– Да откуда она знает? – воскликнул Хенсон. – Может, просто совпадение. Он вообще мог охотиться не за нами.

– Все пули были направлены в ее сторону, – возразил Томас. – Он не просто стрелял напропалую. И когда она сдуру полезла под рояль, то он оказался единственной мишенью. А вот вы, похоже, его вообще не интересовали.

– Он мог решить, что уже попал в меня.

– То есть это вы были его целью? А зачем тогда тратить время на эту дамочку?

Эсфирь ощетинилась.

– Ага, вы не дамочка? – усмехнулся Томас.

Хенсон поторопился влезть между ними.

– Он, должно быть, тот самый человек, кто застрелил ее отца. Вы прорабатывали версию мафии? Проверяли Сэмюеля Мейера? Нет ли здесь какой-то связи?

– Вы шутите, что ли? – неприятно удивился Томас и обернулся к фэбээровцу. – Здесь коза ностра замешана?

– Бред какой-то… Он же говорил по-немецки, – возразил тот. – Мне вообще ничего не известно про…

– Разборки между кланами! Ревнивый муж! Мы просто не знаем! – настаивал Хенсон, пытаясь сохранить самообладание. – Я всего-то перечисляю возможные мотивы!

Эсфирь тронула его за плечо.

Дверь распахнулась. Вошел еще один фэбээровец, протянул несколько фотографий своему коллеге, тот их бегло пролистал и шлепнул всей пачкой об стол.

– Ну? – спросил он, обращаясь к Эсфири.

Девушка увидела перед собой размазанные черно-белые снимки, явно сделанные видеокамерой охраны. Плотно сбитый мужчина целится с балкона куда-то вниз. На некоторых фото его лицо было скрыто висячими растениями. На других – спрятано за вспышками от выстрелов. А на остальных его черты не удавалось разглядеть из-за плохого качества видеозаписи. Впрочем, Эсфирь уже видела эти темные перчатки и костюм. Не говоря уже про светлые волосы.

– Не уверена… Он напоминает того человека, которого мой отец называл «Шток».

Она чуть было не сказала «штандартенфюрер Шток», однако передумала, не желая вновь будить в них идею, что за всем этим стоит какое-то иностранное правительство.

– Надеюсь, сеть уже расставлена? – поинтересовался агент.

– Вы отлично знаете, что да, – огрызнулся Томас. – Мы выставили его описание через пятнадцать минут после стрельбы.

Все это время госдеповец, по-бычьи наклонив голову, разглядывал Эсфирь поверх очков.

– А вы можете дать гарантию, что мы не найдем этого Штока среди оперативников «Хамас» или «Аль-Каеды»? Или аналогичной организации? Нас ведь не ждут сюрпризы, что он охотится именно за вами?

– Не вздумайте все сваливать на меня! Я прибыла в Чикаго только для встречи с отцом! – закричала Эсфирь. – Немедленно вызывайте кого-нибудь из израильского консульства! Слышите, немедленно!

Она ударила кулаком по столу, и боль тут же пронзила грудь. Хенсон протянул руку и придержал ее за локоть. Девушка нехотя присела.

– Могу вас заверить, – сказал представитель госдепа, – что мои коллеги прямо сейчас общаются с вашим посольством. Посол лично поставлен в известность.

– Ах, простите! – насмешливо фыркнула Эсфирь. – Как-как вы сказали? Вы уж меня извините, но это я бы хотела сама от него услышать!

В наступившей после этой колкости тишине зазвонил телефон. Трубку подняла женщина, еще один агент ФБР. Закончив разговор, она отозвала своего коллегу в глубь комнаты. Он вернулся, покачивая головой, остановился и сердито посмотрел на Эсфирь с Хенсоном.

– Скатертью дорожка, – проворчал он и обернулся к Томасу. – А мы пошли заниматься этим Штоком.

И с этими словами без церемоний сгреб снимки со стола.

– Эй, нам хоть что-то оставьте! – возмутился детектив Томас. Он угрожающе выставил палец в сторону Хенсона. – А с вами двоими я еще не закончил. И министры мне не указ.

Госдеповец утомленно закатил глаза.

– Мне, наверное, лучше переговорить с первым заместителем госсекретаря. Свой паспорт, мисс Горен, вы получите в ближайшее время.

– Что?! – изумился Томас. – Эта женщина здесь явно замешана! Нельзя выпускать ее из страны!

– Так будет безопаснее для мирных чикагских обывателей, – заметил Хенсон. – Бьюсь об заклад, что ваш босс или даже сам мэр в эту самую минуту склоняется к такой мысли.

Брови Аарона Томаса задергались, словно вздумали улететь прочь.

– Может, для вас убитый официант – это просто пустое место. Но не для меня! Нет, не для меня, черт бы вас побрал!

Хенсон заметил, что в глазах Эсфири мелькнула тень боли и тут же исчезла, уступив место решимости. Если ей удастся найти убийцу этого официанта, то его жизнь станет измеряться секундами.

– Не ожидал, не ожидал… – проворчал Хенсон, поглядывая на озеро Мичиган через окно такси. На секунду он засомневался, знает ли водитель дорогу в международный аэропорт, но потом махнул рукой. Пускай себе накручивает счетчик, а тем временем останется побольше времени на разговор с Эсфирью. – Они тебя будто выпихивают отсюда, ты заметила?.. Прямо вестерн какой-то. Шериф приказывает бандитке убраться из города до захода солнца.

– Да, это что-то новенькое. Мне еще не доводилось быть персоной нон грата, – сказала Эсфирь.

Хенсон хмыкнул.

– Обычно так поступают только с дипломатами.

– Меня повысили? Как бы не заболеть звездной болезнью.

– Ничего, маленькая лесть не помешает. Ты ее заработала.

Детектив Томас с пеной у рта отстаивал свое право задержать Эсфирь в роли свидетельницы по делу. Городская же администрация (правда, не без намеков со стороны министра юстиции) решила держаться противоположной точки зрения. Посол Израиля, бегло обменявшись с Эсфирью вежливыми фразами по мобильному телефону, посоветовал ей побыстрее лететь домой, поскольку-де такое решение будет в общих интересах. Не прошло и двадцати минут, как государственный департамент объявил об отмене визы Эсфирь Горен.

– Я ведь только этого и добиваюсь – уехать, – запротестовала она. – Зачем же пинками гнать?

– Всем хочется поскорее убрать этого Штока из-под своей юрисдикции. Слишком много кругов по воде. Взял и устроил на тебя охоту по какой-то причине…

– Я его видела, – сказала Эсфирь. – Могу опознать, если надо.

– Да нет. Дело, мне кажется, не в этом. Уж больно он прыткий. Исчезает и появляется, когда и где захочет. Конечно, поиск человека – это уравнение со многими неизвестными, но ведь его приметы стали известны сразу после убийства твоего отца. Кстати, «узи» нашли в мусорном баке неподалеку от Дирксен-Билдинга, на бульваре Джексона. Такое впечатление, он специально издевается над местными федералами. Трудно сказать, где он достал автомат, но полиция и ФБР рыщут наперегонки. Что-нибудь да всплывет.

– Он всерьез решил меня прикончить. Или тебя.

– О, нет-нет, ему нужна только ты. И ты права: он хочет тебя всерьез. Не терпится ему. Готов был попытать удачу в людном месте, с массой видеокамер. Наверное, следил за нами до самой гостиницы. Помнишь, пока ты лежала в больнице, он рискнул о тебе справиться? Мы обработали изображение, снятое охраной возле срочной хирургии, и получили довольно неплохое личико. Не исключено, что он попробовал бы еще раз до тебя добраться, если бы не металлодетекторы и полиция на каждом шагу. Как только пришел запрос из чикагского управления, мы решили сыграть с ним в наперстки.

– А, так вот зачем меня тасовали из комнаты в комнату! – сообразила Эсфирь. – Но почему мне об этом не сказали? Я вам что, игрушка для забавы?

– Извини. И не сердись. А что было делать? Или ты хочешь с ним вновь повстречаться тет-а-тет?

– Надо было ловить на живца! Вот тогда бы все вышло.

Хенсон ухмыльнулся.

– Ох и широкая у тебя натура… Ни дня без пули в голове, а?

– Нет, серьезно! Давай ловить его на меня! Прямо сейчас!

– Знаешь, мне кажется, именно поэтому тебя хотят поскорее выпихнуть из Штатов.

Она сложила руки на груди.

– С такой внешностью он в Израиле сразу засветится. Будет торчать, как алый зад у бабуина. Нет, он в жизни туда не сунется.

– Волосы можно перекрасить. – Хенсон коснулся ее руки. – Но послушай, здесь главное понять, почему он за тобой гоняется. Не думаю, чтобы он просто боялся, что ты его опознаешь. Ван Гог тоже не ответ. Он ведь не у тебя, а забрать его обратно невозможно. Нет, тут что-то другое… А ты взяла что-нибудь с собой из отцовского дома?

– Нет. – Эсфирь пожала плечами. – Просто сунула пару снимков в карман, и все. Скажем, детское фото. – Она вздохнула. – Со мной.

– Что-нибудь особенное?

Она отрицательно покрутила головой.

– А второй снимок?

– Это который ты мне дал. Где моя мать стоит возле лагеря беженцев в Триесте. Худющая, как я не знаю что, но все равно красивая, даже после всего того, что с ней вытворяли.

– А можно еще раз взглянуть?

Из кармашка своей сумочки Эсфирь достала сложенную вдвое картонку, которая защищала сам снимок. На нем Хенсон увидел тоненькую женщину в черном. Слева и чуть позади нее стояли двое мужчин, а справа – итальянский карабинер с сигаретой, которую он явно секунду назад вынул изо рта.

– Что за люди?

– Про них ничего не написано.

Он перевернул карточку и увидел надпись по-немецки: «Триест, 17 марта 1946».

– Это почерк твоей матери?

– Вполне возможно. Она писала как раз таким курсивом и ставила палочки на семерках. Очень похоже.

– А почему ты взяла именно этот снимок, а не другой?

– Здесь моя мать, – ответила Эсфирь, и Хенсон пожал плечами, словно говоря «ну, ясно».

Он посмотрел карточку на просвет, ища какие-нибудь водяные знаки или иные особенности.

– Может, это кто-то из мужчин? – спросил Хенсон, водя пальцем по снимку.

– Да ты посмотри на них, – сказала Эсфирь. – Вот этому лет семьдесят. Явно побывал в лапах нацистов. Лицо как у скелета, кожа да кости. Если это март сорок шестого, значит, его освободили задолго до того, как был сделан снимок. Он, наверное, сильно болен. Видишь, какое истощение?

– Ты слишком скоропалительна в выводах. Как насчет вот этого карабинера?

– Да чего гадать! Столько времени прошло!

– Кто знает… – хмыкнул Хенсон. – Возможно, все уже умерли. За исключением твоей матери.

– И ее нельзя назвать полностью живой, – мрачно добавила Эсфирь.

– Я просто хочу понять, нет ли на этом фото чего-нибудь эдакого. Некоей тайны, которую кто-то очень хочет оставить неразгаданной.

– Тогда нагрей ее и поищи невидимые чернила, – сухо ответила она. – Ты ищешь вслепую, как в потемках. Что бы ни искал Шток, это, скорее всего, сгорело. А что касается меня, то он просто хотел обрезать все возможные концы.

Хенсон с минуту размышлял, потом взглянул на таксиста-индийца, в безопасности сидящего за своей плексигласовой перегородкой.

– Ну хорошо, каков твой план?

– С чего ты решил, что у меня есть план?

Хенсон прищелкнул языком.

– Ты не из тех, кто прощает личные огнестрельные раны.

Эсфирь промолчала.

– Слушай, – сказал он, – не одна ты такая. Я ничуть не меньше хочу добраться до этого Штока. Мне тоже подпортили прическу, аж до конца жизни. Но ты знаешь, что еще я думаю? Я думаю, что путь к Штоку лежит через Ван Гога.

– Если это в самом деле Ван Гог.

– Вот именно. А потому хочется спросить, чего это тебя так тянет в Израиль?

Вопрос был явно риторическим, потому как Хенсон, не дожидаясь реакции Эсфири, сам дал ответ:

– Ты решила привлечь ресурсы «Мосада». Дескать, а что, если у них найдутся какие-то сведения про этого Штока? Так вот, если ты будешь работать со мной… если вступишь в нашу группу, то есть… то ресурсов у тебя будет больше, чем один только «Мосад».

– У тебя память короткая. Меня только что выдворили.

– А, верно подмечено! С одним маленьким «но». Госдеп ничего не сказал, куда именно они тебя выпихивают.

С этими словами Хенсон выставил напоказ два авиабилета, чьи конверты были промаркированы крупными буквами «КЛМ».

– В конце концов, не только претендентов интересует, окажется ли картина подделкой. Прокуратуре штата Иллинойс это тоже небезразлично. Как-никак, дело об убийстве.

– Нидерланды?!

– Амстердам, если быть совсем уж точным. Нам поручено эскортировать картину туда.

Эсфирь недоверчиво взглянула на Хенсона.

– Значит… значит, ты думаешь, мы доберемся до этого подонка?

Она несмело улыбнулась, подумала еще секунду и вдруг поцеловала его в лоб.

– Ах ты, негодный мальчишка! В какие сети ловит девушек!

Хенсон украдкой бросил взгляд на таксиста. Нет, кажется, не заметил… Он посмотрел ей в лицо, потом быстро отвернулся к окну. Щеки его отливали пунцовым. Эсфирь нашла такую застенчивость неотразимой. Вот уж действительно, ни дать ни взять бойскаут!

 

Глава 8

КАРТИНА МИНСКОГО

 

Мартин с Эсфирью прибыли в аэропорт за три часа до вылета. После регистрации и проверки багажа они в сопровождении федерального сотрудника охраны и представителя авиакомпании направились на грузовую площадку. Здесь их документы проверили вновь, после чего разрешили пройти в еще более закрытую зону, где хранилось специальное карго.

– На вид ничего особенного, правда? – спросил Хенсон.

Деревянный ящик и впрямь не отличался грандиозными размерами, по высоте не превышая стиральную машину, а по толщине – микроволновую печь. На грубо обтесанных досках лепилось множество номеров, перемежавшихся кармашками для различных отгрузочных и сопроводительных документов. Имелась также задвижка, замкнутая на висячий замок со свинцовой пломбой. Ящик по всему периметру был обтянут двумя стальными лентами, а на каждой стороне виднелась трафаретная надпись «Рийксмузеум Винсент Ван Гог».

– Похоже, в него не залезешь, не оставив следов, – заметил он. – И он всегда под присмотром. Вон сколько народу вокруг.

– И камер, – добавил коренастый охранник, с прищуром разглядывая перебинтованную голову Хенсона. – Я так понимаю, вы двое из группы, которая следит за погрузкой?

Хенсон сунул ему свое удостоверение с печатью казначейского департамента.

– Да. А это мисс Эсфирь Горен.

– Очень приятно, – сказал охранник. – Значит, так. Погрузка через час. Вылет через девяносто минут. Наблюдать можете из конторы. Во-он там, видите? Возможно, печенье и чипсы еще остались.

– Спасибо, – сказал Хенсон.

Контора располагалась на невысоком балконе, куда вела короткая лестница. Огромные застекленные окна выходили на зону спецкарго. Хорошо было видно, что на дальнем конце площадки стоит «роллс-ройс». Хенсон показал туда пальцем:

– Неужели и такое по воздуху отправляют?

– Почему бы и нет? – откликнулась Эсфирь. – Может, он принадлежит Хьюго Хефнеру. У него ведь, кажется, есть личный самолет?

– Был да сплыл. Пришлось продать, когда в «голый бизнес» полезли все подряд.

– Бедняжка. – Эсфирь плюхнулась в кресло, несколько раз покрутилась вправо-влево и взглянула на Хенсона. – Ты с самого начала знал, что я соглашусь.

– Ну, положим, ключик-то к тебе все равно пришлось подбирать.

– Да, но ты заранее внес меня в список, иначе меня бы сюда не пустили… А ведь я вас совсем не знаю, дражайший мистер Хенсон. Мне бы не следовало вам доверяться. Ваша мальчишеская непосредственность может быть маской.

Он опять залился румянцем.

– Нежели я так невинно выгляжу? Наверное, мне лучше сделать пирсинг на брови, обриться наголо и наколоть пару-другую татуировок? Вот тогда бы я стал куда интереснее.

– Не выдумывай, у тебя не тот тип. Слишком много американского. Кларк Кент. Алан Ладд. Молчаливый крепыш.

Он рассмеялся.

– Боюсь, до настоящего крепыша мне еще далеко… Слушай, посмотри в ящике, нет ли там аспирина?

Она заглянула в стол. Парочка карандашей, резинки, скрепки.

– Нет, извини.

– Голова гудит, будто Шток в нее чугунным ядром запустил. А ты как?

– Устала. Я на четверть заклеена лейкопластырем.

– Ничего, в самолете отоспишься. – Он повернулся к ней, держа в каждой руке по пустому стаканчику, но тут же замер. – Чего ты на меня так смотришь?

– Предупреждаю.

– Насчет чего?

– Я здесь по чисто личным мотивам. – Она сделала паузу, подозревая, что выбрала не те слова. – Скажем так. Меня не очень-то интересует твоя бригада охотников за ворованным искусством. Я хочу знать, кто и почему убил моего отца. Хочу знать, зачем им понадобилась я. – Здесь она понизила голос. – И я хочу знать, кем был мой отец. Пусть даже он Мейербер, не страшно…

Эсфирь глубоко вздохнула.

– Не знаю. Наверное… Но тогда я хочу знать, кем был этот Мейербер и как ему удалось обмануть мою мать. Хочу понять, как она смогла полюбить такого человека.

– Не уверен, что ты бы узнала всю правду, даже если бы они были живы и стояли рядом вместо меня.

– Поживем – увидим, но я, в принципе, не об этом. Просто хочу, чтобы ты понял одну вещь. Я не вижу себя в роли охотника за искусством. В мире и без того полно всякого нового зла. Зачем ворошить старое?

– От тебя я такого не ожидал.

– В смысле?

– Ведь речь идет о событиях холокоста.

– Не спорю, мои слова могут казаться странными, однако прямо сейчас меня больше заботит проблема выживания Израиля. Подростки взрывают себя в автобусах. Кто науськивает такого самоубийцу? Он же убивает и своих, и чужих. Так и в чем смысл преследовать стариков-маразматиков? Они едва помнят прошлую неделю, не говоря уже про свои преступления во времена Третьего рейха. А потом, ты ведь даже не об этом толкуешь. Тебя интересуют воры. А в ту пору на каждой стороне были воры. У американцев тоже рыльце в пушку, в этом я уверена.

Хенсон пару секунд не отвечал, зато красноречиво задрал подбородок, демонстрируя скепсис. Потом заговорил:

– Ты послушай меня и не перебивай. В период холодной войны стояла важнейшая задача не дать миру погибнуть под пятой тирании ничуть не менее жестокой, чем в свое время планировали страны «Оси». Соединенные Штаты во многом потакали любому, кто противостоял коммунизму. Я говорю «любому», ты понимаешь? Да, конечно, это плохо и неправильно, спору нет. ЦРУ привлекало бывших нацистов к своим операциям в Южной Америке, их использовали в космической программе и так далее. Ты сама это знаешь.

– Вот что Турн именовал «историческим контекстом», – саркастически заметила она.

– Может быть, неважно. А раз так, тебе тоже известно, что в хаосе Второй мировой грабеж принял немыслимые масштабы. Нацисты, к примеру, методично грабили каждую завоеванную страну.

– Да уж, в методичности им не откажешь…

– Русские ведь тоже грабили. И американские солдаты увозили домой средневековые распятия. И так далее и тому подобное. Разные требования и заявления звучали годами, однако их никто не слушал. А сейчас многие мелкие страны пытаются вернуть свою историю. Семьи настаивают, чтобы им возвратили имущество родственников. Швейцарским банкам приходится держать ответ за то, что они закрывали глаза на определенные вещи во время своих сделок с Третьим рейхом. Крупным компаниям предъявляют счета за использованный рабский труд.

– Особо-то не увлекайся. Я тоже газеты читаю.

– Ты меня не слушаешь, – посетовал Хенсон.

– Ой, смотрите! Губки надул! – восхитилась Эсфирь. – Давай, заканчивай.

У Хенсона заходили желваки на скулах.

– А я-то думал, что раны научили тебя соображать яснее…

Когда он повернулся, чтобы уйти, девушка встала.

– Подожди. Ты прав, – сказала она. – Ты спас мне жизнь. Я готова тебя выслушать, даже обязана. Но это вовсе не значит, что я стану плясать под твою дудку.

– Само собой. – Хенсон подтащил к себе стул, провернул его на одной ножке и уселся верхом, лицом к спинке. – Как я уже говорил, моя задача – сформировать международную группу для поиска и идентификации похищенных предметов искусства. Антуан Жолие уже дал свое согласие. Он мне нужен как эксперт по живописи. Он знает всех, кто знает… э-э… что нам надо знать. Кхм-м…

– Например, он знает Турна.

– Вот именно. Антуан – гражданин Франции, уроженец департамента Мартиника. Я буду представлять Соединенные Штаты и опираться на свой таможенный опыт. Еще у нас появятся немец, англичанин и русский. Эти, правда, долго раскачиваются… И еще нужен представитель Израиля.

– В моем лице. Ты к этому клонишь?

– Ага, к этому. Итак, представители наших стран сформируют ядро группы, хотя я оставляю за собой право добавлять новых членов при необходимости. По ходу дела, возможно, нам придется заняться грабежами в Азии… В смысле, не грабежами, а… Ну, ты понимаешь… Да. И в Африке. И в Латинской Америке. Надеюсь, что когда-нибудь мы перерастем в организацию, способную защитить людей всего света от разграбления их культурной собственности… Ты только вообрази все те священные реликвии и даже человеческие кости, хранящиеся в иностранных музеях! Здорово, да?

– О, это так благородно… Есть, правда, маленький вопросик: я-то здесь при чем? Разве музейные экспонаты сами по себе не были по большей части где-то украдены? А та картина, что мы нашли? Откуда у нее такая бешеная стоимость? О нет, эти твои судебные тяжбы придуманы вовсе не ради сохранения культурного наследия. Возьми, к примеру, голландскую культуру. С ней все в порядке, как я понимаю? К тому же эта область для меня за семью печатями. У меня нет ни опыта, ни знаний. Турн зовет меня «дитя мое», а рядом с Жолие я вообще чувствую себя слабоумной.

назад<<< 1 . . . 7 . . . 21 >>>далее