Виталий вышел из кабинета, прошёл по знакомому уже коридору, миновал комнату дежурного и, оглядевшись, вышел в парк. Торопливо свернув на ближайшем углу в одну из аллей, он пошёл медленной, ленивой походкой, направляясь кружным путём к выходу из парка.

      Внезапно ему пришла в голову новая мысль. А что, если… Разве он не может себе этого позволить? Чего тут особенного? Ну, зашёл. Почему именно сюда? Приглянулось, был тут однажды. И вообще… магнитик тут есть один. Не ваше собачье дело знать кто. Хочу и сижу. А вот на самом деле надо бы там оглядеться. Место уж очень у них, как видно, популярное! Вечерний круг собирается там или рядом? Нет, скорей именно там. Неужели он, Виталий, не найдёт себе там союзника? Да быть такого не может. Словом, почему бы не попробовать?

      Виталий всё так же лениво повернул в сторону от главного входа и вскоре очутился на набережной, и через несколько минут уже вошёл по широкому, устланному красной ковровой дорожкой трапу на палубу ресторана.

      Двое пожилых швейцаров в мятой жёлто-зелёной униформе и такой же пожилой гардеробщик, не тронувшись с места, проводили посетителя критическими взглядами. На их лицах читалось ленивое пренебрежение.

      Виталий прошёл в зал и устремился к дальнему угловому столику. Он был пуст. Вообще, в зале, по которому гулял лёгкий ветерок, было в этот час много свободных столиков, куда больше даже, чем занятых. «А что, если…» Виталий даже усмехнулся про себя от этой мысли.

      Не дожидаясь, когда к нему подойдёт кто-либо из официантов, он, не торопясь, огибая пустые и занятые столики, прошёл в глубь зала и, снова оглядевшись, лениво расположился за угловым столиком. Через минуту к Виталию приблизился пожилой, сутулый официант с сизыми отвислыми щеками и еле заметным седым пробором на розовом черепе. Он был в светлом форменном пиджаке и чёрном галстуке.

      — Молодой человек, столик занят, — строго сказал он и поставил на середину стола плексигласовую прозрачную дощечку с надписью «занято».

      — А вы её вон туда поставьте, — небрежно указал на соседний столик Виталий.

      — Это мне виднее, куда ставить, — ещё строже сказал официант. — Прошу.

      — Эх, папаша! — укоризненно вздохнул Виталий, пряча в карман сигареты.

      Он огляделся, как бы выбирая, куда ему пересесть, и увидел в глубине зала, возле буфета, трёх официантов помоложе, следивших за их разговором. Один из них, рыжий и строгий, смотрел явно осуждающе, а двое других ехидно посмеивались, причём это их ехидство, как показалось Виталию, относилось не к пожилому официанту, а к нему, Виталию, попавшему в такое неловкое положение. В этот момент рыжий официант понёс солонку на какой-то из свободных столиков, и Виталий, сунув в карман сигареты и спички, нехотя поднялся и пересел за тот самый столик. Рыжий мельком взглянул на него и, взяв с какого-то другого столика папку с меню, положил её перед Виталием.

      — Вот так-то, браток, — насмешливо сказал он. — Не в свои сани не садись другой раз.

      Виталий, проглядывая меню, спросил:

      — И ты считаешь, так и надо, да?

      — Мало чего я считаю. Людям заработать охота.

      — А тебе не охота?

      — Мне-то? Ясное дело, охота. Только я в холуи не гожусь.

      — А тот, выходит, годится, старик-то?

      — Ну, дядя Гриша тридцать лет по этому делу. Профессор. Большие деньги имеет.

      — С постоянных клиентов небось?

      — А то. Их столик. — Рыжий кивком указал на дальний угол зала. — Тузы.

      — Давить таких надо.

      — Ха, давить! Попробуй.

      — А ты поможешь?

      Рыжий внимательно и чуть насмешливо посмотрел на Виталия.

      — Чем же я помочь тебе могу, интересно? — спросил он.

      — Была бы охота.

      — Не, парень. Ты меня не втягивай. Я смотрю, ты шустрый.

      — Почесать кулаки охота об каких-нибудь гадов, — отступая, лениво ответил Виталий. — Сам работяга и работяг уважаю.

      — Они тоже работяги, будь здоров какие, — усмехнулся рыжий. — Погоди-ка!

      И он устремился к столику невдалеке, за который усаживались какие-то люди.

      Только сейчас Виталий вспомнил, что так и не успел ничего заказать. Зато он успел, кажется, завязать интересное знакомство.

      Через минуту к его столику снова подошёл рыжий официант.

      — Выбирай чего-нибудь, — без улыбки сказал он.

      Виталий утвердительно кивнул и спросил:

      — Тебя как звать?

      — Алексей.

      — Ну, пиши, Алёша.

      Приняв заказ, Алексей торопливо отошёл к другому столику. Посетителей становилось заметно больше.

      Виталий закурил и откинулся на спинку стула. Нет, не зря он зашёл сюда.

      Когда Алексей принёс заказ, Виталий спросил его:

      — Как тебе, Алёша, тут служится?

      Тот усмехнулся одними глазами.

      — Ухожу. Душа не принимает эту обстановку. Здесь же, в парке, работать буду.

      Вокруг тем временем стало ещё оживлённее. Приближался обеденный час.

      Спустя некоторое время Виталий вышел из ресторана. На сходнях он уступил дорогу Потехину и Левицкому. Оба даже не взглянули в его сторону. Они продолжали, видимо, давно начавшуюся ссору. Потехин зло сказал:

      — Баба ты! Сопливая баба!

      — А я не допущу…

      — А я тебя спрашивать не буду. Горох знает…

      Что знает Горох, Виталию услышать уже не удалось. Оба прошли мимо него в ресторан. Один из стариков швейцаров угодливо распахнул перед ними дверь.

      Виталий в свою очередь прошёл по сходням, торопливо миновал шумную площадку с аттракционами и направился к выходу из парка.

      Был уже, наверное, полдень, когда Виталий приехал на работу и зашёл в свою комнату. Первое, что бросилось ему в глаза, это перевёрнутый на сегодняшний день листок календаря на столе Откаленко и телефон, перенесённый с тумбочки на стол, — так Игорь делал, когда ему предстояло много звонков.

      Итак, Откаленко вернулся из командировки. Было нестерпимо интересно узнать, как он съездил и что привёз. Виталий прежде всего позвонил Цветкову.

      — Заходи, — коротко сказал тот. — Откаленко у меня.

      Встреча друзей прошла сдержанно, как и положено в кабинете начальства.

      — Давай сначала, — кивнул Игорю Цветков, вертя по привычке в руках очки. — Благо недалеко ушёл. Всё-таки смежные у вас дела.

      И Откаленко, как всегда скупо и отрывисто, однако ничего не пропуская, доложил чуть не по часам все свои действия и все происшествия в далёком южном городе, закончившиеся арестом опасной воровской группы.

      — Это уж, милый мой, на бандитскую группу тянет, — покачал головой Цветков и спросил у Игоря: — Наган сдал на экспертизу?

      — Сдал.

      — У кого ты его изъял?

      — У Заморина. Кличка Директор. Главарь.

      — Никого из них ещё не допрашивал?

      — Нет. Сегодня же утром только взяли.

      — Та-ак… — задумчиво произнёс Цветков. — Ну что ж, милые мои. Надо начинать работу. Фролов на месте, не звонил?

      — Выехал в Тимирязевский район.

      — Свяжись. Если не может сейчас приехать, по его поручению сами допросим всех троих, пока ещё тёпленькие, пока в голове у них всё вверх дном.

      — Данные по ним хоть какие-нибудь есть? — поинтересовался Виталий. — Что за люди?

      — Данных мало, — сдержанно ответил Откаленко, раскрывая принесённую папку. — Только о прежних судимостях. По две у каждого, кроме Ткачука. У того одна. Зелёный ещё. Из-за него-то, в общем, они и засыпались.

      — Не из-за него, так ещё из-за чего-нибудь, — запальчиво возразил Виталий. — Всё равно мы бы их взяли. Подумаешь, неуловимые.

      — И такие попадаются, — угрюмо возразил Откаленко. — Не знаешь, что ли?

      — Только когда мы плохо работаем, — отпарировал Лосев. — Тогда попадаются и неуловимые, тогда их всю жизнь искать можно.

      — Ну ладно, — остановил их Цветков, — бесполезный разговор. — Он обернулся к Откаленко: — Звони в Тимирязевский. По этому, — и кивнул на свой телефон.

      Пока Откаленко дозванивался, Виталий успел доложить о своей поездке к Филипенко и посещении ресторана, включая и случайную встречу с Потехиным и Левицким.

      — Значит, убитый опознан… — задумчиво произнёс Цветков. — Что ж, на мой взгляд, версия с Гороховым вполне основательна. Может, и ссора у тех двоих произошла из-за этого убийства, как думаешь?

      — Очень возможно, Фёдор Кузьмич, — согласился Виталий и, помедлив, добавил: — А Левицкий, кажется, и в самом деле сопливая баба.

      — Казаться тебе это не может, ты и двух слов с ним не сказал и знать о нём ничего пока не знаешь.

      — Но я видел его лицо, когда они ссорились. Такое, знаете, одновременно растерянное, капризное, испуганное, что… Как бы вам это сказать…

      — Уже сказал, — усмехнулся Цветков и, казалось бы, без всякой связи с предыдущим, спросил: — Как ты с этой Майей, договорился?

      — Завтра вечером, у фонтана, — улыбнулся Виталий. — Почти по Пушкину.

      Цветков собрался было что-то сказать, но, увидев, что Откаленко повесил трубку, спросил его:

      — Ну что?

      — Допрос ведёт, — ответил Откаленко. — Приехать никак не может, даёт поручение вам. — Он сдержанно усмехнулся.

      — Что ж, принимаем, — удовлетворённо кивнул Цветков, кажется, даже не заметив этой усмешки. — Сразу берёмся за всех троих одновременно. Я — тут, ты, Лосев, у себя, а ты, Откаленко, иди в комнату Шухмина. Они сейчас на задании все. Ты кого будешь допрашивать, Откаленко, первый решай?

      — Мне только Ткачука допрашивать не с руки. А дальше всё равно.

      — Наган у кого, ты говоришь, был, у Заморина?

      — Да.

      — Давай его мне, этого Заморина. Тебе — Кикоев, а тебе, Лосев, остаётся Ткачук.

      Цветков снял трубку внутреннего телефона и набрал короткий номер.

      А Виталий направился к себе, перебирая в уме то немногое, что смог сообщить ему Откаленко про Олега Ткачука по кличке Махно.

      «Ты помни, — сказал напоследок Цветков, — этих двоих мы с Откаленко на первом допросе вряд ли расколем. А время нас, сам знаешь, как поджимает. Поэтому я в первую очередь от тебя сейчас результата жду. Самое главное — кто им дал в Москве подвод под квартиру Потехина, понял ты меня?» И Виталий ответил: «Понял». И вполне ощутил меру своей ответственности в этот момент.

      Но что же было ещё известно о Ткачуке, что ещё мог сообщить Игорь?

      Однако Виталий уже не успел больше поразмышлять на этот счёт. Раздался аккуратный стук в дверь, и она тут же распахнулась. На пороге возник конвойный милиционер.

      — Арестованный Ткачук доставлен, — доложил он. — Разрешите завести?

      И вот Ткачук сейчас сидел перед Виталием. Минуту Виталий молча рассматривал его. Худой, в мятом костюме. Дерзкие чёрные глаза смотрели сейчас насторожённо и чуть испуганно. Загорелое узкое лицо, густые сросшиеся брови. Ткачук развалился на стуле вызывающе небрежно, но это была скорее привычка, чем преднамеренная демонстрация. При этом Ткачук нервно ёрзал на стуле и явно не знал, как себя вести.

      — Ну что ж, начнём, пожалуй, — нарушил наконец затянувшееся молчание Лосев. — Значит, Ткачук Олег Романович, так? Знаете, Ткачук, где находитесь?

      — В столице нашей Родины, — как можно развязнее ответил Ткачук и уже заметно другим тоном спросил: — У вас тут курить-то можно?

      — Курите. Есть чего?

      — Было бы, так не спрашивал.

      — А вот грубить не стоит, Ткачук. Кроме всего прочего, невыгодно это вам, учтите, вы не только в Москве, вы ещё, между прочим, в МУРе находитесь. Слышали такую фирму, надеюсь?

      — Слышал, — коротко и хмуро бросил Ткачук.

      — Поэтому советую вести себя поскромнее. Мы тут не только вас, мы и Директора обломаем. Он тоже здесь.

      — Ну да? — испугался Ткачук. Его доставили другим самолётом, и об аресте своих соучастников он не знал ещё.

      — Представьте себе, — усмехнулся Виталий. — Стараемся мести чисто, сора не оставлять. И чтобы ситуация вам была окончательно ясна, добавлю следующее. Квартирную кражу мы вам докажем легко. И без вашего признания. Признание нужно будет вам самому, чтобы срок сократить. Докажем мы это, в частности, по краденым вещам. У Терентия всё изъято, показания его на вас уже получены. Нам их скоро перешлют.

      — Выходит, вы его самого-то не прихватили? — ухмыльнулся Ткачук.

      — А за что? Вы продали ему вещь, он купил. Он же не знал, что она краденая?

      — Знал, гад.

      — Это ещё доказать надо. Подтвердите под протокол?

      — Ещё чего!

      — Ну вот. Потому он и гулять будет. Ещё кого-нибудь нам отдаст из таких вот дурачков. Так что пусть себе гуляет. Зато вам, Ткачук, гулять долго теперь не придётся. Потому что мы, кроме кражи, докажем ещё и вашу стрельбу на вокзале, два месяца назад. Надеюсь, не забыли?

      — Какая ещё стрельба? — грубо спросил Ткачук, ёрзая на стуле.

      — До этого дело ещё дойдёт. Всё по очереди. Сначала…

      — А я не стрелял, понял? Не стрелял!

      — Конечно, — насмешливо согласился Лосев. — Дядя стрелял. А ты слушал.

      — Не знаю, кто стрелял!

      — Ладно, ладно. Говорю, дойдёт дело.

      — Сигарету-то дашь? — нетерпеливо спросил Ткачук.

      — А я разве обещал? Или обязан? — осведомился Лосев. — Ты этот тон брось.

      — Прошу же… — Ткачук отвёл глаза.

      — Это другое дело. Давай закурим. И разговор у нас пойдёт деловой, надеюсь. Потому что всё ты, кажется, уже понял.

      Виталий достал из кармана сигареты и протянул Ткачуку. Оба закурили.

      — Так вот, Олежек, — произнёс Виталий почти мечтательно, — начнём мы всё-таки с квартирной кражи. Сразу её признаешь или тебе её доказывать надо?

      — Ясное дело, доказывать.

      — Пожалуйста. Что часы те ты Терентию продал, это ты отрицать не будешь, надеюсь? А они ведь с кражи, это установить совсем нетрудно.

      — А я их сам, допустим, купил. Что тогда?

      — И где же ты их, допустим, купил, у кого? — насмешливо спросил Лосев.

      — Да там, у себя, на рынке, у неизвестного лица, — в тон ему ответил Ткачук.

      — А вот у нас есть свидетели, что ты ещё в Москве, в гостинице, пытался их продать. И не один свидетель, имей в виду.

      — Ну, значит, я их в Москве купил, какая разница-то? — продолжал куражиться Ткачук. — Докажи, что нет?

      Виталий внимательно посмотрел на него и спросил:

      — Ты так глупо будешь себя и на суде вести?

      — Почему глупо? Очень даже умно.

      — Ладно, — вздохнул Виталий. — Глупо или умно, это мы потом увидим. А пока скажи-ка мне. Может, Заморин тебя с пути сбил?

      — Это ещё кто?

      — Заморин Семён Михайлович. Кличка Директор. И ещё одного судака мы с ним вместе вытащили. Кикоев Илья Георгиевич. Кличка Арпан. Слыхал про таких?

      — Слыхал… — растерянно произнёс Ткачук и, глубоко затянувшись, привстал, чтобы загасить окурок сигареты в пепельнице, которую придвинул ему Виталий.

      — Вот так, Олежек. А Заморин влип крепко. У него ведь, кроме всего, ещё и наган изъят. А у тебя есть наган?

      — Нужен он мне…

      — А воровать тебе нужно? А дружбу водить с Замориным нужно?

      Ткачук молчал.

      На столе зазвонил телефон.

      — Лосев? — узнал Виталий спокойный голос Цветкова. — Вот какое дело. Тут у меня сидит, значит, Заморин. Беседуем потихоньку. Квартирную кражу он, конечно, признаёт. Тем более что Терентий-то прямо показывает, что Директор ему сказал: с московской кражи шкатулка. Да и гильза там, на квартире, от его же нагана. Никуда, словом, не денешься. А вот указал им на эту квартиру, говорит, Ткачук. Сначала, правда, адрес напутали, не туда залезли. Ткачук там записку и оставил: извините, мол, бедно живёте, зря мы вас потревожили. Вот он и сейчас смеётся, Заморин. Рано, Семён Михайлович, смеётесь рано, — куда-то мимо трубки укоризненно произнёс Цветков и продолжал, снова уже обращаясь к Виталию: — Не знаю, однако, правду ли говорит Семён Михайлович. — Цветков усмехнулся. — Ткачук у них вроде дурачка на побегушках. И вдруг… Что, что? — снова мимо трубки спросил Цветков и через секунду продолжал, уже снова обращаясь к Лосеву: — Вот он говорит, Заморин, что Ткачук, оказывается, раньше их в Москву приехал, к тётке, что ли. А потом телеграмму им дал: приезжайте, хорошее, мол, дело ждёт. — И снова мимо трубки Цветков добавил: — Насчёт телеграммы, Семён Михайлович, ведь мы легко проверим, учитываете? Ну то-то. — И снова в трубку: — Вот так, Лосев. Давай дальше шуруй.

      Виталий повесил трубку и посмотрел на насторожившегося Ткачука.

      — Мне бы вернуться! — вздохнул Ткачук раскаянно.

      Он, видно, уловил, что дела его каким-то неведомым образом повернулись весьма плохо, и на всякий случай решил манеру поведения изменить. Сейчас он уже казался тихим, скромным и простодушным.

      — Чтобы вернуться, надо оглянуться, — сказал Лосев. — Вот и оглянемся давай. На дела совсем недавних дней. Дней десять назад был в Москве?

      — Был. Что, уж и приехать нельзя?

      — К тётке приехал?

      — Ну… к тётке, — неуверенно согласился Ткачук.

      — Где же она живёт, твоя тётка?

      — Вы что, к ней пойдёте? Не надо.

      — Надо же проверить, жил ты у неё или нет, — сказал Виталий. — Всё придётся проверить, Олежек, каждое твоё слово, учти это.

      — Раз так, пишите, — вдруг перейдя на «вы», покорно согласился Ткачук.

      Он начал было диктовать адрес, но Виталий придвинул к нему лист бумаги.

      — Так не пойдёт. Пиши сам, — и протянул шариковую ручку.

      — Пожалуйста.

      Ткачук удобнее устроился у стола и примялся писать. Когда он кончил, Виталий внимательно прочёл написанное и спрятал бумагу в ящик стола.

      — А теперь скажи, — снова обратился он к Ткачуку. — Знаешь, что такое криминалистическое исследование почерка?

      — Ну, знаю. А что?

      — А то, что мы теперь твой почерк сравним с почерком в одной записке. Там один прохвост написал: «Извините, ошиблись адресом. Бедно живёте». Не помнишь такой записки?

      — Эх! — сокрушённо вздохнул Ткачук. — А вы, чего доброго, и в самом деле докажете, что я её написал. Выходит, поймал ты меня с этим адресом?

      — Нет, — покачал головой Виталий. — Я просто дело ускорил. Неужто, ты думаешь, мы бы без этого не достали образец твоего почерка? Только лишнее время бы ушло. И ты бы ждал, и мы. А так к вечеру всё будет ясно. А то и сейчас. Ты записку писал?

      — Я, — снова горестно вздохнул Ткачук. — Куда денешься? Наука есть наука. И зачем только я, дурак, её написал!

      — Ну а как же ты всё-таки адрес-то перепутал?

      — А я не путал.

      — Кто ж тогда путал?

      — Кто? Директор.

назад<<< 1 . . . 15 . . . 19 >>>далее