Глава XI

ВОЗЗВАНИЕ К ТАРАСОВЦАМ

 

В тот день Андрюша Рогов поздно явился в редакции газеты "Ленинская смена". Вид у него был хотя и усталый, но довольный, даже чуточку гордый. Лучистые карие глаза его смотрели на всех с таким плохо сдерживаемым ликованием, что Халатов сочувственно осведомился:

– Ты, голубчик, никак опять стихи ночью кропал?

– И не думал даже, - солидным тоном объявил Андрюша. Я, между прочим, ваше задание выполнил. Вот, пожалуйста, - и он торжественно положил на стол рукопись. - Детективный рассказ.

Халатов усмехнулся и настороженно, но с явным интepecoм перелистал страницы.

– Называется "Будильник звонит тревогу". Любопытно. Чего он так звонит? Ну-с, а теперь... - он отложил в сторону рукопись, - рассказывай. Что увидел? Что понял? Кошмарный случай описал, конечно, с тремя убийствами, погонями и перестрелкой?

– Таких теперь у нас в городе не бывает, - авторитетно сказал Андрюша. - И вообще... У меня, понимаете, был выбор... За это время - два преступления. Одно - это неквалифицированная кража из Союза спортивных обществ. Ее совершили мальчишки, а раскрыть помогли дружинники. Второе...

Незаметно вокруг Андрюши и Халатова собралась чуть не половина редакции. Всем, оказывается, было интересно послушать "уголовные байки Рогова", как с наигранным пренебрежением выразился Саша Дерюбин, довольно энергично тем не менее проталкиваясь поближе к рассказчику.

– ...Второе, - продолжал Андрюша, - это очень опасное преступление, совершенное опытным рецидивистом. Убийство сторожа и ограбление комиссионного магазина. С проломом потолка, с машиной и так далее. Я выбрал для рассказа первый случай.

– Правильно, - одобрил Дерюбин. - Нечего народ пугать. А нам второй случай расскажи. И поподробнее, пожалуйста.

Андрюша досадливо махнул рукой.

– Не в том дело, что народ пугать. Здесь же какая проблема воспитания! В семье, в школе. Дружинники тоже... И потом, характеры какие!

– Да, но все это... - кто-то прищелкнул пальцем, скучновато. Между нами говоря, убийство есть убийство. И, как о нем ни пиши, оно всегда волнует.

– Примитив! - авторитетно откликнулся Саша Дерюбин. Не тем волновать надо. Истинная художественность, дитя мое, заключается...

Халатов взъерошил седые волосы и с досадливой иронией произнес:

– Вас не туда повело, мальчики. Перегрелись. Что значит скучновато? И что значит примитив? Это значит, что и в том и в другом случае вещь плохо написана. Плохо! Не талантливо! Вот и все! О воспитании писал Макаренко в "Педагогической поэме". Это что, скучновато? Об убийстве писал, например, Достоевский. Что это, примитивно? Так о чем речь?

Андрюша подумал, что сейчас от этих великих примеров Халатов перейдет к его рассказу, и ему стало не по себе. Успокаивала, правда, мысль, что рассказа Халатов все-таки еще не читал и поэтому разносить его вроде бы рано. Правда, Халатов все может...

И, как бы подтверждая это мнение, Халатов обратился к Андрюше:

– К тебе один вопрос. Самих этих ребят видел? С дружинниками говорил? Где вообще был, кроме угрозыска? Так сказать, два слова о творческой лаборатории.

– Для будущего биографа, - вставил Саша Дерюбин.

Из довольно сбивчивого рассказа Андрюши выяснилось, что ни у ребят, совершивших преступление, ни у дружинников он не был.

– Плохо, - констатировал Халатов. - Я тебя, кажется, не торопил. Возьми свой рассказ и еще подумай.

Выйдя из редакции, Андрюша в сомнении потоптался перед подъездом, потом, взглянув на часы, решительно направился к остановке троллейбуса.

В штабе народной дружины инструментального завода жизнь шла уже своим чередом.

За столом дежурный член штаба Григорий Степанович Проскуряков то сварливо, то с шуточками инструктировал старших по патрулям.

– Опять, как прошлый раз, по одному да по два посылать будете? - недовольно спросил кто-то. - Не пойду я так больше.

– Я, кажется, еще не сказал, как вам идти, - строго ответил ему Проскуряков. - Я, может, и сам этот порядок не признаю.

– А кто ж тогда до него додумался?

– Кто додумался, тот пусть и посылает, - сердито насупился Проскуряков. - По пять человек пойдете, как положено.

В ответ все тот же парень ядовито заметил:

– Маловато патрулей получится. Отчетность пострадает.

А другой с откровенной насмешкой сказал словами Чеходара, которые уже стали в дружине как присказка:

– "Что ж, мы свое доброе имя будем пачкать? Тень на коллектив бросать?" - и вдруг с нескрываемой досадой прибавил: - И так уже половина дружины разбежалась.

– Оно и к лучшему, - сварливо ответил Проскуряков. Сами вернутся, когда мы порядок у себя наведем.

– Наведем, когда рак свистнет...

– А потому все, что набрали в дружину кого ни попадя, вмешался третий парень. - Вехов точно тогда сказал, а ему рот заткнули.

– Ничего, ничего, придет время - скажет, - многозначительно заметил Проскуряков. - Не на такого напали. В ближайшее время собрание соберем.

В ответ раздались возмущенные голоса:

– Во, во! Перцу там дадим...

– Молчать не станем...

На улице, у входа в штаб, в коридоре и в самом помещении штаба толпились дружинники, наперебой обсуждая всех взволновавшее известие: в субботу состоится первое заседание суда чести дружины, разбор дела Василия Тарана из четвертого цеха.

Самого Василия в штабе уже не было.

У окна беседовали Огнев, инженер Рогов и Николай.

Невдалеке, поджидая своего бригадира, играли в шахматы Борис Mискин и Коля Маленький. У их столика собралось несколько молодых парней. Собственно, партия уже закончилась, и теперь Борис разыгрывал варианты. Поблескивая стеклами очков, он небрежным тоном говорил:

– Конь на бе четыре не даст форсированного выигрыша. Пусть не брешут. Черные отвечают слон эф два...

Кто-то попытался возразить:

– А пешка там на что?

Борис снисходительно посмотрел на говорившего.

– Милый! Первым ходом черные берут эту пешку ладьей. Надо же помнить ходы.

Оппонент сконфуженно умолк. А Коля Маленький, оглянувшись, толкнул Николая и с лукавой гордостью сказал:

– Могучий талант воспитали!

– Ты лучше расскажи, как вы Тарана воспитали, - ядовито заметил один из дружинников. - За что его судить будут?

Коля Маленький насупился.

– Начальству виднее.

– Брось вилять!

– А я на пресс-конференцию согласия не давал, - попытался отшутиться Коля Маленький.

Про себя он горячо и бесповоротно осуждал Тарана. Предельно правдивый и искренний, он не представлял себе, как это можно было так обмануть и подвести всю бригаду, так опозорить ее. Но с другими Коля Маленький не был расположен делиться своими переживаниями.

– И на вечер вопросов и ответов тоже не было согласия, - решительно добавил он.

– Просто не желаете сора из избы выносить. Знаменитая бригада!..

Стоявший тут же Илья Куклев мрачно посоветовал:

– Шуточки на этот счет лучше оставить. Ясно?

Всем стало очевидно, что настроение у Ильи неважное, и это не сулило ничего приятного любому, кто попытался бы эти самые "шуточки" продолжать.

Хотя и было ясно, что Куклев не позволит себе продемонстрировать даже часть своих способностей, но на присутствующих действовала неизбежная инерция от впечатлений о его последнем выступлении на заводском ринге. А потому щекотливый разговор как-то сам собою иссяк.

Инженер Рогов между тем обратился к Николаю:

– Значит, решено? Выступать будете вы?

– Страшно, - признался Николай и виновато улыбнулся. Народ там, сами знаете, какой... И тема у них тоже...

– Поможем, - бодро откликнулся Коля Маленький. - У нас же какие мыслители кругом, - он указал на товарищей и скромно добавил: - Лично я кое в чем тоже помогу. По вопросам космоса, например. Очень интересуюсь.

В этот момент Рогов, оглянувшись на дверь, удивленно воскликнул:

– Смотрите-ка, Андрей! Что ему здесь надо?

– Собирает материал для газеты, - предположил Огнев, очень кстати.

– Не сказал бы, - проворчал Дмитрий Александрович. - Я вовсе не собираюсь афишировать дома свою деятельность. И если жена узнает...

Между тем Андрей уже заметил их. Подойдя, он, как старым знакомым, пожал каждому руку и, улыбаясь, сказал отцу:

– Папа? Не ожидал. Ты прогрессируешь на глазах.

– Об этом мы еще поговорим, - сухо отозвался Дмитрий Александрович. - К тебе тут есть дело.

– Ко мне? А что такое?

– Завтра на диспуте надо будет дать слово вот ему, Рогов указал на Николая.

Андрюша насторожился.

– Пожалуйста. Только... почему об этом просите вы, а не он сам?

– Разве это имеет значение? - усмехнулся Огнев.

В ответ Андрюша хитро подмигнул.

– Я недаром столько дней ходил к вам. Появилось оперативное чутье. Разве нет?

– А выдержка появилась?

– Еще какая!

– Тогда не задавайте лишних вопросов.

Андрюша засмеялся.

– Все. Обезоружили. Ну, а из другой оперы вопросы можно задать?

– Из другой - можно.

Андрюша деловито достал ручку и блокнот.

– Меня интересуют дружинники, которые помогли милиции раскрыть кражу в Союзе спортивных обществ.

Все невольно заулыбались. Андрюша смутился, лицо его залилось краской.

– Вы что?

– Тебе повезло, - продолжая улыбаться, сказал Дмитрий Александрович. - Вот он, Вехов, как раз и помогал со своими товарищами.

– Ага! Идемте в сторонку, поговорим, - оживился Андрюша. - Мне нужны важные детали.

Он увлек Николая за собой.

В это время в штабе появился Чеходар. Он вошел озабоченный и возбужденный, еще не успев остыть после разговора с Артамоновым. Увидев Николая, он зло прищурился и поспешно отвел глаза.

Подойдя к Проскурякову, Чеходар деловито сказал:

– Завтра соберем членов штаба. Кое-что обговорить надо.

– Что именно? - хмуро осведомился тот.

Чеходар наклонился и вполголоса сказал:

– На бюро райкома нас слушать будут.

– Нас, милый, вся дружина хочет послушать.

– Это успеется, - махнул рукой Чеходар. - Со своими всегда столкуемся. А вот там...

– Не столкуемся, - перебил его Проскуряков, - если ты прежнюю линию гнуть будешь. Помнишь, инструктор райкома у нас на днях был? Думаешь, он поговорил и ушел? Нет, милый. Он вчера на заседании парткома был и под конец вдруг о нашей дружине вопрос поставил. Остро поставил! Партком теперь специально нашей дружиной займется. Надо будет и там ответ держать. Вот так-то, милый.

Чеходар резко выпрямился и пристально, с враждой посмотрел на старика.

– Ах, так? Ну, посмотрим!..

К ним подошел инженер Рогов.

– Я вам не помешаю?

– Ну что вы, Дмитрий Александрович! - приветливо откликнулся Чеходар. - Вы мне тоже нужны. Давайте отойдем в сторонку.

– Ишь ты, - проворчал Проскуряков им вслед. - Как рассыпался! Индивидуальной обработкой решил заняться.

Домой отец и сын Роговы возвращались вместе.

– Я тебя попрошу, Андрей, - строго и вместе с тем несколько смущенно сказал Дмитрий Александрович, - не рассказывать маме о моей общественной работе. Сам знаешь, у нее слабое сердце и... вообще она все это не так поймет. Пойдут всякие страхи...

Андрюша, смеясь одними глазами, торжественно обещал:

– Клянусь, ни звука. - И, помолчав, в свою очередь, спросил: - Но зачем все-таки будет выступать Вехов, а, папа?

В тоне Андрюши сквозило нестерпимое любопытство. Дмитрий Александрович подозрительно покосился на сына и сварливо ответил:

– Это наше дело, понятно? И не бойся, он вам музыки не испортит. У него есть что сказать, и весьма важное. Лучше думай о своем докладе.

Андрюша вздохнул.

– Думаю. И чем больше думаю, тем труднее его готовить. Вчера, например, на комитете тезисы обсуждали. Говорят, негативно.

– Это почему же?

– А вот я тебе почитаю то место.

Они уже подходили к дому.

Перед тем как открыть ключом дверь квартиры, Дмитрий Александрович бросил на сына предостерегающий взгляд, и тот в ответ понимающе кивнул головой.

После ужина Андрюша разложил на освободившемся столе страницы доклада. Рядом уселся Дмитрий Александрович.

Мария Спиридоновна, мать Андрюши, возилась на кухне, домывая посуду. Ей помогала Верочка, десятиклассница, хохотушка и болтунья, к которой Андрюша относился со снисходительным добродушием старшего брата, много уже повидавшего на своем веку и даже несколько утомленного обилием жизненных впечатлений.

– Мамочка, скорее, - щебетала на кухне Верочка. - Андрей будет сейчас про рок-н-ролл читать. Это жутко интересно, правда? Девочки велели все-все запомнить!..

Наконец женщины появились в столовой, и Верочка умоляюще произнесла:

– Андрюша, только читай помедленней, а то я не запомню.

– Чего ты не запомнишь? - подозрительно осведомился Андрюша, раскладывая перед собой исписанные листы.

– Ну надо же, наконец, понять, что такое рок-нролл и что такое буги-вуги! Мы их вечно путаем, - с подкупающим простодушием сказала Верочка.

– Ты что думаешь, - вспылил Андрюша, - я тебе инструкцию буду читать? Пропагандировать буду эти... - он досадливо махнул рукой. - И не надейся!

Верочка смущенно пожала плечами.

– Я и не надеялась.

– Андрей, читай наконец, - вмешалась Мария Спиридоновна. - А то на плите суп.

– Суп, суп... Главное у вас в жизни - это суп, - проворчал Андрюша, принимаясь за чтение.

Доклад состоял из трех разделов: современная буржуазная упадочническая литература, музыка и живопись, и назывался "О вкусах, взглядах и цели жизни". Так же назывался и сам диспут. Доклад, как заранее оговорился Андрей, не претендовал на исчерпывающий анализ исторических и социальных корней, различных течений и их представителей. Нет, докладчик старался коротко, но в самых едких и бичующих выражениях охарактеризовать главные особенности изобличаемого явления и на конкретных примерах, взятых из газет и личных наблюдений, показать, к чему ведет увлечение подобными явлениями.

– Значит, я прочту о музыке, - сказал Андрей и, обращаясь к отцу, как самому серьезному из слушателей, предупредил: - Я беру только танцевальную музыку, поскольку именно ею кое-кто и увлекается.

– Правильно, это самое интересное! - горячо откликнулась Верочка. - Наши девочки...

– Слушай, по-моему, у тебя какой-то нездоровый интерес к моему докладу, - строго сказал Андрей.

– Нет, здоровый!

Андрей досадливо махнул рукой и принялся читать.

Речь шла о рок-н-ролле как о танце психопатическом, патологическом и безнравственном, который будит в людях самые низменные инстинкты, лишен благородства, изящества, веселья - всего того, что делает жизнь красивой и радостной. Музыка эта лишь бьет по нервам, толкает на дикие выходки, заставляет человека забыть, что он разумное существо, забыть о достоинстве, об эстетическом наслаждении. Недаром на Западе молодежь после этих танцев в зверином экстазе громит помещения, затевает кровавые драки. Недаром у нас этим танцем увлекаются те молодые люди, которым чужды и все остальные наши интересы, наши идеалы, взгляды, наши цели в жизни.

Андрюша читал громко, с выражением, так, как собирался читать свой доклад завтра. Это была как бы репетиция.

Кончив, он оглядел притихшую аудиторию и спросил:

– Ну как?

– Как в "Каштанке", - лукаво отозвалась Верочка. - Помнишь? Там гусь говорил горячо, убедительно, но непонятно.

Андрюша презрительно усмехнулся.

– Осталась непонятной разница между рок-н-роллом и буги-вуги? Просто непонятно, откуда у меня такая сестра! Кажется, комсомолка... и родители вполне приличные, и брат...

– У тебя очень хороший доклад, - поспешно вмешалась Мария Спиридоновна. - Я, например, все поняла. Веруля, иди на кухню помешай суп.

Верочка неохотно поднялась со своего места и насмешливо бросила через плечо:

– Брат у меня все-таки потрясающий сухарь. И я не удивляюсь, что некоторым людям с ним скучно.

Андрюша даже покраснел от негодования. Эта несносная девчонка, кажется, уже что-то пронюхала. Ну, конечно! Недаром она вчера вечером все крутилась вокруг телефона, когда он говорил с Мариной. Иметь у себя в доме шпионку! Он собрался было поставить сестру на свое место, но Верочки уже в комнате не было.

– Это черт знает что! - возмущенно проговорил он. Воспитали, называется...

– А ты знаешь, - задумчиво произнес Дмитрий Александрович, барабаня пальцами по столу, - она ведь кое в чем права, по-моему...

– Что?!

– Да, да! Это в некотором смысле стихийный протест.

– Против чего, хотел бы я знать?

– Против твоей позиции в докладе. Ты сам разве не чувствуешь?

Андрюша в недоумении посмотрел на отца.

– Нет.

– Вот она, - Дмитрий Александрович указал на дверь, за которой скрылась Верочка, - это выразила словом "сухарь". А твои товарищи из комитета - более научно: "негативная". А смысл один: ты только отрицаешь, убедительно, справедливо, но ты ничего не предлагаешь взамен.

– Но что я могу предложить?! - возбужденно воскликнул Андрюша. - У нас ведь действительно нет интересных новых танцев!

– Но у нас есть старые, и совсем неплохие. Например, многие бальные танцы. Они так красивы и изящны.

– Их танцевали наши дедушки и бабушки сто лет назад! А молодежь всегда тянется к новому. Всегда! - Андрюша увлекся, торопясь высказать новые, внезапно возникшие у него мысли, которые уже обступили его со всех сторон. - И жизнь этого требует! Она теперь иная, чем сто, пятьдесят, даже двадцать лет назад! Она стала неизмеримо динамичнее, напряженнее, ярче. А танцевальная музыка у нас все та же и по ритму, и по мелодии, и по темпу.

Как радовался Андрюша этому спору с отцом! Еще бы! Ведь без этого у него не возникли бы такие важные мысли. Вот ответ на обвинения в негативности - надо создавать новую, нашу танцевальную музыку, веселую, искрометную, чистую! И пусть ее сочинят молодые композиторы. Они есть и здесь, у нас в городе, в знаменитом на всю страну музыкальном училище, в театре оперы. Надо объявить конкурс через газету, создать жюри.

– Между прочим, ты сейчас говоришь очень дельные вещи, - с улыбкой заметил Дмитрий Александрович. - Запиши это. Не то завтра от волнения все забудешь. А твои оппоненты на этот пункт будут обязательно напирать. Учти.

Андрюша задорно тряхнул головой.

– Они на многое будут напирать. Это будет такой бой, каких еще не знал факультет! Недаром он гудит как улей, - и, подмигнув, добавил: - А тут еще ваши дружинники что-то задумали.

– Тс-с! Я тебя, кажется, просил...

Дмитрий Александрович опасливо оглянулся на дверь в соседнюю комнату, откуда доносился голос жены.

Вечером в библиотеку к Маше забежала Аня Артамонова. Увидев подругу, Маша обрадованно всплеснула руками.

– Ой, Анечка! Как я тебя давно не видела! Подожди немного, я сейчас.

Она сунула Ане свежий номер "Огонька".

Пока Маша торопливо выдавала книги и журналы, подруги то и дело с улыбкой переглядывались, нетерпеливо ожидая минуты, когда можно будет, наконец, всласть поговорить.

Но вот растаяла очередь у кафедры выдачи книг.

Маша исчезла куда-то и через минуту, уже сняв свой халатик, в легком сером платье с большим отложным белым воротничком подбежала к Ане, схватила ее за руку, и подруги выпорхнули из зала.

Отдышались они только в тихой, полупустой служебной комнате, загроможденной высокими стопками книг. Маша завела Аню в самый дальний угол и опустилась на стул возле небольшого столика. Аня устало улыбнулась, приложив руку к груди.

– Ох, Машенька, ты меня просто замучила этим кроссом. Я даже не думала, что здесь так много лестниц и коридоров.

– А я тебя в святая святых привела. Гордись. Ты первая из простых смертных, - засмеялась Маша, привычным движением откидывая с плеч чуть растрепавшиеся от бега локоны.

Потом она внимательно посмотрела на подругу и, нежно проведя ладонью по ее щеке, сказала:

– Анечка, ты плохо выглядишь. Случилось что-нибудь?

– А, не выдумывай, пожалуйста!

Аня небрежно махнула рукой и, вздохнув, подсела к столику.

– Неправда! Я же вижу! - возмутилась Маша. - Как не стыдно! Я тебе что, чужая? - Но вдруг осеклась, пораженная мелькнувшей догадкой, и даже прикрыла ладонью рот. - Ой, ты влюбилась, наверное, да?

назад<<< 1 . . . 19 . . . 23 >>>далее