5. Талант! Талант!

     Прошел месяц.

     Каштанка уже привыкла к тому,  что  ее  каждый  вечер  кормили  вкусным

обедом и звали  Теткой.  Привыкла  она  и  к  незнакомцу  и  к  своим  новым

сожителям. Жизнь потекла как по маслу.

     Все дни начинались одинаково. Обыкновенно раньше всех  просыпался  Иван

Иваныч и тотчас же подходил к Тетке  или  к  коту,  выгибал  шею  и  начинал

говорить о чем-то горячо и убедительно, но по-прежнему непонятно.  Иной  раз

он поднимал вверх  голову  и  произносил  длинные  монологи.  В  первые  дни

знакомства Каштанка думала, что он говорит много потому, что очень умен,  но

прошло немного времени, и она потеряла к  нему  всякое  уважение;  когда  он

подходил к ней со своими длинными  речами,  она  уж  не  виляла  хвостом,  а

третировала его, как надоедливого болтуна, который не дает никому  спать,  и

без всякой церемонии отвечала ему: "рррр"...

     Федор же Тимофеич  был  иного  рода  господин.  Этот,  проснувшись,  не

издавал никакого звука, не шевелился и даже не открывал глаз. Он  охотно  бы

не просыпался, потому что, как видно было, он недолюбливал жизни. Ничто  его

не интересовало, ко всему он относился вяло и небрежно, все презирал и даже,

поедая свой вкусный обед, брезгливо фыркал.

     Проснувшись, Каштанка начинала ходить по комнатам  и  обнюхивать  углы.

Только ей и коту позволялось ходить по всей квартире: гусь же не имел  права

переступать порог комнатки с  грязными  обоями,  а  Хавронья  Ивановна  жила

где-то на дворе в сарайчике и появлялась  только  во  время  ученья.  Хозяин

просыпался поздно и, напившись чаю, тотчас же  принимался  за  свои  фокусы.

Каждый день в комнатку вносились П, бич, обручи, и каждый день проделывалось

почти одно и то же. Ученье продолжалось часа три-четыре, так  что  иной  раз

Федор Тимофеич от утомления пошатывался, как пьяный, Иван  Иваныч  раскрывал

клюв и тяжело дышал, а хозяин становился красным и никак не мог  стереть  со

лба пот.

     Ученье и  обед  делали  дни  очень  интересными,  вечера  же  проходили

скучновато. Обыкновенно вечерами хозяин уезжал куда-то и увозил с собою гуся

и кота. Оставшись одна, Тетка ложилась на матрасик  и  начинала  грустить...

Грусть подкрадывалась к ней как-то незаметно и овладевала ею постепенно, как

потемки комнатой. Начиналось с того, что у  собаки  пропадала  всякая  охота

лаять, бегать по комнатам и даже глядеть, затем в воображении ее  появлялись

какие-то две неясные фигуры, не  то  собаки,  не  то  люди,  с  физиономиями

симпатичными, милыми, но непонятными; при появлении их Тетка виляла хвостом,

и ей казалось, что она их где-то когда-то видела и любила.... А засыпая, она

всякий раз чувствовала, что от этих фигур пахнет клеем, стружками и лаком.

     Когда она совсем уже свыклась с новой  жизнью  и  из  тощей,  костлявой

дворняжки обратилась в  сытого,  выхоленного  пса,  однажды,  перед  ученьем

хозяин погладил ее и сказал:

     - Пора нам, Тетка, делом заняться. Довольно тебе бить баклуши.  Я  хочу

из тебя артистку сделать... Ты хочешь быть артисткой?

     И он стал учить ее разным выходкам. В первый урок она училась стоять  и

ходить на задних лапах, что ей ужасно нравилось. Во второй урок  она  должна

была прыгать на задних лапах и хватать сахар, который высоко над ее  головой

держал учитель. Затем в следующие уроки она плясала, бегала на  корде,  выла

под музыку, звонила и стреляла, а  через  месяц  могла  с  успехом  заменять

Федора Тимофеича в египетской пирамиде. Училась  она  очень  охотно  и  была

довольна своими успехами; беганье с высунутым языком на  корде,  прыганье  в

обруч и езда верхом на старом  Федоре  Тимофеиче  доставляли  ей  величайшее

наслаждение. Всякий удавшийся фокус она сопровождала  звонким,  восторженным

лаем, а учитель удивлялся, приходил тоже в восторг и потирал руки.

     - Талант! Талант! - говорил он. - Несомненный талант!  Ты  положительно

будешь иметь успех!

     И Тетка так привыкла к слову "талант", что  всякий  раз,  когда  хозяин

произносил его, вскакивала и оглядывалась, как будто оно было ее кличкой.

6. Беспокойная ночь

     Тетке приснился собачий сон, будто за ней гонится дворник с  метлой,  и

она проснулась от страха.

     В комнате было тихо, темно и очень душно. Кусались блохи. Тетка  раньше

никогда не боялась потемок, но теперь почему-то ей стало жутко и  захотелось

лаять. В соседней комнате громко вздохнул хозяин,  потом  немного  погодя  в

своем сарайчике хрюкнула свинья, и опять все смолкло. Когда думаешь об  еде,

то на душе становится легче, и Тетка стала думать о  том,  как  она  сегодня

украла у Федора Тимофеича куриную лапку  и  спрятала  ее  в  гостиной  между

шкафом и стеной, где очень много паутины и пыли. Не мешало бы теперь пойти и

посмотреть: цела эта лапка или нет? Очень может быть, что хозяин нашел ее  и

скушал. Но раньше утра нельзя выходить  из  комнатки  такое  правило.  Тетка

закрыла глаза, чтобы поскорее уснуть, так как она знала по  опыту,  что  чем

скорее уснешь, тем скорее наступит утро. Но вдруг недалеко от  нее  раздался

странный крик, который заставил ее вздрогнуть и вскочить на все четыре лапы.

Это крикнул Иван Иваныч, и крик его был не  болтливый  и  убедительный,  как

обыкновенно, а какой-то дикий, пронзительный и  неестественный,  похожий  на

скрип отворяемых ворот. Ничего не разглядев в потемках  и  не  поняв,  Тетка

почувствовала еще больший страх и проворчала:

     - Ррррр...

     Прошло немного времени, сколько его требуется на  то,  чтобы  обглодать

хорошую  кость;  крик  не  повторялся.  Тетка  мало-помалу   успокоилась   и

задремала. Ей приснились две большие черные собаки с  клочьями  прошлогодней

шерсти на бедрах и на боках; они из большой лохани с жадностью ели помои, от

которых шел белый пар и очень вкусный запах;  изредка  они  оглядывались  на

Тетку, скалили зубы и ворчали: "А тебе мы не  дадим!"  Но  из  дому  выбежал

мужик в шубе и прогнал их кнутом; тогда  Тетка  подошла  к  лохани  и  стала

кушать, но как только мужик ушел  за  ворота,  обе  черные  собаки  с  ревом

бросились на нее, и вдруг опять раздался пронзительный крик.

     - К-ге! К-ге-ге! - крикнул Иван Иваныч.

     Тетка проснулась, вскочила и, не сходя  с  матрасика,  залилась  воющим

лаем. Ей  уже  казалось,  что  кричит  не  Иван  Иваныч,  а  кто-то  другой,

посторонний. И почему-то в сарайчике опять хрюкнула свинья.

     Но вот послышалось шарканье туфель, и в комнатку вошел хозяин в  халате

и со свечой. Мелькающий свет запрыгал  по  грязным  обоям  и  по  потолку  и

прогнал потемки. Тетка увидела, что в комнатке нет никого постороннего. Иван

Иваныч сидел на полу и не спал.  Крылья  у  него  были  растопырены  и  клюв

раскрыт, и вообще он имел такой вид, как будто очень утомился и хотел  пить.

Старый Федор Тимофеич тоже не спал. Должно быть, и он был разбужен криком.

     - Иван Иваныч, что с тобой? - спросил хозяин у гуся. - Что ты  кричишь?

Ты болен?

     Гусь молчал. Хозяин потрогал его за шею, погладил по спине и сказал:  -

Ты чудак. И сам не спишь и другим не даешь.

     Когда хозяин вышел и унес с собою свет, опять наступили потемки.

     Тетке было страшно. Гусь не кричал, но ей опять стало чудиться,  что  в

потемках стоит кто-то чужой. Страшнее всего было то, что этого чужого нельзя

было укусить, так как  он  был  невидим  и  в  эту  ночь  должно  непременно

произойти что-то очень  худое.  Федор  Тимофеич  тоже  был  непокоен.  Тетка

слышала, как он возился на своем матрасике, зевал и встряхивал головой.

     Где-то на улице застучали в ворота, и в сарайчике хрюкнула свинья.

     Тетка заскулила, протянула передние лапы и положила на  них  голову.  В

стуке ворот, в хрюканье не спавшей почему-то свиньи, в потемках и  в  тишине

почудилось ей что-то такое же  тоскливое  и  страшное,  как  в  крике  Ивана

Иваныча. Все было в тревоге и в беспокойстве, но  отчего?  Кто  этот  чужой,

которого не было видно? Вот около Тетки на мгновение вспыхнули  две  тусклые

зеленые искорки. Это в первый раз за все  время  знакомства  подошел  к  ней

Федор Тимофеич. Что ему нужно было? Тетка лизнула ему лапу и, не  спрашивая,

зачем он пришел, завыла тихо и на разные голоса.

     - К-ге! - крикнул Иван Иваныч. - К-ге-ге!

     Опять отворилась дверь, и вошел хозяин со свечой. Гусь сидел в  прежней

позе, с разинутым клювом и растопырив крылья. Глаза у него закрыты.

     - Иван Иваныч! - позвал хозяин.

     Гусь не шевельнулся. Хозяин сел перед ним на  полу,  минуту  глядел  на

него молча и сказал:

     - Иван Иваныч! Что же это такое? Умираешь ты,  что  ли?  Ах,  я  теперь

вспомнил, вспомнил! - вскрикнул он и схватил  себя  за  голову.  -  Я  знаю,

отчего это! Это оттого, что сегодня на тебя наступила лошадь! Боже мой, боже

мой!

     Тетка не понимала, что говорит хозяин, но по его лицу видела, что и  он

ждет чего-то ужасного. Она протянула морду к темному окну,  в  которое,  как

казалось ей, глядел кто-то чужой, и завыла.

     - Он умирает, Тетка! - сказал хозяин и  всплеснул  руками.  -  Да,  да,

умирает! К вам в комнату пришла смерть. Что нам делать?

     Бледный, встревоженный хозяин, вздыхая и покачивая головой, вернулся  к

себе в спальню. Тетке жутко было оставаться в потемках, и она пошла за  ним.

Он сел на кровать и несколько раз повторил:

     - Боже мой, что же делать?

     Тетка ходила около его ног и, не понимая, отчего это у нее такая  тоска

и отчего все так беспокоятся, и  стараясь  понять,  следила  за  каждым  его

движением. Федор Тимофеич, редко покидавший  свой  матрасик,  тоже  вошел  в

спальню хозяина и стал тереться около его ног. Он  встряхивал  головой,  как

будто хотел вытряхнуть из нее тяжелые мысли, и подозрительно заглядывал  под

кровать.

     Хозяин взял блюдечко, налил в него из рукомойника воды и опять пошел  к

гусю.

     - Пей, Иван Иваныч! - сказал он нежно, ставя перед ним  блюдечко.  Пей,

голубчик.

     Но Иван Иваныч не шевелился и не  открывал  глаз.  Хозяин  пригнул  его

голову к блюдечку и окунул клюв в воду, но гусь не пил, еще шире  растопырил

крылья, и голова его так и осталась лежать в блюдечке.

     - Нет, ничего уже нельзя сделать! - вздохнул  хозяин.  -  Все  кончено.

Пропал иван Иваныч!

     И по его щекам поползли вниз блестящие капельки, какие бывают на  окнах

во время

     дождя. Не понимая, в чем дело, Тетка и Федор Тимофеич жались к нему и с

ужасом смотрели на гуся.

     - Бедный Иван Иваныч! - говорил хозяин,  печально  вздыхая.  -  А  я-то

мечтал, что весной повезу тебя на дачу и буду  гулять  с  тобой  по  зеленой

травке. Милое животное, хороший мой товарищ, тебя уже нет! Как же  я  теперь

буду обходиться без тебя?

     Тетке казалось, что и с нею случится то же самое, то есть что и она вот

так, неизвестно отчего, закроет глаза, протянет лапы, оскалит рот, и все  на

нее будут

     смотреть с ужасом. По-видимому, такие  же  мысли  бродили  и  в  голове

Федора Тимофеича. Никогда раньше старый кот не был так угрюм и  мрачен,  как

теперь.

     Начинался рассвет, и в комнатке уже не  было  того  невидимого  чужого,

который пугал так Тетку. Когда совсем рассвело, пришел дворник, взял гуся за

лапы и унес его куда-то. А немного погодя явилась старуха и вынесла корытце.

     Тетка пошла в гостиную и посмотрела за шкаф: хозяин не  скушал  куриной

лапки, она лежала на своем месте, в пыли и паутине. Но  Тетке  было  скучно,

грустно и хотелось плакать. Она даже не понюхала лапки, а пошла  под  диван,

села там и начала скулить тихо, тонким голоском:

     - Ску-ску-ску...

1 2 3