Сорокин вместе со своей доской переместился в свой класс и там теперь листал книжку Симагина «Атака на короля». А Дима Колчанов всю вторую перемену жевал бутерброды, и третью, а на четвёртой он жевать почему-то перестал, он просто сидел за партой и выворачивал карманы.
Пятый «А» почти в полном составе сходил к дверям пятого «В»-Сорокин всё ещё читал Симагина.
– Капитан, – сказал пятый «А» Диме Молчанову, – он читает, а ты почему-то не ешь? Ты что, перестал готовиться?
Дима развёл руками:
– Деньги кончились!
– Так можно и проиграть… – сказал Туркин, перестав быть весёлым. Но он был ещё и находчивым и потому сказал: – Давайте денежки! Организуем фосфор в складчину!
Всем классом побежали в буфет и купили шесть последних бутербродов со шпротами, а ещё один выпросили у Кольки-футболиста (ему фосфор всё равно не нужен). Дима принял бутерброды с мужеством борца, готового на жертвы, и стал усиленно готовиться к матчу не только на переменах, но и на уроках. Сорокин не выпускал из рук книжку Симагина. Матч перенесли на завтра.
– А дома ты тоже будешь готовиться? – спросил Диму пятый «А» после занятий.
– Не знаю… – неуверенно сказал Дима. – У нас мясной обед…
– Тогда идём готовиться к нам, – предложил Коля Николюкин. – У нас уха, папа вчера был на рыбалке.
– А вечером можешь готовиться у нас, – сказал Туркин. – У нас жареная рыба.
Дима Колчанов охотно согласился. У Коли Николюкина за обедом он «проработал» уху из ершей, а вечером у Туркина «усвоил» за ужином жареную рыбу…
Утром следующего дня Диму в классе ожидал сюрприз. Под страшным секретным воззванием «Все силы на фосфоризацию капитана Coгo!» пятый «А» притащил в портфелях всякую всячину: и рыбные пироги, и бутерброды, и даже несколько банок консервов. Сорокин жадно доглатывал последние страницы «Атаки на короля». Дима сложил приношения в парту и стал поглощать по очереди бутерброды, пироги и консервы. Он чувствовал прилив сил. Сорокину уже казалось, что книгу «Атака на короля» написал не Симагин, а он сам. Он мог пересчитать наизусть количество запятых на каждой странице.
На последней перемене в пятый «А» вошёл «хор мальчиков» из пятого «В» и так свистнул, что в классе задрожали стёкла. Хоровой свист означал, что Сорокин к бою готов. Но Дима неожиданно заявил:
– Я не живу за счёт чужого фосфора, я накапливаю свой. Я пока не в форме!
От неожиданности пятый «А» просто охнул, а всегда спокойный Костя Стрельников неожиданно горячо удивился.
– Что значит не в форме! – закричал он, взвиваясь чуть не под самый потолок. – Столько слопал всякой вся-я-я…
Если бы пятый «А» не охнул ещё раз, фосфорическая тайна выплыла бы наружу. Тем более, что «хор мальчиков» из пятого «В» сразу же спросил вразнобой:
– Чего, чего он у вас слопал?
– Я хоч-чу ск-к-казать, – заикаясь, проговорил Костя, – он столько проглотил всяких учебных пособий…
– Ладно, – сказал староста пятого «В» Саня Петушков. – Будешь готов – свистни!
Когда «хор мальчиков» закрыл за собой дверь, химик Гусев подошёл к капитану и сказал:
– Слушай, Димыч, по моим подсчётам, ты накопил в своей башке столько фосфора, что можешь стать чемпионом мира среди пятиклассников!
– А если я чувствую, что у меня в голове ещё немного не хватает, тогда что?!
Гусев внимательно присмотрелся к Диме и сказал:
– Ладно, если не хватает… Так и быть, после уроков поведём тебя в рыбное кафе!
– А почему в рыбное? – спросил Дима. – Фосфор есть и в пирожках, и в шоколаде, и в какао!
– Ладно! – сказал Гусев. – Будет тебе какао! И, забравшись на парту, бросил клич, как Минин и Пожарский:
– Ребята, ещё раз все деньги на разгром врага!
На площади Моссовета в кафе «Отдых» официантка принесла Диме Колчанову, Шуре Гусеву и всем остальным членам фосфорной комиссии вазу с пирожными, шоколад и какао. Весёлый и находчивый Туркин сказал:
– Что перед нами? Перед нами «плоды просвещения»! Отвернёмся?
Наташа Рыбкина проглотила слюну и повернулась к Диме боком. Комиссия мужественно уставилась в окно, стараясь не принюхиваться к волшебным запахам, струящимся из вазы и из чашек с какао.
– Готов? – сурово спросил Шура Гусев Диму, когда ваза осталась пустой.
– Почти, – заверил комиссию Дима, – почти готов… остались самые пустяки… – В глазах у него все заметили какой-то странный, очень лёгкий блеск.
– Пойдёшь к Наташке, – решительно сказал Шура Гусев. – У них сегодня именины…
Через час Дима сидел за столом у Наташи Рыбкиной, счастливой и сияющей, и праздновал с родственниками Наташи день рождения её бабушки. В это время фосфорная комиссия в полном составе стояла на лестничной площадке и в наступающих сумерках ждала, когда Дима, по словам Туркина, окончит заниматься торторазработками. И конец, который бывает всему в жизни, наступил.
Дима появился на лестничной площадке и огласил её громким иканием. Комиссия радостно и торжественно ахнула. В кромешной тьме круглое лицо капитана Coro излучало мягкий фосфорический свет! Оно светилось, как циферблат от часов! Над головой Димы стояло сияние синего медицинского света!
Спускавшаяся сверху старушка оглянулась и сказала:
– Свят! Свят! Свят! – перекрестилась и отвесила Диме низкий поклон.
– Завтра матч! – вынесла приговор вполне удовлетворённая комиссия.
Но капитану Соври-голове, очевидно, больше нравилась сама подготовка к матчу, и потому он спросил:
– А почему, собственно, завтра?
Наташа Рыбкина не поверила своим ушам, а Костя Стрельников, вдруг научившийся удивляться, закричал:
– Какого тебе ещё торта надо?! – и стал грозно приближаться к Диме.
– Фигу тебе! – сказал Шура Гусев.
– А в фигах разве есть фосфор? – благодушно спросил Дима, оглушённый, наверное, количеством съеденных «плодов просвещения».
– В этих нет! – ответил Гусев, поднося два кукиша к светящемуся носу капитана. – Завтра будешь играть как миленький!
– И смотри, – сказал помрачневший Туркин. – Не подгадь! Ваше сиятельство… то есть… наше сиятельство!
– На маленьком шахматном поле большое искусство живёт! – пели девчонки пятого «А», сопровождая капитана Соври-голову на бой в пятый «В».
Рванув дверь в крепость противника, тихо шелестящего разными шахматными пособиями, Дима шагнул за порог. Как тихий ветер шелестели приглушённые предбоевым напряжением голоса:
– Ж-6… Нет, нет… Е-2… Ж-6 же! Ах, ты куда тянешь пешку…
Дима после небольшой, но эффектной паузы свистнул. Это был художественный свист, в котором жажда боя и уверенность в победе сочетались с презрением к несветящемуся противнику. После этого Дима потряс над головой шахматной доской, расставил фигуры.
Сорокин, слегка бледный, с губами, сложенными жёстко, сел против Димы. Он был тускл, как запылённое стекло.
Первую партию Дима Колчанов проиграл Сорокину на десятом ходу.
Ошеломлённый пятый «А» вывел Диму в коридор и спросил:
– В чём дело?
Под гнетущее молчание своих и под ликующие крики пятого «В» Дима долго анализировал что-то в своей голове. Потом шмыгнул носом и произнёс одно-единственное загадочное слово:
– Стены!
– При чём тут стены? – спросил Костя Стрельников.
– А при том, – сказал Дима. – Мы играем в пятом «В», он для Сорокина – дом родной, а дома, как известно, и стены помогают.
– Ты не про стены говори, а говори про что предлагаешь!
– Что я предлагаю, я предлагаю играть следующую партию в нашем классе!
– А в нашем классе ты выиграешь? – спросил пятый «А».
– Ха! Если к фосфору прибавить стены – ни один Сорокин не устоит!
С криками разного характера шахматную доску перенесли в пятый «А».
Вторую партию Дима проиграл на шестнадцатом ходу…
Сорокин поднялся из-за стола бледный, если не сказать – серый. От волнения. Даже мало понимающему в шахматах было видно, какую превосходную комбинацию он провёл сейчас! Даже мало понимающий в шахматах сообразил, что это стоило ему труда! Всё-таки Дмитрий Николаевич Колчанов был чемпионом в прошлом году не за здорово живёшь! Значит, чего-то стоил Сорокин! На этот раз Сорокина бросились обнимать и враги, и друзья. Потом его подбросили несколько раз под потолок и всей орущей компанией вынесли на руках из класса.
И только химик Гусев никак не мог успокоиться. ФОСФОР – сила или не сила?! Уже одетый, с портфелем в руках и вполне уверенный, что ФОСФОР – всё-таки сила, Шура заглянул в свой класс. Там опять вовсю светило солнце, тропические тени от плюща трепетали на стене и солнечный слон стоял между классной доской и партами. Дима Колчанов сидел над шахматной доской, обхватив руками свою фосфорическую голову.
– Да, – сказал задумчиво химик Шура. – Видно, кроме фосфора, надо что-то ещё иметь в голове…
Он тихо закрыл дверь.
На последней парте сидела никем не замеченная до сих пор Наташа Рыбкина. Она сказала:
– Димыч, а что там дальше было… в Конго?
– Конго… – ответил, не оборачиваясь, капитан. – Конго – это тебе не шахматы… там такое было… такое…
Блистающие, сверкающие пылинки дрогнули – как будто бы солнечный слон тихо вздохнул вместе с Наташей Рыбкиной.
– Интересно, кто это вам рассказал? – спросил меня капитан Соври-голова, прочитав рассказ.
– Ребята, – сказал я.
– Наврали, – сказал капитан. – Ни в какие шахматы я не играл. Это Сазонов играл, а я ему только листок из календаря подарил.
– Какой листок?
– Ну, с заметкой «Фосфор – элемент жизни». Листок дарил – это правда, а всё остальное нет.
– Значит, про тебя уже легенды сочиняют.
– Сочиняют, но это для меня ничего не значит.
– Впрочем, если ты про фосфор придумал, ты тоже принимал в этой затее участие.
– Да не принимал я, не принимал, – рассердился капитан. – У меня в это время дело поважнее было.
Я насторожился:
– А какое это дело?
– В космос я летал, – спокойно ответил капитан. – Только вы меня об этом пока не расспрашивайте. Тайна это… Важная тайна.
– Может быть, всё-таки… – заикнулся я.
– Может быть, – ответил капитан, поняв меня с полуслова, – может быть, но только со временем… расскажу вам и про полёт, так и быть…
– Слушай, капитан, – сказал я Диме, – а правда, что у тебя нормальная температура тридцать шесть и девять?
– Правда, – ответил Дима.
– А отчего она у тебя такая… – Я поискал слово и сказал: – Такая повышенная?
– А у вас какая температура? – ответил Дима вопросом на вопрос.
– Как у всех, – сказал я, – тридцать шесть и шесть.
– А может быть, это не у меня повышенная, – Колчанов говорил, глядя на меня весело прищуренными глазами, и щёки его при этом пылали, – может быть, это у всех пониженная, а у меня как раз нормальная?…
КАК КАПИТАН СОВРИ-ГОЛОВА ГОТОВИЛСЯ К ПУТЕШЕСТВИЮ, ИЛИ «КАЛОРИЙНЫЕ» БОТИНКИ
Однажды вечером Диму Колчанова и его сестру Зинаиду пригласила к себе в гости двоюродная сестра их мамы, а утром он уже стоял с её сыном Женькой на берегу Москвы-реки и рыбачил. Женька развёл костёр и приготовил для ухи всякую приправу, но оказалось, что есть рыбу придётся без соли, без хлеба и тем более без каких-то там приправ, просто так. В сыром виде.
– А почему в сыром? – растерянно спросил Женька.
– Для подготовки моего второго кругосветного путешествия… – спокойно сказал Дима.
– Какого второго? – заволновался Женька. – Разве у тебя уже было первое?
– Конечно, было… Наполовину было.
– Как наполовину?
– Да понимаешь, подплываем это мы к Африке с одной стороны…
– Кто это мы? – спросил Женька.
– Ну, я и команда, на катамаране… Знаешь, что такое катамаран?
– Знаю, – сказал Женька, – лодка с двумя корпусами.
– Правильно, – сказал Дима. – Так, значит, подплываем и видим: стоит на берегу негр. А рядом с ним на хвосте стоит такая здоровая анаконда. Знаешь, что такое анаконда?
– Конечно, знаю. Змея такая, метров пять-шесть…
– Пять-шесть! А восемнадцать не хочешь? Вот они и стоят. Мы с командой совсем уже чуть было не пришвартовались, а негр вдруг спрашивает: «А удав у вас есть? Если нет, так не швартуйтесь, тут по джунглям без удава не пройдёшь…» У нас, понимаешь, с собаками по лесу ходят, а у них с удавами. Пришлось отшвартоваться… Подплываем мы это к Африке с другой стороны, а там на берегу сидит целое племя Нанкасе, и все курят трубки. Тут мы пришвартовались. А тут километров за тридцать дым повалил. Мы с командой подумали – пожар. А негр говорит: «Это не пожар, это охотники сообщают, что убили двух газелей и одну антилопу». Оказывается, они по дыму друг у друга мысли на расстоянии читают, а мы их мысли читать не можем. Представляешь?
– Представляю, – сказал Женька.
– А мало ли какие у них мысли! Может, они наш катамаран задумают отнять, а он у нас реактивный! Пришлось отшвартовываться. А в это время девятый вал как даст, как смоет за борт всю провизию. А я говорю команде: «Поплывём вокруг света без провианта, рыбы полно, а на крайний случай, съедим паруса». Они у меня кожаные были. А он мне отвечает: давай назад возвращаться…
– Кто это он?
– Мишка-салажонок – трус, предатель! Представляешь, свежую рыбу отказался есть, я, говорит, только жареную дома ел. А про паруса и слушать не стал. Представляешь?
– Представляю… – слабым голосом сказал Женька, соображая, к чему все эти разговоры клонит Дима.
– Я хотел распилить катамаран, чтобы он на «ката» плыл домой, а я на «маране» вокруг света, он, понимаешь, расплакался.
– Кто расплакался? Катамаран?
– Какой катамаран! Мишка-салажонок. Я, говорит, один обратно дорогу не найду, я, говорит, заблужусь в океане. Ну, и пришлось вместе с ним домой возвращаться. – Дима замолчал, а потом сказал решительно: – Так что ты будь готов.
– А я и так… – сказал Женька, понимая, что он и есть теперь та команда, с которой Дима решил второй раз проплыть вокруг света.
– Что скажешь? – сурово спросил Дима. Женька долго думал и совсем убито сказал:
– Благодарю… – и замолчал.
– За что? – спросил Дима.
– Благодарю за внимание… то есть за доверие.
– Ничего не поделаешь, – сказал Дима. – Это всё называется испытание на флаг. Ты, конечно, знаешь, что морские флаги делаются из материала особой прочности… Так что в интересах всего человечества… Понимаешь?
– Конечно», понимаю, – сказал Женька.
Поплавки тихо лежали на воде. Женька сидел и думал, как бы это рыба вовсе не стала клевать. Уж если Димыч выловит пару плотвичек – пусть он их и ест. Вот у Димы пусть и клюёт. А у него, Женьки, лучше не надо.
Вдруг за поворотом реки, совсем рядом с дачами, затарахтел земснаряд. Да так громко, что, вероятно, разогнал всю рыбу в реке. Женька сидел и с удовольствием слушал, как тарахтит земснаряд. Он очень обрадовался, что ему не придётся есть сырую рыбу. А Дима ужасно расстроился. Даже разозлился и, скрипя зубами, стал сматывать удочки.
Женька решил, что Дима стал сматывать удочки в полном смысле этого слова и они больше не будут сегодня готовиться к путешествиям, а будут просто лежать на берегу, просто купаться, просто загорать, но не тут-то было! Смотав удочки, Дима произнёс следующие загадочные слова:
– Ну, что ж, раз сырой рыбы нет под рукой, будем тренироваться на чём-нибудь другом.
С этими словами Дима перевёл взгляд на Женькины новые ботинки с ушками. Эти ботинки Женьке только вчера подарил папа.
Он знал, что Женька давно мечтал о спортивных ботинках с ушками и белым верхом, на толстой кожаной подошве. Поэтому папа и подарил Женьке именно такие ботинки.
– Сырая рыба – это что! – сказал Дима, глядя на ботинки. – Самое главное, надо уметь есть кожаные паруса. По методу итальянца Пигафетти.
Дима смотрел на Женьку, как укротитель смотрит на зверя, когда он, например, не хочет прыгать через горящий обруч, а Женька смотрел на Диму, как на укротителя.
Так они сидели на песке и смотрели друг на друга, пока Дима не произнёс наконец:
– Ну что ты?
– Что я? – спросил Женька.
– Давай! – сказал Дима.
– Что – давай? – спросил Женька с дрожью в голосе.
– Давай разувайся!
– Зачем? – спросил Женька.
– Тренироваться будем!
– На чём? – спросил Женька, понимая и делая вид, что не понимает.
– На твоих ботинках!
Женька решил скорчить из себя круглого дурака и спросил:
– А как мы будем на них… тренироваться?
– Как?! Съедим, и всё! – ответил Дима просто, так просто, будто только и делал, что ел кожаные ботинки.
Как пожалел Женька в ту минуту, что земснаряд разогнал по реке всю рыбу, ведь если бы был у них в ведёрке хоть какой-нибудь улов, то они бы сейчас уплетали его за обе щеки и, конечно, Диме бы не пришло в голову предлагать есть кожаные ботинки!
Нет! Нет! Надо было что-то делать! Надо было каким-то образом немедленно спасти жизнь новеньких кожаных ботинок. Надо было немедленно заманить Димины мысли в какую-то новую ловушку! Может быть, тоже предложить съесть, но только что-нибудь другое! Скажем, небольшой куст сирени с корой, листьями, с ветвями, и даже с корнями, и даже с землёй.
Но разве Диму простой корой соблазнишь, если он решил съесть ботинки? «Ну, хорошо, – думал Женька, – если уж надо обязательно есть кожаные ботинки, то почему же мои?! Почему не Димины?! Прекрасная идея!»
– Давай есть ботинки! – бодро сказал Женька. – Только, чур, начнём с твоих!
– Пожалуйста! – сказал Дима. – Только где это ты читал, чтобы умирающие от голода путешественники употребляли в пищу резиновые кеды?!
Для иллюстрации Дима вытянул из песка свои ноги в кедах, в старых резиновых, совершенно несъедобных кедах. Какая неудача! Ведь у Женьки дома тоже были кеды! Зачем же он, дурак такой, потащился в тёплую погоду в жёстких, новых, совершенно неудобных ботинках! Фасонщик несчастный!
– Тряпки и резина, – пояснил Дима, – совершенно никаких витаминов и калорий! А у тебя ботиночки очень даже калорийные! Питательные! На них неделю вполне можно продержаться!
И всё же Женька не сразу сдался. Он сделал ещё одну попытку спасти жизнь своих «калорийных» ботинок. Он сказал:
– Хорошо, Дима! Если нам для тренировки нужно обязательно съесть ботинки, я согласен! Только я думаю, нам лучше начать не с ботинок…
– Ас чего же?
– С полуботинок, – сказал Женька грубым шёпотом. – У меня есть старые полуботинки, я сейчас их принесу, и мы их съедим!
– Ну что ты! – возразил Дима. – Полуботинка-ми мы не наедимся! Я думаю, что и твоих ботинок будет мало…
– Хорошо, – согласился Женька. – Тогда я сейчас принесу старые папины сапоги, и мы наедимся ими до отвала!
– Ну что ты! – сказал опять Дима. – Разве можно сравнивать старые сапоги с новыми ботинками. Неужели ты не понимаешь, что в старой коже гораздо меньше калорий и витаминов!
– Хорошо, – сказал Женька, делая ещё одну попытку спасти свои новые ботинки. – Хорошо! Мы съедим мои новые кожаные ботинки, но только не сегодня!
– Это почему не сегодня?
– Потому, что мы с тобой недавно завтракали! Как же мы на сытый желудок будем есть обыкновенные ботинки? У меня и аппетита-то никакого нету!
– Что же ты предлагаешь? – гневно спросил Женьку Дима.
– Съесть мои ботинки натощак!
– Ишь какой хитрый! – сказал Дима. – Да натощак такие ботинки всякий дурак съест, а на сытый желудок – только настоящие путешественники.
– Тогда вот что… – начал было Женька.
Но Дима не стал слушать никаких его отговорок.
– Конечно, – сказал он. – Конечно… Если такие жадюги путешественники, вроде Мишки-салажонка, которым легче придумать миллион отговорок или даже умереть с голоду, чем съесть без всяких рассуждений свои кожаные ботинки… в интересах всего человечества!
С этими словами Дима рухнул на песок и стал как бы совершенно умирать с голоду у Женьки на глазах.
А Женька! Да разве мог он перенести, чтобы капитан Соври-голова, он же капитан Coгo и его троюродный брат, принял его за жадюгу путешественника! Нет, он не мог этого перенести! Ему легче было принести в жертву новые кожаные ботинки, чем потерять уважение такого человека! Только бы Дима считал, что он уже вполне готов к любым путешествиям.
– Хорошо, – сказал Женька. – Давай съедим мои ботинки, но только вместе с твоими кедами.
Не говоря ни слова больше, Женька снял свои ботинки и стал мыть их в реке.
– Ботинки сырые будем есть или варёные? – спросил он Диму прерывающимся голосом.
Дима подумал и сказал:
– Раз огонь не кончился, можно и варёные…
Всё-таки Дима хороший человек и добрый. Другой бы на его месте вполне мог заставить есть ботинки сырыми. Женька подошёл к котлу, в котором он собирался варить уху, зажмурился и, затаив дыхание, опустил ботинки в кипящую воду. Потом незаметно от Димы подбросил в котёл ещё пять картошек, три морковки и две луковицы, но умирающий от голода Дима каким-то образом это заметил и заставил вытащить всю приправу обратно: и пять картошек, и три морковки, и две луковицы…
– Что ты тут устраиваешь какой-то суп с ботинками… – сказал он. – Ишь какой кулинар нашёлся…
– Это я-то кулинар?
Но Дима, видно, и сам пожалел, что так незаслуженно обидел Женьку, потому что он вдруг сжалился и сказал:
– Если уж тебе хочется, чтобы ботинки были повкуснее, пожалуйста, для первого раза можешь посолить воду. Соль у нас ещё осталась… И перец остался, и лавровый лист…
«Нет, всё-таки Дима – великодушный чело-век», – подумал Женька, подбрасывая вместе с солью в кипяток чёрный перец и несколько лавровых листьев.