– Не надо!– вскричала девушка. – Я вам ничего дурного не сделала. И другие тоже. Мы пришли с миром!
– Раз, – молвил Сэм.
– Сэм! – сказала Эльма.
– Выслушайте меня, – просила девушка.
– Два, – жестко произнес Сэм, взводя курок.
– Сэм! – крикнула Эльма. – Три, – сказал Сэм.
– Мы только… – начала девушка.
Пистолет выстрелил.
В лучах солнца тает снег, кристаллики превращаются в пар, в ничто. В пламени очага пляшут и пропадают химеры. В кратере вулкана распадается, исчезает все хрупкое и непрочное. От выстрела, от огня, от удара девушка пала, как легкий газовый шарф, растаяла, будто ледяная статуэтка. А все, что от нес осталось – льдинки, снежинки, дым, – унесло ветром. Кормовое сидение опустело.
Сэм убрал пистолет в кобуру, избегая глядеть на жену. Целую минуту слышен был лишь шелестящий бег корабля по песчаному морю, залитому лунным сиянием.
– Сэм, – сказала она наконец, – останови корабль.
Он обратил к ней бледное лицо.
– Нет, не бывать этому. После стольких лет ты меня не бросишь.
Она посмотрела на его руку, лежащую на рукоятке пистолета.
– Что ж, я верю, ты способен, – сказала она. – От тебя этого можно ждать.
Он замотал головой, сжимая пальцами руль.
– Эльма, не дури. Сейчас мы приедем в город и будем в безопасности!
– Да‑да, – ответила его жена, безучастно откинувшись на спину.
– Эльма, выслушай меня.
– Тебе нечего сказать, Сэм.
– Эльма!
Они проносились мимо белого шахматного городка, и, одержимый бессильной яростью, Сэм выпустил одну за другой шесть пуль по хрустальным башням. Под грохот выстрелов город рассыпался ливнем старинного стекла и обломков кварца. Разбился вдребезги, растворился, будто он был вырезан из мыла. Города не стало. Сэм рассмеялся и выстрелил еще раз. Последняя башня, последняя шахматная фигурка загорелась, вспыхнула и взлетела голубыми черепками к звездам.
– Я им покажу! Я всем покажу!
– Давай, давай, Сэм, показывай. – Глухая тень скрывала ее лицо.
– А вот еще город! – Сэм снова зарядил пистолет. – Погляди, как я с ним расправлюсь.
А сзади стремительно надвигались, неумолимо вырастали контуры голубых кораблей‑призраков. Сначала он даже не увидел их, только услышал свист и завывающую высокую ноту, будто сталь скрипела по песку: это бритвенно‑острые носы песчаных кораблей резали поверхность морского дна. На голубых кораблях под красными и голубыми вымпелами стояли синие фигуры, люди в масках, люди с серебристыми лицами, с голубыми звездами вместо глаз, с лепными ушами из золота, отливающими металлом щеками и рубиновыми губами. Они стояли, скрестив руки на груди. Это были марсиане, и они преследовали его.
Раз, два, три… Сэм считал. Марсианские корабли подошли вплотную к нему.
– Эльма, Эльма, я не отобьюсь от всех!
Эльма не ответила, даже не пошевелилась.
Сэм выстрелил восемь раз. Один песчаный корабль развалился на части, распались паруса, изумрудный корпус, его бронзовая оковка, лунно‑белый руль и остальные образы. Люди в масках, все до одного, упали с корабля, зарылись в песок, и над каждым из них вспыхнуло пламя, сначала оранжевое, потом подернутое копотью.
Но остальные корабли продолжали приближаться.
– Их слишком много, Эльма! – вскричал он. – Они меня убьют!
Он выбросил якорь. Без толку. Парус порхнул вниз, ложась в складки, вздыхая. Корабль, ветер, движение – все остановилось. Казалось, весь Марс замер, когда величественные суда марсиан, окружив Сэма, вздыбились над ним.
– Землянин, – воззвал голос откуда‑то с высоты. Одна из серебристых масок шевелилась, рубиновые губы поблескивали в такт словам.
– Я ничего не сделал! – Сэм смотрел на окружавшие его лица – их было не меньше ста.
На Марсе осталось очень мало марсиан– всего не больше ста– ста пятидесяти. И почти все они были здесь, на дне мертвого моря, на своих воскресших кораблях, возле вымерших шахматных городов, один из которых только что рассыпался осколками, как хрупкая ваза, пораженная камнем. Сверкали серебряные маски.
– Все это недоразумение, – взмолился он, привстав над бортом; жена его по‑прежнему лежала замертво, свернувшись комочком, на дне корабля. – Я прилетел на Марс как честный предприимчивый бизнесмен, таких здесь много. Выстроил себе ларек из обломков разбившейся ракеты, ларек, сами видели, загляденье, на самом перекрестке, вы это местечко знаете. Сработано чисто, правда ведь? – Сэм захихикал, переводя взгляд с одного лица на другое. – А тут, значит, появляется этот марсианин, я знаю – он ваш приятель. Я его нечаянно убил, уверяю вас, это несчастный случай. Мне ничего не надо, я только хотел завести сосисочную, первую, единственную на Марсе, центральную, можно сказать. Понимаете? Подавать лучшие на всей планете горячие сосиски, черт возьми, с перцем и луком, и апельсиновый сок.
Серебряные маски неподвижно блестели в лунном свете. Светились устремленные на Сэма желтые глаза. Желудок его сжался в комок, в камень. Он швырнул пистолет на песок.
– Сдаюсь.
– Поднимите свой пистолет, – хором сказали марсиане.
– Что?
– Ваш пистолет. – Над носом голубого корабля взлетела ажурная рука. – Возьмите его. Уберите.
Он, все еще не веря, подобрал пистолет.
– А теперь, – продолжал голос, – разверните корабль и возвращайтесь к своему ларьку.
– Сейчас же?
– Сейчас же, – сказал голос. – Мы вам ничего дурного не сделаем. Вы обратились в бегство, прежде чем мы успели вам объяснить. Следуйте за нами.
Огромные корабли развернулись легко, как лунные пушинки. Крылья‑паруса тихо заплескались в воздухе, будто кто‑то бил в ладони. Маски сверкали, поворачивались, холодным пламенем выжигали тени.
– Эльма! – Сэм неуклюже взобрался на корабль. – Поднимайся, Эльма. Мы возвращаемся. – Он был так потрясен неожиданным избавлением, что лепета его почти нельзя было понять. – Они мне ничего не сделают, не убьют меня, Эльма. Поднимайся, голубушка, вставай.
– Что… Что?– Эльма растерянно озиралась, и, пока их корабль разворачивался под ветер, она медленно, будто во сне, поднялась и тяжело, словно мешок с камнями, опустилась на сиденье, не сказав больше ни слова.
Песок под кораблем убегал назад. Через полчаса они снова были у перекрестка, корабли отшвартовались, и все сошли с кораблей.
Перед Сэмом и Эльмой остановился Глава марсиан: маска вычеканена из полированной бронзы, глаза – бездонные черно‑синие провалы, рот – прорезь, из которой плыли по ветру слова.
– Снаряжайте вашу лавку, – сказал голос. В воздухе мелькнула рука в алмазной перчатке. – Готовьте яства, готовьте угощение, готовьте чужеземные вина, ибо нынешняя ночь – поистине великая ночь!
– Стало быть, – заговорил Сэм, – вы разрешите мне остаться здесь?
– Да.
– Вы на меня не сердитесь?
Маска была сурова и жестка, бесстрастна и слепа.
– Готовьте свое кормилище, – тихо сказал голос. – И возьмите вот это.
– Что это?
Сэм уставился на врученный ему свиток из тонкого серебряного листа, по поверхности которого извивались змейки иероглифов.
– Это дарственная на все земли от серебряных гор до голубых холмов, от мертвого моря до далеких долин, где лунный камень и изумруды, – сказал Глава.
– Все м‑мое? – пробормотал Сэм, не веря своим ушам.
– Ваше.
– Сто тысяч квадратных миль?
– Ваши.
– Ты слышала, Эльма?
Эльма сидела на земле, прислонившись спиной к алюминиевой стене сосисочной; глаза ее были закрыты.
– Но почему, с какой стати вы мне дарите все это? – спросил Сэм, пытаясь заглянуть в металлические прорези глаз.
– Это не все. Вот.
Еще шесть свитков. Вслух перечисляются названия, обозначения других земель.
– Но это же половина Марса! Я хозяин половины Марса!– Сэм стиснул гремучие свитки, тряс ими перед Эльмой, захлебываясь безумным смехом. – Эльма, ты слышала?
– Слышала, – ответила Эльма, глядя на небо. Казалось, она что‑то разыскивает. Апатия мало‑помалу оставляла ее.
– Спасибо, большое спасибо, – сказал Сэм бронзовой маске.
– Это произойдет сегодня ночью, – ответила маска. – Приготовьтесь.
– Ладно. А что это будет – неожиданность какая‑нибудь? Ракеты с Земли прилетят раньше объявленного, за месяц до срока? Все десять тысяч ракет с поселенцами, с рудокопами, с рабочими и их женами, сто тысяч человек, как говорили? Вот здорово было бы, правда, Эльма? Видишь, я тебе говорил, говорил, что в этом поселке одной тысячей жителей дело не ограничится. Сюда прилетят еще пятьдесят тысяч через месяц – еще сто тысяч, а всего к концу года – пять миллионов с Земли! И на самой оживленной магистрали на пути к рудникам – единственная сосисочная, моя сосисочная! Маска парила на ветру.
– Мы покидаем вас. Приготовьтесь. Весь этот край остается вам.
В летучем лунном свете древние корабли – металлические лепестки ископаемого цветка, голубые султаны, огромные и бесшумные кобальтовые бабочки – повернули и заскользили по зыбким пескам, и маски все лучились и сияли, пока последний отсвет, последний голубой блик не затерялся среди холмов.
– Эльма, почему они так поступили? Почему не убили меня? Неужто они ничего не знают? Что с ними стряслось? Эльма, ты что‑нибудь понимаешь? – Он потряс ее за плечо. – Половина Марса – моя!
Она глядела на небо и ожидала чего‑то.
– Пошли,– сказал он.– Надо все приготовить. Кипятить сосиски, подогревать булочки, перечный соус варить, чистить и резать лук, приправы расставить, салфетки разложить в кольцах, и чтобы чистота была – ни единого пятнышка! Эге‑гей! – Он отбил коленце какого‑то необузданного танца, высоко вскидывая пятки. – Я счастлив, парень, счастлив, сэр, – запел он фальшивя. – Сегодня мой счастливый день!
Он работал, как одержимый: бросил в кипяток сосиски, разрезал булки вдоль, накрошил лук.
– Ты слышала, что сказал тот марсианин – неожиданность, говорит! Тут только одно может быть, Эльма. Эти сто тысяч человек прилетают раньше срока, сегодня ночью прилетают! Представляешь, какой у нас будет наплыв! До поздней ночи будем работать, каждый день, а там ведь еще туристы нахлынут, Эльма! Деньги‑то, деньги какие!
Он вышел наружу и посмотрел на небо. Ничего не увидел.
– С минуты на минуту, – произнес он, радостно вдохнул прохладный воздух, потянулся, ударил себя в грудь. – А‑ах!
Эльма молчала. Она чистила картофель для жарки и не сводила глаз с неба. Прошло полчаса.
– Сэм, – сказала она. – Вон она. Гляди.
Он поглядел и увидел.
Земля. Яркая, зеленая, будто камень лучшей огранки, над холмами взошла Земля.
– Старушка Земля, – с нежностью прошептал он. – Дорогая старушка Земля. Шли сюда, ко мне, своих голодных и изнуренных. Э‑э… как там в стихе говорится? Шли ко мне своих голодных, Земля‑старушка. Сэм Паркхилл тут как тут, горячие сосиски готовы, соус варится, все блестит. Да!
Он отошел в сторону полюбоваться своим детищем. Вот она, сосисочная, как свеженькое яичко на дне мертвого моря, единственный на сотни миль бесплодной пустыни очаг света и тепла. Точно сердце, одиноко бьющееся в исполинском черном теле.
Он даже растрогался, глаза увлажнились от гордости.
– Тут поневоле смирением проникнешься, – произнес он, вдыхая запах кипящих сосисок, горячих булочек, сливочного масла. – Подходите, – обратился он к звездам, – покупайте. Кто первый?
– Сэм, – сказала Эльма.
Земля в черном небе вдруг преобразилась.
Она воспламенилась.
Часть ее диска вдруг распалась на миллионы частиц – будто рассыпалась огромная мозаика. С минуту Земля пылала жутким рваным пламенем, увеличившись в размерах раза в три, потом съежилась.
– Что это было? – Сэм глядел на зеленый огонь в небесах.
– Земля, – ответила Эльма, прижав руки к груди.
– Какая же это Земля, это не может быть Земля! Нет‑нет, не Земля! Не может быть.
– Ты хочешь сказать: не могла быть? – сказала Эльма, смотря на него. – Теперь это уже не Земля, да, это больше не Земля – ты это хотел сказать?
– Не Земля, нет‑нет, это была не она, – выл он. Он стоял неподвижно, руки повисли как плети, рот открыт, тупо вытаращены глаза.
– Сэм, – позвала она. Впервые за много дней ее глаза оживились. – Сэм!
Он смотрел вверх, на небо.
– Что ж, – сказала она. С минуту молча переводила взгляд с одного предмета на другой, потом решительно перекинула через руку влажное полотенце. – Включай свет, больше света, заводи радиолу, раскрывай двери настежь! Жди новую партию посетителей – примерно через миллион лет. Да‑да, сэр, чтобы все было готово.
Сэм не двигался.
– Ах, какое бесподобное место для сосисочной! – Она достала из стакана зубочистку и воткнула себе между передними зубами. – Скажу тебе по секрету, Сэм, – прошептала она, наклоняясь к нему. – Похоже, начинается мертвый сезон…
Ноябрь 2005
НАБЛЮДАТЕЛИ
В тот вечер все вышли из своих домов и уставились на небо. Бросили ужин, посуду, сборы в кино, вышли на свои, теперь уже не такие новешенькие веранды и стали смотреть в упор на зеленую звезду Земли. Это было совсем непроизвольно; они поступили так, пытаясь осмыслить новость, которую только что принесло радио. Вон она – Земля, где назревает война, и там сотни тысяч матерей, бабушек, отцов, братьев, тетушек, дядюшек, двоюродных сестер. Они стояли на верандах и заставляли себя поверить в существование Земли; это было почти так же трудно, как некогда поверить в существование Марса: прямо противоположная задача. В общем‑то Земля была для них все равно что мертвой. Они расстались с ней три или четыре года назад. Расстояние обезболивало душу, семьдесят миллионов миль глушили чувства, усыпляли память, делали Землю безлюдной, стирали прошлое и позволяли этим людям трудиться здесь, ни о чем не думая. Но сегодня вечером умершие восстали, Земля вновь стала обитаемой, память пробудилась, и они называли множество имен. Что делает сейчас такой‑то, такая‑то? Как там имярек? Люди стояли на своих верандах и поглядывали друг на друга.
В десять часов Земля как будто взорвалась и вспыхнула.
Люди на верандах вскинули вверх руки, точно хотели загасить пламя.
Они ждали.
К полуночи пожар потух. Земля осталась на своем месте. И по верандам осенним ветерком пронесся вздох.
– Давненько мы ничего не слышали от Гарри.
– А что ему делается.
– Надо бы послать весточку маме.
– Она жива‑здорова.
– Ты уверен?
– Ладно, ты только не тревожься.
– Думаешь, с ней ничего не приключилось?
– Конечно же, пошли‑ка спать.
Но никто не уходил. На ночные газоны вынесли остывший ужин, накрыли складные столы, и люди вяло ковыряли пищу вилками до двух часов ночи, когда с Земли долетело послание светового радио. Словно далекие светлячки, мерцали вспышки морзянки, и они читали:
АВСТРАЛИЙСКИЙ МАТЕРИК ОБРАЩЕН В ПЫЛЬ
НЕПРЕДВИДЕННЫМ ВЗРЫВОМ АТОМНОГО СКЛАДА.
ЛОС‑АНДЖЕЛЕС, ЛОНДОН ПОДВЕРГНУТЫ БОМБАРДИРОВКЕ.
ВОЙНА. ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ДОМОЙ, ДОМОЙ, ДОМОЙ.
Они поднялись из‑за столов.
ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ДОМОЙ, ДОМОЙ, ДОМОЙ.
– Ты в этом году получал что‑нибудь от своего брата Теда?
– Будто не знаешь: послать письмо на Землю стоит пять монет. Не очень‑то распишешься.
ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ДОМОЙ.
– Меня что‑то Джейн беспокоит – помнишь Джейн, мою младшую сестричку?
ДОМОЙ.
В три часа, когда занималось зябкое утро, владелец магазина «Дорожные товары» вскинул голову. По улице шла целая толпа людей.
– А я умышленно не закрывал. Что возьмете, мистер?
К рассвету все полки магазина опустели.
Декабрь 2005
БЕЗМОЛВНЫЕ ГОРОДА
На краю мертвого марсианского моря раскинулся безмолвный белый городок. Он был пуст. Ни малейшего движения на улицах. Днем и ночью в универмагах одиноко горели огни. Двери лавок открыты настежь, точно люди обратились в бегство, позабыв о ключах. На проволочных рейках у входов в немые закусочные нечистые, порыжевшие от солнца, шелестели журналы, доставленные месяц назад серебристой ракетой с Земли.
Городок был мертв. Постели в нем пусты и холодны. Единственный звук – жужжание тока в электропроводах и динамо‑машинах, которые все еще жили сами по себе. Вода переполняла забытые ванны, текла в жилые комнаты, на веранды, в маленькие сады, питая заброшенные цветы. В темных зрительных залах затвердела прилепленная снизу к многочисленным сиденьям жевательная резинка, еще хранящая отпечатки зубов.
За городом был космодром. Едкий паленый запах до сих пор стоял там, откуда взлетела курсом на Землю последняя ракета. Если опустить монету в телескоп и навести его на Землю, можно, пожалуй, увидеть бушующую там большую войну. Увидеть, скажем, как взрывается Нью‑Йорк. А то и рассмотреть Лондон, окутанный туманом нового рода. И, может быть, тогда станет понятным, почему покинут этот марсианский городок. Быстро ли проходила эвакуация? Войдите в любой магазин, нажмите на клавиши кассы. И ящичек выскочит, сверкая и бренча монетами. Да, должно быть, плохо дело на Земле…
По пустынным улицам городка, негромко посвистывая, сосредоточенно гоня перед собой ногами пустую банку, шел высокий худой человек. Угрюмый, спокойный взгляд его глаз отражал всю степень его одиночества. Он сунул костистые руки в карманы, где бренчали новенькие монеты. Нечаянно уронил монетку на асфальт, усмехнулся и пошел дальше, кропя улицы блестящими монетами.
Его звали Уолтер Грипп. У него был золотой прииск и уединенная лачуга далеко в голубых марсианских горах, и раз в две недели он отправлялся в город поискать себе в жены спокойную, разумную женщину. Так было не первый год, и всякий раз он возвращался в свою лачугу разочарованный и по‑прежнему одинокий. А неделю назад, придя в город, застал вот такую картину!
Он был настолько ошеломлен в тот день, что заскочил в первую попавшуюся закусочную и заказал себе тройной сэндвич с мясом.
– Будет сделано! – крикнул он.
Он расставил на стойке закуски и испеченный накануне хлеб, смахнул пыль со стола, предложил самому себе сесть и ел, пока не ощутил потребность отыскать сатуратор и заказать содовой. Владелец, некто Уолтер Грипп, оказался на диво учтивым и мигом налил ему шипучий напиток!
Он набил карманы джинсов деньгами, какие только ему подворачивались. Нагрузил тележку десятидолларовыми бумажками и побежал, обуреваемый вожделениями, по городу. Уже на окраине он внезапно уразумел, до чего постыдно и глупо себя ведет. На что ему деньги? Он отвез десятидолларовые бумажки туда, где взял их, вынул из собственного бумажника один доллар, опустил его в кассу закусочной за сэндвичи и добавил четвертак на чай.
Вечером он насладился жаркой турецкой баней, сочным филе и изысканным грибным соусом, импортным сухим хересом и клубникой в вине. Подобрал себе новый синий фланелевый костюм и роскошную серую шляпу, которая потешно болталась на макушке его длинной головы. Он сунул монетку в автомат‑радиолу, которая заиграла «Нашу старую шайку». Насовал пятаков в двадцать автоматов по всему городу. Печальные звуки «Нашей старой шайки» заполнили ночь и пустынные улицы, а он шел все дальше, высокий, худой, одинокий, мягко ступая новыми ботинками, грея в карманах озябшие руки.
С тех пор прошла неделя. Он спал в отличном доме на Марс‑Авеню, утром вставал в девять, принимал ванну и лениво брел в город позавтракать яйцами с ветчиной. Что ни утро, он заряжал очередной холодильник тонной мяса, овощей, пирогов с лимонным кремом – запасая себе продукты лет на десять, пока не вернутся с Земли ракеты. Если они вообще вернутся.
А сегодня вечером он слонялся взад‑вперед, рассматривая восковых женщин в красочных витринах – розовых, красивых. И впервые ощутил, до чего же мертв город. Выпил кружку пива и тихонько заскулил.
– Черт возьми, – сказал он. – Я же совсем один. Он зашел в кинотеатр «Элит», хотел показать себе фильм, чтобы отвлечься от мыслей об одиночестве. В зале было пусто и глухо, как в склепе, по огромному экрану ползли серые и черные призраки. Его бросило в дрожь, и он ринулся прочь из этого логова нечистой силы.
Решив вернуться домой, он быстро шел, почти бежал по мостовой тихого переулка, когда услышал телефонный звонок.
Он прислушался.
«Где‑то звонит телефон».
Он продолжал идти вперед.
«Сейчас кто‑нибудь возьмет трубку», – лениво подумалось ему.
Он сел на край тротуара и принялся не спеша вытряхивать камешек из ботинка.
И вдруг крикнул, вскакивая на ноги:
– Кто‑нибудь! Силы небесные, да что это я!
Он лихорадочно озирался. В каком доме? Вон в том! Ринулся через газон, вверх по ступенькам, в дом, в темный холл.
Сорвал с рычага трубку.
– Алло! – крикнул он.
Ззззззззззззз.
назад<<< 1 . . . 15 . . . 19 >>>далее