Словом, в который уж раз мысленно перебирая все добытые материалы, Игорь снова мог убедиться, что пути к раскрытию преступления найти пока не удалось.

      Группа Откаленко сейчас разделилась. Сам он вместе с Шухминым работал по краже из квартиры Потехина, совместно, конечно, с сотрудниками уголовного розыска местного отделения милиции и районного управления. Такую создали солидную бригаду во главе с Откаленко, ведь преступление было на редкость крупным и дерзким. Ну а Лосев и Денисов занимались происшествиями в парке, которые так беспокоили руководство.

      Шухмин с группой сотрудников сейчас как раз проверял людей, на которых указал Потехин, и с каждым проверенным человеком всё больше таяла надежда найти того, кто дал «подвод» на квартиру Потехина и погрел на этом руки.

      Словом, картина была безрадостной, путь к раскрытию этой проклятой кражи нащупать не удавалось, и настроение сотрудников, работавших вместе с Откаленко, да и самого Игоря, вполне соответствовало этой безрадостной картине, когда полковник Цветков вызвал их всех к себе.

      — Ну, милые мои, давайте-ка вместе ещё разок помнём этот вопрос, — предложил он, вертя по привычке в руке сложенные очки. — А то что-то вы забуксовали, я гляжу.

      — Это точно, — вздохнул Шухмин.

      — Давай, Откаленко, доложи, что имеется на сегодняшний день, — продолжал Цветков. — Будем танцевать от печки, то есть от места происшествия. Ты тут первый специалист у нас, доложи, что там обнаружили, когда приехали и потом.

      Откаленко мрачно откашлялся, привычно потёр подбородок, словно именно для этого природа создала его таким широким и тяжёлым, затем обстоятельно, даже педантично, без всяких отступлений, эмоций и фантазий, чётко обрисовал обстановку на месте происшествия. Ко всем известным уже обстоятельствам он добавил, что отпечатков пальцев нигде найдено не было, чужих, естественно, отпечатков, но в двух или трёх местах были обнаружены отпечатки одних и тех же нитяных перчаток.

      — Ладно. Пойдём дальше. — Фёдор Кузьмич постучал очками по столу. — Нам пока не изобличать, нам пока искать надо. Какие у нас версии на этот счёт?

      — Одна из версий — что они приезжие, — сказал Откаленко. — А если так, то их в Москве сейчас уже нет.

      — Уехали? — переспросил Цветков.

      — Уехали, — подтвердил Откаленко. — Скорее даже улетели.

      — Улетели… — Цветков задумчиво покрутил очки.

      — Между прочим, если улетели, — вмешался Пётр Шухмин, — то должны были при покупке билетов предъявить паспорта.

      — Вот бы нам заглянуть в них! — мечтательно произнёс кто-то.

      — А для этого, милые мои, надо кое-что сообразить, — снова вступил в разговор Цветков. — Значит, что мы имеем? Первое. Группа не меньше, как из трёх человек, улетает сразу. Второе. Летят они, конечно же, домой. А дом… где-то на Северном Кавказе скорей всего, туда записка-то указывает. Вернее, блокнот. Так ведь?

      — Всё точно, Фёдор Кузьмич, — согласился Шухмин. — А улететь они должны были в тот же день или на следующий, не позже.

      — И для верности надо все кавказские линии проверить, — добавил Откаленко. — Это рейсы Москва — Тбилиси, Баку, Минеральные Воды, Ереван, Сочи. Все, кажется. В среднем это по пять-шесть рейсов в день.

      — Ещё Батуми один рейс, Геленджик один рейс, — добавил кто-то. — Я летал.

      — Ну, там по мелочи ещё наберётся, — согласился Откаленко. — Это легко уточнить.

      Все оживились. Буквально на глазах, вроде бы на пустом месте, рождался интересный план нового поиска.

      — Вы, милые мои, пока не очень-то радуйтесь, — хмурясь, сказал Фёдор Кузьмич. — А главное, в нашем деле, никогда нельзя ставить на одну карту. Тут у нас очень много «если», обратите внимание. Если их трое, если они улетели вместе, если, наконец, вообще улетели, а не уехали, допустим, поездом, если…

      — Если они вообще приезжие, — добавил Откаленко.

      — Во-во, — подтвердил Фёдор Кузьмич. — Если вообще приезжие. И всё ж таки, — он усмехнулся и кому-то погрозил очками, — всё ж таки это вполне рабочая версия, которую следует до конца отработать. До конца. Вот завтра с утра, милые вы мои, и будьте добры. Приступайте. А сейчас распределим обязанности. Кто куда. — Он повернулся вместе с креслом к висевшим за его спиной расписаниям, железнодорожному и самолётному, и водрузил на нос очки. — Вот глядите, — сказал он, водя рукой по расписанию движения самолётов. — Начнём прямо по алфавиту, с «Б». Баку… Ты пиши, — обратился он к Откаленко. — Тут важно не только время отправления, но и аэропорт отправления. Значит, Баку. Первое южное направление…

      Работа оказалась совсем не простая. Рейсов было много, в самые разные часы, а аэропортов два — Домодедово и Внуково. Это тоже усложняло дело. А тут ещё один из сотрудников районного управления, молодой рыжеволосый жизнерадостный Саша Руднев, очень бодро объявил, что он сделал приблизительный расчёт, и если положить на каждый самолёт в среднем около ста пассажиров, то предстоит проверить, как минимум, около трёх тысяч билетных корешков, где указаны фамилии пассажиров и номера их паспортов.

      — Если навалиться всем вместе, допустим, вдесятером, — заключил Саша, — то это всего три самолёта на брата. Пустяки дело. Шесть человек в Домодедове, четверо во Внукове. И постоянная телефонная связь с руководителем группы товарищем Откаленко, — добавил он с лукавым пафосом.

      — Надо охватить не один, а полтора дня, — деловито поправил его Игорь, не принимая Сашиного шутливого тона. — День совершения преступления, точнее, вторую половину дня и весь следующий день. Как вы считаете, Фёдор Кузьмич?

      — Так и считаю, — кивнул Цветков и потянулся к телефону. — Сейчас я вам обеспечу фронт работ. Тут самое главное, милые мои, — строго произнёс Цветков, постучав сложенными очками по столу, — это ответственность каждого участника операции. Каждого. Один кто-нибудь недоглядит и что-то пропустит — и вся операция проваливается. Прошу учесть. А вас должны насторожить не только известные нам уже данные, но и малейшие неточности или особенности в заполнении корешков. Допустим, повтор фамилий, номеров паспорта, искажение серии, неверное написание фамилии. Учтите, не всегда билеты заполняют сами кассирши, иногда просят заполнить пассажиров, а проверяют невнимательно. Словом, вы эти корешки обязаны смотреть не просто так, а как сыщики, классные сыщики, столичные. Ясно вам?

      Всем было всё ясно, и радостный энтузиазм заметно сменился задумчивостью и даже некоторой озабоченностью.

      А Фёдор Кузьмич добавил к этой озабоченности ещё немалую дозу. С минуту подумав, он сказал:

      — Теперь второе. Отработку версии «Приезжие», так её, к примеру, назовём, надо, милые мои, проводить солидно и до конца. А если они и в самом деле из Москвы не улетели, а уехали поездом? Может это случиться? Конечно, вероятия меньше, согласен. Самолётом быстрее. Но всё же железную дорогу исключить так просто нельзя. А вот можно ли это проверить? Давайте-ка подумаем. Конечно, никаких корешков с фамилиями и номерами паспортов тут не остаётся. Однако не будем спешить с выводами. Если уехали они сразу после кражи…

      — То есть вечером или ночью, — уточнил Откаленко, вглядываясь в железнодорожное расписание за спиной Цветкова.

      — Ну да, — согласился Фёдор Кузьмич. — Во вторник, значит. И кража была во вторник.

      — Или же на следующий день, в среду, — снова добавил Откаленко.

      — Или в среду, — утвердительно повторил Фёдор Кузьмич. — И тогда они сейчас только-только приехали. Ведь ехать им до любого пункта больше суток, а то и двое. До Еревана, допустим. И это вам не два часа самолётом. За сутки можно здорово глаза проводницам намозолить. Да ещё ребятки эти не тихие, книжек в дороге не читали, а скорее всего в картишки резались, выпивали и общий порядок хоть как-то, да нарушали. А потому проводникам вполне могли запомниться.

      — Это точно, — за всех согласился Шухмин и, шумно вздохнув, заключил: — Придётся с бригадами побеседовать, никуда не денешься.

      — В мягком они вряд ли ехали, в общем тоже, — добавил Откаленко.

      — Надо узнать, как вообще сейчас с билетами из Москвы, летний сезон уже начинается. — Фёдор Кузьмич посмотрел на Шухмина. — Придётся тебе эту линию возглавить. Не зря ты вздыхал. На два дня ещё людей вам с Откаленко подброшу. Тут сразу навалиться надо. И особенно ты, Шухмин, смотри. Вам не бумажки читать надо будет, а с людьми беседовать. Сам понимаешь. И не спешите, главное. Обстоятельно беседуйте, помогайте вспомнить.

      В этот момент невольно пожалел Фёдор Кузьмич, что не может подключить к этой работе Лосева, но тут же сердито прогнал от себя эту мысль. Справится Шухмин, что за разговор! Вполне на него можно положиться.

      На том и кончилось это важное совещание.

      А на следующий день началась та сумасшедшая работа.

      Часть группы Откаленко во главе с ним самим прибыла во Внуково. Их уже ждали. Звонок полковника Цветкова всеми воспринимался серьёзно.

      В комнате, которую им отвели, в два ряда стояли письменные столики, и сотрудники розыска по одному расселись за ними, как ученики в классе. Затем несколько девушек, некоторые в красивых униформах Аэрофлота, принесли толстые пачки зелёных билетных корешков, связанные тонкой бечёвкой, и подшивки посадочных листов, где тоже были указаны фамилии пассажиров. Девушки, кстати говоря, были совсем не прочь задержаться и поболтать с интересными парнями из такого необычного и таинственного учреждения, как Московский уголовный розыск. Ещё никогда оттуда не прибывала сразу такая большая группа, и девушки, естественно, сгорали от любопытства. Да и вообще они привыкли совсем к другим делегациям и экскурсиям. К тому же приехавшие парни казались им на редкость обаятельными, весёлыми и воспитанными, да ещё в ореоле своей романтической профессии. Но на этот раз самые, казалось бы, неотразимые и кокетливые улыбки самых красивых из девушек цели не достигли. Под хмурым взглядом старшего группы даже наиболее общительные из приехавших воздержались от контактов.

      Когда за последней из девушек дверь наконец закрылась, Откаленко внушительно сказал, поднявшись из-за своего стола, чтобы его лучше было видно за горой принесённых бумажных пачек:

      — Начнём. Подходите. Каждый берёт по шесть пачек и соответственно посадочные листы.

      После некоторой суеты и хождений наступила сосредоточенная тишина. Все углубились в работу, слышался только шелест бумажек.

      Час шёл за часом, нарастало утомление, а гора не проверенных ещё билетных корешков на столах, казалось, не только не убывает, но даже каким-то непонятным образом растёт. Наконец, когда стало уже рябить в глазах от бесчисленных неразборчивых букв и цифр, Откаленко объявил перерыв. Все шумно поднялись из-за своих столов, расправляя затёкшие спины и ноги. Закурили, собравшись в кружок возле распахнутого окна. Вдали, на лётном поле, виднелись огромные белоснежные самолёты, доносился далёкий рокот моторов. В голубом небе чертил невидимую наклонную линию только что взлетевший самолёт.

      — Эх, я бы куда-нибудь полетел сейчас! — завистливо сказал Саша Руднев, следя глазами за исчезающей в голубом мареве беленькой точкой. — Люблю путешествия и открытия. Не ту я, наверное, профессию выбрал.

      — Ты в Интерпол запишись, — добродушно пошутил кто-то. — По всему свету мотаться будешь.

      — Набора пока нет. Вот когда наши жулики начнут за границу шастать, тогда уж и мы за ними кинемся. Нет уж, лучше не надо.

      — Ну, тогда во всесоюзный розыск просись, всё-таки другие города.

      — Не дорос. Если только товарищ Откаленко продвинет.

      — Сразу, — ухмыльнулся Игорь. — Как эту группу найдёшь, так сразу.

      — И квартиру дадите? А то я больше с тёщей жить не могу. Эти стрессы уже на работе сказываются. Вот если дадите, то я подумаю.

      — Орден дам.

      — Нет, сначала квартиру, — упрямо затряс головой Руднев. — Тем более что мне её уже четвёртый год обещают.

      — Пожалуйста, — продолжая усмехаться, ответил Игорь. — Иди к нам. У нас в МУРе каждому дают, кто попросит.

      — Знаю я, как даёте, — безнадёжно махнул рукой Руднев. — Одни только разговоры. А квартиру я скорее в районе получу.

      — Ну ладно. Всё! — объявил Игорь. — Перекур закончен. А то совсем меня разжалобите. — И напоследок ещё раз предупредил: — Только внимательнее, ребята.

      И вот Руднев, словно и в самом деле решил заработать квартиру, не прошло и пятнадцати минут как уже подозвал Откаленко к себе.

      — Смотрите, — неуверенно произнёс он. — Вот трое подряд. На обороте всех трёх корешков данные паспортов выписаны одной рукой, видимо, вот этого, Горчина С.М. Почерк совсем не отработан. А паспорта выданы в Сочи, и возвращаются они в Сочи. И не командировочные они, ручаюсь. У командировочных знаете как почерк отработан! И потом, чтобы один за всех писал… Сравним почерк на всякий случай, а?

      — Когда вылетели?

      — В среду. Рейс десять сорок семь. Вылет в два двадцать. Это первый рейс в среду.

      — Так-так… — Игорь привычно потёр подбородок и с ударением произнёс: — Значит, при условии, что это те самые, кого мы ищем… Кстати, как их фамилии?

      — Один, я уже сказал, Горчин С.М. Второй — Варнавский Г.Р., а третий — Гоцеридзе Ш.Г.

      — Ага. Так вот, если это те самые… и им нужно было место… А связей в Москве особых нет, иначе была бы машина… Стой, стой… Чего-то у меня крутится… Место… А регистрация в полвторого ночи… и билеты купили сразу, как прилетели… Здесь купили, в аэропорту… Интересно… Ну-ка проверим.

      Игорь снял трубку стоявшего на столе телефона и, посмотрев в печатный список внутренних телефонов аэропорта, лежавший под стеклом, набрал номер.

      — Это администратор? Добрый день. Говорит старший инспектор уголовного розыска капитан Откаленко. Мы сейчас работаем у вас в аэропорту… Слышали? Ну-ну. Впрочем, сейчас это на пользу. Посмотрите, пожалуйста, в книге регистраций. У вас не проживали, случайно, дня три-четыре и в среду ночью не улетели три пассажира? Возьмите, я подожду. Взяли? Так вот, их фамилии Горчин, Варнавский, Гоцеридзе… Что, что? А, прекрасно. Сейчас я зайду к вам. — Положив трубку, Игорь сдержанно сообщил Рудневу: — Проживали. Все трое. — Про себя, однако, он был очень доволен своей догадкой.

      Игорь огляделся и сказал, невольно подражая при этом Цветкову:

      — Самое опасное сейчас, милые мои, это уже поверить и расслабиться. Самое опасное. Поэтому я пойду, а вы продолжайте работать, как будто ничего не случилось. Нам бы ещё парочку хотя бы таких групп выудить.

      Через несколько минут Игорь уже сидел в комнате дежурного администратора гостиницы при аэропорте. Взволнованная молодая женщина, дежурная по этажу, изящно одетая и в меру накрашенная, и ещё одна женщина, пожилая, в халате, горничная с того же этажа, наперебой рассказывали о трёх постояльцах, проживших у них четыре дня, начиная с субботы, и в среду ночью улетевших. После них из номера выгребли гору пустых бутылок, окурков, объедков, каких-то коробок, обёрточной бумаги, верёвок. Пластмассовая крышка от какой-то коробки и сейчас ещё лежала в ящике стола у дежурной по этажу. Молодая женщина побежала к себе на этаж за этой крышкой. А тем временем горничная сообщила, что постояльцы приехали каждый с чемоданчиком, а увезли столько чемоданов, что ужас прямо. Она как раз на дежурстве была, когда они уезжали.

      — А пришли в тот вечер они втроём? — спросил Игорь. — Гостей не было?

      — Гостей-то? Стой, стой! Был гость. Провожал.

      — Помните его?

      — Нет, — сокрушённо призналась горничная. — Ни к чему мне было его запоминать. Да и со спины только видела. Длинный такой, в плаще. В бежевом.

      В это время вернулась дежурная по этажу. В руке она держала чёрную пластмассовую крышку с отколовшимся углом. Внизу крышки был вытиснен какой-то текст, а над ним разместился роскошный красный петух в цилиндре. Петух был сердит, взъерошен, глаза его сверкали, а клюв хищно приоткрылся. Он был готов к бою. На могучих, мохнатых лапах воинственно торчали длинные боевые шпоры. От этого петуха невозможно было оторвать глаз.

      — Из-за него я эту крышку и сохранила, — улыбаясь, сказала дежурная.

      Откаленко был сдержанным человеком, этого требовала и его профессия. При взгляде на разъярённого петуха он промолчал и даже не чертыхнулся, хотя сразу понял, что вся такая, казалось бы, прекрасная версия с этой троицей рухнула, на ней можно было ставить крест.

      Игорь лишь попросил разрешение закурить и, разгоняя рукой дым, сказал, имея в виду улетевших постояльцев:

      — Скорей всего спекулянты. Это эмблема какой-то французской фирмы, не помню какой.

      — Ого! — откликнулся седой, розовощёкий администратор с галстуком-бабочкой под складчатым, бритым подбородком. — У нас тут, случается, и не такие деятели останавливаются. На них только посмотреть. Лицо уже — это дневник обмана и порока, как сказал один писатель.

      — И что толкают сейчас? — поинтересовался Игорь. — То есть я хотел сказать…

      — Понятно, понятно. Да что угодно. Вот, например, вчера. Тоже компания. И тоже, кстати, трое. Один из этих мальчишек, например, предложил мне купить не более не менее как золотые часы «Павел Буре».

      В то время, когда Лосев допрашивал Витьку Короткова, капитан Филипенко успел допросить обоих участников драки — Володьку-Дачника и Гошку по кличке Горшок. Много времени у Филипенко эти допросы не потребовали. Происшествие было самым заурядным — драка, или, как пишут в протоколах, «взаимная драка». Оба были известные драчуны, пьяницы и вообще подонки и дрались, можно сказать, как дышали, то есть непрерывно и по любому поводу. Поэтому арестовывать их сейчас, допустим, на пятнадцать суток было абсолютно бесполезно, ибо всё равно их следовало заставить эти пятнадцать суток подметать и убирать дворы, помойки, расчищать стройплощадки. Так пусть лучше убирают «свой собственный» парк, ведь воспитательная сторона наказания в данном случае всё равно никакой роли не играла, ибо тут ни о каком испуге перед подобным наказанием, ни о каком стыде или раскаянии и речи идти не могло. А между тем характер самого преступления ничего другого и не предусматривал, кроме этих суток, равно как и «светлые» личности самих преступников, не отягощённые, однако, до сих пор ни одной судимостью.

      Словом, Филипенко, громовым голосом отчитав каждого, при этом ничем, конечно, не сумев их испугать или пристыдить, выгнал обоих на волю, предварительно выяснив, правда, всякие официальные сведения о каждом, что, пожалуй, несколько озадачило обоих пропойц, потому что местная милиция давно уже этим бесполезным делом не занималась.

      Впрочем, надо сказать, что между этими парнями было очевидное, и довольно существенное к тому же, различие.

      Володька-Дачник был человек совершенно пропащий, и не только все вокруг, но и сам он давно махнул на себя рукой. Куда бы его ни принимали на работу, он честно предупреждал: «Я, граждане, человек пьющий, потому через три месяца вы меня выгонять будете. А теперь глядите, как знаете. Только лечить меня не надо, лечить — я возражаю». И в самом деле, больше трёх месяцев он нигде не задерживался. Был он, между прочим, человеком чрезвычайно честным. В жизни ничего чужого не брал, и можно было его поставить хоть золото охранять. Не углядит — это да. Ну а взять — ничего не возьмёт. Даже выпить много он уже не мог, стакан водки валил его замертво, а от ста граммов он уже лез драться с кем попало. Ну а двести граммов водки в день, как известно, любая зарплата обеспечит, даже с некоторой закуской, а никаких других потребностей у Володьки решительно не было. Странная кличка Дачник прицепилась к нему тоже не случайно. Зимой Володька кочевал по закрытым дачам в одном из подмосковных посёлков. Самое интересное было то, что его туда зазывали сами владельцы дач, потому что одним своим присутствием он как бы уже дачу охранял. Володька не только иголки сам не брал, но, прежде чем принять свои двести граммов, пунктуально выключал в даче всё, что там выключалось и гасилось, кормил собаку, всякий сезон новую, которая, однако, преданно кочевала с ним по всем дачам посёлка, и после этого со спокойной совестью проваливался в небытие где-нибудь у входа, в передней, возле той самой накормленной им собаки, которая благодарно стерегла его всю ночь, а заодно и охраняла дачу. Таким образом, с Володькой каждую весну возобновлялись контракты на следующий зимний сезон, ибо в этом дачном посёлке действительно на протяжении всей зимы не происходило никаких неприятностей, и всё это мистически приписывалось почти незримому присутствию там Володьки-Дачника. А с наступлением весны Володька начинал свою «трудовую» деятельность в городе, чаще всего кочуя из одного парка в другой, устойчиво занимал там низшую административную ступеньку, честно предупреждая начальство о своём пороке и нигде обычно больше трёх месяцев не задерживаясь.

      Что же касается Гошки, имевшего кличку Горшок, глубоко, кстати, его оскорблявшую, то этот человек в некоторых отношениях был прямой противоположностью Володьке. Начать с того, что он был весьма высокого мнения о самом себе и, в частности, о своей внешности, за которой тщательно следил. Это, при его запросах и осведомлённости в модах, требовало немалых средств, которые он, однако, неведомым образом неизменно добывал. Гошка был сметлив, хитёр и деятелен, а кроме того, хвастлив и коварен. Все эти качества, соединившись, создали характер необычайно подлый и опасный. Но поначалу этот стройный, гибкий парень с открытым, простодушным лицом и голубыми глазами, с приветливой белозубой улыбкой и копной русых волос неизменно вызывал у всех симпатию. Это он умел, когда хотел и находил для себя выгодным. В остальное время выражение лица у него было какое-то сонно-брезгливое или, в особых случаях, насторожённо-жадное и злобное. При этом его черты вдруг неуловимо сдвигались, как на некоторых современных открытках, когда на них смотришь под разным углом, образуя, как бы из тех же элементов и черт, совершенно другое, отталкивающее лицо.

      Если Володька-Дачник дрался всегда по единственной причине, что выпил не двести, а всего лишь сто граммов, то у Гошки были причины куда более разнообразные и, можно даже оказать, основательные, но всегда корыстные. То, как ему казалось, его обходили в делёжке или оплате услуг, то мешали заработать, перехватывая выгодное дельце или поручение, а то уводили какую-нибудь девчонку, которая ему приглянулась. Дело в том, что Гошка был ужасно жаден до баб, как он сам любил объявлять в мужской компании, и с упоением рассказывал о своих бесчисленных похождениях с самыми бесстыдными подробностями.

      Выгнав обоих участников драки, Филипенко зашёл к дежурному, потом его перехватил один из сотрудников, потом кто-то ещё, и до своего кабинета он добрался, когда Лосев уже кончил допрашивать Витьку и сам уже собирался отправиться на поиски замнача, как коротко обозначалась всюду должность Филипенко.

      — Как дела? — бодро осведомился последний, заходя в свой кабинет и усаживаясь возле стола на место посетителя. — Дожал ты его?

      — Не вошёл пока в доверие, так точнее, — покачал головой Лосев, откидываясь на спинку кресла и вытягивая под столом свои длиннющие ноги. — Но сдаётся мне, сказать он чего-то не хочет. Вернее, я знаю, чего он не хочет сказать: почему следили за Шухминым. А это очень интересно. И докопаться до этого надо. И докопаюсь. Ну ладно. Чего там у тебя?

      — Да ничего. Выгнал обоих.

      — Кто такие?

      — Местные. Один Володька, кличка Дачник. Другой Гошка, кличка Горшок.

      — Горшок? — встрепенулся Лосев.

      — Да. А что?

      — Это вроде тот самый, который вместе с Витькой за Шухминым шёл. Ты давно его выгнал?

      — Полчаса назад.

      — Эх! Где же он сейчас может быть?

      — Да где хочешь. Он табель не снимает.

      — А где живёт?

      — Это известно. Я записал. В Сокольниках.

      — И нигде не работает?

      — Как так! Числится за аттракционами, которые у нас тут на набережной. В качестве рабочего по посадке в эти люльки, видел?

      — А сейчас его где искать, там?

      — Что ты! Он уже небось освобождение отмечает. — Филипенко, усмехнувшись, махнул рукой. — Его сейчас с собакой не найдёшь.

      — Ну, хоть как он выглядит, на всякий случай опиши.

назад<<< 1 . . . 5 . . . 19 >>>далее