке раздались короткие гудки.
«Бедный, – подумала Лена, медленно кладя трубку. – Ему, наверное, одиноко и тошно. И та женщина не дает ему видеться с сыном. И так редко выпадает у него свободный вечер…» Лена, уже забыв о себе, жалела сейчас только его. Наверное, надо было позвать… Нет, нет! Лена вдруг вспомнила: «Через боль». Так только можно было спасти сломанную когда-то руку, тренируя пальцы. Формула спасения: «Через боль». И рука была спасена. Лена посмотрела на свою руку, пошевелила пальцами и грустно улыбнулась. Да, наверное…
И тут снова зазвонил телефон.
– Ой, душечка, как хорошо, что я вас застала, – услышала Лена знакомый голос. – Это Липа говорит.
Липа.
– Здравствуйте, Липочка, – как можно беззаботнее ответила Лена. – Очень рада.
– Да, да, да! – тут же затараторила Липа. – Мы так давно не виделись! Это просто феноменально, что получается. Вы подумайте только! Мы, ведь, знакомы совсем недавно, но я вас с Инночкой (это была подруга Лены) уже полюбила. Представляете? И такое доверие, такое доверие… Ах, боже мой! Все время я о вас думаю, клянусь. И кое-что для вас с Инночкой достала. Вы не поверите! Изумительный лосьон. Феноменальный! Такого нигде нет, это особый рецепт. Самой Ларисы Матвеевны! Она делится только со мной. Вы не представляете, какая становится кожа. Она молодеет на двадцать лет! Впрочем, – Липа засмеялась, – вам это даже много. С вас хватит и десяти. Согласны?
– Вполне. А как вы живете?
– Все расскажу. Все. Я вас завтра с Инночкой жду к себе. На чай. Да, да, да! А то все я к вам. Я умоляю, теперь вы ко мне. И я вам отдам этот божественный лосьон. А еще вы посмотрите последнюю французскую косметику. Моя клиентка привезла из Парижа. Это что-то божественное! Мужчины просто теряют голову, – Липа снова развеселилась. – Да, да, это уже проверено.
«Откаленко голову не потеряет», – тоскливо подумала на миг Лена и поспешно прогнала эту глупую мысль.
– Душечка, вы запишите адрес, – продолжала Липа. – Я вас так буду ждать, вы не представляете. Вас устроит к семи?
Отказаться было невозможно, да, в общем, и нежелательно: Липа была бесценным источником информации.
Тем более что ее обожаемая приятельница и клиентка Ниночка оказывалась связанной с группой преступников. И связи эти были, видимо, не только дружескими и любовными.
Лена повесила трубку с ощущением какой-то необычной усталости и полной пустоты в душе. Такие минуты бывали у нее порой, когда опускались руки и жизнь вдруг начинала казаться невыносимо тусклой и тяжелой. Хотелось зарыться лицом в подушку и плакать, и никого не видеть и не слышать.
Закусив губу, Лена снова опустилась на тахту и закрыла глаза. Ей было сейчас так жалко себя. Какая все-таки горькая, какая одинокая жизнь у нее. Почему у других не так, почему у других есть семьи, есть близкие, любимые люди, а у нее… А ведь некоторые молодые женщины, и вполне приличные, умеют весело жить без семьи. Поклонники, романы, флирты, театры, вечеринки… Ой, нет! Это все не для нее.
Но тут вдруг Лене стало страшно. Как можно так распускаться? Она должна быть всегда бодрой, подтянутой, веселой и уверенной в себе. Вот тогда он, возможно, и придет к ней… Навсегда. Только тогда, она знает. Этот человек не утешитель, он не любит вытирать слезы и жалеть, не любит и не умеет. Он сильный и удивительно цельный человек, он не терпит слабых. Ему нужны такие друзья, как Лосев и как… она.
«А где, интересно, сейчас Лосев? – подумала Лена. – Наверное, уже в поезде».
Да, он едет. А что делает сейчас этот несносный Откаленко?
Лена снова закрыла глаза и незаметно уснула.
…На следующее утро самым неотложным делом у Лены было получить образец «свободного почерка» Всеволода Борисовича Глинского, весьма эффектного мужчины, которого она мельком видела, но хорошо запомнила во время визита в «Березку». Простое, на первый взгляд, действие получения образца «свободного почерка» неожиданно оказалось весьма хлопотным. В отделении милиции никаких заявлений и объяснений Глинского не оказалось.
Не оказалось их, как ни странно, и в ЖЭКе, куда Лена приехала в качестве сотрудника жилуправления, чтобы проверить, как здесь работают с жалобами и заявлениями жильцов. Нет, Глинский ничего письменно не просил и ни на что не жаловался. Просто не жилец, а мечта каждого начальника ЖЭКа. Оставалось место работы Глинского, один из институтов Академии медицинских наук. Уж там-то образцы его почерка должны быть обязательно. Анкету в отделе кадров заполняет даже ночной вахтер. И Лена немедленно отправилась в этот институт.
Сегодня она отнюдь не выглядела «училкой», как, кстати, уже не выглядят и большинство молодых учителей. Лосев в своем критическом определении скорее исходил из каких-то туманных воспоминаний и давно прочитанных книг.
На Лене была изящная шапочка, из-под которой выбивались роскошные золотистые локоны, легкое модное пальто подчеркивало ее красивую, высокую фигуру, изящные, на высоком каблуке, тоже весьма модные сапожки облегали стройные ноги. Мужчины были не в силах равнодушно пройти мимо и в упор разглядывали Лену, пытаясь поймать ее взгляд. Некоторые, помоложе, тайком оглядывались. Лена шла легко и свободно, скромно опустив глаза и ощущая на себе эти взгляды. Встречные женщины, надо сказать, тоже посматривали на нее то заинтересованно-оценивающе, то деланно-равнодушно.
Вскоре Лена приехала в институт.
На начальника отдела кадров, пожилую, деловитую, полную женщину в очках, удостоверение Лены произвело не меньшее впечатление, чем на встречных мужчин ее внешность. Внимательно прочитав его и снова подняв глаза на Лену, она удивленно покачала головой и сказала:
– Вот уж никогда бы не подумала, что вы работаете в МУРе.
– Тем лучше, – улыбнулась Лена.
– Да, да, это неплохо, – безапелляционным тоном заключила женщина в очках и спросила: – Так чем мы можем помочь, товарищ Златова?
Лена изложила свою просьбу.
– Имеется, имеется, – кивнула в ответ начальник отдела. – Больше никого в курс вводить не будем. Сама вам сейчас все принесу. Посидите.
Она грузно поднялась со своего кресла и показалась Лене еще полнее, чем когда сидела. К двери она отправилась тяжелой, ныряющей походкой, но на удивление быстро. Лена проводила ее взглядом и сочувственно вздохнула. «До пенсии, наверное, дорабатывает, и дома, конечно, внуки ждут», – подумала она, но дальше на эту тему размышлять себе не позволила, дальше шло что-то и вовсе огорчительное и уже личное.
Через несколько минут женщина вернулась с тоненькой папкой и, сдержанно усмехнувшись, сказала:
– Самое свежее и уже последнее. Только что написал. Такое совпадение.
И, раскрыв папку, достала оттуда бумагу.
Это было заявление об увольнении по собственному желанию.
– А почему? – спросила Лена. – Не объяснил?
– Такие граждане на такой должности не задерживаются, – усмехнулась начальник отдела, снова усаживаясь за свой стол и двумя руками поправляя короткие, с сильной проседью волосы. – Этот еще дольше других просидел.
Через несколько минут, закончив небольшие формальности, связанные с временным изъятием документа, Лена вышла из кабинета начальника отдела кадров. По длинному коридору она вышла к широкой мраморной лестнице, устланной красной дорожкой, и спустилась в просторный, светлый вестибюль, где располагался гардероб. Получив свое пальто и шапочку, Лена подошла к большому зеркалу в старинной золоченой раме, стоявшему на полу.
Неожиданно в нем она увидела длинную доску приказов и объявлений, висевшую на противоположной стене вестибюля, и группу мужчин возле нее. Сейчас эти мужчины, мимо которых она только что прошла, кто открыто, кто исподтишка поглядывали на Лену. Среди них был и Глинский, Лена его сразу узнала, и какой-то неприятный холодок прошел по спине. Глинский смотрел восхищенно и дерзко. Лене даже показалось, что он сейчас к ней подойдет. Но он не подошел.
Когда Лена вернулась в управление, уже наступило время обеда. И встретившийся Петя Шухмин галантно пригласил ее в столовую. Но Лена попросила лишь занять ей место, прежде необходимо было заглянуть в лабораторию и сдать на экспертизу полученную в институте бумагу.
А после обеда Лена зашла к Цветкову и сообщила о приглашении на сегодняшний вечер.
– Идти или нет, Федор Кузьмич? – спросила она.
Цветков задумчиво покрутил очки, почему-то вздохнул и, хмурясь, спросил:
– Значит, эта самая Липа к вам в друзья набивается?
– Она, по-моему, ко всем набивается.
– Почему это вы так решили?
– О всех своих клиентках она все знает. Буквально все. Это без дружбы не бывает.
– Так, так. А что она о вас знает? – неожиданно спросил Цветков.
Лена подумала и сказала:
– По существу, ничего не знает.
– Плохо, – снова вздохнул Цветков. – АО вашей подруге?
– Ну, тут побольше, – улыбнулась Лена. – Во-первых, она была у нее дома. Все фотографии рассмотрела на стенах, обо всех расспросила. Потом узнала, где Инна работает, сколько получает, была ли замужем и даже кем был муж.
Лена засмеялась. Цветков тоже ухмыльнулся и спросил:
– И где же ваша подруга работает?
– На телевидении. Редактор.
– А давно вы дружите?
– Давно. Со школы.
– Ваша подруга знает, где вы работаете?
– Конечно. Ей можно доверять, я ручаюсь, Федор Кузьмич, – горячо заверила Лена.
– И все же приводить к ней Липу без моего разрешения не следовало, – покачал головой Цветков.
– Но, ведь, Инна не играет никакой роли в операции, – неуверенно возразила Лена.
– Как же не играет? Вот теперь Липа и ее приглашает к себе.
– Но и сама Липа…
– Мы не знаем, как развернутся события, – нахмурился Цветков. – Конечно, телевидение, редактор. Это все далеко от них и не опасно.
– И бесполезно.
– Именно что. А потому и. неинтересно. Но Липа эта самая все же рвется на дружбу. Заметим это себе. Теперь дальше. Учтите, чтобы что-то получать, надо и что-то давать. Липа эта ваша – источник сведений превосходный, я вижу. Но если вы будете молчать о себе, она либо потеряет к вам интерес, и тогда ваши встречи постепенно прекратятся, что нежелательно, либо интерес к вам… Ну, как бы сказать? Словом, станет чрезмерным. Возникнут даже всякие подозрения. А, ведь, рядом с ней находятся люди и поумнее, да к тому же настороженные и опытные. Значит, отсюда какой вывод?
– Нужна легенда, – в свою очередь вздохнула Лена.
Цветков внимательно посмотрел на нее и усмехнулся.
– Не любите?
– Не очень, – призналась Лена. – Но понимаю, что иногда надо.
– Именно. Такая уж работа. Имеет свои законы. Но я, вот, по опыту знаю: можно не очень любить некоторые из них, но надо неукоснительно их выполнять.
Цветков вдруг махнул очками, как бы прогоняя все эти мысли, откинулся на спинку кресла и уже другим тоном, деловито сказал:
– Ладно. Что-то болтлив к старости становлюсь. Вернемся к делу. Так вот, нужна легенда, согласен. Ну, и кто же вы такая?
– Я уже думала, – усмехнулась Лена. – Тут, наверное, надо учесть мои случайные встречи с интересующими нас людьми.
– Встречи? – настороженно переспросил Цветков. – Я знаю только одну вашу встречу, в «Березке», с этой самой Ниной Сергеевной.
– К сожалению, сегодня произошла вторая. С Глинским. В институте, где он работал ночным вахтером, как вы знаете.
– Работал?
– Да. Как раз сегодня подал заявление об уходе.
– Хм… Вы получили образец его почерка?
– За этим я и приехала в институт. И там вдруг встреча.
– Познакомился?
– Нет. Но обратил внимание и, конечно, запомнил.
– Надо полагать, – Цветков бросил быстрый взгляд на Лену и повторил, уже настойчиво. – Так вот, с учетом всего, кто же вы такая, а?
Лена неуверенно пожала плечами.
– Не знаю… пока.
– Не знаете, – с неудовольствием повторил Цветков. – А, ведь, идти к этой Липе придется. У нас к ней много вопросов. Главное, как часто и где встречается Нина Сергеевна с тем типом, который ушел от нас тогда. Как его?
– Лев Константинович?
– Вот, вот. Но это не все. Кто еще бывает у Нины Сергеевны, с кем дружбу водит? Мы ищем этого самого Диму, и кто он такой, пока не знаем. Ищем Семена, шофера того. И про него тоже ничего неизвестно. Теперь появился какой-то Вова из Подмосковья. А там, глядишь, и еще кто-то появится. Нина эта в самом центре группы. Всех она знает. А Липа ваша при ней. Лучшего источника информации не сыщешь. Поэтому идти сегодня к ней надо. И легенда нужна. Давайте думать, кто вы такая.
– Может быть, тоже работаю на телевидении? Потому и с Инной мы дружим.
– Не-ет, – покачал головой Цветков. – Хватит телевидения. Для Липы надо что-то поинтереснее. И для других тоже. Что возьмешь с этого телевидения?
– Но торговля отпадает, – сказала Лена. – Там Нинин бывший дружок Бобриков действует. Стоит ему навести справки…
– Верно. Отпадает, – согласился Цветков. – Что же остается? Придумывайте, придумывайте. Фантазируйте, идите от жизни, так сказать. Это тоже, – он усмехнулся, – один из законов нашей работы.
– Я фантазирую, – улыбнулась Лена, сама незаметно увлекаясь. – Тут нужна такая работа, чтобы оправдать и мое появление в том институте, и мой разговор с Ниной в «Березке» от имени Димы.
– И если этот Дима подвернется, чтобы он подтвердил.
– Ну, это уж невозможно, Федор Кузьмин! Как он подтвердит то, чего не было?
– А надо. Надо исключить все, что опасно. И это возможно. Ну, вот, допустим… – он задумался, по привычке крутя в руках очки. – Этот Дима упомянул о Нине из «Березки» где?
– В бухгалтерии завода лимонной кислоты. Маргариту Евсеевну приглашал и обольщал.
– Вот. В бухгалтерии. А там, допустим, работает еще одна красотка, – усмехнулся Цветков. – И она слышала. А лучше и не красотка. А то Дима ее непременно заметил бы и запомнил.
Лена весело, хотя и чуть смущенно улыбнулась.
– Ну, он был слишком занят Маргаритой Евсеевной. Она оформляла документы.
– Но за ней ухаживает этот самый Глинский. Он может спросить про вас.
– Так его же не будет сегодня у Липы! – воскликнула Лена и тут же осеклась. – Хотя Нина может ему рассказать про меня, а ей про меня расскажет Липа, это уж непременно. Ну и задача, Федор Кузьмич.
– Именно что, – подтвердил Цветков как будто даже удовлетворенно. – Но путь верный. Бухгалтером вы, пожалуй, останьтесь. Это привлекательно. Надо только немного дальше по этому пути сдвинуться.
– Но торговля отпадает, – напомнила Лена.
– Пожалуй.
– И бухгалтер ЖЭКа тоже.
– Да. Все это ничего им не сулит. А вот, к примеру, бухгалтерия какого-нибудь предприятия…
– Или треста ресторанов, – предположила Лена.
– Вот, вот, – удовлетворенно кивнул Цветков. – Только бухгалтерия треста слишком велика. Вас трудно будет там легализовать. Ведь все вас должны будут там знать как сотрудника. Все, вот в чем дело. Они могут спросить там у любого. И спросят. У них голова тоже работает. А мы не в жмурки играем. Тут, милая моя, игра будет серьезная. И опасная. Так вот. Словом, возьмем бухгалтерию поменьше. Есть такая. Ну, а приятельницы в бухгалтерии треста у вас найдутся. Это обеспечить можно.
– Но что, в таком случае, может меня привести в институт Академии медицинских наук? Может быть… больна мать или сестра, брат? А там есть специалисты по этой болезни.
– Что это за институт?
– Я не помню.
назад<<< 1 . . . 17 . . . 31 >>>далее