- Отнесите на место, - сказал я. Он посмотрел на меня, вошел в дом и вернулся без часов.

- Где ваш товарищ? - спросил я.

- Пошел в отхожее место. - Он взобрался на сиденье машины. Он боялся, что мы не возьмем его с собой.

- Как быть с завтраком, tenente? - спросил Бонелло. - Может, поедим чего-нибудь? Это не займет много времени.

- Как вы думаете, дорога, которая идет в ту сторону, приведет нас куда-нибудь?

- Понятно, приведет.

- Хорошо. Давайте поедим.

Пиани и Бонелло вошли в дом.

- Идем, - сказал Аймо девушкам. Он протянул руку, чтоб помочь им вылезть. Старшая из сестер покачала головой. Они не станут входить в пустой брошенный дом. Они смотрели нам вслед.

- Упрямые, - сказал Аймо.

Мы вместе вошли в дом. В нем было темно и просторно и чувствовалась покинутость. Бонелло и Пиани были на кухне.

- Есть тут особенно нечего, - сказал Пиани. - Все подобрали дочиста.

Бонелло резал большой белый сыр на кухонном столе.

- Откуда сыр?

- Из погреба. Пиани нашел еще вино и яблоки.

- Что ж, вот и завтрак.

Пиани вытащил деревянную затычку из большой, оплетенной соломой бутылки. Он наклонил ее и наполнил медный ковшик.

- Пахнет недурно, - сказал он. - Поищи какой-нибудь посуды, Барто.

Вошли оба сержанта.

- Берите сыру, сержанты, - сказал Бонелло.

- Пора бы ехать, - сказал один из сержантов, прожевывая сыр и запивая его вином.

- Поедем. Не беспокойтесь, - сказал Бонелло.

- Брюхо армии - ее ноги, - сказал я.

- Что? - спросил сержант.

- Поесть нужно.

- Да. Но время дорого.

- Наверно, сучьи дети, уже наелись, - сказал Пиани. Сержанты посмотрели на него. Они нас всех ненавидели.

- Вы знаете дорогу? - спросил меня один из них.

- Нет, - сказал я. Они посмотрели друг на друга.

- Лучше всего, если мы тронемся сейчас же, - сказал первый.

- Мы сейчас и тронемся, - сказал я.

Я выпил еще чашку красного вина. Оно казалось очень вкусным после сыра и яблок.

- Захватите сыр, - сказал я и вышел. Бонелло вышел вслед за мной с большой бутылью вина.

- Это слишком громоздко, - сказал я. Он посмотрел на вино с сожалением.

- Пожалуй, что так, - сказал он. - Дайте-ка мне фляги.

Он наполнил фляги, и немного вина пролилось на каменный пол. Потом он поднял бутыль и поставил ее у самой двери.

- Австрийцам не нужно будет выламывать дверь, чтобы найти вино, сказал он.

- Надо двигать, - сказал я. - Мы с Пиани отправляемся вперед.

Оба сержанта уже сидели рядом с Бонелло. Девушки ели яблоки и сыр. Аймо курил. Мы поехали по узкой дороге. Я оглянулся на две другие машины и на фермерский дом. Это был хороший, низкий, прочный дом, и колодец был обнесен красивыми железными перилами. Впереди была дорога, узкая и грязная, и по сторонам ее шла высокая изгородь. Сзади, один за другим, следовали наши автомобили.

 

Глава двадцать девятая

В полдень мы увязли на топкой дороге, по нашим расчетам километрах в десяти от Удине. Дождь перестал еще утром, и уже три раза мы слышали приближение самолетов, видели, как они пролетали в небе над нами, следили, как они забирали далеко влево, и слышали грохот бомбежки на главном шоссе. Мы путались в сети проселочных дорог и не раз попадали на такие, которые кончались тупиком, но неизменно, возвращаясь назад и находя другие дороги, приближались к Удине. Но вот машина Аймо, давая задний ход, чтоб выбраться из тупика, застряла в рыхлой земле у обочины, и колеса, буксуя, зарывались все глубже и глубже до тех пор, пока машина не уперлась в землю дифференциалом. Теперь нужно было подкопаться под колеса спереди, подложить прутья, чтобы могли работать цепи, и толкать сзади до тех пор, пока машина не выберется на дорогу. Мы все стояли на дороге вокруг машины. Оба сержанта подошли к машине и осмотрели колеса. Потом они повернулись и пошли по дороге, не говоря ни слова. Я пошел за ними.

- Эй, вы! - сказал я. - Наломайте-ка прутьев.

- Нам нужно идти, - сказал один.

- Ну, живо, - сказал я. - Наломайте прутьев.

- Нам нужно идти, - сказал один. Другой не говорил ничего. Они торопились уйти. Они не смотрели на меня.

- Я вам приказываю вернуться к машине и наломать прутьев, - сказал я. Первый сержант обернулся.

- Нам нужно идти. Через час вы будете отрезаны. Вы не имеете права приказывать нам. Вы нам не начальство.

- Я вам приказываю наломать прутьев, - сказал я. Они повернулись и пошли по дороге.

- Стой! - сказал я. Они продолжали идти по топкой дороге с изгородью по сторонам. - Стой, говорю! - крикнул я. Они прибавили шагу. Я расстегнул кобуру, вынул пистолет, прицелился в того, который больше разговаривал, и спустил курок. Я промахнулся, и они оба бросились бежать. Я выстрелил еще три раза, и один упал. Другой пролез сквозь изгородь и скрылся из виду. Я выстрелил в него сквозь изгородь, когда он побежал по полю. Пистолет дал осечку, и я вставил новую обойму. Я увидел, что второй сержант уже так далеко, что стрелять в него бессмысленно. Он был на другом конце поля и бежал, низко пригнув голову. Я стал заряжать пустую обойму. Подошел Бонелло.

- Дайте я его прикончу, - сказал он. Я передал ему пистолет, и он пошел туда, где поперек дороги лежал ничком сержант инженерной части. Бонелло наклонился, приставил дуло к его голове и нажал спуск. Выстрела не было.

- Надо оттянуть затвор, - сказал я. Он оттянул затвор и выстрелил дважды. Он взял сержанта за ноги и оттащил его на край дороги, так что он лежал теперь у самой изгороди. Он вернулся и отдал мне пистолет.

- Сволочь! - сказал он. Он смотрел на сержанта. - Вы видели, как я его застрелил, tenente?

- Нужно скорей наломать прутьев, - сказал я. - А что, в другого я так и не попал?

- Вероятно, нет, - сказал Аймо. - Так далеко из пистолета не попасть.

- Скотина! - сказал Пиани. Мы ломали прутья и ветки. Из машины все выгрузили. Бонелло копал перед колесами. Когда все было готово, Аймо завел мотор и включил передачу. Колеса стали буксовать, разбрасывая грязь и прутья. Бонелло и я толкали изо всех сил, пока у нас не затрещали суставы. Машина не двигалась с места.

- Раскачайте ее, Барто, - сказал я.

Он дал задний ход, потом снова передний. Колеса только глубже зарывались. Потом машина опять уперлась дифференциалом, и колеса свободно вертелись в вырытых ими ямах. Я выпрямился.

- Попробуем веревкой, - сказал я.

- Я думаю, ничего не выйдет, tenente. Здесь не встать на одной линии.

- Нужно попробовать, - сказал я. - Иначе ее не вытащишь.

Машины Пиани и Бонелло могли встать на одной линии только по длине узкой дороги. Мы привязали одну машину к другой и стали тянуть. Колеса только вертелись на месте в колее.

- Ничего не получается, - закричал я. - Бросьте. Пиани и Бонелло вышли из своих машин и вернулись к нам. Аймо вылез. Девушки сидели на камне, ярдах в двадцати от нас.

- Что вы скажете, tenente? - спросил Бонелло.

- Попробуем еще раз с прутьями, - сказал я. Я смотрел на дорогу. Вина была моя. Я завел их сюда. Солнце почти совсем вышло из-за туч, и тело сержанта лежало у изгороди.

- Подстелим его френч и плащ, - сказал я. Бонелло пошел за ними. Я ломал прутья, а Пиани и Аймо копали впереди и между колес. Я надрезал плащ, потом разорвал его надвое и разложил в грязи под колесами, потом навалил прутьев. Мы приготовились, и Аймо взобрался на сиденье и включил мотор. Колеса буксовали, мы толкали изо всех сил. Но все было напрасно.

- Ну его к ...! - сказал я. - Есть тут у вас что-нибудь нужное, Барто? Аймо влез в машину к Бонелло, захватив с собой сыр, две бутылки вина и плащ. Бонелло, сидя за рулем, осматривал карманы френча сержанта.

- Выбросьте-ка этот френч, - сказал я. - А что будет с выводком Барто?

- Пусть садятся в кузов, - сказал Пиани. - Вряд ли мы далеко уедем.

Я отворил заднюю дверцу машины.

- Ну, - сказал я. - Садитесь.

Обе девушки влезли внутрь и уселись в уголке. Они как будто и не слыхали выстрелов. Я оглянулся назад. Сержант лежал на дороге в грязной фуфайке с длинными рукавами. Я сел рядом с Пиани, и мы тронулись. Мы хотели проехать через поле. Когда машины свернули на поле, я слез и пошел вперед. Если б нам удалось проехать через поле, мы бы выехали на дорогу. Нам не удалось проехать. Земля была слишком рыхлая и топкая. Когда машины застряли окончательно и безнадежно, наполовину уйдя колесами в грязь, мы бросили их среди поля и пошли к Удине пешком.

Когда мы вышли на дорогу, которая вела назад, к главному шоссе, я указал на нее девушкам.

- Идите туда, - сказал я. - Там люди.

Они смотрели на меня. Я вынул бумажник и дал каждой по десять лир.

- Идите туда, - сказал я, указывая пальцем. - Там друзья! Родные!

Они не поняли, но крепко зажали в руке деньги и пошли по дороге. Они оглядывались, словно боясь, что я отниму у них деньги. Я смотрел, как они шли по дороге, плотно закутавшись в шали, боязливо оглядываясь на нас. Все три шофера смеялись.

- Сколько вы дадите мне, если я пойду в ту сторону, tenente? - спросил Бонелло.

- Если уж они попадутся, так пусть лучше в толпе, чем одни, - сказал я.

- Дайте мне две сотни лир, и я пойду назад, прямо в Австрию, - сказал Бонелло.

- Там их у тебя отберут, - сказал Пиани.

- Может быть, война кончится, - сказал Аймо.

Мы шли по дороге так быстро, как только могли. Солнце пробивалось сквозь тучи. Вдоль дороги росли тутовые деревья. Из-за деревьев мне видны были наши машины, точно два больших мебельных фургона, торчавшие среди поля. Пиани тоже оглянулся.

- Придется построить дорогу, чтоб вытащить их оттуда, - сказал он.

- Эх, черт, были бы у нас велосипеды! - сказал Бонелло.

- В Америке ездят на велосипедах? - спросил Аймо.

- Прежде ездили.

- Хорошая вещь, - сказал Аймо. - Прекрасная вещь велосипед.

- Эх, черт, были бы у нас велосипеды! - сказал Еонелло. - Я плохой ходок.

- Что это, стреляют? - спросил я. Мне показалось, что я слышу выстрелы где-то вдалеке.

- Не знаю, - сказал Аймо. Он прислушался.

- Кажется, да, - сказал я.

- Раньше всего мы увидим кавалерию, - сказал Пиани.

- По-моему, у них нет кавалерии.

- Тем лучше, черт возьми, - сказал Бонелло. - Я вовсе не желаю, чтобы какая-нибудь кавалерийская сволочь проткнула меня пикой.

- Ловко вы того сержанта прихлопнули, tenente, - сказал Пиани. Мы шли очень быстро.

- Я его застрелил, - сказал Бонелло. - Я за эту войну еще никого не застрелил, и я всю жизнь мечтал застрелить сержанта.

- Застрелил курицу на насесте, - сказал Пиани. - Не очень-то быстро он летел, когда ты в него стрелял.

- Все равно. Я теперь всегда буду помнить об этом. Я убил эту сволочь, сержанта.

- А что ты скажешь на исповеди? - спросил Аймо.

- Скажу так: благословите меня, отец мой, я убил сержанта.

Все трое засмеялись.

- Он анархист, - сказал Пиани. - Он не ходит в церковь.

- Пиани тоже анархист, - сказал Бонелло.

- Вы действительно анархисты? - спросил я.

- Нет, tenente. Мы социалисты. Мы все из Имолы.

- Вы там никогда не бывали?

- Нет.

- Эх, черт! Славное это местечко, tenente. Приезжайте туда к нам после войны, там есть что посмотреть.

- И там все социалисты?

- Все до единого.

- Это хороший город?

- Еще бы. Вы такого и не видели.

- Как вы стали социалистами?

- Мы все социалисты. Там все до единого - социалисты. Мы всегда были социалистами.

- Приезжайте, tenente. Мы из вас тоже социалиста сделаем.

Впереди дорога сворачивала влево и взбиралась на невысокий холм мимо фруктового сада, обнесенного каменной стеной. Когда дорога пошла в гору, они перестали разговаривать. Мы шли все четверо в ряд, стараясь не замедлять шага.

 

Глава тридцатая

Позднее мы вышли на дорогу, которая вела к реке. Длинная вереница брошенных грузовиков и повозок тянулась по дороге до самого моста. Никого не было видно. Вода в реке стояла высоко, и мост был взорван посередине; каменный свод провалился в реку, и бурая вода текла над ним. Мы пошли по берегу, выискивая место для переправы. Я знал, что немного дальше есть железнодорожный мост, и я думал, что, может быть, нам удастся переправиться там. Тропинка была мокрая и грязная. Людей не было видно, только брошенное имущество и машины. На самом берегу не было никого и ничего, кроме мокрого кустарника и грязной земли. Мы шли вдоль берега и наконец увидели железнодорожный мост.

- Какой красивый мост! - сказал Аймо. Это был длинный железный мост через реку, которая обычно высыхала до дна.

- Давайте скорее переходить на ту сторону, пока его не взорвали, сказал я.

- Некому взрывать, - сказал Пиани. - Все ушли.

- Он, вероятно, минирован, - сказал Бонелло. - Идите вы первый, tenente.

- Каков анархист, а? - сказал Аймо. - Пусть он сам идет первый.

- Я пойду, - сказал я. - Вряд ли он так минирован, чтобы взорваться от шагов одного человека.

- Видишь, - сказал Пиани. - Вот что значит умный человек. Не то что ты, анархист.

- Был бы я умный, так не был бы здесь, - сказал Бонелло.

- А ведь неплохо сказано, tenente, - сказал Аймо.

- Неплохо, - сказал я. Мы были уже у самого моста. Небо опять заволокло тучами, и накрапывал дождь. Мост казался очень длинным и прочным. Мы вскарабкались на железнодорожную насыпь.

- Давайте по одному, - сказал я и вступил на мост. Я оглядывал шпалы и рельсы, ища проволочных силков или признаков мины, но ничего не мог заметить. Внизу, в просветах между шпалами, видна была река, грязная и быстрая. Впереди, за мокрыми полями, можно было разглядеть под дождем Удине. Перейдя мост, я огляделся. Чуть выше по течению на реке был еще мост. Пока я стоял и смотрел, по этому мосту проехала желтая, забрызганная грязью легковая машина. Парапет был высокий, и кузов машины, как только она въехала на мост, скрылся из виду. Но я видел головы шофера, человека, который сидел рядом с ним, и еще двоих на заднем сиденье. Все четверо были в немецких касках. Машина достигла берега и скрылась из виду за деревьями и транспортом, брошенным на дороге. Я оглянулся на Аймо, который в это время переходил, и сделал ему и остальным знак двигаться быстрее. Я спустился вниз и присел под железнодорожной насыпью. Аймо спустился вслед sa мной.

- Вы видели машину? - спросил я.

- Нет. Мы смотрели на вас.

- Немецкая штабная машина проехала по верхнему мосту.

- Штабная машина?

- Да.

- Пресвятая дева!

Подошли остальные, и мы все присели в грязи под насыпью, глядя поверх нее на ряды деревьев, канаву и дорогу.

- Вы думаете, мы отрезаны, tenente?

- Не знаю. Я знаю только, что немецкая штабная машина поехала по этой дороге.

- Вы вполне здоровы, tenente? У вас не кружится голова?

- Не острите, Бонелло.

- А не выпить ли нам? - спросил Пиани. - Если уж мы отрезаны, так хотя бы выпьем. - Он отцепил свою фляжку от пояса и отвинтил пробку.

- Смотрите! Смотрите! - сказал Аймо, указывая на дорогу. Над каменным парапетом моста двигались немецкие каски. Они были наклонены вперед и подвигались плавно, с почти сверхъестественной быстротой. Когда они достигли берега, мы увидели тех, на ком они были надеты. Это была велосипедная рота. Я хорошо разглядел двух передовых. У них были здоровые, обветренные лица. Их каски низко спускались на лоб и закрывали часть щек. Карабины были пристегнуты к раме велосипеда. Ручные гранаты ручкой вниз висели у них на поясе. Их каски и серые мундиры были мокры, и они ехали неторопливо, глядя вперед и по сторонам. Впереди ехало двое, потом четверо в ряд, потом двое, потом сразу десять или двенадцать, потом снова десять, потом один, отдельно. Они не разговаривали, но мы бы их и не услышали из-за шума реки. Они скрылись из виду на дороге.

- Пресвятая дева! - сказал Аймо.

- Это немцы, - сказал Пиани. - Это не австрийцы.

- Почему здесь некому остановить их? - сказал я. - Почему этот мост не взорван? Почему вдоль насыпи нет пулеметов?

- Это вы нам скажите, tenente, - сказал Бонелло.

Я был вне себя от злости.

- С ума все посходили. Там, внизу, взрывают маленький мостик. Здесь, на самом шоссе, мост оставляют. Куда все девались? Что ж, так их и не попытаются остановить?

- Это вы нам скажите, tenente, - повторил Бонелло.

Я замолчал. Меня это не касалось; мое дело было добраться до Порденоне с тремя санитарными машинами. Мне это не удалось. Теперь мое дело просто добраться до Порденоне. Но я, видно, не доберусь даже до Удине. Ну и черт с ним! Главное, это сохранить спокойствие и не угодить под пулю или в плен.

- Вы, кажется, открывали фляжку? - спросил я Пиани. Он протянул мне ее. Я отпил порядочный глоток. - Можно идти, - сказал я. - Спешить, впрочем, некуда. Хотите поесть?

- Тут не место останавливаться, - сказал Бонелло.

- Хорошо. Идем.

- Будем держаться здесь, под прикрытием?

- Лучше идти по верху. Они могут пройти и этим мостом. Гораздо хуже будет, если они очутятся у нас над головой, прежде чем мы их увидим.

Мы пошли по железнодорожному полотну. По обе стороны от нас тянулась мокрая равнина. Впереди за равниной был холм, и за ним Удине. Крыши расступались вокруг крепости на холме. Видна была колокольня и башенные часы. В полях было много тутовых деревьев. В одном месте впереди путь был разобран. Шпалы тоже были вырыты и сброшены под насыпь.

- Вниз, вниз! - сказал Аймо.

Мы бросились вниз, под насыпь. Новый отряд велосипедистов проезжал по дороге. Я выглянул из-за края насыпи и увидел, что они проехали мимо.

- Они нас видели и не остановились, - сказал Аймо.

- Перебьют нас здесь, tenente, - сказал Аймо.

- Мы им не нужны, - сказал я. - Они гонятся за кем-то другим. Для нас опаснее, если они наткнутся на нас неожиданно.

- Я бы охотнее шел здесь, под прикрытием, - сказал Бонелло.

- Идите. Мы пойдем по полотну.

- Вы думаете, нам удастся пройти? - спросил Аймо.

- Конечно. Их еще не так много. Мы пройдем, когда стемнеет.

- Что эта штабная машина тут делала?

- Черт ее знает, - сказал я. Мы шли по полотну. Бонелло устал шагать по грязи и присоединился к нам. Линия отклонилась теперь к югу, в сторону от шоссе, и мы не видели, что делается на дороге. Мостик через канал оказался взорванным, но мы перебрались по остаткам свай. Впереди слышны были выстрелы.

За каналом мы опять вышли на линию. Она вела к городу прямиком, среди полей. Впереди виднелась другая линия. На севере проходило шоссе, на котором мы видели велосипедистов; к югу ответвлялась неширокая дорога, густо обсаженная деревьями. Я решил, что нам лучше всего повернуть к югу и, обогнув таким образом город, идти проселком на Кампоформио и Тальяментское шоссе. Мы могли оставить главный путь отступления в стороне, выбирая боковые дороги. Мне помнилось, что через равнину ведет много проселочных дорог. Я стал спускаться с насыпи.

- Идем, - сказал я. Я решил выбраться на проселок и с южной стороны обогнуть город. Мы все спускались с насыпи. Навстречу нам с проселочной дороги грянул выстрел. Пуля врезалась в грязь насыпи.

- Назад! - крикнул я. Я побежал по откосу вверх, скользя в грязи. Шоферы были теперь впереди меня. Я взобрался на насыпь так быстро, как только мог. Из густого кустарника еще два раза выстрелили, и Аймо, переходивший через рельсы, зашатался, споткнулся и упал ничком. Мы стащили его на другую сторону и перевернули на спину. - Нужно, чтобы голова была выше ног, - сказал я. Пиани передвинул его. Он лежал в грязи на откосе, ногами вниз, и дыхание вырывалось у него вместе с кровью. Мы трое на корточках сидели вокруг него под дождем. Пуля попала ему в затылок, прошла кверху и вышла под правым глазом. Он умер, пока я пытался затампонировать оба отверстия. Пиани опустил его голову на землю, отер ему лицо куском марли из полевого пакета, потом оставил его.

- Сволочи! - сказал он.

- Это не немцы, - сказал я. - Немцев здесь не может быть.

- Итальянцы, - сказал Пиани таким тоном, точно это было ругательство. Italiani. Бонелло ничего не говорил. Он сидел возле Аймо, не глядя на него. Пиани подобрал кепи Аймо, откатившееся под насыпь, и прикрыл ему лицо. Он достал свою фляжку.

- Хочешь выпить? - Пиани протянул фляжку Бонелло.

- Нет, - сказал Бонелло. Он повернулся ко мне. - Это с каждым из нас могло случиться на полотне.

- Нет, - сказал я. - Это потому, что мы хотели пройти полем.

Бонелло покачал головой. - Аймо убит, - сказал он. - Кто следующий, tenente? Куда мы теперь пойдем?

- Это итальянцы стреляли, - сказал я. - Это не немцы.

- Будь здесь немцы, они бы, наверно, нас всех перестреляли, - сказал Бонелло.

- Итальянцы для нас опаснее немцев, - сказал я. - Арьергард всего боится. Немцы хоть знают, чего хотят.

- Это вы правильно рассудили, tenente, - сказал Бонелло.

- Куда мы теперь пойдем? - спросил Пиани.

- Лучше всего переждать где-нибудь до темноты. Если нам удастся пробраться на юг, все будет хорошо.

- Им придется перебить нас всех в доказательство, что они не зря убили одного, - сказал Бонелло. - Я не хочу рисковать.

назад<<< 1 . . . 15 . . . 24 >>>далее