Она взглянула на меня грустным и умоляющим взором, потом подняла руку и сделала мне знак, чтобы я подошел к ней. Я повиновался. Двигаясь бессознательно, привлекаемый все ближе и ближе неодолимой силой, я поднялся на ступени, которые вели в павильон. Я остановился в нескольких шагах от нее. Она шагнула ко мне и слегка прикоснулась рукой к моей груди. Ее прикосновение наполнило меня странно смешанным ощущением восторга и страха. Спустя немного она заговорила тихим, мелодичным голосом, который сливался в моих ушах с отдаленным журчанием водопада, пока наконец оба звука не слились в один. Я слышал в журчании потока ясно произнесенные ее голосом слова: "Вспомни меня. Приди ко мне! " Она отняла руку от моей груди, мгновенный мрак, словно мимолетная тень, затмил в комнате яркий дневной свет. Я искал ее глазами, когда прояснело опять. Ее уже не было.

Ко мне вернулось сознание действительности.

Я увидел тени снаружи, которые стали длиннее и говорили, что вечер близок. Я увидел приближающийся экипаж, который ехал за нами. Я почувствовал руку матери на моем плече и встревоженный голос ее, когда она говорила со мной. Я был в состоянии ответить ей знаком, прося не беспокоиться обо мне, но более того я сделать не мог. Одно желание поглощало все мое существо, и дух, и тело — желание взглянуть на альбом. Так же, несомненно, как я видел женщину, так же, несомненно, я видел, что она писала в моем альбоме моим карандашом.

Я подошел к столу, на котором лежал раскрытый альбом. Я взглянул на пустое место внизу страницы под линиями первого плана на моем недоконченном рисунке. Матушка последовала за мной и также посмотрела на эту страницу.

Письмо было тут! Женщина скрылась, но слова, написанные ею, остались, видные для глаз моей матери, как и для моих глаз, читаемые глазами моей матери так точно, как и моими!

Вот слова, которые мы увидели начерченными в двух строках точь-в-точь, как я списываю их здесь:

Когда полный месяц взойдет над источником Святого Антония.

 

Глава IX

ЕСТЕСТВЕННОЕ И СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОЕ

 

Я указал рукой на слова, написанные в альбоме, и взглянул на матушку. Я не ошибся. Она видела их, как видел я. Но она не допускала, чтобы случилось что-нибудь, способное встревожить ее, — лицо ее говорило мне это ясно.

— Кто-то сыграл с тобой шутку, Джордж, — сказала она.

Я не возражал. Это было бы лишнее. Бедная матушка, очевидно, не больше меня удовлетворилась своим собственным объяснением. Экипаж стоял у двери. Мы отправились молча в обратный путь.

Альбом лежал раскрытый на моих коленях. Я не отводил от него глаз, я припоминал минуту, когда видение манило меня в беседку и заговорило. Из сопоставления сказанных слов с написанным получался вывод до того очевидный, что не могло быть ошибки. Женщина, которую я спас из реки, опять нуждалась в моей помощи.

И эта самая женщина, только оправившись от случившегося, не задумалась воспользоваться первым же случаем оставить дом, где нам обоим оказали помощь, — не найдя времени сказать слово благодарности тому, кто спас ее от смерти! И прошло только четыре дня после того, как она рассталась со мной (по всему видимому), чтобы не видеться никогда больше. Теперь же ее призрачное видение предстало перед мной, как будто я верный, испытанный друг, оно приказывало мне не забывать ее и спешить к ней, оно даже исключило возможность, чтобы память изменила мне, написав слова, которыми призывала к себе: «Когда полный месяц взойдет над источником Святого Антония».

Что случилось за этот промежуток времени? Что означал ее сверхъестественный способ сообщаться со мной?

Как мне теперь поступить?

Матушка вывела меня из задумчивости. Она вдруг протянула руку и захлопнула лежавший у меня на коленях раскрытый альбом, как будто вид написанных там слов был для нее невыносим.

— Отчего ты не говоришь со мной, Джордж? — вскричала она. — Отчего ты не высказываешь мне своих мыслей?

— Я совсем теряюсь, — возразил я. — Ничего не могу ни предположить, ни объяснить. Все мои мысли теперь сосредоточены на вопросе, что мне делать. Относительно него, кажется, я пришел к заключению.

Я указал на альбом и прибавил:

— Что бы ни вышло из этого, а я намерен повиноваться приглашению.

Моя мать взглянула на меня, как будто не поверила собственным ушам.

— Он говорит, точно это действительно существо? — воскликнула она. — Джордж! Разве ты уверен, что в самом деле видел кого-нибудь в беседке? Она была пуста. Положительно говорю тебе, что когда ты указывал на нее, там не было ни души. Ты все думал об этой женщине и додумался до того, что вообразил, будто видишь ее.

Я опять раскрыл альбом.

— Мне представилось, что она писала на этом листке, — ответил я. — Взгляните сюда.., разве я ошибся?

Матушка отказалась смотреть. Хотя она упорно настаивала на своем мнении с разумной точки зрения, написанные слова все-таки нагоняли на нее страх.

— Еще недели не прошло, — продолжала она, — как я видела тебя в постели, между жизнью и смертью. Где ж тебе ехать на свидание при твоем состоянии здоровья? И еще свидание с призраком собственного воображения, который является и потом исчезает, оставляя за собой вещественные письмена! Это смешно, Джордж, удивляюсь, как ты сам не хохочешь над собой.

Она попыталась показать мне пример, но слезы выступили у бедняжки на глазах, когда она тщетно силилась засмеяться. Я уже начинал жалеть, что поделился с ней своими мыслями.

Не принимайте этого так серьезно, матушка, — возразил я. — Быть может, я не отыщу и указанного места. В жизни не слыхивал про источник Святого Антония, я понятия не имею, где он находится. Положим, я найду его, положим, путь к нему окажется удобен, — не пожелаете ли вы поехать со мной?

— Сохрани меня Бог! — горячо возразила матушка. — Я не хочу иметь ничего общего с этим. Ты заблуждаешься, ты в состоянии ненормальном — я поговорю с доктором.

— Сделайте это, дорогая моя! Мистер Мек-Глю человек умный. Мы пойдем мимо него, пригласим его обедать. А теперь оставим этот разговор, пока не увидимся с доктором.

Я говорил шутливо, но вполне вознамерился исполнить то, что сказал. Я был очень расстроен, нервы мои потрясены до того, что меня пугал малейший шум на дороге. Мнение такого человека, как Мек-Глю, который на все земное смотрел с одной и той же неизменно практической точки зрения, действительно могло принести мне пользу как нравственное лекарство.

 

* * *

 

Мы выждали той минуты, когда десерт стоял на столе и слуги вышли из столовой. Тогда я рассказал доктору то, что уже изложено мной выше, и сделав это, я раскрыл альбом, чтобы он сам прочел написанное.

Не ошибся ли я страницей?

Я вскочил со стула и ближе поднес альбом к свету лампы, висевшей над обеденным столом. Нет, страница та самая. Вот и мой недоконченный эскиз водопада… Где же две строчки, которые были написаны внизу?

Они исчезли!

Я напрягал зрение, всматривался и всматривался. Одна белая бумага отражалась в моем взоре.

Я положил раскрытый альбом перед матушкой.

— Вы видели написанное так же, как я, — сказал я ей. — Не обманывает ли меня зрение? Взгляните на этот листок.

Матушка откинулась на спинку кресла с восклицанием ужаса.

— Исчезло? — спросил я.

— Исчезло!

Я повернулся к доктору. Признаться, он удивил меня до крайности. На его лице даже не мелькнуло улыбки недоверия, ни одной шутки не сорвалось с его губ. Он внимательно слушал меня все время и теперь ждал дальнейшего рассказа.

— Даю вам честное слово, — сказал я, — что видел, как призрак писал моим карандашом внизу этой страницы. Уверяю вас, что я взял альбом в руки и увидел написанные слова: «Когда полный месяц взойдет над источником Святого Антония». Прошло не более трех часов, и вот, поглядите сами, не остается ни малейшего следа того, что было написано.

— Не остается ни малейшего следа чего-либо написанного, — спокойно подтвердил Мек-Глю.

— Если вы мало-мальски сомневаетесь в том, что я вам говорю, — продолжал я, — спросите матушку, она засвидетельствует, что также видела написанное.

— Я не сомневаюсь, что вы оба видели написанное, — ответил Мек-Глю с хладнокровием, которое меня поражало.

— Можете вы объяснить это? — спросил я.

— Стараюсь объяснить себе, — сказал непроницаемый доктор, — и думаю, что некоторые лица удовлетворятся моим объяснением. Например, я сперва могу изложить так называемый рациональный взгляд на факты. Я могу сказать, что вы, как мне достоверно известно, теперь находитесь в состоянии сильного нервного потрясения, поэтому когда видели призрак (по вашему выражению), то видели просто собственное — сильное впечатление, произведенное отсутствующей женщиной, которая (как опасаюсь) задела в вас какую-нибудь слабую струну или чувствительную сторону характера. Я не имею в виду оскорблять вас, мистер Джермень…

— Я вовсе не обижаюсь, доктор. Но, простите меня за откровенность, ваше рациональное объяснение напрасный труд относительно меня.

— Охотно прощаю, — ответил Мек-Глю. — Тем охотнее, что вполне разделяю ваше мнение. Я сам не придаю никакой веры этому рациональному объяснению.

Это было по меньшей мере удивительно.

— Что же вы думаете? — спросил я.

Мистер Мек-Глю, однако, не позволил мне торопить его.

— Постойте, — сказал он. — Теперь надо испробовать нерациональное объяснение. Быть может, оно скорее подойдет к вашему настоящему настроению, чем другое. Теперь мы скажем, что вы действительно видели дух (или двойник) живого существа. Очень хорошо. Если вы способны представить себе появление бестелесного духа в земном одеянии, положим, шелковом или шерстяном, как случится, небольшого усилия будет стоить, чтобы предположить, что этот дух может держать в руках земной карандаш и писать земными словами в земном альбоме для рисунков. Когда призрак исчезает (что было с вашим призраком), то логика сверхъестественного, по-видимому, требует, чтобы его письмо последовало этому примеру и также исчезло. А причина такого исчезновения (если вам нужна причина) может заключаться или в том, что привидение не желает посвящать в свои тайны человека постороннего, как я, например, или в том, что исчезать свойственно призракам и всему связанному с ними, или, наконец, в том, что привидение передумало за эти три часа (меня нисколько это не удивило бы в призраке женщины) и не желает больше видеться с вами, «когда взойдет полный месяц над источником Святого Антония». Вот вам нерациональное объяснение. О себе я должен сказать, что не ставлю ни во что и это объяснение.

Заметное равнодушие доктора к обеим сторонам вопроса начинало раздражать меня.

— Попросту сказать, доктор, — заметил я, — вы не считали этого обстоятельства стоящим серьезного исследования.

— Я не думаю, чтобы серьезное исследование можно было применить к нему, — возразил доктор. — Допустив это, вы будете правы. Осмотритесь вокруг. Вот мы сидим здесь трое за уютным столом, живые и бодрые. Если бы (чего Боже сохрани!) добрая мистрис Джермень или вы сами вдруг упали мертвыми, я, хотя и доктор, не больше мог бы объяснить, какого рода основное начало жизни и движения внезапно погасло в вас, чем собака, которая лежит там на ковре у камина. Когда я спокойно пребываю в невежестве относительно этой непроницаемой тайны, представляющейся мне день за днем каждый раз, когда я присутствую при появлении на свет живого существа или при отходе его из этого мира, почему бы мне не оставаться спокойным относительно вашей дамы в беседке и не сказать, что она свыше моего понимания, и баста!

Тут матушка вмешалась в разговор.

— Ах, доктор! — сказала она. — Если бы вы только могли убедить моего сына взглянуть на этот вопрос так же рассудительно, как вы, я была бы очень счастлива. Представьте себе, от твердо вознамерился (если отыщет это место) ехать к источнику Святого Антония.

Даже это сообщение нисколько, не удивило доктора Мек-Глю.

— Вот что. Он намерен явиться на свидание, назначенное ему привидением? Да, да я могу оказать ему услугу, если он останется при своем намерении. Я расскажу ему про другого человека, который также послушался указания, написанного призраком, расскажу и то, что вышло из этого.

Такое заявление могло поразить. Неужели он говорил не шутя?

— Вы говорите искренно или шутите? — спросил я его.

— Я никогда не шучу, сударь, — возразил Мек-Глю. — Ни один больной не будет иметь веры в доктора, способного шутить. Укажите-ка мне хорошего доктора, которого самые близкие друзья когда-либо видели в шутливом расположении духа (на практике). Вы, пожалуй, дивились моему хладнокровию, когда рассказывали мне вашу странную историю. Однако это естественно, сэр. Не вы первый рассказываете мне историю о призраке и карандаше.

— Разве вы хотите сказать, что слышали о другом, кто видел то же, что видел я?

— Именно это и хочу сказать, — возразил доктор. — Тот человек был шотландец, дальний родственник моей покойной жены. Он носил благородное имя Брюс и вел образ жизни моряка. Позвольте, я сперва выпью рюмку хереса, чтобы промочить горло, как говорится в простонародье. Итак, доложу вам, Брюс был подшкипер на трехмачтовом корабле, шедшем из Ливерпуля в Новый Брауншвейг. Однажды они со шкипером, в полдень, определив по солнцу точку, где находилось судно, усердно выводили на своих досках вычисления долготы и широты. Сидя у себя в каюте, Брюс случайно взглянул в отворенную дверь каюты шкипера, которая была напротив.

— Как выходит у вас, сэр? — спросил Брюс. — Человек, сидевший в каюте шкипера, поднял голову. И что же увидел Брюс? Лицо шкипера? Черта с два, — лицо совершенно ему незнакомое! Мой Брюс соскочил со стула, а сердце у него так и колотится, летит он отыскивать шкипера на верхней палубе. Шкипер оказался там, ни дать ни взять, как и прежде всегда бывал, когда после вычислений отбрасывал на тот день заботу о долготе и широте.

— Кто-то сидит у вашей конторки, сэр, — говорит ему Брюс. — Он пишет на вашей доске, и мне совсем незнаком.

— Незнакомец в моей каюте? — спрашивает шкипер. — Помилуйте, Брюс, мы вышли из гавани шесть недель назад. Как он мог попасть на корабль? — Брюс не в состоянии объяснить этого, но упорно стоит на своем. Шкипер бежит вниз, как вихрь врывается в свою каюту и не находит там никого. Сам Брюс должен был сознаться, что каюта несомненно пуста.

— Если бы я не знал, что вы не пьете, — говорит капитан, — то подумал бы, что вы пьяны. Теперь я обвиню вас только в том, что вы вздремнули. Не повторяйте этого, Брюс. — Брюс настаивает на своем, он клянется, что видел человека, который писал на аспидной доске шкипера. Тот берет доску и смотрит на нее.

— Господи помилуй и спаси нас! — восклицает он, — тут действительно написано. — Брюс в свою очередь смотрит на доску и видит так ясно, как только можно видеть, написанные слова: «Правь на сев-воет». И больше ничего. Ах! Мистер Джермень, пересыхает в горле, когда рассказываешь. С вашего позволения, я выпью еще капельку хереса. Вот это хорошо! (Славное старое вино, посмотрите, как маслянистые капли стекают по краям рюмки на дно). Надо вам заметить, что направить курс корабля к северо-востоку значило уклониться от пути. Ну-с, капитан решил, долго не думая, так как не находил на корабле разгадки тайны и погода стояла хорошая, переменить курс, пока еще не стемнело, и посмотреть, что из этого выйдет. Вышла ледяная глыба, которая показалась часу в четвертом, к ней примерз врезавшийся в нее разбитый корабль, пассажиры и экипаж почти до смерти были измучены и окоченели от стужи. Это удивительно, скажете вы, но далее становится еще удивительнее. Подшкипер помогал одному из спасенных пассажиров подняться на борт корабля. Как бы вы думали, кто это был? Тот самый человек, которого призрачное явление представило Брюсу в каюте шкипера пишущим на его доске! Более того, если ваша способность изумляться еще не истощилась вконец, пассажир узнал корабль как то самое судно, которое ему приснилось в полдень. Он даже говорил о нем кому-то из офицеров на разбитом корабле, когда проснулся.

— Нас спасут сегодня, — сказал он и в точности описал вооружение трехмачтового судна задолго до того, когда оно показалось. Теперь вы знаете, мистер Джермень, как дальний родственник моей жены, пошел по зову привидения и что вышло из этого <Рассказ доктора не вымысел. Он описан со всеми подробностями и подкреплен именами и числами в занимательном произведении Роберта Деля Овена «Шаги на границе иного мира». Автор рад представившемуся случаю выразить мистеру Овену признательность за его замечательную книгу.>.

Закончив этими словами свой рассказ, доктор выпил еще рюмку хереса. Однако я не удовлетворился, я хотел знать больше.

— А написанное на доске, — спросил я, — осталось оно или исчезло подобно словам в моем альбоме?

Ответ доктора Мек-Глю обманул мое ожидание. Он никогда не интересовался и никогда не слышал, сохранилось ли написанное на доске, или нет. Он сказал мне все, что ему известно, прибавил он только одно еще нечто в виде замечания с поучительным наставлением:

— Между вашей историей, мистер Джермень, и Брюсовой сходство удивительное. Главное различие, насколько я могу судить, состоит в следующем. Там указание призрака спасло всех людей, находившихся на корабле. Признаться, я сомневаюсь, послужит ли приглашение дамы к вашему спасению.

Я молча обдумывал странный рассказ, который только что слышал. Другой видел то же, что я, сделал то же, что я был намерен сделать! Матушка приметила с большим неудовольствием, какое сильное впечатление произвел на меня мистер Мек-Глю.

— Я жалею, доктор, что вы не оставили вашей истории при себе, — сказала она резко.

— Позвольте узнать, почему, сударыня?

— Вы утвердили моего сына в намерении ехать к источнику Святого Антония.

Мек-Глю хладнокровно заглянул в свой карманный календарь, прежде чем ответил.

— Полнолуние наступает с девятого числа, — сказал он. — Таким образом, мистер Джермень отдохнет несколько дней до отъезда. Если он отправится в своем собственном покойном экипаже, то, каково бы ни было мое мнение о его поездке в нравственном отношении, как врач, я нахожу, что она не причинит ему вреда.

— Знаете вы, где источник Святого Антония? — вмешался я.

— Это знает каждый, кто мало-мальски знаком с Эдинбургом.

— Стало быть, он в Эдинбурге?

— На самой окраине города.., так сказать, смотрит на него с высоты. Пройдите всю старую Канонгетскую улицу до конца. Поверните направо и ступайте мимо знаменитого Холирудского дворца, через парк и аллею поднимитесь к развалинам часовни Святого Антония, на склоне горы, и тут он как раз. За часовней громадный камень, у его подножия бьет источник Святого Антония. Вид красив при лунном свете, и я слышал, что там уже не водятся мошенники, как в былое время.

Матушка, очевидно, все больше и больше недовольная, встала, чтобы пройти в гостиную.

— Признаться, я не ожидала этого от вас, — сказала она доктору. — Никогда бы я не поверила, что вы способны поддерживать моего сына в его сумасбродстве.

— Прошу извинения, сударыня, ваш сын не нуждается ни в какой поддержке, я вижу ясно, что его решение принято. Какая в том польза, если я буду стараться отговорить его от задуманного? Он не слушает вашего совета, любезная мистрис Джермень, могу ли я надеяться, чтобы он послушал мой?

Мек-Глю заключил свой ловкий комплимент наипочтительнейшим поклоном и распахнул перед матушкой дверь.

Когда мы с доктором остались с глазу на глаз, выпить стакан вина, я спросил его, скоро ли мне можно отправиться в Эдинбург без вреда для здоровья.

— Выделите два дня на дорогу и поезжайте, если непременно хотите, в начале будущей недели. Одно прошу вас помнить, — прибавил осторожный доктор, — я умываю руки от всяких последствий относительно дамы, которая тут замешана, хотя очень сильно хочу узнать, что из вашей поездки выйдет.

 

Глава X

ИСТОЧНИК СВЯТОГО АНТОНИЯ

 

Я стоял на скалистом возвышении против часовни Святого Антония и смотрел на великолепный вид Эдинбурга и старого Голирудского дворца, залитых светом полной луны.

Источник, как сообщил мне доктор, находился над развалинами. Я остановился перед ними на минуту, отчасти чтобы перевести дух после подъема на гору, отчасти, признаться, чтобы побороть нервное волнение, овладевшее мной в эти минуты. Женщина или призрак женщины, могло быть и то и другое, возможно, находилась в нескольких ярдах от того места, где был я.

Ни одного живого существа не показывалось у развалин. Ни одного звука не доносилось до моих ушей с какой бы ни было части пустынной горы. Я силился сосредоточить все внимание на красотах окрестностей, озаренных луной. И думать нечего! Мысли мои были далеки от предметов, на которых останавливались глаза. Их занимала женщина, виденная мною в беседке и писавшая в моем альбоме.

Я повернул в сторону, чтобы обойти вокруг часовни. Сделав несколько шагов по неровной почве, я очутился вблизи источника и большого камня, или скалы, у подножия которого вода струилась блестящей лентой при лунном сиянии.

Она была там.

Я узнал ее фигуру, когда она стояла, прислонившись к скале, скрестив руки и погруженная в задумчивость. Я узнал ее лицо, когда она быстро подняла голову, испуганная звуком моих шагов, гулких среди глубокой ночной тишины.

Она ли это, или только ее призрак? Я ждал.., глядя на нее молча.

Она заговорила. Голос ее не имел того таинственного звука, который раздавался в беседке… Это был тот же голос, который я слышал на мосту, когда мы встретились в первый раз в смутном полусвете вечерних сумерек.

— Кто вы? Что вам надо?

Слова эти едва сорвались с ее губ, как она узнала меня.

— Вы здесь! — продолжала она, сделав шаг вперед в порыве неудержимого изумления. — Что это значит?

— Вы мне назначили здесь свидание, — ответил я.

Она отступила назад и прислонилась к скале. Лучи месяца ударяли ей прямо в лицо. Она глядела на меня во все глаза, в них отражались страх и вместе изумление.

— Я не понимаю вас, — сказала она, — мы не виделись после встречи на мосту.

— Извините, я видел вас или ваш призрак, — возразил я. — Я слышал, как вы говорили. Я видел, как вы писали.

Она посмотрела на меня со странным выражением негодования и любопытства.

— Что я говорила? — спросила она. — Что я писала?

— Вы, сказали: «Помни меня! Приди ко мне». Вы написали: «Когда полный месяц взойдет над источником Святого Антония».

— Где? — вскричала она. — Где я сделала это?

— В беседке возле водопада, — ответил я. — Знакомо вам это место?

Голова ее опустилась на грудь. Тихий крик ужаса сорвался с губ. Рука, на которую она опиралась, соскользнула бессильно. Я бросился к ней в страхе, чтобы она сама не упала на камни.

Она вдруг собралась с силами.

— Не трогайте меня! — воскликнула она. — Отойдите, сэр! Вы пугаете меня!

Я старался успокоить ее.

— Отчего я пугаю вас? Ведь вы знаете, кто я. Можете ли вы сомневаться в моем участии после того, как я стал виновником спасения вашей жизни?

Ее холодность исчезла мгновенно. Она подошла ко мне без малейшего колебания и взяла меня за руку.

— Мне надо благодарить вас, — сказала она, — и я благодарю. Я не так неблагодарна, как кажусь. Я не дурная женщина, сэр.., я обезумела от горя, когда хотела утонуть. Не подозревайте меня! Не презирайте меня!

Она остановилась.., я увидел слезы на ее щеках. С внезапным презрением к себе она быстро отерла их. Ее обращение и тон вдруг изменились опять. Холодность вернулась. Она посмотрела на меня подозрительно и с вызовом в глазах.

— Знайте одно! — сказала она громко и резко. — Вам снилось, когда вы воображали, что видели меня, вы никогда не слышали меня. Разве могла я сказать человеку незнакомому такие дружеские слова? Все одна ваша фантазия.., и вы хотите напугать меня, говоря, как будто это действительно было.

Опять в ней произошла перемена, глаза ее приняли нежное и грустное выражение, которое придавало им неодолимое очарование. Она плотнее закуталась в плащ, вздрогнув, как будто почувствовала ночной холод.

— Что со мной? — прошептала она про себя, однако, я услышал. — Отчего я верю этому человеку во сне? Отчего я стыжусь моего доверия наяву?

назад<<< 1 . . . 5 . . .  18 >>>далее